Часть 2 Между небом и землёй Глава 7

Глава 7
Такрин не реагировал на нас, смотрел вдаль, словно видел что-то сквозь эту муть. За долгое время блужданий он не проронил ни слова. Я ожидал, что он вот - вот уйдёт, так как наше общество ему, похоже, стало в тягость. Он молчал, думая о своём. Мы улеглись прямо на ровную, тёплую поверхность выстеленную твёрдой формой того же тумана. Такрин остался с нами, устроившись вполне удобненько на облаке, словно в кресле, и продолжил исполнять роль немого раба-охранника, ненавидящего своих хозяев. – «Чего это с ним?»
- Вот бы подушечку, - подкладывая руку под голову, я представил мягкую белую пуховку. Моя рука опустилась на тканую поверхность. Потревожив Есению, я привстал на локте, в руке осталась лёгкая подушка, которую я вытащил из-под головы.
- Где Вы её взяли?
- Не поверишь – я просто захотел, чтобы она была.
Она забрала подушку, повертела недоверчиво и, поднимая мою голову, вернула всё (и подушку и меня) на прежнее место, а сама опять устроилась на моём плече.
- Пожелайте горбушечку хлеба, - попросила Есения и завошкалась, унимая ворчание в животе. Мне не пришлось ничего представлять, так как она сразу вскочила со сдавленным, - О-о-она ещё тёплая! - В её ладони был зажат ломоть хлеба, хранящий запах углей дровяной печки.
Страхи и усталость отошли на второй план. В наших руках волшебный туман материализовался в тарелки, стаканы, ложки, куски колбасы и сыра. Моя посуда привела Есению в восторг. Она сыпала приятностями, забирая одно изделие за другим. Я создал себе ещё одну миску, заметив при этом, что творческие способности совершенствуются, после чего лишился и её. Есения как маленький ребёнок сидела и с серьёзным видом выбирала, какие тарелки лучше. Наконец, великодушно подсунула мне первый вариант, а себе оставила посуду, украшенную позолоченной каймой и лилиями. Я удивлялся более сдержанно, но не менее глубоко: «Как я смог в точности воспроизвести по памяти тарелку из старого сервиза мамы, хранимого в серванте, как важнейшая семейная ценность?».
Угомонились мы не скоро. После создания дивана, застеленного постельным бельём в полоску, я захотел сделать телевизор. Внешне, он вышел навороченный - и только: с тонкой рамкой, пультом и внушительной диагональю экрана-картинки, которая хоть и могла меняться по моему желанию, но оставалась далека от реального телевидения.
За это время Есения смастерила простенькую постель и деревянный стол, пожаловалась на то что её вещи не получаются такими прекрасными как мои и стала заказывать мне, новую и новую домашнюю утварь. Мы разыгрались настолько, что сделали кровать и для Такрина.
Спасибо ему, что не послал подальше — нас, заботливых. Посмотрел - как послал, но хоть не озвучил.
«Как только Есения осмелеет настолько, что её можно будет оставить одну, поговорю с тобой, друг мой» - пообещал я мысленно.
В середине облака три человека собирались спать на созданных из этого же облака постелях. Мы не решились откушать придуманные блюда, но отдых был для нас просто необходим.
- Можно я буду спать на вашей замечательной кровати?
- Это диван.
- Диван? Он мне нравиться, – она уселась на пружинный матрас и заверещала от восторга, когда тот спружинил вверх-вниз.
Я развалился на перине и почти сразу отключился.
Во сне я обнимал девушку и вдыхал запах её волос. Они пахли травой и чем-то едва уловимым, последнее, что я запомнил о том сне – это сравнение её запаха с васильком, но довольно быстро понял, что я убей - не помнил, запах этого простецкого цветка.
***
- Доброго тебе чего-нибудь, - пожелал я Есении, застигнутой за рассматриванием моего заспанного лица. Вокруг нас нежное сияние - и не понять, сколько времени я проспал.
- И Вам доброго... утра?
- Тебе, а не вам, - поправил я её. Не люблю я эти «Вы» между собой, мне казалось, что подобные отношения обречены на холодность одними только «выканиями», а то, что мы вместе я больше не хотел сомневаться. - Ты когда на кровать перебралась?
- Как только Вы захрапели.
- Мы храпели? – Я развеселился, и моё веселье передалось ей.
- Ты храпел, как… как…
- Как трактор?
- Я не знаю, что такое трактор.
- Не беда, сегодня сделаю – увидишь, - пообещал я в шутку, вспоминая, то чем мы занимались накануне.
Я повернулся, сгрёб её в охапку и подтянул к себе, вспоминая аромат её волос, проникший в мой сон.
- Этот...так и сидит как памятник?
- Похоже на то, если памятник означает неподвижное туловище и невидящие глаза.
Пришлось постараться не вспоминать бюст Ленина, рискуя придавить девушку, если он вдруг возьмёт да проявиться под рукой.
Есения продолжила сравнение,
- Призрачный идол…
- Статуя в тумане, - бросил я, поднимаясь на ноги. - Какие идеи? – спросил я, включая инициативу.
- Привести в чувство Такрина?
Нас остановил его зловещий прищур.
- Попробовать на вкус, что-нибудь из еды? – скорчив забавную рожицу, Есения предложила как альтернативу другое, более безопасное занятие.
Та пища, которую мы делали вчера, исчезла. Мы сначала думали, что она похищена, пока не заметили, как бесполезный телевизор растворяется, становясь опять воздушным облаком.
- Туман вернул себе всё, что нам не понравилось, - дошло до нас. - Такрин, оживи! - Я намеревался дошутиться до его ухмылки или сарказма, намекая, что он рискует нам разонравиться и превратиться в облако. В ответ он буквально прожёг нас презрительным взглядом и отвернулся. Злой как чёрт — это про Такрина.
- Странно здесь всё, - обозначила Есения.
- Ну, если это уроженка Чуди признаёт - трудно не согласиться.
- Но спасибо, что мы здесь, а не... - она запнулась, прервав откровение. Недосказанность повисла, затем завершилась неуместным «в лесу». Что-то опять не сходилось. Она же не может предпочесть это место лесу, рядом с которым выросла. Где она боялась оказаться? Хотя, не стоило сильно заморачиваться и накручивать себя. Я вспомнил как падали вокруг нас деревья, выдранные с корнем и жуткий шепот.
- Да уж — спасибо огромное... Тот голос, что указал нам путь… Вы слышали его? Правда, мне сказали не... благодарить… - и тут я вспомнил всё: чёрную, высотой до неба пирамиду, длинный коридор, голос и женщину, прекраснейшую из всех.
- Такрин! - позвал я. Я не видел как Такрин выпил содержание пузырька, но если мы нашли Путь, значит сработало то зелье. - Это тебе из-за микстуры так хреново. Зря ты не послушал. Её мне одна грымза дала.
- Грымза?!
- Точно! Самоуверенная до отвратительности баба. Если бы я раньше вспомнил, наверное, выбросил бы пузырёк и на её голос точно бы не пошел.
Эмоции сменялись на ожившем лице мужчины одна за другой: злость, недоумение, подёргивание губ и появление блеска в глазах. Наконец-то! Такрин зашелся смехом.
- Ты её знаешь?
Такрин не торопился с ответом.
- Нет, - услышал я, когда он определился, что мне сказать. Он опять выбрал ложь.
Без смены дня и ночи мы начинали зевать с того ни с сего, а чаще наоборот, измотав тело «творениями» изнывали от бессонницы. Не редко бывали моменты, когда каждый из нас вдруг уходил в себя и столбенел на длительное время. Такрина это состояние не беспокоило, хотя он в нём находился практически постоянно. Стоял или сидел как натурщик художника. И ведь подрались бы портретисты за такую натуру. Красавчик так и не снизошел до объяснений. Что его рассмешило - слово «грымза» или что-то ещё - осталось загадкой. Главное - дуться перестал. Его надменность я бы ещё терпел, а вот смесь злости и угрюмости на лице — это уже перебор.
Есения «стряпала» еду для меня и для себя. Кушать туман казалось извращением. Я убеждал себя в его похожести на сахарную вату. Так было легче. Кроме того что-то ведь было нужно есть и мы ели картошку с маслом и пили молоко. Иногда всё казалось вкусным, если мне удавалось отвлечься от мыслей о ген-модифицированных продуктах или опасной химии.
- Не ешь! - Есения остановила мою руку, когда я открыл рот, чтобы откусить кусок пирога с печёнкой. - Я сейчас новый сделаю, - предложила она.
- В чём дело-то? - Любопытство сгубило кошку. Я всё-таки вгрызся зубами в сочный кусок.
Конфликт — более мирное сравнение того, что происходило между моими зрительным и вкусовым отделами мозга. Опыт поедания пирогов сработал наверняка: печёнка — мягкая, жирная, солёная... и на тебе пуд сладости на один вкусовой рецептор!
«Выплюнуть? Ну конечно?! Вон, слезищи заготовила и самобичевания на полчаса. Нет уж!» - В первую очередь глаза на место, пока совсем не выкатились, и жевать, как ни в чём не бывало.
- Простите, я сначала сладкий пирог загадала, а потом подумала, что с мясом что-то надо...
- Ну и хорошо, что с мясом, - успокоил и ладно, - «плохо, что с мёдом».
А девчонка уже схватила блюдо с пирогом и, придерживая за один край, сунула в облако, заменявшее стену походной кухни. Меньше минуты и чистая посудина вернулась на своё место на столе.
- Посудомоечная машина?
- Недоразуменияубирательная!
Меня заинтересовал фокус с быстрым исчезновением пирога. Я подошел со своей тарелкой и надкушенным куском,
- Чего-нибудь сказать надо?
- Я обычно прошу сделать посуду чистой, так быстрее, чем ждать, когда само исчезнет.
Край тарелки с золочёным ободком остался у меня в руке, после того, как кусок румяного теста, теряя потроха, выкатился к ногам.
- Вот правду тятенька говаривал, мыть посуду не мужское дело.
- Не-е-е, а что я не так сделал? – Осматривая уцелевший осколок, я с опаской глянул на клубящуюся субстанцию, - у тебя туман пирог забрал, у меня тарелку… а если руку оттяпает?
- Может он всё-таки не злой?
- А где мои полтарелки?
Понятие о времени полностью отсутствовало, как и планы на будущее. Мы исследовали возможности тумана, насколько позволяло воображение. В основном лепил я, а Есения сыпала вопросами, поощряя во мне всё новые идеи.
- Не выходит, - пожаловался я, сидя в автомобильном кресле. Еда, мебель для Есении, футбольный мяч и ворота для нас с Такрином получились как надо, а с техникой — никак. Внешняя оболочка — один в один и только. Машина не завелась, телефон не звонил, телевизор — не больше, чем электронная фоторамка.
Есения не воспринимала их как неудачи. Я создал музей своего мира, и для неё это было аттракционом века.
- Я поняла, что на Земле, - она переняла моё слово для обозначения Яви, - не так страшно, как я думала.
- Там вообще не страшно, - сказал я уверенно. Она сделала вид, что так и есть. Но меня не провести - визит в Явь отпечатался в её памяти, как самый отчаянный шаг. Отправиться в запретный мир, где движутся железные монстры на колёсах, подготовлена смертельная ловушка для человека, которого она даже не знала, поверить птице и выйти замуж, потому что это единственно-правильный способ избежать чего-то в далёкой перспективе. Глупо и смешно. И я бы смеялся, если не был тем, кого она выбрала в мужья.
В порыве чувств, я создал цветок и подарил ей. Мой романтический шест не укрылся от Такрина. Он ухмыльнулся, но выглядел довольным. «Вот бы знать, почему он, явно моложе меня лет на пять, ведёт себя как старший братец?
***
За экспериментами мы вымотались настолько, что готовы были спать вечно. Однако, от жёсткого сексуального голода, я проснулся, не успев повернуться во сне с боку на бок. Ещё бы! Её согнутое колено грело мой пах сильнее пламени, локоны разметались, игриво щекочут шею при каждом вздохе мягкого тела под моей рукой. Я перестал дышать, когда она пошевелилась, размещаясь на мне ещё более откровенно.
«Вот шалунья! Неужели действительно спит, почти полностью забравшись на меня?» - Искушение проверить шевельнулось змеёй, но тут же укротилось совестью, я спихнул с себя спящую девушку и отошел подальше от кровати. Не помогало.
«Как бы отвлечься?»
Мы были вдвоём. Такрин как сквозь землю провалился. Хотя о чём это я? Не трудно скрыться в тумане.
«Хрен с ним, с таинственным! Упрёк оправданный - так друзья не поступают». Видимо я один воспринимал наши пикировки как проявление дружбы. Возможно, он решил, что с нами ему скучно. Я отошёл шагов на двадцать и улёгся прямо в туман, пожелав самую удобную постель. Прошло не так много времени, когда я понял, что у меня не просто утренний стояк, а очередная непонятная хрень в жизни.
«Невозможно!» - вертясь как волчок, я не мог справиться с непроходящей эрекцией.
Есения застонала во сне.
В два прыжка я уже был рядом и, едва соображая, чудом остановился и застыл у самой кровати. Меня буквально влекло к ней в каждой мысли.
«Попадалово! Руки сами тянуться. Похотливый Козлина, блин! И как быть?... Да валить от греха подальше!»
 Бесцельно, я бродил вокруг лагеря, страшась приблизится и разбудить объект своих желаний или удалиться и потерять её в тумане. Стоило вспомнить Есению, и боль заполняла так, словно Роналдо пробивал пенальти прямо в незащищённую часть меня, где туловище соединялось с ногами. Тут ещё вспомнилось, что за всё время в этом мире, я ни разу не справил нужду. Я даже пробовал несколько раз, но позывов к подобному действию не отмечалось. Есения убежала бы за тридевять земель, если бы я заикнулся при ней о таком интимном деле. Такрина наши проблемы не интересовали вовсе. А теперь это непреодолимое желание вернутся и мысли о постели...
«Постель!» - В голове замелькали картинки восемнадцать с плюсом, затем появились другие (одна похабнее другой, вплоть до извращений с запрещённых сайтов).
«Вот же маньячило!» - ругал я себя. Хуже всего было то, что я начинал терять веру в собственный рассудок. – «Если я вернусь, я не удержусь и...» - мне стало гадко от новой серии картинок, где я сливал похоть в тело испуганной девочки.
«Я должен уйти», - сожаление наполнило мысли, сердце сжалось в груди, но нисколько не притупило низменных желаний. Я подумал, что сошел с ума, потому что я с того ни, с сего стал неадекватен.