Случай на старом мосту

 Про аномальные зоны и причины их возникновения давно идут споры в научных кругах. К единому мнению пришли только в одном, что они действительно существуют и не только в отдельных глухих таежных и горных местах, но и гораздо ближе, например, водители знают, что имеется определенные участки какой-нибудь трассы, где нет ни крутых поворотов, и никаких других настораживающих факторов опасности, но именно на данном участке случаются тяжелейшие аварии. Но гораздо больше аномальных зон в отдаленных глухих таежных и горных местах. Я хотел бы рассказать об одном из случаев, произошедших со мной в высокогорье Киргизского Тянь-Шаня где я попал в аномальную зону, и лошадь тогда спасла мне жизнь.

В той поездке на Джайляу (высокогорные летние пастбища), на высокогорье летних пастбищ нас в пути было двое: я – ветеринарный врач и колхозный ревизор Абжалбек. Выехали мы верхом на лошадях ночью, с тем расчетом, чтобы в один день перекрыть расстояние двухдневного пути до крайнего нашего стойбища овец урочища Окунь. Там по соседству за небольшим перевалом, в Ошской области располагался высокогорный курорт Сары-Челек на берегу лазурного озера в необычайно живописном месте. Кстати этот курорт сохранился и по сей день и принимает отдыхающих. Мой попутчик Абжалбек, среднего роста, худой, можно сказать костлявый, с очень смуглым, загорелым, как у африканского бедуина лицом. Он уже был аксакал, но выглядел явно моложе своих лет. Спокойный, но неуступчивый, ходил неслышно, мягко и легко, появлялся часто неожиданно, «как привидение» говорили в шутку чабаны. Всю войну Абжалбек прошел в фронтовой разведке, что и оставило в его поведении свой след. Будучи сыном табунщика он большую часть своей жизни провел в горах и знал все тропы и проходы через перевалы и ледники до самой китайской границы. Однажды Абжалбек рассказал мне: «Лет пять назад, я ездил в гости, к своему другу чабану, который жил в соседнем колхозе. И надо же так случиться, в день моего приезда у него случилась беда: к вечеру, когда он пригонял стадо овец на стойбище, опустился плотный туман и он не досчитал два десятка овец. В тот же вечер мы отправились с ним на их поиски, бродили всю ночь и к утру увидели, что забрались через границу в Китай. Там в одном из ущельев обнаружили своих овечек, они спокойно паслись, щипая траву. Мы благополучно перегнали их назад, и знаешь, что интересно, не наши пограничники, не китайские нас не заметили!
 В Таласском районе, весной, когда солнце начинало сильно припекать всех овец и лошадей отгонного животноводства перегоняли на Джайляу.
Наш колхоз проводил кочевку через Чиим-Ташский перевал, давно получивший дурную славу, как один из самых лавиноопасных и труднопроходимых.  Верховых лошадей перед кочевкой ковали на зимние с острыми шипами подковы для прохождения через Чиим-ташский ледник. Колхозных овец пасли в основном чабаны из двух местных древних аулов Кызыл-Сай и Кызыл-Чарва, а также соседних: Ус-Гуруш и Генерал. Их предки, которые не одну сотню лет кочевали через этот перевал. Чабанили еще немцы колонисты, переселившиеся сюда при царствовании Екатерины 2.  Среди них была целая династия чабанов Гомер, которые раньше жили в горных селениях Австрии. Нанятые чабаны со стороны работали до начала летней кочевки, но дальше при одной только мысли, что нужно будет идти через Чиим-Таш, уходили на другую работу или увольнялись из колхоза.
На вершине  Чиим-Таша за зимнее время скапливалось на леднике много снега и он громадной шапкой нависал над прогоном. Невозможно было предугадать, когда сойдет лавина: она могла оторваться в любой момент, а случалось задерживалась на все лето. Люди не рисковали и обычно ждали сход лавины, но один раз, при мне, лавина не сходила долго, включая май месяц. Началась изнурительная жара, и истощенные за зиму животные, совсем ослабли. Тогда я уже всерьез обеспокоился как бы не начался падеж. И вот, в один из солнечных дней, я увидел трех почтенного возраста аксакалов, подъехавших к перевалу. Они долго осматривали вершину ледника переговариваясь между собой, и наконец нам заявили: «Можно кочевать! Снег держится крепко, и обвала в настоящее время не будет! Лавина сойдет в конце лета!»
Я в сомнении спросил Абжалбека: «А если они, не дай Бог ошибаются?!»
-Нет, Гаррик, это исключено, они не простые старики, а выбранные с многовековым опытом от предков, - и смеясь добавил, - у них в голове точный прибор такой находится! Вот не станет этих аксакалов, сумеет ли кто из молодых заменить их, не знаю!».
Во время кочевки чабанских жен с детьми с юртами и всем скрабом доставляли вверх на вертолете. Но вот жена чабана Хуштарбека отказывалась от услуг авиации и кочевала с мужем по-старинке» помогая ему во время кочевки. Юрту и всю поклажу они грузили на вьючных лошадей, однажды я поднимался с ними на перевал и восхищением наблюдал за этой бесстрашной молодой чабанкой, которая с привязанным туго на спине шерстяным платком грудным ребенком, над самой «бездной» спокойно понукая и взмахивая камчой (плеткой) подгоняла отстающих овец. Ее конь на обледенелых и гладких как стекло камнях скрежеща и скользя копытами храпя и вздрагивая поднимался по серпантину. А она, словно влитая, крепко держась в седле предстала в моем воображении явившейся на одно мгновение из тысячилетнего прошлого. Помню, когда я в первый раз собирался на Джайляу, во время кочевки, наш председатель  Василий Евсеевич Чемерисов мне сказал:  «Пока карту местности Джайляу не изучишь и всех ущелий, где разбросаны отары овец нашего колхоза не запомнишь, от хвоста коня Абжалбека ни на шаг! Ты молодой, гор наши не знаешь, а они шуток не любят!».
С колхозным ревизором я встречался по работе и раньше, но сдружились мы с ним на горной тропе. У нас оказалось много общего, он хорошо знал историю родного края, и интересно рассказывал о разных необычных случаях в горах. Я, как любитель старины и всего неизведанного, был рад своим попутчиком и новым товарищем.
Въехав в Чиим-Ташское ущелье мы почувствовали приятную прохладу, а в Таласской долине в это время солнце уже палило несчадно. По ущелью протекала небольшая река Ур-мурал, что в переводе означает «Бешенная». Эта безобидная речушка в период половодья весной и осенью, а также когда выше в горах пройдут проливные дожди превращалась в зверя: она с ревом несла вниз в мутном грязевом потоке вырванные с корнями деревья и трупы диких погибших животных.
-Какая милая речушка, ведь и не подумаешь, что она такая коварная, - сказал я
- Где-то лет 7 назад , - стал рассказывать Абжалбек, - пятеро парней, верхом на лошадях ехали из соседнего аула на свадьбу. Погода стояла хорошая и Ур-мурал был такой же безобидной речкой как вот сейчас. Пока они гуляли на свадьбе в горах разразилась сильная гроза и начался проливной дождь, там выше по ущелью сошла в реку сель и перепрудила русло сделав затор. Впоследствии скопившаяся вода прорвала образовавшуюся плотину и река «озверело» ринулась вниз.
Когда парни возвращаясь домой и подъехали к реке, она уже из-за проливных дождей в горах проявила свой буйный характер. Подвыпившие джигиты вошли в реку не прислушиваясь громоподобному приближающемуся гулу из ущелья. Громадный поток накрыл их валом и унес вниз на долину. Позднее люди нашли погибших парней и трупы лошадей несколькими километрами ниже по течению
Недалеко от ответвления дороги на Каянды, зимнего стойбища отары Хуштарбека, на левой отвесной стороне ущелья поднималась круто вверх старая дорога, шириной не больше метра эта тропа была аккуратно выложена и укреплена камнями и местами буквально врублена в стену скалы. 
-Абжалбек, я слышал, что ее много лет назад строили китайцы, когда она построена, ты не знаешь?!»
- Да, правда, ее строили китайцы и очень давно. У наших кочевников письменности не было и все истории передавались песнями в виде сказаний и былин, поэтому точных данных нет.  Много веков назад в наших местах жили китайские пастухи, примерно, где мы сейчас находимся, дорогу перекрывал большой выступ скалы, и поэтому пастухи вынуждены были построить дорогу. Но на той дороге часто случался сверху, с горы, камнепад и погибали люди и животные, а другого пути у них не было. Гораздо позже появился у китайцев порох, и они взорвали тот выступ скалы, сделав дорогу, кстати в горах сохранились колодцы, построенные китайцами, когда-нибудь я тебе покажу их. Многие почти все засыпаны. Вот загадка для меня, как они могли находить воду, ведь в горах, на высоте, это крайне сложно?» Позднее, по нашим сказаниям, в этих местах вспыхнула страшная эпидемия и унесла много народу. Оставшиеся в живых люди вернулись в Китай. Через сколько-то лет мы, киргизы пришли сюда из Сибири, привел нас в эти края наш вождь Манас. Об этом герое поют акыны в народном эпосе «Манас».
-Интересно, в наше время кто-нибудь проезжал по той старой дороге и можно ли там проехать?
-А зачем? Разве только ради спортивного интереса – ответил улыбаясь Абжалбек, - впрочем давай проедем, когда-то молодым, еще до войны, я проезжал по ней.
Он повернул коня вброд через реку и я последовал за своим спутником. Мы поднимались вверх по древнему серпантину, мне было жутко интересно, у меня в голове мелькнула мысль: «А мне это надо?! Вот уж точно язык мой враг мой!»
Что было удивительно, тропа за столько столетий прекрасно сохранилась и только в одном месте грязевой поток обрушившийся сверху смыл, вырвав несколько камней с укладки дороги. Нам же повезло, отсутствующий участок оказался небольшим и лошади его легко перепрыгнули.
Проехав дальше, где дорога по ущелью поворачивала, я заметил  возле берега реки небольшую темно-зеленую лужайку, в виде круга, со светло-зеленой травой по краям.
- Ты, я вижу, тоже обратил внимание на этот зеленый пятачок травы? – спросил Абжалбек, - древняя легенда гласит: красавица девушка, дочь пастуха ехала к отцу, на его стоянку и везла домашнюю еду. В этом месте на нее напал разбойник, он надругался над девушкой и ее убил. С той поры в этом месте, где он девушку зарезал и пролилась ее кровь, растет темно-зеленая трава, а вокруг светлая. Прошла не одна сотня лет, и деды и прадеды видели каждый год тоже что мы видим и сейчас, и ты знаешь, Еремеевич, для меня эта загадка объяснения не имеет. Я бродил по горам в разных местах, но такого нигде не встречал.
Мы подъехали к подножью перевала. Небольшое озерцо из которого вытекал ручейком исток реки Урмурала переливалось яркими радужными красками. С одной стороны в озеро спускался с самой вершины ледник. Проезжая по лежалому снегу, светло оранжевого цвета от каменной пыли, мы стали подниматься круто вверх на перевал по краю отвесного склона над озером. В начале пути шла тропа, а дальше она исчезала, и путь состоял из нагромождения камней, льда и снега. У меня на перевале захромал конь, дело в том, что тот на котором я ездил в зимнее время по нашим отарам в предгорье и на равнине для высокогорья Джайляу не годился. Еще будучи жеребенком он пострадал при нападении волков на табун лошадей, тогда волки вырвали у него кусок мяса из ляжки задней ноги и с тех пор на крутом подъеме он приседал на травмированную ногу. На Чиим-Таше он сорвался бы в обрыв, два раза меня выручил при поездке в горы зоотехник, дав своего коня, но я понимал, что мне необходимо приобрести закрепленного за мной.    Абжалбек обещал в ближайшее время мне помочь и найти подходящую лошадь, но у нас наметилась срочная поездка в дальнее стойбище урочище Окунь: у наших соседей в Ошской области на границе с нами, среди овец, обнаружили чесотку.
Тогда, второпях я взял коня на ферме МТФ, красивого и крепкого прямо с подводы.  Он в первые минуты пытался меня сбросить, видимо очень давно на нем не ездили верхом, взбрыкивался, лягался, но вскоре успокоился. К сожалению, у того мерина оказалась грубая рысь и меня всю дорогу подбрасывало.
- Гарик, ты где взял этого верблюда? – спросил меня Абжалбек.
-На МТФ с подводы!
-Намучаешься ты с ним, правда, это отличный упряжный конь, на тачанке, подводе, телеге, на равнине, но у него крупные копыта и на узкой горной тропе он начнет засекать ноги и быстро захромает. Вообще, когда конь засекается он может споткнуться, а это крайне опасно над обрывом. Горная лошадка, вот как моя: копыта небольшие, крепкие, сама легкая, шаг быстрый и рысь мягкая. Тебе доктор, найдем коня простого, выросшего в табуне, в этих природных условиях.
Я тогда посмотрел на его небольшого и крепкого конька, трехцветного, как кошка, и подумал: «Тебе легче!»
Абжалбек глядя на меня улыбнувшись сказал: «Потерпи, Еремеевич, мы заедем на Джайляу, к табунщику Асламбеку и он, даст хорошего коня, а твоего пустим там в табун, и пусть он бедолага отдыхает от фермерской телеги до смой осени!»
Мой конь меня не подвел. Оказавшись сильным и выносливым, он преодолел перевал, хотя Абжалбек все же оказался прав: крупными копытами конь засекался и вскоре захромал, но ни разу не споткнулся иначе мы бы улетели в пропасть. Мы поднялись на вершину Чиимташа и перед нами, на другой стороне, открылась великолепная панорама альпийских высокогорных лугов Джайляу в виде ярко-зеленой холмистой равнины, покрытой сочными травами и яркими цветами, эта долина простиралась с запада на восток до самого горизонта, окаймленная грядой белоснежных вершин самой причудливой формы, хребтов могучего Тянь Шаня.
В отличии от холодной, северной стороны покрытой вечным ледником и снегом, южная сторона встретила нас ласковыми теплыми лучами и казалась сказочной. Внизу, вдалеке виднелась белая юрта Асланбека и рядом паслись лошади. То место называется Атойнок в переводе «Лошадиная свадьба, праздник» На Джайляу нет жалящих насекомых и не бывает изнурительной жары, поэтому пригнанные сюда, исхудавшие за зиму лошади на сочной, медовой траве за один месяц поправлялись и становились гладкими и упитанными до неузнаваемости.
Подъехав к табуну я сразу осмотрел у своего коня ногу. Рана оказалась небольшая и поверхностная, обработав ее я смазал креалином, припудрив сверху стриптоцидом. Пока я был занят ногой лошади, Абжалбек попросил табунщика, чтобы он подыскал мне коня на замену.
Асламбек, подошел ко мне и улыбаясь сказал: «Я дам тебе своего коня, а сейчас, пойдем в юрту, жена вас угостит кумысом, такого кумыса внизу не попробуешь!»
«Спасибо, я сейчас приду!» - и расседлав коня я протер ему пучком травы спину, отпустив на пастбище.
Напившись вдосталь кумыса, и рассказав хозяину последние новости с равнины мы стали собираться в дорогу. Перед юртой я увидел высокого и очень худого коня под моим седлом. Он абсолютно не понравился мне с виду: выпирающие ребра и запавшие бока придавали ему неприглядный вид: «Что за клячу он мне подсунул?» подумал я с досадой: «Что уж, для ветврача и коня не нашлось?!».
Табунщик в это время вместе с женой затаривали в сумку гостинцы для детей своих родственников в Окуни. Абжалбек, заметив мое растроенное лицо сказал: «Еремеич, табунщик на нем, два раза без отдыха через перевал ходил, молодняк перегонял, такую нагрузку другой конь не выдержал бы, у Асламбека подходящего коня для подмены не было, ведь конь табунщика должен быть самым быстрым, иначе он не сможет завернуть табун в сторону, или догнать норовистую кобылицу для доения. Конь табунщика помогает ему и чувствуя его мгновенно исполняет команды. Асламбек недавно объездил молодого крепкого коня, чтобы своему дать отдых. Завтра заедем к его родственнику чабану Нурбаю, там ты коня оставишь и возьмешь другого. Этого коня Асламбек купил в Узбекистане еще жеребенком, сказать о нем, что он полукровка будет неправильно, но вот, что у него много кровей, сказать можно вполне. Я в нем вижу: от арабского скакуна – небольшая голова, с широкими ноздрями, на дальних дистанциях такой конь свободно захватывая воздух не задыхается, он доброго нрава, что есть характерная черта арабской породы. От донской породы он взял большую силу и выносливость, дончак хорош и под седлом и в упряжке, в первом случае у него отличная скорость маневрирования и бесстрашный характер, что очень ценится кавалеристами, во втором случае, он хорош в тачанке, параконке, как упряжной, в поле за плугом и крестьянской телеге, и наша киргизская приспособленная к местным условиям, неприхотливая и с крепкими небольшими копытами, и легким сухим сложением. Асламбек в праздники на скачках выставляет своего коня и зарабатывает неплохие деньги и призы!»
К нам подошел табунщик: «Ну как, Еремеич, познакомился с моим другом?!»
Я стоял к коню боком и он стал лбом терется о мое плечо. Абжалбек засмеялся: «Смотри, ты ему понравился! Вот вы и подружились!»
Вскоре, попрощавшись с хозяевами, мы тронулись в путь. Мой конь шел удивительно легко и быстро, я сидел как в люльке и душа моя пела.  Любители лошадей и верховой езды меня поймут.
Впереди на нашем пути виднелась высокая гряда, пересекавшая всю равнину. Она на всем протяжении имела срезанную вершину и тянулась с севера на юг, теряясь у подножий снежных вершин.  Когда мы поднялись на этот перевал я увидел с левой стороны тропы семь безымянных могил. Абжалбек остановившись, слез с коня, и я последовал за ним. Он прочитав молитву стал мне рассказывать:
В царское время 1914 года в октябре месяце семь арестантов узбеков бежали с каторги. Они пробираясь к себе домой в Ферганскую долину дошли до этого перевала. Ты обрати внимание: гряда широкая, холмистая и тянется далеко в длину, на десятки километров. В конце октября после 20х чисел на перевале начинается зима, опускается плотный туман и дует ледяной ветер, вьюга и бураны идут постоянно. Человек, попадавший в это время на перевал, из-за плотного тумана, где в двух шагах ничего не видно терял ориентир и сбиваясь шел не пересекая гряду, а начинал блуждать вдоль по холмам и погибал замерзая. Кстати, если путник оказывался на лошади, то она с пути не сбивалась и человека всегда спасала.  Внизу погода была теплая, место с хорошим травостоем, и у перевала каторжане увидели юрты киргизских пастухов, которые успели перекочевать через гряду и пасли у подножия гор овец.
Пастухи приютили их и накормили, узбеки рассказали, что сбежали с каторги и направляются домой в Ферганскую долину. Чабаны уговаривали остаться гостей, потому что перевал уже закрыт: «Мы вас спрячем в ауле и не одна собака там не найдет! А весной, вы уйдете домой! Сейчас идти через перевал это верная смерть!»
«Спасибо Вам добрые люди, но у нас выбора нет, до аула далеко – а стрелки близко, они завтра будут здесь. На следующее утро узбеки ушли на перевал. Через год, весной, пастухи нашли их растерзанные зверями тела, несчастных арестантов похоронили здесь, возле тропы, с тех пор он и называется «Перевал семи узбекских могил».
Спускаясь вниз с перевала Абжалбек задумавшись мне сказал: «Нужно все же сказать правду на этом перевале летом всегда хорошая погода, а вот на Чиимташе часто и летом бывает снежные бураны. Однажды возвращаясь в Орловку из Джайляу. Я попал на перевале в буран. Я поднимался тогда на Чиим-Таш во второй половине дня и как вдруг. Неожиданно. Налетели тучи. Закрыв вершину перевала.  Подул сильный ветер, засверкали молнии, и раскаты грома сотрясали горы. Вскоре пошел проливной дождь, я знал закономерность: если внизу на склоне горы дождь, на вершине идет снег, но я надеялся перейти вершину перевала до бурана, потому что находился недалеко от нее. На свою беду я не успел и попал в самый разгар вьюги. Снег повалил стеной крупными хлопьями, величиной почти с ладонь. Налетел ледяной ветер, закружило, завьюжило, в один момент образовались сугробы, я слез с коня и проваливаясь в снегу спешил засветло перевалить через вершину.  Время было уже под вечер и пока я добрался до склона стало совсем темно.
Спуск, сам ты знаешь, Еремеич, какой: вверху тропы нет, нагромождение обледенелых камней с кусками сваленной скальной породы, гладкой как зеркало. А тропа начинается дальше, ближе к подошве горы. Под ногами снег был уже по колено и один неверный шаг и улетишь в бездну, да и сапоги стали очень скользкими. Я был в растерянности и вдруг вспомнил старый дедовский способ попадавших в такую ситуацию моих предков. Абжалбек стал прикуривать потухшую папиросу, а я в нетерпении спросил: «Ну и как ты спустился в итоге? И что за дедовский способ?!»
Он улыбаясь ответил: «На хвосте своего коня я спустился до самого низа. Разнуздав его, я повод намотал ему на шею и ухватившись крепче за хвост сказав молитву «бисмилла» толкнул коня вперед. Он через толщину снега знал куда опустить копыто, а я если где соскальзывал в обрыв, он останавливался и ждал пока я подтянусь.
Промолчав Абжалбек добавил: «Всякое случается в жизни, может этот дедовский метод и тебе когда пригодится!»               

Внизу у подножия узбекского перевала мы увидели вдали едущего в нашу сторону всадника, вскоре в нем признали чабана Гомера Арона. Огненно рыжий, высокий и худой, как марафонец, увидев нас он широко улыбался и его открытая обгорелое веснусчатое лицо все светилось. Потомственный животновод, предок австрийских горцев колонистов он даже закончив сельхозтехникум на отлично вернулся назад в Орловку и попросил Чемерисова: «Дайте мне отару овец, Василий Евсеевич! Снова чабанить буду, по горам стосковался!».
Поздоровавшись с ним мы постояли, поговорили, Арон направляясь в Орловку расспрашивал нас о последний новостях и сообщил как обстоят дела на стойбище. Мне интересно было слышать как Абжалбек с Ароном разговаривая на русском шутя переходили на киргизский и потом на немецкий языки. Распрощавшись с ним, мы двинулись дальше, я спросил Абжалбека: « Ты где научился так хорошо говорить по немецки?! На фронте?!»
Нет, - ответил он, - я в детстве играл и дружил с немецкими ребятишками, но на фронте в разведке мне это очень пригодилось. У нас за сотни лет общения с немецкими колонистами многие киргизы немного говорят по-немецки, а немцы по-киргизски! У нашего председателя Василия Евсеевича его предки русские крестьяне Чемирисовы, тоже переселенцы и живут в селе Красная Горка очень давно. Василий Евчеевич с колхозниками киргизами общается свободно на киргизском, с немцами «шпрехает» по-немецки, но а когда сердится, увидев разгильдяйство и непорядок переходит на родной русский и его сразу понимают и немцы и киргизы и русские. Колхозники его уважают, лодыри побаиваются, а начальство ценит как хорошего руководителя, но слегка недолюбливает за упрямый характер. Человек он хороший и живет скромно, его дом не больше моего, а в трудную минуту, в беде, он всегда поможет. Дай Бог ему здоровья, если бы начальники все такими были, то и на хрен тогда коммунизм!»
Вскоре мы выехали на равнину, поросшую густой и высокой травой, местами выше человеческого роста. В этих «джунглях» сказал Абжалбек много развелось диких свиней, охотникам промысловикам добираться сюда далеко и невыгодно, а мы мусульмане свинину не едим и чабаны их не трогают. Вот и стало здесь свиней этих немерено. Несколько лет назад я напоролся в этом месте на здоровенного кабана, перед этим я заезжал к табунщику и попил там кумыс, а жена его приготовила хорошую бузу (легкий хмельной напиток), ну и угостила меня, мне бы остаться и отдохнуть часок, потому как после кумыса меня всегда ко сну клонит, а тут еще бузы сверху добавил, но неотложные дела не позволяли мне ждать и я поехал. Когда я оказался в этой густой траве заснул на лошади окончательно. Здесь в это время прямо на моем пути спал на тропе кабан.
Когда мой конь чуть на него не наступил, хряк с громким визгом и хрюканьем отпрыгнул в сторону, испуганная лошадь шарахнулась в другую, а я улетел «в космос». Хорошо удачно приземлился. С тех самых пор, проезжая эти джунгли я громко пою песни, чтобы не столкнуться с какой-нибудь свиньей.
«Абжалбек, а волки здесь водятся?!» -спросил я
-Нет, волки живут внизу, ближе к долине, а наверху их встретишь редко, разве какой «залетный» попадет. Здесь в высокогорье много медведей, есть барсы, ну и как я уже говорил дикие свиньи.
-Ты с барсом встречался?
-Нет, он очень осторожный и хитрый. В народе говорят: у барса глаза на затылке. Наш охотник Коёш-ака, ему уже 75 лет и он всю жизнь в горах, мне как-то говорил: «Когда ты окажешься вдруг на барсовой тропе, знай, что он уже идет сзади тебя.
Абжалбек закурил и начал новый рассказ:
«Смешной случай произошел с барсом в прошлом году в летнем лагере дойных коров в урочище Кара-Гайле (Кумунштагского ущелья). Доярками работали девчонки старшеклассницы на летних каникулах, подменяя своих матерей. Скотниками работали взрослые мужики, в основном, их родители, или родственники. В Карагайле всегда был хороший травостой, место широкое, отлично подходило для пастьбы и содержания летнего лагеря. Машина туда проехать не могла, но тропа была удобная. Из молока прямо на месте варили брынзу, затаривали во фляги и нагрузив на лошадей отвозили в Орловку на склад Центральной усадьбы. Карагайлы располагается в живописном месте, Кумунштагского ущелья, по склонам растут стройные вековые Тяньшаньские ели. Высоко вверху на крутом скалистом гребне с левой стороны ущелья была видна большая пещера. Еще задолго до того как пригнали дойных коров, эту пещеру облюбовал барс, сколько дней терпел он мычание коров у себя под носом, да громкого смеха девчонок доярок неизвестно.
В один из дней во время доения (а коров доили без привязи) барс со стороны пещеры так рявкнул, что коровы опрокинув доярок с поддойниками задрав хвосты разбежались по ущелью. Девчонки с визгом удрали в палатки. На второй день дойка опять была сорвана диким ревом барса. Рык этой кошки еще усиливался за счет резонанса, проносимого эхом по глубокому ущелью. Коровы оставались недоенными и скотники в беспокойстве стали думать что же им делать. Посовещавшись они решили, что барса надо напугать. У скотника Ганса по прозвищу «длинный» было с собой ружье. И вот, Ганс со своим оружием и пастухи стали пробираться поближе к скале. В одном месте они перешли вброд небольшой ручей и выбрав удобное место с командой «три четыре» все хором заорали, засвистели и Ганс выстрелил в сторону пещеры.
Из нее вышел крупный барс и рявкнул с такой силой, что мужики стремглав рванули назад и с перепугу вбежали в ближайшую палатку доярок, которые уже сидели прижавшись в углу. Спустя пару минут Ганс осторожно выглянул из укрытия и удостоверившись в безопасности вышел. Осмотрев все вокруг произнес: «Выходите трусы несчастные, хватит прятаться за спинами девчат!». Одна из девчонок спросила его: «Ганс, а где твое ружье?!»
-Там бросил, без него бежать легче было!
Все смеясь выбрались из палатки, один из скотников глядя на Ганса сказал: «Мы все через речку вброд бежали и ноги намочили, а ты как орел над ней пролетел впереди всех, у тебя и ноги то сухие.
На что Ганс гордо ответил: «В опасные минуты главное быть быстрым и решительным!» И что интересно, барс больше не кричал, он ушел дальше в горы.
(зам автора. Недавно я слушал по телевизору передачу о диких животных в горных районах Киргизии. В ней говорилось. Что барсы не издают громких звуков, и я вспомнил случай в Карагайлы, где рев барса наделал столько шума. Наверное этим друзьям натуралистам попал глухонемой барс).
В следующее лето я тоже вляпался по недоразумению в ситуацию где под рев барса бежал с горы не хуже Ганса. Был теплый день и я сидел возле юрты с аксакалом, отцом чабана, в урочище Окунь. После изнурительной четырехдневной поездки по отарам овец разбросанных по горным ущельям на десятки километров приятно было посидеть и отдохнуть любуясь окружающей природой. У аксакала в руках был бинокль и он внимательно что то разглядывал на близкорасположенной горе. Он повернулся ко мне и протягивая бинокль сказал: «Смотри вон туда, чуть пониже вершины! Там сейчас отдыхает стадо диких коз!»
Я посмотрел и увидел их ясно, будто совсем рядом, «А стадо не малое!» - добавил я
-Я бы пошел поохотиться, -сказал аксакал, - но с утра спина болит, может ты сходишь, ружье я тебе дам, да и лошадь моя, вон, под седлом стоит, только недавно приехал от соседа чабана.
-Я не охотник, и устал, честно говоря! Отдохнуть хочется – ответил я.
-Ну и что с того, не охотник? Коз видишь, зайдешь сбоку аккуратно, чтобы они тебя не заметили и стреляй, вообще ты меня удивляешь, Гарри’ , в твои годы говорить «устал» нехорошо, лошадь под боком и гора невысокая рядом!
Аксакал ушел в юрту и вскоре ворча вынес ружье с патронами, категорично заявив: «Давай, джигит, езжай, вечером дичь пожарим, я давно не ел козочки!
Подъехав к подножью горы и стреножив коня я стал подниматься по склону. Место подъема я выбрал не совсем удачное: щебень и галька, как я ни старался осторожно идти, летела вниз, сбивая небольшие камни, которые следом сшибали крупные и дальше с грохотом слышался камнепад. Я уже догадывался что после такого шума козы скорее всего сбежали. Но все равно, надеясь на «авось» продолжал подкрадываться прячась за большие камни. Наконец я добрался до их стоянки, но и как следовало ожидать коз там и след простыл. Пологая вершина находилась рядом, на ней была видно снежная поляна с примыкающим к ней с одной стороны густым хвойным лесом. После крутого подъема я вспотел и мне захотелось пить. Белоснежная полянка меня так и манила.
«Схожу-ка я до нее и поем снега!» - решил я. Зашел на середину и стал есть и умываться чистым хрустящим снегом. «Бесплатное мороженое, ешь сколько хочешь!»
К лесу я стоял спиной, и вдруг, сзади меня раздался громкий и короткий рык зверя. От неожиданности я оцепенел, зверь рявкнул еще громче и мне показалось, что он совсем рядом и сейчас на меня бросится. Я обернулся, но никого не было, а рев раздавался со стороны леса.
Я стал пятиться назад, зная что бежать нельзя, у всех хищников выработан инстинкт: преследование за убегающим. Так, пятясь без резких движений, я дошел до выступа скалы, а там дальше был склон. Скрывшись за скалой я побежал лихо прыгая как олень через камни и валуны. На ходу я вспомнил как удирали в панике пастухи в Карагайлы от рычания снежного барса.
Я повернулся, барса нигде не видно, мне стало смешно, ведь бежал я не хуже Ганса и на хрена я ему сдался, он лишь прогнал со своей территории другое существо и давно про меня забыл.
Но тут с досадой подумал: Аксакал-то с биноклем, наверное наблюдает за мной, а может «пронесло» и не заметил как я бежал кросс.
Дальше я спускался спокойно и не торопясь на его лошаденке подъехал к юрте. Меня поджидали улыбаясь чабан Шавхат с женой и аксакал. «Ты от кого так бежал!? – спросил аксакал
Я понял в смущении что дед не только сам за мной наблюдал, но и своим всем дал посмотреть, Шавхат как раз пришел на обед в это время.
- Наверху барс был, и он прогнал меня
- Два года его не было и опять пришел – сказал аксакал, - Не ты первый кого он с горы прогнал – смеясь сказал он. – но охотник ты, Гарри’, никакой, тебе я говорил, чтобы ты поднимался правее подальше от стада, там и подъем полегче, даже тропка есть, а ты пошел коротким путем, по кручи и камни летели из-под твоих ног как копыт лошади. Мне хорошо было видно в бинокль, как козы вначале с любопытством разглядывали как ты крадешься, а потом рванули и вмиг исчезли. На них барс и охотился, а ты его без обеда оставил, вот он и рассердился очень. Среди барсов людоедов никогда я не слышал, но зверь он серьезный, хитрый и очень сильный, так что человеку лучше с ним не встречаться.
Чабанка улыбаясь сказала: «Обед стынет, идемте есть!»
Абжалбек ехал впереди меня и распевал песни звонким и приятным голосом. Мне показались песни тягучими и монотонными, потому что я не понимал их слова, наверное былинные, подумал я. Но затем он стал петь песни военных лет на русском языке. Песни его молодости и он их пел с задором и они эхом разлетались далеко до снежных вершин. Потом проехав несколько минут молча он меня спросил: «Ты любишь малину, Еремеич?»
-Конечно, но спелую, а что?
-Вон, за тем поворотом ее будет видимо невидимо
Вскоре, за поворотом горы я увидел склон весь покрытый красной малиной. Мы слезли с коней и стали уплетать сладкую, с медовым ароматом ягоду. Такой вкусной ее я еще не ел.
Несколько лет назад  - стал рассказывать Абжалбек, проезжал это место охотник Каешь-ака и встретился с медведем, он выезжал из за поворота и увидел огромного медведя прямо на тропе с вырванным кустом малины, он сгребал лапой малину вместе с листьями и совал себе в рот, потом выжимая сок как прессом, выплевывал в сторону шелуху. Мишка настолько увлекся поеданием ягоды, что не заметил появления охотника. Конь с перепуга фыркнул, встал на дыбы и громко заржал. Медведь мгновенно свернувшись клубком покатился ежиком в заросли и исчез.
Охотникам известно, что иногда у медведя от страха бывает медвежья болезнь и разрыв сердца.
Зная такое, охотник слез с коня и пошел осматривать склон в надежде увидеть бездыханное тело зверя. «Не пропадать же мясу! Сколько смогу, возьму с собой!» подумал Каешь-ака.
Но походив в кустах он не увидел ни медвежьей болезни, ни самого медведя с разорванным сердцем.
Абжалбек перестал есть малину, закурил и сказал мне: «Место тут красивое, но нехорошее, с людьми что-то случается, непонятное, иногда погибают, пропадают.
- Расскажи, Абжалбек, что здесь такое и в чем выражается это явление?
- Вот, ты видишь то, чего на самом деле нет. Вроде бы как мираж. Со мной однажды такое произошло, ехал я по тропе, которую знал хорошо с юных лет, и вдруг она внезапно исчезла и я оказался на краю обрыва. Хорошо этот край для меня родной и я не заблудился. Такие места встречаются редко, но там нужно быть внимательным и лучше одному не ездить. Ты покушай еще, тебе молодому ягода полезна, а для меня достаточно, я по-тихоньку поеду, и ты минут через 10 догоняй.!»
- Хорошо, езжай, я догоню!
Абжалбек уехал, я же за столь вкусной трапезой задержался минут на сорок, но вспомнив сел на коня и стал догонять товарища. Сокращая расстояние между мной и Абжалбеком я ехал по широкой тропе, и такой чистой, будто дворник прошелся с метлой. Все вокруг окружала удивительная тишина, впереди меня  на дороге я увидел ровный выступ горы и не скальный, а в виде светлой глинобитной стены, тропа заворачивала за этот выступ и когда я его объехал, тишина резко оборвалась сотрясающим гулом горной реки. Я въехал в ущелье, где глубоко внизу бушевал приток Токтогула, весь в пене и брызгах, которые залетали высоко вверх красивым бисером, сверкая на солнце. Река с ревом неслась перекатываясь по огромным блестящим валунам вниз по ущелью. 
Абжалбека я увидел на другой стороне ущелья. Прямо передо мной стоял старый деревянный мост, без перил, сделанный из нескольких рядов бревен, переброшенных через узкое место в ущелье. Сверху его покрывал толстый слой хвороста. С краю, с моей стороны, все бревно поросло ярко зеленым мхом. Местами, где мох отвалился, проглядывалась черная, прогнившая от времени древесина.
«Мост-то на ладан дышит! И как он проехал по нему?» - с сомнением подумал я.
Абжалбек в это время стоял спешившись и махал мне рукой показывая на реку. И тут я ошибочно понял, вспомнив, что когда мы находились в пути, он мне говорил: «Сегодня мы будем проезжать ущелье, где протекает приток Токтогула. Река там в одном месте возле моста, очень красивая и порожистая. Ее брызги залетают вверх, образуя иногда на солнце настоящую радугу. Жаль, что ты с собой не взял фотоаппарат».
Самое удивительное, что я не заметил тогда тропу, которая шла вниз, наискосок по склону, к месту переправы вброд, в более широком месте ущелья, где разлившаяся река была спокойнее и не имела порогов.
Опять в сомнении я начал разглядывать мост и подумал: «Но ведь Абжалбек проехал и не сорвался?! Значит, и мне можно!» - решил я направив коня на мост.
Конь остановился и опустив низко голову, раздувая ноздри и вздрагивая всем телом обнюхивал бревна моста несколько секунд и пошел вперед.
Он продвигался осторожно, обнюхивая настил и пробуя каждый свой шаг. Мост задвигался и казалось вот-вот обрушится. Возможно он трещал по швам, но я этого не слышал. У меня закралась мысль слезть с коня и взяв его за повод повернуть назад, но я сразу же отбросил эту идею, - останавливаться было нельзя ни на секунду и как можно скорее пересечь пропасть, тем более, что половину пути я уже преодолел. Вдруг перед собой я увидел большую корягу, выросшую будто из-под моста, перекрывшую полностью проход. Ветвистые корни ее напоминали щупальца морского чудовища, торчащие во все стороны. Я понимал, что мне необходимо незамедлительно прыгать через нее. Конь, как бы прочитав мои мысли легко перепрыгнул через корягу. Мост от толчка весь вздрогнув качнулся, но не рухнул. Во время прыжка, правая задняя нога моей лошади зацепила сухую ветку злополучной коряги, и сломив ее, опустилась на крайнее бревно, которое оказалось совсем трухлявым и лопнув полетело вниз. Нога коня ушла под мост, но он тут же перенес груз тела вместе со мной на другую сторону. Второе бревно оказалось таким же гнилым, треснув, оно полетело следом за первым. Круп (задняя часть лошади) ушел под мост, когда конь падал на настил моста, я перепрыгнув через его голову стал тянуть за повод, упираясь ногами в противоположный край. Конь вдавив подбородок в настил моста молотил под ним ногами по воздуху, пытаясь забросить до крайнего бревна. Я тянул повод изо всех сил, но в ужасе заметил, что лошадь медленно начала сползать под мост. Глаза коня были выпучены от напряжения и страха, я видел в них отчаянное стремление выжить.
В экстремальных ситуациях у человека появляется вдруг взрывная небывалая сила. Парнем я был крепким, но не богатырем, а тут, вдруг, почувствовал в себе не дюжую силу и конь перестал сползать в пропасть. Каким-то невероятным чудом он сумел забросить ногу до бревна и зацепившись острым шипом подковы с кошачьей ловкостью взвалился на мост и мгновенно встал на ноги.
В этот же момент у него лопнул заушник, держащий на голове уздечку. Нижний ремешок как обычно был ослаблен и узда стала сползать с головы коня. А я, не успев еще подтянуться на мост стал падать. В эти секунды все происходило как в замедленной съемке: перехватило дыхание, я видел как у коня сползала уздечка и я падаю вниз, и в этот момент конь, вытянув голову в мою сторону крепко стиснув зубы удержал удела. Повод и уздечка натянулись как струна, и я перестал падать. Подтянувшись, поднялся на мост и только тогда, конь, выплюнув удела на настил спокойно пошел к берегу.
Я же с уздою в руках шел за ним следом.
Мы с Абжалбеком молча выехали из грохочащего вокруг нас шумного ущелья, на простор, в приятную и теплую тишину. Нам оставалось ехать недалеко.
«Давай отдохнем на этой лужайке!» - сказал Абжалбек.
Разнуздав коней и ослабив на седлах подпруги, мы пустили их попастись, а сами присели на зеленой поляне. Абжалбек расстелив газету, достал из хуржума (сумка кочевников) закуску и водку, нарезая колбасу мне сказал: «Я знаю, что ты непьющий человек, но по праздникам выпиваешь! А сегодня,  не скажу, что праздник, но после пережитого, надо нам по стопятьдесят выпить. Остальное мы допьем с Абдурахманом!»
Наливая в походные раздвижные стаканчики он продолжил: «Сегодня Гарри’, твое второе рождение! Будь здоров!»
-Спасибо, Абжалбек, извини, твоего отчества не знаю!
- И не надо! У нас не принято отчество, хотя становится модным!
- Я тебе, Абжалбек «Иваныч» желаю здоровья и всех благ.
Мы выпили и с аппетитом закусили домашней колбасой (казы).
«Ты так долго там малину ел, что я психанул и перебрался на противоположный берег. В тот момент у меня с головы вылетело, что ты здесь еще не ездил и брода не знаешь. И потом, тропа же хороша видна! Как ты ее не заметил? И наши обычаи ты хорошо знаешь: Если на мост закатан пенек или коряга, это значит мост негодный и опасный для жизни! Я тебе рассказывал перед этим, что данное место одно из самых плохих, где случаются несчастья с людьми при непонятных обстоятельствах!»
Абжалбек с сожалением в голосе добавил: «Нельзя было тебя одного оставлять, это моя вина! Злой дух тебя попутал, Гарри, закрутил тебе голову и толкнул на трухлявый мост. Но в народе говорят: что здесь есть и добрые духи, они защищают и вообще, кого Бог любит, тому и испытания дает!»
Закурив беломор, Абжалбек, улыбнулся: «А конь-то у табунщика, золотой, он тебе жизнь спас, сперва ты его не бросил, а потом он зажав удела не дал упасть тебе в пропасть! Такое редко увидишь! Ну, что ж, все живы, все здоровы, поехали, в горах быстро темнеет, нам бы к ужину поспеть, Абдурахмана давно не видел, посидеть поговорить с другом хочется!..."