12. Отлёт маркиза

          — Скушно… до чего же скушно...
          — Ты, наверное, хотела сказать «вкусно»? — Витатий не мог поверить, что его красочное описание всех прелестей этого уникального варенья способно было вызвать скуку.
          — Думаешь, я хотела сказать одно, а сказала другое?
          — Почему нет? Вполне возможно. — ёжик посмотрел на Кувшинку.
          Лунная дорожка, убегая, терялась в глубине пруда, кусты на берегу  казались некими сказочными персонажами, лёгкая волна качала Кувшинку.
          Ёжик вздохнул. Он очень любил варенье из лепестков кувшинок, редкое и изысканное блюдо. Но время! Время ещё не пришло, ведь всем известно, что кувшинка должна добровольно отдать свои лепестки, тогда только варенье будет именно такое  — с нежным ароматом и незабываемым послевкусием!
          — А ты способен совершить что-нибудь героическое? Например, прогнать злодея. — с надеждой в голосе вдруг спросила Кувшинка, покачнувшись на зеркальной глади воды.
          — Не знаю. — честно ответил Витатий. — Я не пробовал.
          — Ах, как скушно! — печально прошептала Кувшинка. — Как всё прозаично в этом мире… — два её лепестка опали в воду. — Возьми. Всё равно, ночью, когда я засну, приплывёт Жабьен Бородавчатый и отгрызёт их.
          — Жабьен? — удивился Витатий. — Отгрызёт? А зачем?
          — Ах, я не знаю. — вздохнула Кувшинка. — Но он погубил уже несколько моих подружек.
          Луна спряталась в облаках. Кувшинка складывала лепестки, готовясь заснуть до следующего утра. Водоём окончательно погружался в дремоту.
          «Да, время для сбора ещё не настало, следует немного подождать. — подумал Витатий, осторожно убирая в корзинку два нежных лепестка. — Но если опять заявится маркиз Бородавчатый? Он  ведь испортит все кувшинки в пруду. Какое же тогда варенье? Надо что-то предпринять.»
          Ёжика почти сразу осенила идея, но он поморщился и прогнал её прочь, он не хотел обращаться за помощью к хозяину водоёма Прудовому. В конце концов, это неприлично, отвлекать такого важного господина от его важных дел. Но что же тогда? Может, попробовать поговорить с маркизом по-хорошему? Кто знает, вдруг самое простое решение и окажется самым верным?

          Уже начинал  брезжить рассвет, когда Шарль Жабьен маркиз Бородавчатый осторожно скользнул в пруд. После основательного пинка, нанесённого ему Прудовым, шевелить задними лапами было больно, но сейчас совершенно необходимо! Мышцы сводило судорогой, однако  маркиз уже наметил невдалеке отличную кувшинку. До неё оставалось какая-то пара гребков.
          — Ну вот. — удовлетворённо булькнул Жабьен, когда отгрыз у цветка  все лепестки.
          Он вернулся на берег, неуклюже загребая одной передней лапой, другой прижимая к боку драгоценную добычу. Добыча была и в самом деле драгоценна для маркиза, потому что он свято верил в кем-то доверенную ему однажды тайну. Тот, кто съест ровно сто лепестков кувшинки, станет сильнее в десять раз, гласила эта тайна.
          «А уж когда я стану сильнее, — задыхаясь от волнения думал Жабьен, — я отомщу этому Прудовому сполна! Я ему покажу, кто в пруду настоящий хозяин!»
          Маркиз Бородавчатый теперь каждую ночь совершал нападение на кувшинки и  принося на берег отгрызенные лепестки, жадно поглощал их в зарослях ивняка, предвкушая недалёкое уже своё превращение в богатыря.
          То же самое он проделал и на этот раз. Отправив в широкую пасть последний лепесток, Жабьен довольно ухмыльнулся — лепесток был восемьдесят пятым по счёту! Ещё каких-нибудь два-три дня и тогда!..
          Маркиз повалился на бок и стал мечтать о том, как вскоре уедет из этого никчёмного леса во Францию, устроится там в цирк и будет работать силачом, жонглировать тяжёлыми гирями перед почтеннейшей публикой.
          В брюхе у маркиза жутко урчало. Лепестки кувшинок были совсем несвойственной для него пищей, поэтому живот его теперь постоянно раздувался от газов самым немилосердным образом. Сегодня он раздулся наиболее внушительно. Впрочем, сам маркиз считал, что это растёт его мышечная масса, и стало быть, всё в порядке, всё идёт по плану. Он нежно погладил себя по брюху  и в этот момент неподалёку от него кто-то проговорил:
          — Доброе утро! Надеюсь, я вам не помешал? Я хотел кое о чём вас попросить.
          Жабьен повернул голову и… увидел того самого ёжика, из-за которого Прудовой нанёс ему невыносимое оскорбление ногой!
          — Пуркуа?! — едва сумел выдавить из себя ошалевший от такого нахальства маркиз, почти задохнувшись.
          — Видите ли, есть проблема, — начал объяснять Витатий, — она касается вашего отношения к кувшинкам…
          Эти слова окончательно взбесили маркиза Бородавчатого. Он, и без того уже распухший от газов, раздулся ещё сильнее от злости и совершил мгновенный прыжок в сторону Витатия, намереваясь обрушиться на дерзкого ёжика всей своей тяжестью и смять в лепёшку. Теперь это можно было сделать, не боясь Прудового, очередь которого была следующей.
          Витатий ничего не успел ни понять, ни подумать, слишком уж неожиданно Жабьен прыгнул. Единственное, что сумел сделать ёжик, это то, что делают все ёжики в таких ситуациях — он моментально свернулся в клубок и выставил все свои колючки навстречу опасности. Витатий почувствовал, как что-то сильно толкнуло его, и в тот же миг раздался громкий хлопок:
          — Бах!
          Почти одновременно с этим кто-то свистнул и спустя несколько мгновений со стороны пруда донёсся глухой шлепок по воде. Затем вокруг наступила полная тишина.
          Ёжик открыл один глаз и посмотрел. Потом он открыл второй глаз и посмотрел ещё внимательнее. Рядом с ним никого не было. Ёжик поднялся с песка и огляделся. Никого.
          «Куда же подевался маркиз Жабьен? — удивился Витатий. — Он не мог уйти, я бы слышал его удаляющиеся шаги. Но никаких шагов не было.»
          Ёжик посмотрел вверх. Но кроме уже просветлевшего рассветного неба он не заметил ничего. И вдруг Витатий всё понял. Шарль Жабьен маркиз Бородавчатый УЛЕТЕЛ! Наверное, ему и так было стыдно за свои нехорошие поступки, а увидев перед собой Витатия, он почувствовал совершенно невыносимое угрызение совести, и, не в силах этого вынести, что есть мочи подпрыгнул вверх, мгновенно набрал высоту и умчался отсюда прочь на максимально возможной скорости!
          «А вовсе он не на меня хотел наброситься, как я неправильно понял его намерения!» — с запоздалым раскаянием подумал ёжик.
         
          — Милая Кувшинка, — грустно сказал Витатий, придя этим вечером на берег пруда, — хочу тебя обрадовать, маркиз Жабьен больше не будет причинять вам беспокойство. Сегодня рано утром он улетел. Скорее всего, как я полагаю, на свою родину, во Францию.
          — Ах, как это хорошо! — воскликнула в восторге Кувшинка. — Но отчего ты выглядишь таким расстроенным?
          — Просто я хотел бы пожелать ему доброго пути и сказать, что уже не сержусь на него. Однако, он так поспешно удалился… Я не успел.
          И тут произошло маленькое чудо. Из самой середины цветка Кувшинки к лицу Витатия вдруг протянулись яркие, тёплые лучики света и ёжик почувствовал на своих губах поцелуй. Он покраснел, смущённо опустил голову, и сложив лапки на животе стал вычерчивать носком правого башмака на песке коротенькую дугу.
          — Ты настоящий друг. — сказала Кувшинка. — За то, что ты нас выручил, я хочу подарить тебе Волшебную Жемчужину. Стоит только показать её солнцу и произнести вслух любое желание, как она его тут же исполнит.