Чудесное откровение

Моим дорогим родителям Шуленину Сергею Григорьевичу и
Дёминой Прасковье Ивановне посвящается!!!

    Мария Шатурянка (псевдоним)                Рассказ.

    И долго буду тем любезен я народу (шатурскому)
    Что чувства добрые я музой пробуждал
        А.С. Пушкин
               
                Чудесное откровение.

            Стремление быстрее повзрослеть, обрести самостоятельность и независимость окутывали меня с ног до головы, с детской непоседливостью я подгоняла время. Однако, вплотную приблизившись к порогу взрослой жизни,  двери которой вскоре готовы были широко распахнуться передо мной, заветная мечта преподносила неожиданное, пугающее  ощущение затерянности в открывающемся запутанном, совсем непростом мире. Появились первые сомнения и первые тени тоскливого одиночества. Большую часть времени я проводила с дедушкой и бабушкой, которым посчастливилось по их словам прожить жизнь в тепличных условиях патерналистской модели государства, когда Русская Национальна Идея заключалась в служении народу, теперь же государственная забота заметно снизилась, и люди во многом были предоставлены сами себе. Родители мои занимались каким-то недоступным для моего детского понимания бизнесом, они пропадали на работе с утра до вечера, или вообще уезжали куда-то по своим делам, и целыми неделями я оставалась  без нежного родительского внимания, недостаток которого восполняли мои милые старики. Я видела, с каким трепетным уважением они относились друг к другу. Даже если они ворчали между собой, у меня не возникало ни малейшей тревоги, на душе сохранялось ощущение умиротворённости и спокойствия. В такие минуты я чаще всего улыбалась, слушая, как они с безгрешной, милой перебранкой выясняли отношения по каким либо пустякам.
            Мне нравилась замкнутая среда моего обетования, в которой царила трогательная аура тепла и заботы, мне хотелось, чтобы это никогда не кончалось, но время бежало неумолимо. Предчувствие подсказывало, что в скором времени произойдут крутые перемены, которых я с нетерпением ждала и которые пугали меня неизвестностью. Если раньше меня никакие силы не могли удержать дома, и я  рвалась на улицу в неукротимом желании  общения со своими сверстниками, то сейчас за пределами домашнего семейного круга нередко вместо беспечной детской радости возникало пугающее ощущение затерянности,  неуверенности и собственной ненужности. Своими страхами я не могла ни с кем поделиться, даже со своими стариками.
            Многие мои сверстницы гораздо легче вписывались в новую открывающуюся действительность. Некоторые из них дружили с взрослыми парнями и чтобы выглядеть с ними на равных, они не стеснялись ругаться матом. Наиболее отчаянные девчонки, превозмогая головную боль и тошноту, пытались научиться курить. Держа сигарету во рту, они напыщенно старались подчёркнуть своё мнимое превосходство над окружающими. У меня не возникало ни малейшего желания подражать им, и я чувствовала, что выгляжу  среди них белой вороной. Радужное настроение, с которым я просыпалась каждое утро, часто в течение дня сменялось грустью и унынием. При огромном стремлении поскорее стать взрослой у меня не возникало зависти и желания освоить неприятные, фальшивые проявления взрослости, эти вольности мне были не по душе, и я  ничего не могла поделать с собой. Грусть от  одиночества, как тень от холодного облака даже в тёплый, летний день  наплывала на меня. Мой юный ум ещё не в состоянии был постичь все сложности несовершенства человеческой души. После неприятного уличного общения на меня накатывала депрессия, с которой в одиночку я была не в силах совладать. Не спасал меня и не прибавлял оптимизма вездесущий  телевизор, в котором, по выражению деда, пошлость бурлила как в кипящем котле.
            Только моя любимица, кажется, была единственной, кто понимала мои девичьи страдания. Как-то вскользь она  сказала мне:
            - Жить в унынии, это большой грех.
            Чтобы развеять моё плохое настроение, она всё время просила меня в чём-то помочь ей, и я охотно откликалась на её просьбы и при этом даже не замечала, что грустные мысли сами по себе куда-то улетучивались.
            Дедушка, пролетавший большую часть жизни на железном, военном самолёте, после долгого отсутствия, вернувшись в родные края, с каким-то упоением, словно навёрстывая упущенное, и зимой и летом пропадал в лесу. В отличие от бабушки он совершенно не замечал моих переживаний. Несмотря на то, что он очень трогательно и  заботливо относился к моей любимице, что не заметить было просто невозможно, я с присущим моему возрасту максимализмом считала его чёрствым и бездушным типом. Ему, как и моим родителям до меня не было никакого дела. Справедливости ради надо отметить, что собираясь в свой любимый, заколдованный лес, он в первую очередь меня, а потом бабушку неизменно приглашал с собой. В лесу с ним всегда было интересно, но кому-то надо было делать и домашние дела. Ни капли не колеблясь, я всегда предпочитала оставаться с бабушкой, которая единственная глубоко понимала меня, с ней я находила успокоение моему растревоженному сердцу. Но дед не обращал никакого внимания на тонкие нюансы моего поведения, я была ему абсолютно безразлична.
            Однажды, когда он надолго ушёл в своё лесное царство, бабушка накормила меня душистой клубникой и, как мне показалось, с каким-то дальним прицелом присела со мной рядом на диван, было очень странно, что она не давала мне никаких поручений. Ещё неизвестно было, что должно было произойти дальше, но предчувствие чего –то очень, очень важного неотвратимо надвигалось как отдалённое пророчество. К моему удивлению я не услышала от неё привычных добрых ласковых слов. Она словно  глубоко погрузилась в какой-то свой далёкий внутренний мир, мне на какой-то миг даже почудилось, что она совершенно забыла о моём существовании. Но это было временное, ошибочное представление, на самом деле то, что она задумала, предназначалось  в первую очередь мне и только мне.               
            

            Бабушка с задумчивой спокойной улыбкой рассказывала, как будучи молоденькой девчонкой, когда ей было столько же лет, сколько сейчас мне, она очень мечтала, чтобы лётчик лейтенант, каждый год приезжавший в отпуск, обратил бы на неё внимание, ей неимоверно хотелось завоевать его симпатии. Но он был такой серьёзный и уверенный в себе, что казался совершенно неприступным. В его присутствии у неё дух захватывало, она бледнела, краснела и не могла вымолвить ни единого слова, чтобы привлечь его внимание. А он, на её беду, ничего этого не замечал. Ей было обидно до слёз, что она для него ничего не значила. Однако она и в мыслях не держала осуждать его за что-либо.
            Влюбилась она без памяти, с чего и начались её бесконечные страдания, потому что дальше тайных девичьих вздохов её мечты не продвинулись ни на шаг. Однажды накануне Дня Победы его пригласили в школу выступить перед старшеклассниками. Все, в том числе и она, и кажется, некоторые учителя с разинутыми ртами слушали его увлекательные, красочные рассказы о романтике неба, о космосе. Тогда начиналась новая эра в истории человечества, это было время первых полётов человека в космос. Люди во всём мире рукоплескали первым героям планеты Земля. Мы гордились своей страной, с глубоким уважением относились к политическому руководству нашего государства. Вслед за Победой в Великой Отечественной войне наш народ, сплочённый Великой Мирной Мировой Победой, восторженно встречал каждое сообщение о новых запусках космических кораблей с человеком на борту. Это было прекрасное время единения власти и народа, чувство гордости за нашу Родину наполняло сердца людей во всех слоях общества. Почтительное изумление учителей и учеников ещё больше возросло, когда лейтенант достал открытку с изображением  Юрия Гагарина, на которой чётко выделялся автограф, сделанный рукой первого в мире космонавта.  Эта драгоценная реликвия пошла по рядам, в актовом зале, над головами присутствующих проносился шёпот восторженного восхищения. Всем тогда в нашем деревенском  лётчике Викторе Дорошенко виделся образ будущего космонавта.
              После этого случая и, особенно, после отъезда её кумира в связи с окончанием отпуска, в далёкую воинскую часть она окончательно потеряла голову. Когда она лишилась возможности просто видеть его, для неё перестали существовать  радостные краски жизни, поведение её круто изменилось. К большому огорчению родителей, она выбилась из колеи далеко не в лучшем направлении. Кроме лётчика она не могла и не хотела думать ни о ком и ни о чём. Постоянные ужасные мысли о том, что он может влюбиться в другую девчонку, не давали ей покоя. Из-за неразделённой, несчастливой любви в новом учебном году она даже учиться стала хуже и съехала на тройки. Измученной неутихающей ревностью, ей как-то пришла в голову дерзкая мысль первой написать ему письмо.  В деревне несложно было узнать его адрес, но, как ни велик был страх перед неизвестной, придуманной соперницей, её трогательное, робкое признание в любви осталось лежать в нераспечатанном конверте. Отправить его по почте у неё не хватило смелости, об этом сразу поползли бы деревенские слухи. А это пугало ещё больше, она суеверно боялась, что преждевременная молва может безжалостно развеять её и без того очень призрачное счастье.
             Без него ей жизнь казалась серой и унылой, дни тянулись долго и скучно. Так продолжалось до самых зимних каникул, которые ознаменовались  тремя тройками за четверть, чего у неё сроду не бывало. Сама она отнеслась к этому довольно спокойно, почти безразлично, потому что давно перестала расстраиваться из-за таких мелочей, как низкие оценки. Было очень странно другое, в захлестнувшем эгоизме личных переживаний её совсем не трогали не шуточные огорчения родителей, которых она безмерно любила и уважала. Её неожиданный, необъяснимый спад они воспринимали очень болезненно и не могли взять в толк, что с ней происходит. Погружённая в свои сокровенные чувства, которые надёжно были скрыты от окружающих, она сама многого не замечала и невольно причиняла боль самым дорогим ей людям.
             К счастью, её папа с мамой для собственного успокоения сумели выбрать удобную позицию, и все нерадостные неурядицы перенесли на переходный возраст, из-за которого родилась поговорка, детей растить, что осину глодать. У них хватило выдержки и благоразумия отказаться от бурных, бестактных взбучек и от строгих нравоучений. Чувство такта потомственных интеллигентов подсказывало им, что примитивный, прямолинейный подход кроме вреда не принесёт никакой пользы. Их никогда не покидала вера в любимую дочь, в её способность самостоятельно определиться в своих сложных, внутренних переживаниях, они надеялись на благополучный исход, как на исцеление от временной болезни. Они словно чувствовали родительским сердцем, что не за горами тот день, когда к ней вернутся радости жизни, а депрессия улетучится без следа и всё встанет на свои места. Прогноз их оправдался почти с математической точностью, очень скоро они были вознаграждены за проявленную мудрость и безграничное терпение. После удручающей хандры им во сто крат  приятней было вновь увидеть свою любимицу  жизнерадостной и весёлой, с ней произошло удивительное перевоплощение. Правда при этом она преподнесла им такой сногсшибательный сюрприз, от которого они довольно долго не могли придти в себя. Но,  самое главное, во втором полугодии её успеваемость не только восстановилась до прежнего уровня, но и значительно превзошла все самые честолюбивые планы родителей и учителей.
             Крутые перемены начались с того, что под Старый Новый Год она вместе со всеми, охваченными завораживающим, влекущим старинным поверьем, загадала желание, чтобы он поскорее приехал в отпуск, пока ещё не кончилась зима. У неё сразу поднялось настроение от казалось бы ничего незначащего пустяка. Из большой кучи простеньких свёрнутых бумажек она вытащила свою, счастливую, с одним лишь словом «Сбудется». Но это ещё не всё, через несколько дней удивительное гадание осуществилось на самом деле. И надо же было такому случиться, что в следующих чредой благоприятных событиях она увидела его в самый первый день его приезда. Погода стояла солнечная, безветренная, накануне, словно в честь его прибытия прошёл обильный снегопад. Вокруг было белым бело, все постройки принарядились в огромные, белые шапки. Снежинки искрились на солнце, лёгкий морозец играючи румянил щёки. Лейтенант шагал от автобусной остановки лёгкой, пружинистой походкой по направлению к своему дому. Его приезду, казалось, был рад даже простой снег, который приветливо поскрипывал под начищенными до блеска сапогами. У неё всё захолонуло внутри, сердце её пустилось вскачь, она замерла на месте,  тайком наблюдая за ним издалека. Застенчиво скрываясь за прозрачными оголёнными прутьями сирени, ей не верилось в свершившееся чудо. Нетрудно представить, что у неё творилось на душе, уже не было сил сдерживать себя и скрывать охватившую, бурную радость, да это было и ни к  чему, её ликование уносилось в бесконечность. Когда он скрылся за поворотом, ошалевшая от счастья, она прямо тут, на улице запрыгала, как коза, благо, что поблизости никого не было. Дома с её лица не сходила сияющая, мечтательная улыбка, её мысли уносились в заоблачные выси, рождали преувеличенные фантазии, с которыми она одна парила на седьмом небе, вконец оторвавшись от земли и никому ничего не объясняя. Родители, конечно же, не могли сразу догадаться, от чего с ней происходят такие благотворные перемены, вторя настроению дочери, они натянуто улыбались, сами, не зная чему, вид у них был немного растерянный и чуточку глуповатый.
             Появление в деревне нового человека или давно отсутствующего гостя, это всегда событие, а приезд на побывку такого видного парня, как Виктор  Дорошенко, было событие вдвойне. Влюблённая девчонка была уверена, что сама судьба мудро благоволила последовательному стечению благоприятных обстоятельств, открывая дорогу к сближению двух молодых сердец. От такого хода событий могла закружиться голова не только у молоденькой, неопытной школьницы, но и у кого угодно. Деревенская жизнь течёт незамысловато просто, здесь все жители, особенно молодые, на виду друг у друга. Неискушённая, совсем юная девушка была уверена, что он не может не откликнуться на её сильную, беззаветную любовь и остаться безразличным к ней. Это было бы вне всякой логики и вне всяких правил, в это невозможно было поверить. Со свойственным для её возраста романтизмом, после всего, что произошло, она глубоко поверила в свою судьбу, вдобавок ко всему, в этом году по гороскопу ей выпадала Большая Счастливая Любовь. Она уже представляла себя гуляющей по вечерам с Виктором, как это делали другие, самые смелые девчонки, дружившие с взрослыми парнями. Ей казалось, что её будущее счастье – вопрос решённый, в деревне по-иному не могло и быть. Во многом она была права, только не учитывала два важных, объективных обстоятельства, во первых она ещё была малолетка, а во вторых забывала, что под лежачий камень вода не течёт. По наивности и неопытности она считала, что всё должно произойти само собой.
             Именно поэтому, в действительности всё было не так здорово, как она представляла себе в восторженных девичьих мечтах. Вслед за бурным приливом радости её пришлось полной чашей испить горечь обиды и разочарования. Как и раньше, в предшествующих отпусках он одаривал мимолётными улыбками только девчонок, которые были постарше её возрастом, а на неё не обращал ни малейшего внимания. Создав собственный, возвышенно виртуальный мир, она ни единым словом, ни одной приветливой улыбкой не открылась ему. Ей в голову не приходило задать себе простой вопрос, с чего ему было догадаться о её тайном колдовстве и переживаемых глубоких чувствах. Обычно она всегда была приветлива и доброжелательна со школьными ребятами и девчонками, а теперь болезненное воображение бросало её в опасную крайность, оно рисовало массу окружающих предательниц и интриганок. Конечно, она не одна вздыхала и думала по ночам о молодом лётчике, но никто, наверное, так сильно, ни страдал и не изводил себя до такой степени. Ослеплённая большой, неразделённой любовью, она не могла понять, что ведёт себя очень глупо, так терзать своё сердце и ничего не делать  было крайне неразумно, но бесхитростная девчонка, начитавшаяся Тургеневских романов, считала, что настоящее счастье может придти только по воле небес, и никто её в этом не смог бы переубедить. Философы говорят, что каждый человек живёт в своей карте реальности. Её юный ум был ещё не зрел и не мог стать ей надёжным помощником и союзником. Она была слишком наивна и так рассуждала по причине полной беспомощности, потому что не знала как себя вести, впервые оказавшись в немыслимо сложной, непостижимой ситуации. Она грустила, ревновала его к подружкам старшеклассницам и едва сдерживалась,чтобы не разреветься, как корова. Никто не знал, что по ночам  её подушка очень часто была мокрая от слёз.
             Прошло уже больше половины его отпуска, и это удручающее обстоятельство добавляло к мукам, вконец угнетало, пригибало к земле. Как острой стрелой, сильной болью пронзала сердце стремительно приближающаяся дата скорого его отъезда. Казалось, что у неё, у малолетней школьницы, не остаётся никаких шансов, что она обречена всю жизнь прожить в унылом, тоскливом одиночестве. В лучшем случае ей ещё целый год мучиться в неизвестности, страдать от глухой ревности и прозябать в горьком томительном ожидании, которое не сулило ничего хорошего, кроме окончательного и полного крушения ярко вспыхнувших, но неосуществимых надежд. Это было выше её сил, такое немыслимо тяжёлое испытание невозможно вынести, лучше с юных лет она уйдёт в монастырь и станет монашкой. С каждым днём всё сильней её охватывала паника, граничащая с полным отчаянием. Но, как оказалось, слишком рано она ставила крест на себе.
              Чудо произошло самым неожиданным образом, не благодаря первым признакам прозрения и пробудившейся бурной активности, а вопреки всем прагматичным предположениям здравого разума. Воистину судьба играет человеком. Всем хорошо было известно, что Виктор отличный лыжник, он давно расстался со школой, но там ещё сохранились кубки и почётные грамоты, завоёванные им на районных и областных соревнованиях. В отпуске он большую часть времени проводил на «Кирпичных Горах». Такое необычное, преувеличенно громкое название этому месту присвоили деревенские дети, высокие холмы среди леса казались им по-настоящему горами. Когда-то там находился большой кирпичный завод, от которого не осталось и следа. Обрывистые отвесные края глубоких карьеров, из которых брали глину и песок, постепенно стали более пологими и поросли мощными деревьями. С образовавшихся крутых склонов катались молодёжь и детвора, кто на лыжах, кто на санках, это было излюбленное место отдыха. Редко можно встретить на Северной Гриве старожила, который в свои юные годы ни побывал бы там
             Честно признаться, к моему стыду, я сама там ни разу не была, только от дедушки слышала восторженные отзывы о сказочном,  лесном уголке, но его слова нельзя было воспринимать всерьёз, у него всё было красиво, он без памяти был влюблён в свой лес. Я даже где-то в подсознании ревновала его к лесу, потому что он мне не оказывал такого трогательного внимания. Иногда с присущим детям эгоизмом я опрометчиво считала его чёрствым и бездушным. Начало повествования собеседницы ещё больше укрепило моё «безошибочное», твёрдое мнение о нём. Но, к моему удивлению, оказывается, бабушка в трогательном откровении с не меньшим восхищением говорила о живописном местечке. Теперь под впечатлением её рассказа у меня невольно возникло желание непременно посетить таинственную, привлекательную достопримечательность. Я пока ещё не догадывалась,  что передо мной, как в волшебной сказке, откроется ни одна замечательная страница нашей семейной истории, сложившейся в зимнем лесу.
             Влюблённая девчонка, какой тогда была моя любимая рассказчица, на свою беду, а потом оказалось, на своё счастье, очень плохо каталась на лыжах, она боялась колких насмешек и никогда не принимала участия  в прогулках шумных компаний. Она, как тепличное растение, предпочитала большую часть времени проводить с хорошей книжкой в руках. Только на уроках физкультуры со всем классом по необходимости она послушно ходила в этом направлении, но из-за черепашьей скорости ей никогда не удавалось дойти до конца. Собственно она к этому и не стремилась, с полпути, облегчённо вздохнув, она поворачивала назад, когда впереди появлялись возвращающиеся  одноклассники. И вдруг, её осенило! Гонимая горячим желанием почаще видеть на прощание ничего не подозревающего, любимого парня, она начала усиленно тренироваться. Было удивительно, как она не могла додуматься до этого раньше. Однако, за короткий срок уверенно освоить этот вид спорта ей попросту не удалось. Несколько дней подряд, вся вываленная в снегу, прихрамывая от неловких падений и ушибов, она приходила домой поздно вечером и тайком от всех безутешно плакала. И кто бы мог подумать, что именно эта горькая неудача готовила для неё невероятно счастливый случай. Оказывается, в многообразии жизненных явлений даже откровенный недостаток может сыграть судьбоносную, положительную роль. Впоследствии она будет благодарить Всевышнего за то, что ей не было дано быстро научиться кататься на лыжах. А в тот момент до слёз обидного, отчаянного разочарования, представить было невозможно, что благодаря её физкультурному пробелу, вся её девичья грусть, все её девичьи печали в один волшебный миг унесутся далеко и бесповоротно в уходящее безрадостное прошлое.
             По зову влюблённого сердца, вступив на тропу к кажущемуся успеху, она быстро поняла, что безнадёжно терпит неудачу. Однако, измученная любовными страданиями, лишившись окончательно покоя, она не рассталась с мыслью о том, чтобы всё-таки сходить на лыжах в лес. Она чем-то напоминала утопающую, хватающуюся за соломинку. Пассивное ожидание, а вместе с ним голос бестолкового благоразумия были отодвинуты на задний план. Пожалуй, впервые так решительно она нацелилась преодолеть себя, завоёвывая своё счастье под небом. На неё накатывали несвойственные ей, шальные мысли, при которых она цепенела от ужаса. Если только он пройдётся колкой шуткой по её неловкости, по её неумелому и неуклюжему катанию, она не переживёт этого. Размышляя таким образом, она испытывала панический страх, но несмотря на это, какая-то неведомая сила, не поддающаяся никакому здравому, спокойному осмыслению, настойчиво подталкивала совершить несуразный, бессмысленный поступок. В конце концов, преодолев все бестолковые доводы надоевшего разума, отогнав все сомнения и решив, будь, что будет, она полностью оказалась во власти наседающей, рискованной идеи. Но надо отдать должное, чувство разумной настороженности не до конца покинуло её. На лыжне, проложенной к лесу, она предусмотрительно старалась не привлекать к себе внимание. Она держалась на приличной дистанции от вытянувшейся впереди в цепочку звонкой, весёлой ватаги. При невероятно решительном настрое ей так и не удалось до конца преодолеть чувство робости. Из-за того, что вопреки желанию она вынужденно держалась в тени, её прибытие на конечный пункт осталось почти незамеченным.
             Она случайно выехала на вершину самого высокого холма, откуда невозможно было не залюбоваться открывшейся, величественной панорамой, которая полностью, без остатка завладевала сознанием каждого, кто впервые видел эту неповторимую, лесную красоту. Казалось, что высокие деревья навечно застыли на гигантских волнах когда-то фантастически  всколыхнувшегося, безбрежного, лесного океана. Её охватило волнение ни меньшее, чем альпинистку, покорившую горную вершину. Чистый, прозрачный воздух здесь был какой-то особенный, радостный и звонкий, вдыхая его полной грудью, возникало ощущение внутреннего очищения от всех житейских бед и неурядиц. Морозная свежесть наполняла тело и растекалась  подобно эликсиру бодрости. На душе становилось светло и радостно, возникало благоговейное  почтение к окружающей, застывшей святости.
             Однако, восхищение, навеваемое открывшимся взору, прелестным   ландшафтом длилось недолго. Властвующие, возвышенные чувства приобрели иные свойства, когда неподалёку, около костра она увидела своего кумира в окружении девчонок и мальчишек, расспрашивающих его о чём-то. В глазах детворы отчётливо светилось искреннее уважение, по всему чувствовалось, что в среде подростков авторитет лётчика был непререкаем. Его роль, как первого лица, негласно  признавалась всеми присутствующими. Незримая, волшебная аура всеобщего уважения царила в морозном воздухе сказочного, лесного уголка. Похоже, Виктору очень нравилось присутствие в мире своего детства в новом качестве, ему льстило внимание окружающих, он охотно и легко вёл непринуждённую беседу. Слова не были слышны, зато хорошо были видны его жесты и выражение лица. Она отдала бы полжизни за ту улыбку, которой он одарил стоявшую рядом с ним в ярком лыжном костюме, знакомую девчонку из выпускного класса. Болезненное чувство ревности вспыхнуло в груди  и достало до самого сердца. Первоначальное намерение незаметно присоединиться к разговору изменилось, и она поступила совсем иначе.
             Как уже было сказано, до этого на Кирпичных Горах она ни разу не была. Под действием внезапной и глупой обиды ей захотелось показаться гордой и независимой. По незнанию она поехала с самого крутого спуска, с которого даже наиболее отчаянные мальчишки не все осмеливались кататься не из-за боязни, а из-за того, что на нём многие смельчаки поломали лыжи. Конечно же, для неё, неумелой школьницы, у которой кроме безумной храбрости и дикого страха за плечами не было никаких навыков, всё закончилось плачевно. Она стремительно мчалась вниз, в ушах свистел ветер, глаза слезились, впереди перед собой ничего невозможно было различить. Ей каким-то невероятным чудом удалось избежать столкновения с мощными деревьями, она даже лыжи не сломала, зато, не выдержав  направление, на большой скорости где-то на середине склона врезалась в сугроб и основательно подвихнула ногу. От панического ощущения, что она навсегда останется калекой и будет хромать до конца жизни, слёзы градом брызнули из глаз. Но в очередной раз её скоропалительный, мрачный прогноз провалился и принял совершенно иной оборот. Одновременно с нестерпимой болью в ступне она впервые по-настоящему почувствовала себя самой счастливой на свете.
             Ей ещё не было известно, что своей отчаянной выходкой она привлекла всеобщее внимание и сразу завоевала симпатии окружающих. Когда она, как птица, раненая в своём первом полёте, громко вскрикнула и перепуганная насмерть осталась неподвижно лежать на боку, не кто иной, как Виктор, первый пришёл ей на помощь. Собственно по-другому не могло и быть. Боясь пошевелиться, она ощущала полную беспомощность, ноги по самые щиколотки глубоко ушли под снег и, как кандалами, были прикованы креплениями к накрепко застрявшим лыжам. Не было никаких сил их вызволить, малейшее усилие сразу же причиняло невыносимую боль, она уже готова была разрыдаться от постигшего несчастья на полную катушку, как вдруг сбылось то, о чём мечтала вконец исстрадавшаяся девчонка. Капельки слезинок настороженно замерли на ресницах. Она краешком глаза заметила, как Виктор, как и подобает настоящему русскому офицеру, мгновенно среагировал на ситуацию и во весь опор на бешеной скорости мчался к ней по опасному, крутому спуску. Поравнявшись с ней, он сильно наклонился на бок и с крутым разворотом эффектно затормозил. Поднятый им фонтан снежной пыли медленно оседал на вершины деревьев, находящихся у подножия холма. Какое счастье, он стоял рядом, и всё его внимание было приковано к ней.
            

               При этих словах лицо бабушки озарилось оттенком тихой, грустной радости. Воспоминания из далёких, прожитых лет возвращали её в светлую, неповторимую в своей прелести, девичью пору. Со спокойной улыбкой глубокого удовлетворения она продолжала рассказывать:
             - Разве можно было представить себе, что этот неприступный, взрослый парень окажется таким чутким, таким отзывчивым и непритязательным в общении. Какая же она была глупая, оказывается, все её  беды от излишней робости и застенчивости. Поначалу она была совершенно ошеломлена, полностью растерялась и густо покраснела, когда он осторожно расчистил снег, отстегнул лыжи и, как небесный ангел хранитель, вызволил её из глубокого сугроба. При  этом острая, пронзительная боль гуляла по всей ноге, но из её уст не вырвалось ни единого стона, от его трогательной заботы, от ощущения его нежных прикосновений можно было и не такое стерпеть. Её сердце радостно трепетало, как крылья бабочки на разноцветном, весеннем лугу. Она даже не заметила, что в лесу воцарилась гнетущая, мёртвая тишина, звук обломившегося сухого сучка прогремел, как выстрел. Все присутствующие замерли под тяжестью нагрянувшей беды. Между сельчанами традиционно существуют  невидимые на поверхности дружеские чувства несколько большие, чем просто между знакомыми. Но в данный момент тонкие, незримые ощущения деревенской сплочённости покинули её. В какой-то степени получалось, что она неосознанно чем-то предавала своих земляков. Огромное желание обособленности и уединения преобладало в ней, кроме него она больше никого не хотела видеть. Кажется, от сокрушительной совокупности беды и счастья у неё вконец поехала крыша.
             Потом он попросил санки у пацанов, которые не только с почтительным уважением одолжили их лётчику, но и, как галчата, в мгновение ока устлали их мягким еловым лапником. Никто не догадывался о подводной сути происходящего, юная школьница в гнетущем одиночестве переживала свои страдания, и теперь одна испытывала головокружительную радость, которой не хотела ни с кем делиться. Невозможно было поверить в своё счастье, он нёс её на руках, и она совсем не думала о боли, в его объятиях было тепло и уютно. Сколько слёз она пролила, сколько мук ревности перенесла, и вот словно сам Всевышний вознаграждал её за непоколебимую верность светлой и чистой Любви. До неё ещё пока не доходил полный смысл того Величия подвига, который сделает её счастливой на всю жизнь. Разве могло произойти нечто подобное на основе трезвого разума. Девчонка выплыла в жизненном океане и обрела своё сказочное счастье благодаря глубоко искренним чувствам. Несмотря ни на какие горести, она сохранила преданность прекрасным идеалам, с честью выдержала посланное небесами, тяжелое испытание и заслуженно пожинала сладкие плоды первой нелёгкой победы. Это было какое-то умопомрачительное явление, о котором она не могла мечтать даже во сне, это был самый счастливый, самый незабываемый день.
             Время было не властно над памятью, даже когда оно побелило голову сединой. Спустя многие годы бабушка помнила во всех мельчайших деталях  и подробностях каждый жест, каждый взгляд. Каждое обращённое  к ней слово своего любимого. Когда у неё почти не оставалось никаких надежд, сбылось самым непредсказуемым образом то, чего так ждало её израненное сердце. По-рыцарски, припав на одно колено, он с неповторимой, трогательной нежностью усадил её как королеву на пышное хвойное сидение. У неё в душе творилось что-то невообразимое, что невозможно передать никакими самыми изысканными словами. От подхватившей её, летящей лавины возвышенных чувств она испытывала сладкое головокружение и едва не теряла сознание. Из глубины её хрупкой плоти уносились в далёкий космос озарённые Большой Любовью мощные энергетические посылки, от которых в общей совокупности всех живущих на Земле в недостижимых, глубинных недрах Вселенной, окрещённых в русских, детских сказках Тридевятым Царством, рождались новые, яркие Звёзды, которым пока ещё нет названия. Но они столетиями с огромными скоростями в бесконечных космических просторах стремятся приблизиться к нашей маленькой планете, чтобы светить над ней добром и миром.

             Произнеся последние слова, бабушка мечтательно подняла глаза кверху. Этот выразительный, похожий на артистический, но на самом деле, очень искренний и натуральный жест словно передавал Всевышнему глубокую благодарность за ниспосланное в далёкой юности огромное счастье. Она с безграничной радостью приняла волшебное послание небес и бережно хранила на протяжении всей жизни. Морщинки у её глаз расправились и стали незаметными, лицо осветилось оттенком гордой радости, она будто сразу помолодела лет на двадцать. Глубокое, волнующее откровение поколебало моё прямолинейное мнение о главном герое этой истории, моём дедушке, как о безразличном и равнодушном типе. Для меня его благородные поступки прозвучали, как маленькая семейная сенсация, до сих пор относительно его чёрствой персоны в моём сознании  господствовали иные преставления. Кажется, назревал момент, который мог поколебать или даже в корне изменить сложившееся мнение, чему в глубине души я, наверное, была бы очень рада. Во мне разгорелось неутолимое желание узнать как можно больше сентиментальных подробностей из его молодости. Я сравнивала себя с долго идущим по знойной пустыне путником, которому счастливый случай послал внушительную чашу живительного, сладостного напитка, и мне не терпелось испить эту чашу до самого дна. Постоянно ощущаемый духовный голод будил во мне внутренний голос, который настойчиво подсказывал, что при более широком знании о его возвышенных чувствах, озарённых ореолом прекрасного, о его лирической стороне души, о его поведении в любви, передо мной откроются многие замечательные семейные страницы. Ждать прямого, нежного откровенного рассказа на эту тему от самого главного героя, конечно, было бы бессмысленно. В дополнение к сказанному, справедливо отметить, что никакого моего воображения  не хватило бы для того, чтобы путём чувственного логического построения получить ясную и полную картину об истинном, а не показном его состоянии души.
            
             Когда оставалось много недосказанного, и я не представляла все тонкости этого романтического эпизода, но мне уже казалось, что трогательное прошлое каким-то, пока неизвестным образом повлияет на обновлённое, более возвышенное представление о хороших и без того добрых  взаимоотношениях,  складывающихся в нашей семье и наложит благотворный отпечаток на моё будущее. Хотя было ясно, как божий день, что чудесное, искреннее повествование  предназначалось в первую очередь для успокоения моего растревоженного сердца, я видела в этом нечто большее. Забегая несколько вперёд, признаюсь, что благодаря приоткрывшемуся занавесу на семейные события прошлого в моей душе  происходило некоторое просветление, я более полно стала понимать незамысловатую суть будничных поступков взрослых. Вместе с тем  будничная проза жизни не могла остановить неудержимый полёт юной фантазии, которая заполняла все мои поры. Всё, о чём я слышала, волновало моё воображение, наполняло томительным ожиданием влекущих, неведомых перемен. Я  глубоко сопереживала страдания и радости   той юной школьницы, которая состарившись, сейчас сидела рядом со мной. С нетерпением я ждала продолжения рассказа, хотелось услышать ещё о многих нежных нюансах, но с самого начала был известен благополучный финал, что сдерживало мой порыв. Услышанного от любимой бабушки  было достаточно, чтобы мои личные страдания выглядели не такими уж тяжёлыми и безысходными. У меня непроизвольно крепла вера в своё счастье, в свой будущий успех. Мне не понадобилось произносить вслух нетерпеливую просьбу о продолжении повествования, как я уже говорила, моя чуткая собеседница в отличии от деда могла почти всегда без слов безошибочно угадывать ход моих мыслей, но и самые тонкие оттенки моего настроения. Её проникновенный голос снова неторопливо зажурчал,  как оживший весенний ручеёк.
            
            
            От места «аварии» до деревни было километра три, он торопливо вёз её и очень переживал, что вдобавок к случившейся  беде она могла бы ещё простудиться.
             - Тебе не холодно? – этот вопрос он задавал неоднократно и, не сбавляя хода, продолжал движение вперёд.
             Ему было невдомёк, что только от одного его обращённого к ней слова у неё становилось необычайно тепло на душе. За короткий миг повзрослевшая девчонка на все его заботливые вопросы о каких-то неудобствах молчаливо, отрицательно кивала головой, а глаза её лучше всяких слов говорили: «Милый мой, дорогой Витенька,  какой же ты недогадливый, если бы ты знал, как я тебя люблю!» У неё не хватало смелости сказать это вслух, а он был очень далёк от сентиментальности и выглядел очень серьёзным. С деловым видом он уверенно скользил по  накатанной лыжне, как будто  рулил по бетонной дорожке на своём железном самолёте. Но всё равно, ей тогда было хорошо, как никогда. В отличие от него она уже умом и сердцем сознавала, что очень вероятно впереди их ждёт немыслимо прекрасный взлёт  взаимных, возвышенных чувств. Ей очень хотелось, чтобы похожая на сказку, лесная, зимняя дорога никогда не кончалась. Вконец оглупевшая от счастья школьница готова была замёрзнуть, лишь бы её любимый парень был рядом.
              Пройдя примерно с километр, он остановился, снял сумку, висевшую через плечо, как винтовка у биотланиста, достал плоскую, блестящую фляжку из нержавейки, которая вкладывается в парашют в комплект неприкосновенного запаса на случай вынужденного покидания самолёта в безлюдной местности. Она ни капли не испугалась, когда он предложил ей выпить немного крепкого напитка, назвав его коньяком, и развернул шоколадку.
             «Бедная пострадавшая» первый раз за всю дорогу согласно кивнула головой. Пребывая в неповторимом, радостном волнении, она была не в силах возразить и не могла ни в чём ему отказать. Юная девчонка совсем потеряла голову, она готова была подчиниться любому его слову. В эти минуты, пожалуй, больше всего на свете ей хотелось выглядеть в его глазах достаточно взрослой и самостоятельной, чтобы он наконец-то стал относиться к ней, как к равной. Никакие гром и молнии не заставили бы её благоразумно отклонить самые острые, самые безрассудные его предложения. В это счастливое мгновение он был для неё больше, чем Бог. Сделав несколько отчаянных глотков, она едва не задохнулась. Горло изнутри перехватило, в глазах засияли, засверкали сполохи звёзд, по щекам потекли слёзы, а по телу разлилось приятное, согревающее тепло. Сороки сплетницы, увидев такое, сразу, как по команде, застрекотали, разнося по лесу непристойную весть. Уж так устроен наш мир, не только у людей, но и у птиц, у тех и у других рядом со светлой, чистой радостью неизменно шагают тёмные тени. В прямой противоположности сварливым сорокам скромные, желтогрудые синицы и разноцветные стайки красавцев снегирей с весёлым торжествующим чириканьем перелетали с ветки на ветку и долго сопровождали соприкоснувшуюся закономерной волей счастливого случая молодую пару. На своём музыкальном, птичьем языке они в неповторимом исполнении пели Гимн грядущей Большой Любви. Для романтической школьницы оживший лес превратился в волшебный сказочный мир, в котором она сияла как счастливая принцесса.
             Озорная белочка, прыгая с ветки на ветку, осыпала их пушистым снегом. Виктор посмотрел наверх и первый раз за всё время молча улыбнулся. Она тоже улыбнулась, их взгляды встретились, они вдвоём, легкомысленно забыв о её несчастье, дружно и весело рассмеялись, сами не зная чему. Звонкое эхо далеко и долго вторило их светлой радости. В эти чудесные секунды она едва не умирала от счастья. Он стоял рядом с ней, припав на одно колено, руки его были заняты фляжкой с коньяком и маленькой пластмассовой чашкой. Развёрнутая шоколадка в алюминиевой фольге лежала у неё на коленях. От ужасного, терпкого напитка у неё в жилах забурлила кровь, ей очень захотелось, чтобы он её поцеловал, тогда бы стала не страшна даже самая лютая стужа, тогда бы обрушившаяся напасть сгладилась и приобрела совершенно иной окрас. Однако, он не сделал этого, а встав в полный рост, с восхищением воскликнул:
             - Как здесь чудесно!
             Она тогда с огромной радостью отнесла его слова только на свой счёт, хотя действительно красота вокруг была неописуемая. Окружающие деревья замерли, насторожились в ожидании какого-то таинственного волшебства. Стройные, корабельные сосны высоко в поднебесье чинно форсили в пышных, белых шапках. Они, словно плывущие, преисполненные деревенского достоинства свахи, под серым куполом январского неба призывали в свидетели самих ангелов, чтобы запечатлеть в небесной канцелярии святое, светлое мгновение прекрасных чувств невинной, неискушённой девочки. В дружном, негласном лесном союзе с величавыми соснами заснеженные, тёмные, лохматые ели признательно опустили широкие, вечно зелёные лапы, которые у самой земли были скованы промёрзшим снегом. Похожие на сумрачных чиновников тайной канцелярии, они отступили от строгих правил и почтительно преклонялись перед вечным таинством человеческой любви. А белоствольные берёзы с посеребрёнными инеем ветвями, как преданные подруги, с искренней весёлостью вместе с ней лукаво посматривали на ничего неподозревающего суженого. Русские лесные красавицы, соблюдая чопорные правила церемонии венчания в священном храме, в то же время позволяли себе с весёлой радостью играючи сверкать ветвями и переливаться яркими, точечными звёздочками. Воспетые в народных песнях и сказаниях,  как отдающий белизной символ весёлой чистоты, мечтательные берёзки по своему отдавали дань жизнерадостного уважения молодой чете, светлые, непорочные души которой где-то высоко в небесах в нежном, трепетном порыве уже неотвратимо двигались навстречу друг другу.
             Проказница белочка вконец расшалилась, было непонятно, то ли она испугалась звонкого смеха, то ли хотела заигрывать с девчонкой, дополняя её счастье. Но, как бы там не было, оказавшись над их головами, она стремительно заскакала вертикально вверх и обрушила с веток целую лавину снега, который залепил сияющей школьнице лицо. Виктор наклонился к ней и носовым платком стал осторожно вытирать тающие на ходу снежинки. У неизбалованной такими знаками внимания, у неё в душе всё ликовало, её радостные ощущения нарастали, как снежный ком. От выпитого вина она необыкновенно осмелела, у неё мелькнула шальная мысль, самой первой поцеловать его, но, как она ни храбрилась, на такой поступок у неё не хватило духу, более того, от этого нескромного, тайного желания она залилась густым румянцем, а он так ничего и не понял. Увидев её красные щёки и уши, он, как дурачок подумал, что она их отморозила. Милое слово «дурачок» она сейчас могла спокойно говорить, но тогда у неё не повернулся бы язык произнести нечто подобное. Это было бы ужасным кощунством, такую неслыханную дерзость она ни за что на свете не могла бы себе позволить.
             К большому сожалению, лес скоро кончился, и вдалеке показались первые заснеженные крыши деревенских изб. Милый, любимый Витя, не сбавляя скорости, подвёз её к самому дому. Сопровождавшие их пацаны очень скоро получили назад своё средство передвижения. Они-то сразу смекнули, в чём тут дело, и то, о чём не догадывался твердолобый, бестолковый лётчик, в мгновение секунды стало достоянием всей деревни. Мальчишки предусмотрительно отошли на безопасное расстояние и начали их дразнить:
             - Тили, тили тесто, жених и невеста!
             После случившейся беды, когда детвора, преисполненная самых добрых помыслов, оказывала бескорыстную помощь и искреннее уважение к ней и к нему, такое коварство стало полной неожиданностью, это было немыслимое предательство. Видимо, почувствовав детской интуицией, что случившаяся беда не столь страшна и вполне поправима, зачинщиком колючего, жестокого озорства стал самый преданный поклонник Виктора, пацан Юрка, который бредил космосом, он собирал значки и марки с авиационной и космической тематикой, но мечту свою в реальности так и не смог осуществить. На Северной Гриве его прозвали Гагариным, сейчас он стал шутливым дедом, но по истиной фамилии его никто не называл, да и мало кто её помнил, он так и остался до глубокой старости деревенским Юркой Гагариным. Его бесшабашную выходку дружно подхватили другие мальчишки и девчонки.
             Ох уж эта извечная, озорная, русская дурь, обжигающая нервы и сжимающая грудь щемящим восхищением! Нежное, впечатлительное сердечко совсем юной школьницы, подстёгнутое бесцеремонным разоблачением, испуганно затрепетало, что творилось с ней невозможно передать словами. Попав в водоворот ошеломляющих чувств, бедняжка залилась густым румянцем, она поспешила скрыться от жгучего, радостного стыда за надёжными стенами родного дома, но нога… После нескольких, неуклюжих, торопливых шагов слёзы градом брызнули из глаз. До сих пор, спустя много, много лет она толком не могла сказать, от чего она больше плакала, то ли от пронзительной боли, то ли от долгожданного, огромного счастья, свалившегося на неё. Несносные малыши привели её в невероятное смущение, они без стеснения, с детской простотой обнажили то, что невысказанным сокровенным грузом лежало у неё на сердце. Как хромая курица, цепляясь за невысокую оградку, которая тянулась от калитки до самого крыльца, она кое-как добралась до первых ступенек, но подняться по ним не смогла. Силы покинули её, она опустилась на утоптанный, холодный снег и в беспомощном, пугливом ожидании посмотрела на своего спасителя, который к её недоумению, застыл в непонятной нерешительности.
             В лесу, среди деревьев, в окружении подростков и молодёжи он не побоялся взять её на руки. Там он чувствовал себя настоящим, благородным кавалером и чуть ли ни героем, а здесь, на виду у всей деревни и, особенно на виду у глазастых старух он испытывал несвойственную ему детскую робость и даже суеверный страх. Отважный лётчик, обладавший мгновенной, профессиональной реакцией был не похож сам на себя. Как истукан он слишком долго стоял в растерянности, не зная, что в первую очередь предпринять, то ли разогнать достававших, гадких сорванцов и кому-нибудь из них крепко надрать уши, то ли кинуться  на выручку бедной девчонки, красоту которой теперь уже невозможно было не заметить. Конечно же, последнее было во сто крат важней, но на это у него не хватало смелости, тормоза закомплексованности, усиливаемые криками вконец оборзевших мальчишек,   перевешивали на чаше весов и до поры удерживали его на месте. Будто зависнув в невесомости, он находился в каком-то непонятном, подвешенном состоянии. Несмотря на то, что он страшно досадовал сам на себя, но никак не мог сдвинуться с места. Ему было очень жалко попавшую в беду девчонку, которую безжалостная малышня приводила в ужасное смятение, это нарастающее, паническое чувство как по проводам передалось и ему. Заминка оказалась слишком долгой, он даже начал злиться на себя, и закипевшая, благородная злость наконец-то сдвинула его с мёртвой точки.
             Выработанная, профессиональная, безошибочная реакция на нестандартную ситуацию в жёстком дефиците времени, в конце концов, сработала в незамысловатой, житейской ситуации. На мгновение, как бы со стороны, он представил себя неуклюже бегающим по глубокому снегу за вёрткой детворой. Более глупую и нелепую картину трудно вообразить, в деревне, где не скрыться от придирчивых, взыскательных глаз, от его непререкаемого авторитета в мгновение ока не осталось бы и следа. В конечном счёте, пацаны не делали ничего предосудительного, они горлопанили о том, чего, по его мнению, на самом деле и в помине не было, гоняясь за ними, он в одночасье и надолго мог бы стать объектом колких насмешек. Безмятежное, радужное настроение, в котором он пребывал, сменилось совсем непрогнозируемой, удручающей досадой. Ему вдруг вспомнилось высказывание одного из завоевателей, который говорил, что от великого до смешного один шаг. Все эти мысли вихрем пронеслись у него в голове и подтолкнули к решительным действиям. Как самолёт, сорвавшийся на взлётном режиме с тормозов, он стремительно кинулся на помощь девчонке и через считанные секунды уже стоял над  безумно обрадовавшейся бедняжкой, которая от чередующихся, высоко эмоциональных всплесков находилась на грани  обморока, а сердце её от щемящей радости готово было выскочить из груди. Сразу, с первых шагов улыбнувшегося счастья она на себе почувствовала, что сладкие пилюли любви могут отдавать острым привкусом солёных слёз. В дальнейшей жизни, переживая за него, особенно, когда он уходил в полёт, она поняла, что, к большому сожалению, для любящего, женского сердца это довольно частое явление.

          
             Мы с бабушкой по-прежнему сидели, взявшись за руки, согревающее тепло её ладоней стало особенно приятным. Меня подмывало нетерпеливое желание спросить, как в те прекрасные минуты ей удалось узнать о его личных, сокровенных чувствах, но я боялась деловым, совсем не романтическим вопросом опрометчиво нарушить воцарившуюся, нежную ауру, которая может вдруг растаять как розовое облачко на голубом небосклоне под тёплыми лучами солнца. Сдержав себя, я промолчала. Однако, моя родная, добрая и чуткая рассказчица будто прочла в моих глазах промелькнувшую вопросительную тень, она без слов поняла меня и, не меняя тона, продолжала повествование  в желаемом мною русле.
             Впервые она узнала о его скрытых, личных переживаниях того момента в одном из редко случающихся с ним откровений. Произошло это гораздо позже их первого, трогательного знакомства. Его исповедь чем-то была похожа на копившееся долгие годы, невысказанное повторное признание в любви. После нескольких, совместно прожитых лет, уже в зрелом возрасте такие чудесные слова было не менее приятно услышать, чем восторженные дифирамбы ушедшей в прошлое, пылкой молодости.
             Он говорил, что тогда ещё не сознавал в полной мере глубинный смысл разыгравшейся на деревенской улице острой и в то же время трогательной минимелодрамы. Об этом он вспоминал с гордой и неизменно весёлой улыбкой. В то время его всё ещё цепко держала в плену пустая и несостоятельная мужская заносчивость. Он по инерции, с оглядкой на друзей думал, что юную девчонку, несмотря на то, что она была очень симпатичная и очень ему нравилась, в амбициозной, холостяцкой, лейтенантской среде снисходительно окрестили бы её не иначе, как промокашкой. Дружеское, тесное общение с ней, как с малолеткой, из высокомерно отвергаемого детства казалось ему немыслимым и недопустимым. Однако, размышляя таким образом, он чувствовал себя, как не в своей тарелке, желаемой, прежней уверенности в правильности своего поведения не появлялось. Подобно укоренившемуся в сознании, механическому стереотипу, такое нелепое предубеждение заглушало светлые, нежные  чувства. Как последний дуралей, он поначалу намеренно пытался казаться равнодушным и безразличным, как будто в показной чёрствости можно было найти спасение от нахлынувшего наваждения.
             Молва о необычном, романтическом происшествии со скоростью звука разнеслась по деревне, обрастая дополняемыми воображением,  пикантными подробностями. Как назло, каждый встречный считал долгом вежливости выразить ему сочувствие по поводу постигшей девчонку беды, словно у него с ней уже произошла помолвка, и он действительно стал женихом. Когда любопытные старухи справлялись у него о её самочувствии, он насуплено отвечал, что у неё всё нормально, а он не лечащий врач, и недовольным тоном давал понять, что не намерен продолжать разговор на эту тему. Ему, выросшему в деревне, было ясно, как божий день, что всем уже давно известно всё до мельчайших подробностей о последствиях её травмы, и в повторяющемся на дню по несколько раз вопросе усматривал скрытый подвох. И он не ошибался, хотя не мог видеть за своей спиной многозначительные, улыбчивые взгляды всё видящих и всё понимающих деревенских кумушек.
             Естественно, что, отгоняя наседающие, беспокойные мысли, у него не возникло рационального желания хорошенько пошевелить мозгами, он был похож на Дон Кихота, сражающегося с ветряной мельницей. Только через некоторое время он почувствовал, что с ним творится что-то неладное. Сказочный зимний лес, вопросительно застывшие, заиндевелые деревья, загадочное щебетание повеселевших птиц и озорная белочка, осыпавшая их снегом, всё это приобрело какой-то особенный, не совсем ясный, волнующий смысл. Впервые увиденные в зимнем царстве,  превосходящем величием и роскошью  самые знаменитые творения рук человеческих, лучащиеся счастьем глаза  очаровательной девчонки со сломанной ногой вызывали недоумение, преследовали его, не давали покоя. Он никак не мог взять в толк и не хотел понять, что пришло его время, что произошло таинственное неизбежное, которое рано или поздно происходит с каждым. С большим торможением, постепенно до него стало доходить, что эта самая «промокашка» крепко запала ему в сердце. Но просто так, сходу сдаваться не хотелось. Своей неуместной травмой она вероломно вторглась в его жизнь и основательно взбудоражила ему душу в оставшиеся дни отпуска. Однако, очень скоро он поймал себя на мысли, что прикрываясь грубоватой суровостью, он явно кривил душой и рассуждал не очень честно и не очень справедливо. Ему очень не хотелось соглашаться с тем, что на самом деле она ни капельки не омрачила ему настроение, а наоборот, тем неожиданным происшествием в лесу она очень гармонично вписалась в почитаемый им с детства, живописный уголок природа и, как это не странно, воспоминания о нём она сделала более прекрасными.
             С её появлением в поле его зрения он помимо воли стал подспудно сознавать, что до сих пор ему в жизни чего-то нехватало. Теперь его благоговение от простого любования красотами родной природы не приносили прежнего глубокого и полного удовлетворения, он стал понимать, что без этой девчонки в его душе уже никогда не вспыхнет испытываемого им ранее восхищения. Неумелая, неловкая, беззащитная, школьница, выглядевшая от этого особенно прелестной, словно приоткрыла ему неведомые, прекрасные страницы жизни, которые до этого мгновения оставались для него закрытой книгой. Казавшиеся твёрдыми и незыблемыми, холостяцкие устои зашатались, как каменные стены неприступной крепости от внезапного, сильного землятресения. Смятенным разумом он всё ещё никак не мог поверить и согласиться с тем, что слабое, хрупкое создание мимолётно, с непостижимой лёгкостью и простотой может так сильно, как пушечный снаряд, разрушить незыблемое представление о драгоценности его свободы. Мужская гордость и мужское самолюбие вставали на дыбы, но в глубине души вопреки  внутреннему сопротивлению настойчиво происходила переоценка ценностей. Свобода и полная независимость, составлявшие предмет его особой гордости приобретали оттенки  ненужности и постылости. Более того, крепко укоренившиеся, предшествующие представления подспудно стали вызывать чувство отчуждения и неприятия, они в подсознании стали казаться глухим барьером к высветившимся,  радостным краскам жизни. Ему уже было за двадцать, но до сих пор  он всерьёз не увлёкся ни одной девчонкой. В нём, как колокол, звонил внутренний голос, который упорно и настойчиво убеждал его, что до сих пор в нерадостном одиночестве он шёл по ложной тропе.
            
            
            Только спустя трое суток после волшебного, драматического события в лесу в нём проскользнули первые, неуверенные ростки желания поближе познакомиться с этой девчонкой, повод для этого у него был превосходный. Единственно правильное, но с таким трудом пробившееся намерение, словно навёрстывая упущенное время, ускоренными темпами набирало обороты. Он уже искренне сожалел, что их знакомство, которое теперь он твёрдо окрестил счастливым случаем, произошло в самом конце отпуска. После каждой из немногих, последующих встреч, видя её прелестные улыбки, которые она восторженно дарила ему, которые были очень искренними и шли от самого сердца, он всё сильней прикипал к ней душой. Через несколько дней уже ничто не могло поколебать его решительного настроя непременно завоевать её сердце, которое уже давным-давно, всё без остатка принадлежало ему. Однако, с обычной, мужской, амбициозной бестолковостью даже спустя годы он уверенно и слепо считал своей особенной заслугой одержанную в любви победу. При этом он совершенно не замечал, что в зрелом возрасте очень комично выглядело отстаивание его явно ошибочных позиций. С поразительной, детской наивностью он отвергал и не хотел брать во внимание наличие очевидных,  противоречивых фактов, которые полностью опровергали его нелепую точку зрения. Какой-то социолог утверждал, что каждый человек живёт в своей карте реальности, которую не так-то просто взломать. Бабушка даже в мыслях не держала разрушить крепкий барьер. Она загадочной, молчаливой улыбкой щадила  мужское самолюбие и не в чём не пыталась его переубедить. Счастливый случай помог ей осуществить свою прекрасную  мечту, а открыть ему глаза на истину было не в её интересах. Главное, что сама-то она лучше, чем кто-либо знала, какой ценой досталась ей нелёгкая победа, а остальное было не в счёт. У неё в этом плане имелось своё, иное особенное мнение, она рассматривала эту тему совершенно под другим углом зрения. Оценивая знаковое событие, происшедшее в далёкой юности, она с неменьшей твёрдостью, чем у него, считала, что небесами были услышаны  её мольбы и страдания, и благодаря этому ей и ему был ниспослан, предначертанный для двоих, благодатный путь. Был ли это просто счастливый случай или сформированный в глубинах космоса, закономерный ход событий, она не могла ответить. Для ответа на такой сложный вопрос человечеству пока не удалось достичь достаточного уровня знаний. Он и она ещё не были связаны брачными узами, но дальнейшие события стали развиваться в едином, счастливом русле. Их взаимные чувства и желания чудесным образом совпадали, что, в конечном счёте, и предопределило великолепную, желанную развязку. При наличии множества «за» и «против», при наличии бесчисленных колебаний и сомнений, при отсутствии полной определённости, она всё же была склонна считать, в их судьбе произошло то, что по воле Всевышнего неизбежно должно было произойти.
            
            
            Я с волнением слушала свою родную, милую собеседницу, и она уже не казалась мне такой состарившейся. Возникало нарастающее ощущение, будто вместо неё со мной рядом находилась одна из моих сверстниц. Отличие состояло в том, что при общении с подружками никогда не было такой огромной, душевной теплоты, которая так щедро преподносилась мне. Впервые услышанное откровение ласкало слух и вызывало нежные, ответные чувства и глубокую признательность.  Невозможно было не позавидовать рассказчице, мне хотелось, чтобы у меня всё складывалось так же чудесно, как у неё в далёкой юности. Потом, когда мы подружились с моим парнем, у нас было очень много похожего, потому что я всей душой  с учётом сложных изменений происходящих в современной жизни стремилась ориентироваться на высокие душевные порывы из бабушкиной юности. К сожалению, нынешнее телевиденье и какая-то ядовитая жёлтая пресса безжалостно уничтожают светлые и добрые начала, которые ещё бережно хранится  в душе старшего поколения. Сатанинские силы бездумно и жестоко разрушают веками формировавшуюся экологию человеческих отношений. На протяжении всего рассказа я, то грустила, и у меня на глаза наворачивались слёзы, то я едва сдерживала себя, чтобы от  радости не захлопать в ладоши. Неожиданно и невольно на ум пришла трезвая, практическая и  житейски мудрая мысль, если бы все могли так, как они, рука об руку, в любви и согласии, во взаимном уважении и ответственности друг перед другом прожить много, много лет, то сейчас, в нынешней жизни многое могло бы быть по-другому. К сожалению, политики находят иное виденье общественных отношений, для них раздувание пороков человеческого несовершенства, построение своего благополучия на чужих бедах, немыслимо щедрое поощрение продажности, предательства и подлости кажется залогом успешного правления, хотя любой здравомыслящий человек вряд ли с этим согласится. Исторические трагедии многих рухнувших государств, начиная с казалось бы несокрушимой Римской Империи, наглядно свидетельствуют о полной несостоятельности подобной методологии в политике. Бабушка, погружённая в свои приятные воспоминания, на сей раз не заметила, а может быть сделала вид, что не заметила, одолевших меня раздумий. И её можно было понять, в данном случае всё было настолько очевидно, что к этому попросту нечего было добавить. Она теперь как будто за двоих, за него и за себя продолжила свой удивительно трогательный, диаметрально противоположный нынешней действительности рассказ. Это было естественно, прожитая жизнь наглядно свидетельствовала, что оба они представляли собой неразрывное и удивительно гармоничное, единое целое.

            
            Когда она, сгорая от смущения, не в силах превозмочь пронзительную боль, беспомощно опустилась на снег у ступенек крыльца, замешкавшийся на какое-то мгновение любимый лётчик стремительно подбежал и в считанные секунды оказался рядом,  он склонился над ней, вид у него был чрезвычайно серьёзный и решительный, видимо, ему с трудом удалось преодолеть минутную нерешительность.  Она ещё не представляла, как он поступит в следующий момент, но поток слёз сам по себе сразу прекратился. Виктор решительным рывком необычайно легко подхватил её на руки, при этом она ощутила в нём такую неимоверную физическую силу, что у неё дух захватило. Ей даже показалось, что  ему ничего не стоит забросить её на высокую крышу дома,    при этом она не могла не заметить, что благородный, отважный рыцарь на сей раз далеко не чувствовал себя таковым. Он нёс её, как пушинку, и в то же время от страшного волнения обливался холодным потом. Однако, надо отдать должное, посланное всевидящими небесами  тяжёлое испытание он исполнил с полным достоинством, как и подобает настоящему русскому кавалеру. Не выпуская её из рук, он по-медвежьи бесстрашно ввалился в дом, чем привёл в тихий ужас её родителей. Они обалдели и не могли вымолвить ни слова, их маленький ребёнок, их скромница дочь, всеми вечерами сидевшая  дома, зачитываясь книгами, вдруг, средь бела дня оказалась в объятиях великовозрастного парня, да не просто в объятиях, а по хозяйски расположилась у него на руках, и к их смертельному ужасу, улыбалась заплаканной, счастливой, бессовестной улыбкой. Трудно угадать, какие мысли мелькнули у них в голове, но, наверное, известие о том, что ей оторвало руку или ногу шокировало бы их не меньше, чем увиденное. Парень пронёс её мимо остолбеневших родителей через всю комнату и уже не так трогательно и нежно, а неловко и неуклюже почти, как бревно, уронил её на диван. Потоптавшись в нерешительности на месте, он сказал:
             - У неё  нога сломана.
             Хрип в горле с головой выдавал его огромное волнение, после этих слов даже не попрощавшись, он торопливо, как ужаленный выскочил из избы.
             Преувеличенные последствия происшедшей трагедии в лесу оказались не столь страшными. Перелома не было, был простой вывих и растяжение мышцы, пострадавшую даже не положили в больницу. С тугой повязкой больше недели она провалялась в постели и теперь уже не думала с таким тихим ужасом о скором его отъезде. У неё больше не было причин ругать его за чёрствость и бездушие, оттаявшее девичье сердце  подсказывало, что он такой вежливый и воспитанный, не сможет просто так уехать, не справившись о её здоровье, вот тогда-то, взяв себя в руки, она скажет самое главное. Её настрой был самый решительный, но, тем не менее, она вздрагивала и замирала от малейшего стука в дверь, нервы её были напряжены до предела. Чувствительное, впечатлительное сердце подсказывало, что в эти дни должна решиться её судьба. Она немного успокаивалась, когда приходили девчонки с домашними заданиями, когда приходила классная руководительница, а она ждала его. Предчувствие её не обмануло, он зашёл не в канун отъезда, а сразу, как только пришёл в себя от обрушившейся новой роли и от разнёсшегося по всей деревне звона.
            С ним такое было впервые, он был старше возрастом и никогда не обращал внимания на эту непонятную, загадочную, очень красивую и совсем молоденькую девчонку, она свалилась ему, как снег на голову. Позднее он изредка откровенничал перед ней и признавался, что в случившейся беде она выглядела такой безропотной, покорной и доверчивой, что самое холодное сердце могло оттаять и закипеть. В её взгляде он прочёл бесконечную, жертвенную преданность, ему казалось, что она, как ребёнок, ждала от него чего-то, что дети ждут от взрослых и более сильных. Перед ним встал мучительный вопрос, что это было, судьба или мимолётное прекрасное мгновение, но уже там, в лесу у него возникло ощущение, что его память будет накрепко привязана к этому дню. В отличие от него у неё, выстрадавшей своё счастье, было более определённое представление о складывающихся отношениях. С первых минут появления милого, долгожданного гостя, она сразу догадалась, что запала ему в сердце, ей стало ясно, как божий день, что это был не простой, формальный визит вежливости. По его смущению и растерянности нетрудно было понять, что у него на душе творилось то же самое, что и у неё. Он стеснялся родителей, не мог, как подобает, принять их искреннюю благодарность, отказывался от чая и бес конца краснел.
            Она никогда не думала, что он может быть таким робким, смешным и глупым. Но именно эта, открывшаяся черта его характера придавала ей смелости и уверенности, вселяла надежду и веру, её скрытому ликованию не было предела. Однако, сияющее лицо дочери наконец-то пролило свет на все предшествующие непонятные загадки в её поведении. К её огорчению, при родителях она не могла  сказать ему то, самое главное, о чём она не переставала думать. Если Всевышним мужчинам предоставлено право, завоёвывать место под солнцем умом и силой, то женщины достигают той же цели обаянием и лукавством. У неё имелся очень веский повод, попросить навестить её ещё раз по очень важному делу, по какому именно она не говорила, это была её тайна. Взрослеющая школьница на самом деле не прибегала к хитрости, владеющая ей идея  действительно имела очень важное значение для них обоих. Родители не чинили им препятствий, потому что ещё до окончательного выздоровления её тетради уже запестрели красными пятёрками.
             Он с огромной радостью откликнулся на её просьбу, ещё не зная, что осуществить свою деликатную задумку она рассчитывала, оставшись с ним наедине. Он не пытался разгадать её тайный замысел, он искренне был рад любой возможности для новой встречи. Однако, в очередной  и ей и ему не сразу повезло. Перед самым его приходом к ней нагрянули почти всем классом одноклассницы, которые должны были в это время находиться в школе, но заболела учительница географии и урок отменили. Целый взвод молоденьких девчонок поверг его в смущение, увидев его, они затараторили, как сороки. Все говорили и никто никого не слушал, на воцарившийся гвалт никто не обращал внимания. Каждой важно было в первую очередь самой высказаться. Одна похвалилась, что видела его, когда он приходил в школу, другая, по всей вероятности староста класса благодарила за оказание помощи подруге. Кто-то, заведомо не рассчитывая на обстоятельный ответ, спрашивал, не страшно ли летать на самолёте, а самая смелая и озорная загнала его в краску, она мечтательно завела глазки и сказала в сторону негромко, но достаточно для того, чтобы быть услышанной: какой симпатичный! К счастью, уже через несколько  минут время, развеселившихся и не в меру увлёкшихся молодым человеком школьниц, истекло. Им уже предстояло бежать бегом, чтобы не получить нагоняй за опоздание на следующий урок.
              Когда они, наконец, остались вдвоём, настал её черёд краснеть, она достала из-под подушки заранее приготовленный, нераспечатанный конверт и попросила у него клятвенное обещание, что он прочтёт содержимое только после того, как приедет в свою воинскую часть и не раньше, чем через неделю. При этом румянец гулял у неё на щеках, как у себя дома, и не собирался спадать. Это было то самое, неотправленное письмо с её первым, робким признанием в любви. Он клятвенно обещал сделать всё точно так, как она сказала и первый раз неумело её поцеловал. Она до сих пор помнит, как у неё от счастья закружилась голова. Если бы она ни была прикована к постели, то увлекла бы его в радостном танце, внутри у неё всё пело: «Люблю! Люблю! Люблю!»… Сдержал он своё слово относительно письма или нет, она не знала, только перед самым отъездом он с какой-то хмельной радостью признался, что влюбился в неё без памяти. Она заплакала от того, что из-за больной ноги не может проводить его, но это уже были больше слёзы радости, чем печали.  В его любви она уже не сомневалась, девичье сердце сиюминутно подсказывало то, над чем психологи ломали бы голову неделями. Время показало, что она не ошиблась. А поженились они позже, потому что она ещё была школьница.   

                г. Шатура