Сверчок. На царских харчах. Гл. 3. По цвету... и п

                Сверчок.
                Часть 1
                На царских харчах
                3
                По цвету… и по рассвету…

Веселые ребята были в моей родне. Не импотенты и зубоскалы!
С одной стороны, негры, афроевропейцы, охочие до девок, с другой Пушкины – развратники, разбрызгивающие свою сперму направо и налево.
Александр Петрович Пушкин родил Льва Александровича Пушкина, моего деда.
 Лев Александрович Пушкин родил Сергея Львовича Пушкина, моего отца и Василия Львовича Пушкина, моего дядю – поэта.
Сергей Львович Пушкин тоже расстарался и родил мою сестру Ольгу, меня и брата моего Льва. Были еще дети, мои братики и сестры, но они умирали на моих глазах, корча в предсмертной маске рожицы.
А я продолжал жить, потому что живой человек – всегда хорошо.
И сказал Боженька, что это хорошо!
От моих младенческих переживаний и детских травм, я чувствовал реальное ощущение своего тела, воспринимал мир в ощущениях и эмоциях, соответствующих моему возрасту. Во мне всё сгущалось и конденсировалось в стихописательство и сексожелательство.
А теперь обратимся к Абрамкиным детям.
Главный Абрамка, мой прадед, родил Осипа Абрамовича Ганнибал.
Осип Абрамович Ганнибал от Марии Алексеевны Пушкиной, моей бабушки родил Надежду Осиповну Ганнибал, мою мать.
Надо сказать, что отцом моей бабушки был Алексей Федорович Пушкин, другой Пушкин, с другой ветки, так, сбоку – припеку, не относящейся к отцовской родословной. И, тем не менее, моя матушка, выйдя за Сергея Львовича Пушкина, вернула фамилию бабушкину. Если бы бабушка была дедушкой, то… Понятно, что Пушкины не Чушкины, но смесь получилась гремучая.
Вот и вся моя родня, там, где родина моя!
Ближняя родня, как собственность…
Дареному коню в зубы не смотрят!
Принимай и пользуйся, хочешь по цвету, хочешь по рассвету!
Хочешь по земле, хочешь по небу!
Хочешь по глубине души, хочешь по фрагментам тела!
Засим рожден, и живу, неся на себе крест родового дерева и чего-то еще, что вложилось и накопилось вместе с воспоминаниями. Что-то персональное моё, от мамки с папкой и что-то запредельное от Бога. Дерево – то колючее, беспокойное, вдохновенное и страстное.
 Генерал-майор Абрамка был плаксив, вспыльчив, склочен и упрям. В шестьдесят пять лет, он вышел в отставку и поселился у себя в имении, в Суйде, под Гатчиной, где от безделья развлекался, как мог, садил картошку, портил дворовых девок, злобствовал и скопидомствовал. Детишек он настругал, вместе с моим дедом Осипом, штук одиннадцать. Это о законных речь идет! А незаконных он имел море.  И ухитрялся быть двоеженцем.
 Осип пошел в отца. Двоеженец, непостоянен, болтун, пылок до умопомрачения.
Ну, а Пушкины!
Эти - то шороху давали! И какого шороху! Гневливы были предки и необузданны. А еще были Пушкины убивцы! А что вы хотите, пушка есть пушка - нужна для стрельбы. Тут не куда не деться!
Как-то, по рассказам Вяземского, Екатерина Великая говорила одному генералу «Никогда я не могла хорошенько понять, какая разница между пушкою и единорогом (род пушки)». «Разница большая, - ответил генерал, - сейчас доложу вашему величеству. Вот изволите видеть: пушка сама по себе, а единорог сам по себе».
Так и Пушкины – убивцы.
Прадед Александр сам по себе.
Дед Лев – сам по себе.
Прадед Александр задушил свою беременную жену, дочку Петра Великого Евдокию, дед Лев был тоже яростным и жестоким, и тоже заморил в сарае свою первую жену и тоже Евдокию, за измену с французиком. А французика-гувернера Лев избил до полусмерти. Но это не помешало ему воспитать моего отца и дядьку.
Воспоминания – род недуга, но именно биографические воспоминания содержат память о младенчестве, детстве и последующих периодах жизни. Только они снабжены еще чем-то бессознательным, чувственным.
Не случайны на земле две дороги – та и эта,
Та натруживает ноги, эта душу бередит…