О лэнгуиджес и о себе. Часть первая

 Что-то торкнуло меня посвятить свою грусть нерусским языкам, коими истязаю я себя то-ли по необходимости, то-ли сцелью избежать деменции, а может мне это дело даже и нравится. Ну прям, как мой папа, который в той ещё жизни занимал себя игрой в шахматы. Играл средненько, но с любовью. Я бы даже сказал, с остервенением.
 Язык - инструмент общения. Кто бы спорил. Только вот даже самый совершенный инструмент тогда чего-то стоит, когда находится в умелых руках. Мои руки растут из задницы.
До некоторого времени о своей вербальной рукожопости я даже не подозревал, в силу того, что проявить себя было негде. Годы юности и взросления прошли в Сибирской глубинке. Все говорили на одном могучем и густо приправленном матами русском. Иностранный язык, главным образом английский или немецкий, преподавался в школе на уровне "Май нэйм из Петья. Ай эм а пьюпэл, Ай гоу ту скул". Если бы не детское эпистолярное творчество, думаю, никакого прока от изучения английского не было бы вообще. Но благодаря некоторым перлам, какой - никакой интерес к предмету подогревался. Детские кричалки запоминались особенно легко, буквально с первого прочтения:                “Иф ю вона фак фо фани,                Фак ёселф энд сэйв ё мани”                Не многим более увлекательным оказался английский в мединституте, где мы с нашей преподавательницей и по совместительству куратором группы Ией  Сигезмундовной обсуждали (на родном русском, но уже без матов) посещаемость лекций и терки с комендантом общежития. Иногда она заставляла нас переводить абзацы научной статьи про гельминтов...  В середине 90-х один знакомый, моего знакомого, человек бизнеса а-ля “купи пару вагонов украденного леса и продай подороже китайцам”, вынужден был общаться с зарубежным партнером, каким-то европейцем. Так вот европеец этот, желая, наверное, сделать комплемент языковым навыкам чувака, поинтересовался, как долго тот учил английский. Наш бизнесмен открыл было рот для того, чтобы провести калькуляцию вслух: "Шесть лет в школе, еще пять в институте", - но осекся, сообразив, что, если иностранец сопоставит 11 лет обучения с конечным результатом, то заподозрит русского партнера в том, что тот - дебил.  "Один –два года”, - был наш ответ. Одобрительное поцокивание языком было ответом иностранца.
    Отдавая должное системе советского образования, я не заморачивался своим неумением связать и пару слов на английском и даже лелеял надежду на наследственный скрытый талант к языкам. Мой родной дед свободно владел то ли 12-ю, то ли 14-ю. Была даже история такая. Приехал дед как-то навестить в Иркутске своих взрослых дочерей, мою маму и тетушку. Ну и во время визита высокого гостя, как-то была организована его встреча с франкоговорящим доцентом института иностранных языков имени тов. Хо Ше Мина. По инициативе последнего, конечно (дед был ещё тем снобом). Очень хотелось доценту иняза непринужденно пообщаться с носителем французского. Надо сказать, что в 30-е годы мои предки жили во Франции и дед с бабкой учили химию в Сарбонне. Дед химиком так и не стал (вот у кого по признанию бабушки руки реально из жопы росли). Во время Второй Мировой дед был заключен в немецкий трудовой лагерь и избежал более суровой участи, постигшей миллионы европейских евреев, благодаря английскому паспорту. По аглицки дедушка также изьяснялся свободно, а, благодаря службе в австро-венгерской армии в молодые годы, и по-немецки... Так вот, встреча деда и доцента состоялась. Первый был в совершеннейшем восторге и даже восклицал, что он на седьмом небе от счастья поговорить наконец-то на настоящем французском. Второй отзывался о встрече весьма прохладно, подчеркивая в частности, что французы не используют выражения "Я на седьмом небе". Они говорят: "Я на небесах".