Anonym s Tale
- Валите ко всем гробам! - повернулась было вокруг своей оси развеселая нетленная голова Хранителя всяких жутких, чудных и поучительных историй, готовившаяся высказать все ругательства.
- Ой, это вы - милая детвора? - машет ручкой с ершиком и паутинками. - В таком случае, прошу простить ... Видите ли, вы застали меня в такой ситуации... Совсем, как героя из байки, которую я приготовил для вас сегодня - шлепает культяпками по захолустным плитам, спеша открыть пыльный и шумный огромный том, перелистывая на картинку с юношей, задумчиво смотревшим на пыль, по являющуюся из его красивых щек, вокруг него опадали листья при луне.
- Эту, не менее поэтичную, чем ее обложка, байку я назвал бы...Пепел луны –
Пепел луны
Кристофер осторожно подвел щеки и поставил мушку у уголка красивых губ, обеспокоенно глядя в зеркало - в нем отражалось окно, а в том - вот-вот глянет луна. Вдохновляющая и красивая белоснежная жемчужинка неба не предвещала ему ничего хорошего. Ни в воображаемом, ни в реальном плане - ведь это означало, что... Ему пора на сьемки клипа, ведь юноша был модным и оригинальным певцом (но он предпочел б остаться анонимным). Анонимность - это было то, чего он жаждал и что приветствовал больше всего; потому... Даже в клипе его приятное лицо всегда было полускрыто стилизованными тенями и бликами, а голос оттеняло мелодичное эхо синтезатора, все, чтобы завоевать еще больше поклонников и поклонниц...
Сначала Кристофер, как и любая творческая и бедствующая натура, был очень рад этому, во-первых, ведь они приносили доход покупкой дисков, постеров, количеством прослушиваний и скачиваний, во-вторых, утоляли потребность признания, общения и даже любви
Заиграли аккорды и вентиляторами стала осыпаться луна, а он пел и смотрел в темную и тихую пустоту в выси, которой можно надежно довериться без слов, и сказать, что он устал и от славы, и от чувств; и, впрочем, что есть чувства, рассуждал он, старательно вытягивая мягонькие нотки - самоутешение, самообман? Или бегство от утешения или обмана? Скорее, это… как конфетти, что рассыпается дождем и погружает в другую реальность. Песня казалось бесконечной и, несмотря на усталость от творчества, он хотел, чтобы она не кончалась - она точно уносила с него пепел тревоги и запутанности в самом себе
В самом деле, как он мог принять за любовь то, что на него просто посмотрели? Да, возвращаясь в бедную съемную комнатку и готовясь отдохнуть в мире снов, он представлял себе, как с завистью или насмешкой, восхищением и желанием, смотрят на него сотни и сотни поклонниц; и даже эти анонимные похожие по содержанию записки с выражением комплиментов его красоте - их было столько, что их содержание утратило всякий смысл. Но этот взгляд он запомнил - кроткий и просящий о чем-то, без нотки лести или коварства, как красивое порхание мотылька. И, уже оканчивая песню, он понял, что пустил эти глаза в свое сердце, не понимая зачем и чем это обернется.
На выходе из зала он снова столкнулся с почитательницей, что принялась с почтением расспрашивать его о вкусах, творческих планах, таким приятным и певчим голоском, что Кристофер почувствовал, что готов был говорить с ней часами, сочинить о себе то, чего нет, но лишь бы ей понравилось (этот кроткий анонимной чистотой при этом еще больше пленял его). О себе же новоиспеченная подруга отвечала вежливо, но скудно, потом и вовсе поторопилась уйти, не попрощавшись.
Юноша же только улыбнулся и с упоением подумал: "Несомненно, это она боится показаться слишком влюбленной в меня... Но пусть не боится, ведь... похоже, я уже влюблен в нее". И, едва это осознание коснулось его души, как в его воображении нарисовались новые, дивные и сказочные звуки и картинки, слова и дыхание - это все он немедленно запишет, и наплевать на поздний час – это все посвятит ей, ведь она придет, обязательно...
Пока он настраивал инструмент, он представлял, что осторожно держит ее за руку, а микрофон нарочно поправил на подставке, как будто придвигал к себе плавно ближе объятие с ней - он хотел полностью окунутся в навеваемые чувством частички белоснежного пепла фантазии, полнее вложить в сам процесс творчества ее, ведь тогда она поймет все, он верил, что поймет.
Но завтра ее не было, и потом, и после, его надежда по противоречивым законам все крепла, с вкраплением боязни, что он чем-то ей не понравился. Кристофер еще раз подошел к зеркалу. Родинка у губы, красивые дуги бровей, тонкое вытянутое лицо, теперь казавшееся еще более уточенным из-за влюбленности хозяина; на миг это его обрадовало. Однако он присмотрелся внимательней: теперь оно показалось сладким до неприятного - слишком открыто отражавшее его эмоции, доступное, забывшее одну вещь... "Анонимность - вот - что самое интересное в мире, а теперь это кончено!" - вдруг прошептал рассудок парню.
«Точно - продолжала безжалостно заострять выводы логика - Я проболтался своим блеском глаз или улыбкой, стал неинтересен... Зачем теперь мне мой секрет!" - сказал он и взялся за нож...
Отчаявшийся влюбленный и не заметил, как в этот момент внезапно вернулась девушка, что несла ему подарок, быть может, и новые встречи... Но замерла и вскрикнув, убежала, уже не планируя возврщаться - на нее обернулось лицо, снимавшее толстый слой пылеобразной пудры-кожи, теперь выглядевшее до искусственного пригожим, гладким и чистым, как декорация...
Кристофер с размаху ударил по стеклу и взялся за голову, опускаясь на пол, погружаясь в привычную темноту, проклиная свою редкую и неизлечимую болезнь, которая и привносила такой шарм и одновременно пытку в его жизнь, белые, как сахарные, пылинки отрывались от его лица и улетали к луне... –
- Вот так, деточки! - со вздохом закрыл том Хранитель. - Иногда вы зацепитесь в себе или в мире за что-то загадочное - а оно то покроется пылью, то пыль слетит в ненужный момент! - сочувствующий смешок, он сдунул пыль со сборника рассказов и уморительным образом снова побежал принимать специфический душ, помахав на прощание ершиком (до новых баек)...
Свидетельство о публикации №218103101618