24 марта, пятница. День шестой

Есть устойчивое выражение - «чёрная пятница». Если раньше я воспринимала его совершенно абстрактно, то сегодня убедилась в его абсолютной правоте. Мне в этот день шагалось труднее всех. Усталость обычно наваливается день на третий, это знакомо каждому туристу. Вот она на меня и навалилась: ещё до обеда я шагала легко, а когда пошли поперёк ветра, на наклонных, вылизанных ветром плоскостях мне досталось крепче всех. Чуть расслаблюсь – неокантованные лыжи тут же сносит вниз, и я выцарапываюсь вверх, раз за разом теряя остатки сил. Крепление ослабло, лыжи стали заплетаться всё ощутимее. Я существенно тормозила группу, и чувство вины выбивало меня из равновесия. Ребята в этой ситуации оказались на высоте: никто не упрекнул, все старались ободрить и помочь. Андрей давал практические рекомендации, снимал и подсаживал, на пару с Командором, мой рюкзак, Володя и Юра несколько раз помогали подняться после падений. К вечеру шла на автопилоте. Корбут, заметив это, пристроился рядом.  Разговорились, и мне сразу стало легче. Командорский приём во время этого похода выручал меня несколько раз. (13)
Единственное желание сегодня было – лечь и отрубиться, но нам с Андреем надо было дежурить. Правда, за хлопотами возле добродушной в этот день «Клавы» усталость меня вскоре отпустила, а когда Командор достал заветную фляжку и предложил всем по напёрстку «огненной воды», я взбодрилась окончательно. Мне сегодня обязательно надо было выпить: прицепилась-таки одна из бацилл сошедшего с маршрута Саньки! Нос постоянно намокал, в горле время от времени вызревал кашель.
После глотка спиртика стало тепло, уютно и необъяснимо весело. В полудрёме успела услышать и оценить тост Володи Дорджеева,  в котором он призывал прислушаться к возвышенному состоянию, что редко нисходит на нас в обыденной жизни, и сохранить чувства, которые мы испытали здесь, рядом с чистотой и величавостью гор.
- Здесь я ощущаю себя ближе к Вечности, - завершил он.
«Что-то знакомое», - подумала я и вспомнила, что ощутила то же самое днём и даже попыталась выразить это в рождённом на ходу четверостишии:

А как откроют горы светлый лик,
Мы перед гордым Господа творением
Замрём, на них взирая в этот миг
С каким-то неземным благоговением.

Потом перед глазами калейдоскопом закрутились события дня: ослепительно белая полярная сова с впечатляющим размахом крыльев, заунывное пение Командора, сопровождаемое бряцаньем на зачехлённой гитаре, которым он развлекал нас во время послеобеденного расслабления, прокручивающая километр за километром ослепительная лыжня под ногами.
В голове назойливо вертелась песня, исполненная Корбутом по поводу скорого расставания с рекой. Она напоминала песнопения чукчей: нечто протяжное и монотонное, в котором единственно узнаваемым было словосочетание «Большая Пайпудына» (14). Калейдоскоп продолжал крутиться, и я не заметила, как уснула.

Продолжение: http://proza.ru/2018/10/31/185