Отъезд С. А. Христиановича в Москву

Кузнецов И.С. Отъезд С.А. Христиановича в Москву: причины и следствия [1].
 

Долгое время проблема переезда академика Христиановича в Москву в 1965 году в литературе не поднималась. Лишь констатировался сам факт.

В последние несколько лет исследователи предпринимают попытки разобраться в этом вопросе [2-3]. 

Только сейчас учёные - очевидцы событий более или менее откровенно высказываются об этом, хотя в личных беседах зачастую оговариваются: это не для протокола! Видимо, на подсознательном уровне многие ещё не могут отрешиться от привычки опасаться за своё мнение, если оно идёт вразрез с официально признанными версиями происходивших событий.

Мало кто готов безбоязненно заявить о своей точке зрения, но такие люди всё же есть.

«Система была коридорная. Если где-то что-то, сразу негласно табу накладывалось, нельзя было ничего говорить» [4], - отмечает по этому поводу А.Ф. Курбацкий.


Из архивных документов можно почерпнуть по большей части официальную информацию, так как дела, содержащие наиболее животрепещущие вопросы (к которым относится и проблема данного раздела), разбиравшимися на партийных собраниях, продолжают оставаться закрытыми для доступа исследователей.

Поэтому очень важно знать, что говорят люди - современники тех событий, способные значительно добавить сведения о происходившем.

На заседании партийного бюро ИТПМ от 9 апреля 1965 года, Христианович говорил:

«Я уезжаю, потому что болен и врачи советуют изменить климат…» [5].

Но на дополнительный вопрос: «Причина ухода?», ответил:

«Мне было очень трудно работать здесь, поддержки в СО АН не имел, пока хватало моих физических сил, я работал здесь, а сейчас состояние здоровья ухудшилось…»/

Очевидно, что дело было не в состоянии здоровья.

А.Ф. Латыпов, выслушав эту версию, заявил просто:

«Это неправда». Суть дела, прежде всего, состояла в сложных взаимоотношениях с руководством СО АН, которые обострились раньше.

Н.А. Куперштох считает, что первое разногласие между М.А. Лаврентьевым и С.А. Христиановичем произошло в Иркутске, при выборе места для строительства иркутского Академгородка [6].

Но это было лишь начало.

В 1961 году произошла крупная ссора между академиками.

Есть свидетельство А.П. Филатова, который в то время был секретарём новосибирского горкома КПСС, о конфликте.

Дело в том, пишет Филатов, что «Христианович освободил Б.В Войцеховского от обязанности заведующего отделом Института гидродинамики - после несчастного случая со смертельным исходом по причине грубого нарушения правил техники безопасности в этом отделе.

Решение справедливое. Но Лаврентьев, вернувшись из загранкомандировки, возмутился - почему решение принято в его отсутствие?

А в это время академик Христианович «провинился» в личном поведении.

Более шести часов вместе с работниками ЦК КПСС мы пытались их «помирить», доказать Лаврентьеву, что «грехи» Христиановича не так серьезны, чтобы освобождать его от должности первого заместителя председателя Президиума СО АН.

Но Лаврентьев категорически стоял на своём - «или я, или он».

В общем С.А. Христианович вернулся в Москву.

Позже уехали из Академгородка и некоторые другие учёные, не найдя подхода к «трудному» характеру первого руководителя» [7]

Анализируя этот эпизод, можно сказать, что Христианович поступил правильно, уволив Войцеховского.

Лаврентьева не было в это время на месте, а Христианович как заместитель председателя Президиума СО АН имел полномочия и полное моральное право поступить таким образом.

Однако Лаврентьеву это не понравилось, так как Войцеховского он считал своим ближайшим соратником. И он поднял вопрос о личной жизни Христиановича, заявляя, что тот «своим неправильным поведением скомпрометировал себя перед коллективом учёных, он оставил прежнюю семью и стал жить со своим референтом». [8] 

Чтобы слово «референт» не воспринималось каким-то ошибочным образом, добавим, что референтом была относительно молодая женщина.

Думается, что это был только повод, чтобы вывести С.А. Христиановича из руководящего состава Сибирского отделения.

Естественно, факт личной жизни академика был незамедлительно «разобран» на партийном собрании в 1961 году.

Академик В.Е. Накоряков вспоминает, что «на партсобрание по поводу этого романа прилетал даже президент Академии наук Келдыш…» [9]

В результате Христианович получил партийное взыскание - строгий выговор, (он был снят Советским райкомом 8 января 1962 года) [10].

И на выборах в 1961 году Христианович в состав Президиума СО АН не прошёл, а соответственно был отстранён таким образом от принятия на этом уровне решений [1].

Лаврентьев потом в своих воспоминаниях, как бы оправдываясь, писал:

«В первые годы многие московские жёны не спешили вслед за мужьями в Сибирь. И, как это иногда случается, один из наших коллег скоро нашёл себе подругу на месте, а со старой женой развёлся.

Я постарался, чтобы эта история стала широко известна в Москве. Расчет оказался правильным: начался массовый переезд жён в Новосибирск» [12]. 

Рискнём также предположить, что Христианович, обладая приятной внешностью и огромной харизмой, пользовался большим успехом со стороны противоположного пола, что тоже могло раздражать «истинных коммунистов»…

Возможно, имела место простая человеческая зависть Лаврентьева к Христиановичу, тем более что последний был также учёным с мировым именем и был очень известен своими научными работами за рубежом.

Здесь хочется отметить несколько интересных случаев, связанных с известностью Сергея Алексеевича.

Р.К. Нотман написал в своей статье, что академик Шемякин Е.И. на научной сессии в память о Христиановиче рассказал о научной задаче, решённой Сергеем Алексеевичем, «про которую даже в науке забыли, кто её автор, но время выявило её огромную ценность для практики.

Через много лет, как рассказывал Шемякин, известный американский учёный спрашивал у САХа с недоверием:

- Вы тот самый Христианович?.

Да, - признавался Сергей Алексеевич.

А я думал вы давно умерли, - пояснил, ничуть не смущаясь, американец.

Другой американский учёный, ещё более знаменитый, приехавший после войны в Москву, просил об одном: показать ему двух Сергеев - Христиановича и Соболева.

Больше его в России ничто не интересовало» [13].

Ю.Ф. Коваленко, который работал с С.А. Христиановичем в Институте теоретической и Прикладной механики, вспоминал:

«Сергея Алексеевича знали во всём мире. Он рассказывал, что когда он был в Монреале на съезде по механике, он познакомился с одним крупным учёным, и тот, услышав фамилию Христианович, говорит:

«О! Я знаю, в Советском Союзе много Христиановичей: один занимается газовой динамикой, другой - теорией пластичности, третий…».

Ему и в голову не приходило, что всё это один человек!» [14].

Что касается испортившихся отношений с Лаврентьевым, многие бывшие сотрудники Сергея Алексеевича сообщают, что всё началось с того, что в общей приёмной на Советской, 20, постоянно можно было видеть такую картину:

в основном, весь народ шёл к Христиановичу.

«Потому что он решал все основные вопросы - занимался строительством, распределял финансы, а Лаврентьев на этом фоне выглядел номинальным руководителем» [15], - объясняет В.М. Масленников.

Е.А. Фадеев говорит о том же:

«Когда он увидел, что не к нему все идут, а к Сергею Алексеевичу, он почувствовал, что вроде как уходит на второй план.

В этом отношении Сергей Алексеевич не был дипломатом - может быть надо было побольше докладывать, рассказывать Лаврентьеву, делиться с ним.

Ведь часто бывает, что когда людям рассказывают идеи, они у них в голове перевариваются и становятся родными. Сергей Алексеевич не думал об этом.

Он своей активной деятельностью поставил себя в конфликтное состояние с Лаврентьевым» [16/.

По свидетельству А.Ф. Латыпова, «у Лаврентьева была такая особенность: ему надо было постоянно кого-то «жевать». Таким образом, он выжил Христиановича, а поначалу и Работнова.

Все они уехали, несмотря на то, что приехали добровольно, с желанием здесь работать.

Ни Сергей Львович (Соболев - Е.И.), ни Сергей Алексеевич не боялись иметь в своём окружении людей равных себе или даже выше.

Вот, например, под начальством С.Л. Соболева работал Канторович - лауреат Нобелевской премии, и ничего подобного, и никаких проблем!...

Я думаю, что он (Лаврентьев - Е.И.) стремился возвыситься не за счёт собственных возможностей, а, принижая и ущемляя других» [17]. 

В.М. Масленников говорит, что пока создавался Академгородок, пока нужно было решать много организационных вопросов, С.А. Христианович был нужен М.А. Лаврентьеву, а когда всё уже было организовано, то он начал активно предпринимать попытки его «устранить»:

«Сначала он писал Хрущёву относительно его смены, но из ЦК ему сказали - будете работать вместе.

А тут случилась ещё одна вещь - Софья Давыдовна (тот самый референт - Е.И.).

Евгения Яковлевна (жена С.А. Христиановича - Е.И.) взяла и написала (вернее, её спровоцировали) в партком жалобу и это было использовано.

По этой причине Сергея Алексеевича вывели из состава Президиума, но он остался директором института.

Началась его изоляция.

Лаврентьев старался вытеснять тех людей, с которыми Сергей Алексеевич был близок.

Это И.И. Новиков, он уехал ещё раньше, и другие.

Сергей Алексеевич говорил, что ему не с кем даже на праздник собраться….

Схема была стандартная. Природа всех этих вещей была ясна.

Сергей Алексеевич сам вынужден был уехать оттуда, потому что такая изоляция его задевала» [18].

Насколько это была неприятная ситуация можно судить из воспоминаний член-корр. РАН, д.т.н. Баррикада Вячеславовича Замышляева, которой тоже отмечал эту изоляцию:

«В Академгородок я приехал как представитель военно-морской науки на празднование юбилея академика Лаврентьева М.А.

Меня, капитана первого ранга … встречал контр-адмирал Мигиренко Георгий Сергеевич, который в тот период был Председателем филиала Секции оборонных проблем при АН СССР и заместителем директора Института гидродинамики….

Мы ехали по Академгородку на «Волге» и мирно беседовали о былом….

На одном из перекрёстков городка я увидел Христиановича С.А. и попросил водителя остановить машину, чтобы поздороваться с ним.

Георгий Сергеевич, узнав мои намерения, взволновался, попросил не останавливаться, объяснив, что академик Христианович С.А. сейчас в опале, с ним сейчас никто не разговаривает, так как он поссорился с академиком Лаврентьевым М.А.

Меня это здорово удивило и даже возмутило.

Я настоял на остановке.

Когда машина остановилась, и я выходил из неё, Георгий Сергеевич Мигиренко (он сидел на заднем сидении) пригнулся, чтобы проходящая публика не могла увидеть его в машине, из которой кто-то отважился подойти к опальному академику.

Я, радостный от встречи, подошёл к Сергею Алексеевичу. Сначала он удивился, что кто-то к нему подходит, но потом, узнав меня, мы расцеловались. Он был рад встрече.

Мы долго разговаривали, вспоминали прошлое….

Поговорили и о науке, новых результатах по испытаниям ядерного оружия….

Меня очень удивило поведение Г.С. Мигиренко, что он не вышел из машины, не подошёл к нам, не поздоровался с Сергеем Алексеевичем, а всё это время просидел в машине, пригнувшись.

Так я познакомился впервые в жизни с такими негативными проявлениями в отношениях заслуженных и глубоко уважаемых мною учёных…» [19].

Поразительно в этой ситуации, до чего дошли люди!

У самого Сергея Алексеевича был достаточно жёсткий характер, но только если дело касалось чисто научных вопросов.

Для него не было особых авторитетов, «он мог с большим вниманием слушать студентов и мог, здорово разозлившись на кого-нибудь из важных лиц, потопать ногами…» [20].

Естественно, это многим не нравилось, его даже побаивались. Ведь учёные - люди достаточно амбициозные и то, что Христианович со многими иногда резко разговаривал, их сильно задевало.

Возможно, это тоже влияло на отношения внутри научного сообщества Академгородка.

Сергей Алексеевич Христианович обладал очень редким профессиональным качеством - он умел искренне радоваться научным успехам других.

С.С. Кацнельсон вспоминает проходившие в те времена научные семинары:

«Когда Сергей Алексеевич слушал какую-либо работу, и если она ему нравилась, он часто вскакивал с места и говорил:

«Как хорошо! Какая работа!».

Если же человек ему не нравился или не нравилось, что он делает, то он просто забывал его и всё.

Никаких пакостей не делал. Он мог, конечно, накричать, но зла у него не было…» [21]. 

Христианович объективно оценивал людей и, прежде всего, по их профессиональной деятельности. Если личные взаимоотношения с человеком у него по каким-то причинам не складывались, но тот хорошо работал, то он отодвигал это на второй план.

Бывали даже случаи, когда некоторые сотрудники института позволяли себе прийти и сказать Христиановичу:

«Всё, я устал от вас, подаю заявление», и отнести заявление на увольнение в отдел кадров, которое лежит там обычно неделю, а затем подписывается.

Но, остыв, через два-три дня забирали заявление.

Сергей Алексеевич на это не реагировал, то есть человек мог спокойно работать дальше, не опасаясь каких-либо «репрессий» со стороны начальства [22].

Вряд ли многие смогут повести себя так в подобной ситуации.

Таким качеством, к сожалению, по мнению некоторых людей, не обладал Лаврентьев.]

«Было видно, что Христианович сделал очень большое дело (здесь речь идёт о ПГУ - Е.И.), и появлялся мощный конкурент.

И он, может быть, стал уже лишним», - предполагает А.Ф. Курбацкий [23].

В.М. Масленников отмечает, что «в начале и Лаврентьев поддерживал эту идею.

Они вместе с Христиановичем написали Хрущёву письмо от имени Сибирского отделения, в котором оба предлагают идею парогазовой установки. Но потом между ними возник конфликт….» [24].

Возможно, Сергей Алексеевич просто устал бороться с «оппозицией», со стремлением помешать ему работать над парогазовыми установками, а оно имело место быть.

Сам Лаврентьев в своих воспоминаниях говорит об этом:

«С.А. Христианович создал современную экспериментальную базу исследований, были построены мощные аэродинамические трубы и стенды.

Были попытки непомерно расширить эту базу, а поскольку карман у Сибирского отделения один, то это пошло бы в ущерб другим, да и увело бы институт в прикладные исследования, свойственные не академической, а отраслевой науке» [25].

Но Лаврентьев не поддерживал не только данное прикладное направление, но также и общественные науки в Сибири.

Директор Института экономики и организации промышленного производства СО АН СССР (в котором поначалу развивались и другие общественные науки - история, филология, философия) Г.А. Пруденский писал в ЦК КПСС, что «с первых дней организации Института экономики СО АН СССР М.А. Лаврентьев проявляет прямую недооценку развития общественных наук в Сибири», обвинял его в дезорганизации развития института, а также выражал своё беспокойство по поводу того, что были основания полагать, «что в данном случае задумана расправа с коллективом Института экономики подобная той, какая была учинена в Сибирском отделении два года назад (т.е. - в 1963 году - Е.И.) по отношению к Институту экспериментальной биологии и медицины, возглавляемому профессором Мешалкиным» [26].

В результате жалоб в Сибирь была направлена специальная комиссия для решения этого вопроса, которая предложила обратить внимание М.А. Лаврентьева на необходимость создания условий для широкого развития общественных наук в Сибири и оказания всемерной помощи учёным, работающим в этой области, а также создать в составе СО АН СССР Институт истории, философии и филологии на базе отдела гуманитарных исследований Института экономики [27].

Сказанное вовсе не означает, что в нашей работе есть цель бросить тень на Лаврентьева.

Просто надо признать объективно, что ввиду некоторых человеческих качеств и, возможно, определённой узости мышления этого учёного, Сибирское отделение испытывало много трудностей в своём развитии.

Получилось так, что когда создавалось Сибирское отделение, Христианович был не слишком на виду, он занимался подбором кадров, научной тематики, вопросами строительства.

Лаврентьев же был занят организационными вопросами, везде появлялся, его фотографировали.

Наверное, это разделение было необходимо.

Как считает С.С. Кацнельсон, скорее всего, у Лаврентьева были больше представительские функции, а у Христиановича - более связанные с разработками научных направлений [28].

После его отъезда его имя как бы исчезло из истории создания СО РАН, оставшись только в перечне тройки основателей и в связи с тем, что он был первым директором ИТПМ.

Изъять его отсюда было бы уже абсурдом.

Это показывает историография, особенно «доперестроичных» времён. Даже в специальных выпусках газеты «Наука в Сибири», посвященных юбилеям Сибирского отделения, невозможно отыскать информацию о деятельности Христиановича по его организации [29].

И только совсем недавно (в сентябре 2005 года) Институту теоретической и прикладной механики было присвоено имя его основателя и первого директора.

Христианович вынужден был уехать, покинуть свой институт, своё детище - работу над ПГУ.

Правда, уезжая, он не подозревал, что годы работы будут «сданы в металлолом».

В протоколе заседания партийного бюро ИТПМ, на котором С.А. Христианович сообщил о своём уходе из института, читаем:

«Заслушали сообщение директора института академика Христиановича С.А.

Вопрос ПГУ решён положительно. Защита прошла хорошо. Работа будет продолжаться» [30].

Видимо, он считал, что работы по ПГУ в институте продолжатся, поэтому и просил оставить себя в качестве научного руководителя [31].

Однако, как видим, руководство Сибирского отделения распорядилось иначе.

Вынужденный отъезд Христиановича, безусловно, большая потеря для Сибирской науки, для науки страны в целом и для ИТПМ в частности.

Если бы он поработал в Сибирском отделении лет пятнадцать, то могла сложиться научная школа мировой значимости, а так она только начала складываться.

К тому же институт понёс кадровые потери, так многие ученики и соратники учёного последовали за ним в Москву и продолжили совместную с ним работу.

Это: Ю.А. Выскубенко, В.М. Масленников, А.Т. Онуфриев, Э. Цалко, А.М. Климов, В.С. Фролов, В.С. Кузнецов, Е.А. Фадеев.

С.А. Христианович сыграл выдающуюся роль в создании научного центра Сибири.

Сожаление вызывает тот факт, что в Сибирь приехал великий учёный, имевший уже признание в научном мире, многочисленные государственные награды, полученные, в том числе и в годы войны, с большим желанием работать и развивать науку. Но был вынужден уехать слишком рано, не реализовав до конца свой научный потенциал.


Примечания:

1.

2. Нотман Р.К. Беспризорник из дворян //Указ. соч.; Куперштох Н.А. Деятельность академика С.А. Христиановича по организации ННЦ // Философия науки. 2004. №4(23).

3. Нотман Р.К. Академик С.А. Христианович и его роль в организации Сибирского отделения АН СССР // Советская региональная политика: проблемы изучения. Новосибирск, 2004.

4. Из интервью с А.Ф. Курбацким //Личный архив автора.

5. ГАНО, ф. П5428, оп.1, д.6, л.16.

6. Куперштох Н.А. Академик С.А. Христианович и его роль в организации Сибирского отделения АН СССР // Указ. соч. С.175.

7. Филатов А.П. …. Даруем Сибири академическую науку // Век Лаврентьева. Новосибирск, 2000. С.241.

8. Цит. по: Куперштох Н.А. Академик С.А. Христианович и его роль в организации Сибирского отделения АН СССР // Указ. соч. Новосибирск, 2004. С.181.

9. Накоряков В.Е. Наследство титанов // Городок. ru. Новосибирск, 2003. С.13.

10. Из автобиографии С.А. Христиановича // НАСО, ф.10, оп.2, д.458, л.5 (об.).

11. Куперштох Н.А. Академик С.А. Христианович и его роль в организации Сибирского отделения АН СССР // Указ соч. С.181.

12. Цит. по: Куперштох Н.А. Академик С.А. Христианович и его роль … // Указ соч. С.179.

13. Нотман Р.К. Беспризорник из дворян // Указ. соч. С. 39-40.

14. Из интервью с Ю.Ф. Коваленко // Личный архив автора.

15. Из интервью с В.М. Масленниковым // Личный архив автора.

16. Из интервью с Е.А. Фадеевым // Там же.

17. Из интервью с А.Ф. Латыповым // Там же.

18. Из интервью с В.М. Масленниковым // Личный архив автора.

19. Замышляев Б.В. Памятные встречи с академиком Христиановичем Сергеем Алексеевичем // Из материалов предоставленных ИТПМ.

20.  Из интервью с С.С. Кацнельсоном //Личный архив автора.

21. Там же.

22. Из интервью с А.Ф. Курбацким // Личный архив автора.

23. Там же.

24. Из интервью с В.М. Масленниковым // Личный архив автора.

25. Цит. по Куперштох Н.А. Академик С.А. Христианович и его роль… // Указ. соч. С. 185.

26. Записка в ЦК КПСС Пруденского Г.А. О неправильном отношении Председателя Президиума СО АН СССР М.А. Лаврентьева к общественным наукам от 4 января 1965 года // РГАСПИ, ф.556, оп.16, д.111, л.10-14.

27. Документ ЦК КПСС от 20 марта 1965 года // РГАСПИ, ф.556, оп.16, д.111, л. 16-17.

28.  Из интервью с С.С. Кацнельсоном // Личный архив автора.

29.  За науку в Сибири. 1977. 10 июня; Наука в Сибири. 1987. 21 мая; 1997. №№37-38, 39.

30. ГАНО, ф. П-5428, оп.1, д.6, л.16.

31. Там же.

32.