Холера и диверсанты
Глава 5. Как я учился в МГИМО (1969-1974)
5.3. Холера и диверсанты
На втором курсе я опоздал к началу учебы на целую неделю. Появившись, наконец, в институте, я гордо хвастался, что всё это время просидел в «холерном бараке».
А начиналось всё довольно обыденно.
После строительства дороги в Бирюлёве до начала учебы оставался еще август. Поскольку мамин племянник Раджик уже довольно давно и настойчиво приглашал нас в Махачкалу, мы решили поехать на море.
Однако во время пребывания в Махачкале, конечно же, было необходимо посетить всех родственников. Мы и так уже многих могли обидеть тем, что предпочли поселиться не у кого-либо по прямой бабушкиной линии, а в семье, брошенной её племянником, то есть маминым двоюродным братом. Вы что-нибудь поняли?
В общем, в один прекрасный день мы отправились в город Каспийск, а фактически пригород Махачкалы, с визитом вежливости. Не успели мы расположиться в квартире моей троюродной сестры Эльмиры, как в комнату буквально ворвался ее взъерошенный муж с криком «срочно собирайтесь, вы должны немедленно уехать!» Конечно, москвичи, как и многие жители больших городов, не придают столь большого значения родственным связям и, тем более, традициям кавказского гостеприимства, но подобный поворот событий выглядел более чем странно.
Родственник, с которым мы таким необычным образом познакомились, на бегу объяснил, что в Махачкале вот-вот будет введен карантин по холере, и, если мы не успеем проскочить, последствия будут непредсказуемы. Вернуться в Махачкалу нам уже не разрешат, а перспектива торчать в Каспийске до первых холодов, пока зараза сама по себе уймется, была не из приятных. Прежде всего, следовало воссоединиться с документами и скромными курортными пожитками, чтобы потом приступить к поиску путей высвобождения из карантина.
Вообще-то, вспышки холеры на юге страны не были чем-то крайне необычным. Просто в большинстве случаев подобная информация не афишировалась и в прессу не просачивалась. Особенно «неблагоприятная санитарно-эпидемиологическая ситуация» складывалась из-за притока отдыхающих в летнее время. В Махачкале это усугублялось местными особенностями. Даже приходилось регулярно закрывать на карантин городской пляж. Дело в том, что канализационные стоки выводились прямо в море. При этом труба была не такой уж длинной. Если в течение нескольких дней или во время шторма ветер дул в направлении берега, наступали легко прогнозируемые последствия. (1)
Такое привычное для местных жителей обстоятельство никак не могло быть связано с эпидемией. Гораздо более правдоподобными выглядели версии, в которых фигурировали диверсанты. Естественно, экзотического заграничного происхождения. Так, например, люди вокруг увлеченно пересказывали друг другу историю про каких-то двух негров (политкорректная терминология тогда еще не была в ходу). Во время путешествия в поезде дальнего следования соседи по купе обратили внимание на то, что из багажа темнокожих иностранцев доносятся странные звуки. Призвав на помощь проводника, бдительные граждане заставили открыть подозрительный чемодан. Конечно же, в нём обнаружились крысы, зараженные холерой!
Ни о каких «руферах», «зацеперах», «стритрейсерах» и «квестах» в те годы еще слыхом не слыхивали. Поэтому любители острых ощущений были вынуждены сидеть на голодном пайке. Карантин предоставил им прекрасную возможность продемонстрировать свою удаль. Нужно было всего лишь преодолеть выставленные на дорогах кордоны. Один парень с гордостью рассказывал, как чуть не умер от духоты и жары, когда его по знакомству пристроили в опломбированную фуру с каким-то грузом. Обратно он уже мог въехать беспрепятственно, предъявив паспорт с махачкалинской пропиской. Никакой надобности в пересечении запретной черты не было. Но ореол героя стоил затраченных усилий.
Единственный легальный путь лежал через обсерватор, то есть изолятор, куда помещают граждан, которые потенциально уже могли заразиться. Здесь их наблюдают (так принято говорить у медиков) в течение инкубационного периода, и, если ничего подозрительного не обнаруживается, разрешают покинуть зону карантина. Понятное дело, желающих вернуться к месту работы или учебы, а также выехать по разным делам оказалось гораздо больше, чем мест в спешно организованных по такому случаю учреждениях.
Благодаря начальственному телефонному звонку из Москвы, который организовал отец, мы с мамой оказались в числе первых привилегированных счастливчиков. Пункт обсервации был обустроен в здании школы, двор которой был, как водится, обнесен забором. При всем желании лучшего места для заключения не придумать. Представляю, как обрадовались ученики неожиданному продлению каникул. В спортзале на первом этаже почти вплотную расставили несколько рядов раскладушек. Здесь поселили мужское население. Женщин разместили по классам на верхних этажах не многим более комфортно.
Так предстояло прожить около недели, что называется на всем готовом. Рацион был больничный. Никакой провизии с собой взять, естественно, не разрешили. Поэтому для местных жителей сердобольные родственники наладили поставку с воли более разнообразной еды, в том числе строго недозволенных, а потому особо желаемых, овощей и фруктов. Из окна классной комнаты, выходившего не во двор школы, а на улицу, опускалась на веревке корзина. Под покровом южной темноты этот лифт мог работать совершенно беспрепятственно. Правда, джигит, замахнувшийся на большее, был пойман с поличным в момент возвращения из самоволки. Удальца с позором изгнали и лишили шанса пройти обсервацию.
На шестые сутки под контролем медперсонала каждому пришлось после завтрака выпить по мензурке касторки. Для ускорения процесса, и чтобы ни один холерный вибрион не мог ускользнуть от внимания врачей. Часа через два процесс, действительно, пошел весьма бодро. Все обитатели, не сговариваясь, почти одновременно переместились во двор школы. Здесь над бетонной выгребной ямой стоял добротно сваренный из металлических листов туалет «на четыре очка». Сооружение было поделено перегородкой ровно пополам. На каждую из двух сформированных по половому признаку длинных очередей приходилось по два посадочных места.
Вечером люди в белых халатах завершили процедуру, взяв у поднадзорных пробы на анализ. Для этого им оказалось достаточно сунуть каждому в задний проход стеклянную палочку. После этого оставалось только ждать результатов лабораторного исследования. Если бы паче чаяния у кого-либо обнаружился носитель холеры, всё мероприятие пришлось бы повторить с самого начала, предварительно изъяв из коллектива «паршивую овцу». Впрочем, в реальность такого варианта никто почему-то не верил. Возможно, эта уверенность тоже сыграла положительную роль. На следующий день, по-прежнему строго соблюдая все карантинные инструкции, нас отвезли в аэропорт.
PS: Через десять лет во время моей последней поездки в Махачкалу у меня родилась собственная теория о причинах эпидемий холеры. На этот раз я жил у родственников в новом районе города. Вывоз мусора был организован здесь не так, как в столице. Никаких помойных контейнеров не наблюдалось. В шесть часов утра по кварталу проезжал грузовик, водитель сигналил и жители выбегали с ведрами, чтобы высыпать накопившиеся за предыдущий день отбросы.
Неудивительно, что возникали дикие свалки. Одна из них располагалась по соседству. Выглядела она впечатляюще. Гора мусора возвышалась у глухого без окон торца пятиэтажного блочного дома и достигала уровня чуть ли не третьего этажа. Чья-то корова выбирала из кучи съедобные фрагменты. Вот она, причина неблагоприятной эпидемиологической ситуации, сделал вывод я. Но эта версия не выдержала проверки практикой. Когда в конце августа мы покидали Махачкалу, эпидемия холеры так и не была объявлена. Видно, диверсанты были успешно обезврежены.
В любом случае, теперь я могу похвастаться ещё и тем, что наблюдал зарождение мусорного коллапса в нашей стране.
(1) Судя по изредка проскальзывающим сообщениям прессы, ситуация с тех пор не изменилась.
Москва, октябрь 2018
Свидетельство о публикации №218103101931