Лубань 3 Операция Прибой

   Антон шагал по незнакомой болотной тропе, осмысляя произошедшие события. В голове роились вопросы, на которые не было ответа: «Интересно, кто организовал ночное нападение? Было нападение случайным или кто-то из хуторских с вечера навёл бандитов? Какую роль в нападении играл человек с карабином, который шёл за ним в деревню по болоту? Или напали уцелевшие на войне муж и сыновья Тэклы, которые служили в латышском легионе СС?»

   Но постепенно ровная ходьба успокоила и упорядочила мысли . И все вопросы свелись к одному, несущественному: «Зачем колхозу, который есть пока только на бумаге, ручная веялка?» 

   А именно этот вопрос к событиям на хуторах совершенно не относился, но как-то отвлёк Антона от мыслей о ночном приключении: в конце концов, удача в который раз не отвернулась от него. И спасителями на этот раз выступили мерзкие твари – породистые блохи, поселившиеся в старом тюфяке. Только благодаря их неуёмному аппетиту Антону пришлось уйти спать на улицу. Он усмехнулся, каких оказий только в жизни не бывает, и зашагал быстрее в сторону Вилён: может быть, удастся добраться засветло до большака. А там, кто знает, вновь подвернётся удача, и он перехватит попутку на Режицу.
Если повезёт, то вместо пяти суток, отведённых на выполнение задания, он управится раньше и сумеет побыть лишние пару дней дома. Как-никак у его  жены  Любы шёл 7 месяц беременности.
 
   Добраться засветло до дороги Антону не удалось. Миновал лишь село Рыково, пересёк речку и направился к крестьянской усадьбе поодаль от леса, которая стояла посреди поля в местечке Пертники. Там в высоком доме под тесовой крышей жила большая семья зажиточных староверов, тоже кулаки по советским меркам.

   Староверы – народ не простой, но достаточно человеколюбивый.
Хозяин, бородатый и кряжистый Анисим, приметил незнакомца издали. Он и встретил путника с видимым радушием, так как пытался ладить со всеми. Солдатская шинель его поначалу насторожила, но не напугала, поскольку была своей, русской, пусть и советской. В худшем случае это мог быть дезертир Красной Армии, кои случалось, что прятались  ещё в лесах с начала войны, когда Красная армия бежала в сторону Пскова, почти не останавливаясь для серьёзных боёв с немцами. Дезертиры-красноармейцы обычно после войны потихоньку лесами возвращались домой, и с ними за еду можно было и договориться мирно разойтись.

   Солдат из числа принудительно призванных в латышский легион СС после декабря 1943 года, на которых не было гражданской крови, в лесах уже почти не было: многие из них поверили большевикам, вышли из лесов и сдались на милость победителей.

   Самыми опасными «лесными братьями» были недобитки, на ком со времён службы добровольцами в латышских полицейских батальонах, а затем и в легионе СС, была гражданская кровь евреев, белорусов, поляков и русских. Некоторая часть из них не успела бежать вместе с немцами, а жить хотелось. Эти-то и представляли опасность, так как после сталинских депортаций 1941 в Латвии они сами, и их родня ненавидели советскую власть и любых русских. Анисим хотя и был местным жителем, но русским старовером.

   Два старших сына Анисима также после декабря 1943 года были призваны в армию Гитлера , но им воевать не пришлось. Они охраняли пленных концлагеря «Шталаг 340», которые рыли окопы неподалёку от железной дороги. Долго им служить не пришлось: случилось  так, что перед наступлением на Режицу налетела авиация красных, которая, особо не разбираясь, бомбила и военные, и гражданские объекты. И пленные, и охранники  попадали вперемежку на дно свежевырытых окопов, чтобы уцелеть во время налёта. В этот момент сыновья, не сговариваясь, метнулись в ближайшие кусты, а затем побросали винтовки и ушли через Анчупанский лес обратно домой в Пертники. К счастью после бомбёжки ни немцам, ни латышским полицаям  было уже не до дезертиров, и их никто не искал.

   Анисим какое-то время прятал сыновей в заблаговременно вырытой землянке в лесу. Долго прятаться не пришлось. Когда пришла Красная армия, сыновья Анисима вышли из леса и были призваны солдатами в советский обоз. Таким образом, не сделав ни одного выстрела, сыновья стали участниками войны с обеих враждующих сторон. Жизнь, однако, научила Анисима быть осторожным и не доверять любой власти.

   Антон дезертиром не был, но чтобы успокоить и расположить Анисима к себе коротко рассказал о себе и стал напрашиваться на ночлег:

- Ладный у тебя дом, хозяин, может быть, найдётся местечко и пустишь где-нибудь притулиться с дороги? Не успеваю засветло добраться до Режицы. Только заплатить мне нечем.
- Да, в поле ночевать негоже. Заходи, служивый, гостям завсегда рады, про плату не печалься, - и хозяин слегка качнул любопытным домочадцам головой в сторону Антона.

   Тут же из-за его спины выскочила малолетняя дочь с кувшином воды. Девчонку звали Устиной. Чтобы гость мог омыться с дороги, Устина полила гостю из кувшина на руки, затем жена хозяина с поклоном подала рушник из домотканого холста: у староверов  бытует мнение, что нельзя стряхивать капли воды с рук,  так как бесы не успеют соскочить и останутся на теле.

   Приближалось время вечерней трапезы. Сельские староверы в прежние времена обычно не завтракали, только обедали и ужинали. Хозяйка проворно накрыла длинный семейный стол из струганных досок перед русской печью двумя свежими  льняными скатертями, одну, длинную, для семьи, другую, короткую, с краю стола для гостя. На семейную скатерть была поставлена посуда для домочадцев и самодельные липовые ложки. Свои тарелки и кружки староверы всегда помечают, едят и пьют только из своей посуды, а на короткую скатерть ставят особую посуду для гостей. Не для почёта, а так у староверов принято – оградить семью от любой возможности соприкосновения с нечистым, а случайный гость, кто его знает, какая у него вера и где он провёл свою грешную жизнь?

   Антон был в пути и не обедал. Живот уже урчал, но к счастью  и его позвали к столу.Поэтому перед Антоном на гостевой скатерти красовалась отдельная расписная глиняная миска и гостевая деревянная ложка:

- Не взыщи, скоромного не будет: пост Великий...
- Благодарен за то, что есть, а пуще за гостеприимство.

   Всего за стол уселось никак не менее дюжины человек этой большой семьи. Шла третья седмица Великого поста, день предназначался для горячей пищи, но без постного масла, поэтому особых изысков на столе быть не могло. Хозяева в пост не тронут скоромную еду. В пост, да и вообще, еда не должна утяжелять тело старовера, а только его окрылять. Кроме того, в прежние времена сельские староверы на стол ставили всё своё, а не купленное на торжище.  Но гостю все позволено, и Антону хозяйка Улияна втихаря подсунула черепушку с волнистым краем, наполненную топлёным маслом. Анисим сделал вид, что ничего не заметил. Затем Улияна ловко выхватила ухватом из остывающей печи чугунок рассыпчатой гречневой каши с сушёными грибами и водрузила на стол.

   К ужину приступили не сразу, а лишь после того как Анисим прочитал молитву. Антон встал вместе со всеми домочадцами и внимательно слушал незнакомые слова: « …ЯдЯт нИщии и насЫтятся, и восхвАлят ГОспода взыскАюшии ЕгО, живА бУдут сердцА их в век вЕка…».

   У них в селе Досино, староверы не жили. Если кого-то из детей вообще крестили, то, как правило, всех в католическую веру, и латгалов, и русских, и белорусов. Детей возили в костёл Святых Апостолов Петра и Павла в Каинске, построенный на деньги ссыльных поляков ещё до революции. Не будучи старовером, и вообще не имея к религии отношения, Антон, тем не менее, с любопытством наблюдал, как ведут себя местные жители.
 
   За столом семья сидела чинно, праздные разговоры не велись, взрослые строго пресекали шалости детей. Соль из солонки брали щепотью, мизинец не отклячивали, а поджимали. Никто из-за стола без молитвы после ужина и разрешения Анисима не вышел.

   Молитву перед приёмом пищи Антон ещё кое-как понял, но молитву после ужина уже никак:
«…ВозвеселИл мя есИ, ГОсподи, в твАри ТвоЕй, и в дЕлех рУку ТвоЕю возрАдуюся. ЗнАменася на нас свет лицА ТвоегО, ГОсподи, дал еси; весЕлие в сЕрдцы моЕм. От плодА пшенИцы, вина; и елЕя своего; умнОжишася. В мИре вкУпе уснУ и почИю, Яко Ты, ГОсподи, едИнаго на уповАние вселИл мя есИ…»

   Поначалу гостю хотели постелить на лавке у стены, но Антон отказался и попросился спать в пуне. Пуня на селе – это сарай для хозяйственных надобностей. В ней хранят сено, мякину или что-либо ещё. 

   Толи сытный ужин, толи усталость, а может быть, и молитва  хозяина помогла, но Антон распустил хлястик шинели, завернулся в неё на мягкой охапке сена, вытянулся с наслаждением, прикрылся овчинным тулупом, который принёс один из сыновей Анисим, и  почти мгновенно заснул, не снимая сапог.

   Наутро была пятница 25 марта 1949 года. Проснулся Антон от странного шума и  суеты во дворе. Дом и хозяйственные постройки были оцеплены военными и «ястребками». Сержант выгонял из дома и поторапливал жильцов, перед избой разгуливал оперативный работник и командовал сержантом. В полный голос ревела перепуганная Устина, надрывался грудничок на руках  жены старшего сына, бегали с узлами из дому к телеге, причитали и всхлипывали бабы. Анисим хмуро снаряжал коня в телегу посреди двора.

   Первой мыслью Антона было, что случилась облава, по доносу какого-то доброхота. Возможно, в доме Анисима ищут бандитов и оружие. Антон усмехнулся про себя, так как на роль «лесного брата», дезертира, а может и бандита, он подходил идеально: солдатская, пусть и советская шинель, вещмешок с изъятыми у Тэклы деньгами, опять же шестизарядный наган и три патрона к нему. Всё сходится!

   Антон решил с этим случаем не шутить, припрятал наган и мешок с деньгами глубже в сено так, чтобы самому и найти после того как стихнет суматоха, и только тогда вышел во двор, чтобы разведать обстановку. Перво-наперво он подошёл  к хозяину, с вопросом:

- Доброе утро, что случилось, Анисим?
- Не знаю! Ты городской, да ещё и советский, должен лучше знать. Похоже, что выселяют нас. Куда повезут пока неизвестно. Сказали, что можно взять имущества хоть сто пудов. Поди ж ты, разве столько наберёшь за пятнадцать минут, которые определили на сборы. Бабы эвон как мечутся, - с этими словами Анисим поправил мешок с детскими вещами, который на телегу принесла рыдающая сноха. – Шёл бы ты, Антон, со двора, ни к чему тебе наше горе наблюдать?
- Прав ты Анисим! Спасибо за всё, не поминай лихом гостя, хозяин, – и Антон попытался покинуть двор через распахнутые ворота, но ничего не объясняя, путь ему преградил солдат оцепления.

   Антону пришлось повернуть обратно. Наконец он высмотрел, кто здесь командует «парадом» по выселению семьи старовера. Командовал грузный латыш - оперативник ГПУ. Кожаная куртка неуставного образца была натянута так, что готова была треснуть на нём как шкура козла на полковом барабане. Эту внушительную фигуру сопровождали два бойца истребительного батальона.

- Дэзертирс? – прищурился оперативник.
- Никак нет, работник финотдела, - Антон протянул ему справку, подтверждающую его статус, но оперативник рассматривать справку не стал.
- Пойдёшь вместе с кулацкий отребье на сборний пункт. Там разберутся, какой из тэбъя есть работник, - оперативник демонстративно повернулся спиной, и два других сотрудника из сопровождения латыша оттеснили Антона.

   Тем временем к дому Анисима стали подъезжать соседские телеги со скарбом, плачущими бабами и детьми. Хмурые мужики шагали рядом, понукая лошадей. Вооружённые конвоиры следили, чтобы семьи не разбегались.
 
   Тогда совсем немногие знали, что для того чтобы покончить с бандитизмом и завершить коллективизацию Совет министров СССР  ещё зимой, 29 января 1949 года принял решение провести депортацию  части гражданского населения Эстонии, Латвии и Литвы. Депортировать  предписывалось «кулаков с семьями, семей бандитов и националистов, находящихся на нелегальном положении, убитых при вооруженных столкновениях и осужденных, легализовавшихся бандитов, продолжающих вести вражескую деятельность, и их семей, а также семей репрессированных пособников бандитов» в Сибирь и отдалённые районы Севера.

   Операция по депортации готовилась в обстановке строжайшей секретности и получила название «Прибой». Высылку должны были провести местные органы госбезопасности. Руководители-оперативники получили инструктаж только 18 марта, начальники эшелонов были оповещены на следующий день. Местный партийный актив получил команду к выполнению всего за 6 - 10 часов до начала операции. В Латвии срочно были задействованы 3300 оперативных работников, 8313 военнослужащих и 9800 бойцов истребительных батальонов. Таким образом, в марте Антон оказался в самой гуще событий, но на этот раз не с той стороны.

   К дому Анисима прибывали всё новые телеги. Это советская власть собирала воедино кулацкие семьи с соседских хуторов. Антон нутром почувствовал, что его злоключения могут иметь продолжение, и если рассчитывать на восстановление справедливости на каком-то неизвестном сборном пункте, то можно и промахнуться, лучше действовать незамедлительно.

   Оцепление рьяно выполняло свои задачи и не вмешивалось в суматоху на дворе. Антон воспользовался некоторой свободой перемещения и незаметно прошёл к вновь прибывшим телегам. Там он собирался, как ни в чём не бывало, пройти дальше, но перед последней телегой путь ему преградил «ястребок»:

- Стой, дальше нельзя! – проявил бдительность «ястребок», и его простоватое лицо показалось Антону знакомым.
– Да я из Режицкого финотдела, здесь недоимки собирал, - и тут Антона осенило. – Можешь спросить у начальника. Хочешь, так и документ покажу?
–Я тебя вроде бы и так узнал. Позавчера мы вместе ехали от тюрьмы, ты ещё сошёл по дороге, кажется в Дрицанях. Но документ на всякий случай, покажи.

   Антон понял, что это его шанс, трёпаную справку финотдела без фотографии лучше не показывать, и в бой вступила тяжёлая артиллерия: Антон полез во внутренний карман и вытащил партийный билет члена ВКП(б). Документ на пространстве СССР всегда имел магическую силу: именно он заставлял владельцев чувствовать себя полноправными людьми, хозяевами страны, до тех пор, пока не случалась очередная чистка партийных рядов.

   Беспартийный «ястребок» в полной мере прочувствовал уважение к партийному товарищу, дополнительные вопросы задавать сердитому оперативнику, руководившему операцией «Прибой» в местечке Пертники он не решился, так как боялся покинуть пост по охране телеги высылаемых «кулаков», и поэтому самостоятельно принял нестандартное решение:

- Велено было никого не пропускать. Только ты вот что - пролезай под телегой, и уходи с той стороны подальше, а то загребут вместе с остальными, мало не покажется, - и «ястребок» отвернулся.
- Ну, прощай, встретимся в городе, я тебе помогу, чем смогу, - Антон нырнул под телегу, прошёл как бы свой за спинами солдат оцепления и улучив момент ушёл в поле, не оборачиваясь, никто в его сторону не смотрел и не окликнул.

   Уходить далеко было нельзя, так как в пуне остался злополучный «сидор» с деньгами и ненужный револьвер с тремя патронами в барабане, за этим добром надо было вернуться. Поэтому Антон затаился в кустах на берегу речушки Чечоры до вечера и с наступлением темноты вернулся на хутор Анисима.

   Дом был пуст, никого из жильцов не было, скотину со двора уже увели. Что творилось внутри дома, Антон выяснять не стал, а скорёхонько нашёл в пуне своё оружие, забрал вещмешок и двинулся  к большаку, но в темноте добрался только до старого сельского кладбища, где и продрожал  сидя на корточках до утра, опираясь спиной на замшелый православный крест.
 
   Где-то вдали, ближе к дороге слышны были хлопки одиночных выстрелов, кто и зачем стрелял было непонятно, но ночь на кладбище для окоченевшего от холода советского служащего прошла без приключений. Наутро Антон своим ходом двинулся в Режицу, движение согрело одеревеневшие ноги, а потом и остальное тело.

   Проходя мимо железнодорожной станции, Антон издали видел, как солдаты в вагоны для скота загоняли семьи депортированных кулаков.
 
   Если верить приказам и инструкциям, то транспортировка выселенцев (так были названы эти несчастные люди) производилась в железнодорожных вагонах, оборудованных для перевозок людей, со снаряжением от унитазов до спальных мест и вёдер для приготовления горячей пищи. В пути выселенцев должны были обслуживать медицинской бригады со всеми необходимыми медикаментами, а питание предоставлялось в железнодорожных буфетах на станциях прохождения эшелона из расчета 5 рублей на каждого человека.
 
   Никто и не догадывался, что инструкции начальника конвойных войск МВД предусматривали даже грузовые вагоны для перевоза крупногабаритного имущества выселенцев. Как известно в СССР  было много планов и инструкций, только кто их читал и выполнял? Именно поэтому лошадки и телеги с поспешно собранным скарбом сиротливо остались ждать своей участи. Когда и кто их прибрал, история умалчивает.
 
  В целом депортация прошла успешно. Только прошедшая война покосила народ, и мужиков, потенциальных бандитов, в числе депортированных оказалось немного. Как обычно в СССР служебное рвение и «ефрейторский зазор» способствовали тому, что среди депортированных оказались 156 комсомольцев, которые не пожелали расстаться со своими стариками. По некоторым данным среди высланных из Латвии 13 624 кулацких семей (42 149 человек) женщин и детей оказалось более чем две трети. По дороге погибли 220 человек, в основном дети и старики старше 80 лет. Зато по официальным данным ни один член ВКП(б) не пострадал, партийный билет помог даже Антону не вернуться в Сибирь.

   Где-то по дороге, в Воронове, его подобрал грузовик с возвращавшимися домой после успешной операции бойцами истребительного батальона. Машину остановил тот самый, уже знакомый Антону «ястребок», который позволил нашему герою избежать депортации вместе с семьёй кулака Анисима. По рядам бойцов истребительного батальона гуляла фляга с конфискованным самогоном. Последний, самый горький, глоток крепкого напитка достался и Антону. Самогон ожёг глотку, Антон поперхнулся и закашлял. «Ястребки» в грузовике понимающе заржали, но после того, как Антон прокашлялся, снова умолкли. Настроение у всех было мрачное. Так и добрались до Режицы, где всех высадили в тупичке, зажатом между базаром, на котором расстреливали жителей Аудрини, и стеной городской тюрьмы.
 
   31 декабря 1949-го в колхозы Латвии было объединено уже 85,3% крестьянских дворов. Но последние бандиты в лесах Латвии оказались живучи, и были ликвидированы ещё не скоро.


Продолжение здесь:

http://proza.ru/2018/11/09/254