Иезуит в опере

Кто мог знать, что опера Шостаковича «Леди Макбет» и монах-иезуит из Ирландии – это две вещи несовместные!

На Рождественский музыкальный фестиваль в Новосибирск понаехали гастролеры со всего мира,  навезли кучу премьер, наставили опер с балетами, а я как корреспондент газеты «Семь дней в Новосибирске» получила пачку пригласительных, чтобы все это посетить и осветить.

Каждый пригласительный на два лица. Я сводила на культурные мероприятия всех родственников, друзей, близких и дальних знакомых по очереди – всем хватило зрелищ. Даже еще осталось. Так, на премьеру оперы Шостаковича «Леди Макбет», к сожалению, никто не смог составить мне компанию. Ужасно не хотелось, чтобы пропал дефицитный билет на гвоздь сезона.

Утром в церкви после воскресной мессы мне на глаза попалась долговязая нескладная фигура отца Эндрю.
Молодой священник-иезуит только что приехал из Ирландии, чтобы служить в Сибири. Вот уже месяц он старательно изучал русский язык и робко знакомился с сибирскими католиками.

С трудом, но понял, что я его приглашаю на оперу. Страшно обрадовался.

- Опера! В Ирландии это отшень, отшень дорого! Я хотеть.

Наши места оказались в первом ряду, в самом центре. Слева и справа от нас торжественно сияли бриллианты. Эндрю пребывал в полном восторге.

- Я никогда не сидеть в первый ряд! В Ирландии это отшень, отшень дорого!

И тут как началось!.. Шостакович, похоже, решил без прикрас отобразить жестокие нравы мракобесной России ушедшего века и ее малообаятельных жителей. И ему это удалось...

Первое действие открывалось сценой группового изнасилования дворовой девки в реальном времени. И Шостакович, и немецкий режиссер решили зрительный и звуковой ряд с поистине кинематографическим натурализмом. Крики, женский визг, неприличные позы, глумливые лица – вот с чего для бедного отца Эндрю началась Россия. (Я уже не говорю об обете безбрачия, который молодой католический монах недавно возложил, вовсе не собираясь смотреть никакой порнографии, даже в виде оперы).

«Надеюсь, он не воспримет это как провокацию с моей стороны…» - забеспокоилась я, в ужасе следя за движением очереди поющих насильников. Эндрю сидел, широко открыв глаза и рот.

Я испытала облегчение, когда насильники вместе с жертвой покинули сцену. Но, увы, легче не стало.

Появилась Катерина Измайлова. В короткой белой рубашке и красных чулках весь акт кувыркалась она с любовником Сергеем на гигантской кровати посреди сцены, и оба эротично пели. Кровать была застелена простыней цвета крови...

«Красная кроватка» - неплохое название для рецензии», - осенило меня.
На отца Эндрю я боялась смотреть.

Наконец антракт. Включили свет. Эндрю вытер пот со лба. Жалобно улыбнулся мне:

- Я никогда не видеть такой оперы...

С трудом, но мы пережили еще три действия. Ни о какой рецензии я уже не помышляла, решив специально сходить на спектакль еще раз, уже без католических священников. То, что опера замечательная, постановка классная, мне было видно невооруженным глазом. Но отец Эндрю, едва получив свое пальто назад, рванул из оперного театра так, будто за ним гнались все эти насильники и бабы в красных чулках.

...На следующий день в киностудии я чуть ли не со слезами на глазах рассказала эту историю отцу Войцеху и брату Дамиану, тоже иезуиту.

- Это же надо быть настолько испорченной, чтобы такого святого человека, как Эндрю, повести на оперу, - сурово отчитал меня брат Дамиан, а у самого чертики в глазах прыгали.
Отец Войцех открыто хохотал. Эти двое в прошлом работали на Польском католическом телевидении, поэтому этих трудно напугать голой правдой жизни. Не то что стерильного отца Эндрю.

Дамиан не забыл этой истории. Когда через много лет к отцу Эндрю приехали гости из Ирландии, и тот размышлял, чем бы их развлечь, Дамиан ехидно предложил:

- Эндрю, своди-ка их в оперу.

На что Эндрю в ужасе замахал руками:

- Нет, нет, только не в оперу!..