Незнакомец

                Незнакомец.
Утро было прохладное, туманное и как всегда красивое. Волны в заливе перекатывались сбоку на бок и бросали розоватые блики, в лучах восходящего солнца. Он стоял у широкого, как магазинная витрина окна и думал вовсе не об открытой перед ним мощи и красоте океана, а о том как сейчас там, практически на другом конце планеты, в заснеженной Москве. «Там где сейчас дуют сквозняковые мартовские ветра, и снег всё ещё лежит тёмно-жёлтыми кучами меж голых, блестящих от влаги деревьев. Громко каркают изголодавшиеся за зиму вороны и неизменное собачье дерьмо повылазило из под сугробов на краю лиловых луж.» Подумал он и вспомнил, как несколько лет тому назад сам рассекал по этим загаженным тротуарам, перепрыгивая лужи и размышлял о собственной судьбе. Перед ним отчётливым вопросительным знаком встал выбор- продолжать безуспешные попытки стать мало-мальски известным писателем или нет. Разочарование в собственном творчестве было настолько гнетущим что хотелось писать лишь об одних психах, маньяках и самоубийцах. Что он собственно говоря и делал, да и то нехотя, в пол-ноги, в пол-руки, в пол-оборота, больше для вида, чтобы не подумали будто он бездельник. При этом постоянно посещала въедливая, нехорошая мысль, что он занимается абсолютно бесцельным, никому ненужным занятием. «Может это всё вовсе не моё и я ошибся с выбором профессии?» задавал он сам себе периодически, один и тот же идиотский вопрос и не находил ответа на него. Подливала масло в огонь и окружающая обстановка, особенно взаимоотношения с женой. Он прекрасно знал, что веру в его дарование и удачливость она потеряла довольно давно, но из тактичности и чёрт возьми будь она не ладна врождённой интеллигентности, просто боялась озвучить собственные мысли. Да, он и сам прекрасно знал про её страхи и опасаясь разрушить, собственно говоря непонятно что, то что, как оказалось впоследствии и так было практически разрушено, помалкивал. Наверное благодаря этому, за последние пару лет сложилась между ними странная череда недомолвок, полуфраз, полунамёков которые рано или поздно всё равно пришлось бы проговорить в слух. Вопрос оставался открытым только в одном, кто первый не выдержит и заговорит. А самое печальное он прекрасно знал, что начать неприятную беседу придётся именно ему. И именно ему будет предоставлен выбор жить с женщиной которая потеряла к нему всякий интерес или уйти в полную неизвестность.
Дальний гудок парохода отвлёк его от воспоминаний и взяв толстокожую сумку он начал забивать её вещами. В процессе поиска которых периодически натыкался взглядом на фотографию в золочёной рамке стоящую на стеклянном, журнальном столике. Это фото, где была запечатлена супружеская пара в окружении двух очаровательных детей выглядело каким-то ненастоящим и искусственным, как вставной позолоченный зуб. И миловидная женщина, и улыбающиеся дети, и даже сама рамка с этим столиком, как впрочем и вся квартира целиком, всё было для него какое-то неродное, не своё. Очень скоро, когда сумка оказалась забита до отказа он накинул мотоциклетную куртку и бросив косой взгляд на примятую, огромную будто заснеженное поле постель, посмотрел в сторону стеклянной двери, из под которой под шум вентилятора выползали редкие облака пара. Набрав на мобильном телефоне короткое «Sorry», нажал кнопку отравить. Мгновенно, лежащий всё на том же журнальном столике бездыханный телефон розовато-металлического оттенка подал признаки жизни, высвечивая экраном принятое сообщение. И уже находясь в коридоре, и прикрывая за собой дверь, он слышал как в ванной комнате за стеклянной дверью смолк шум падающей воды, а вентилятор сбавил обороты. Он знал, что когда она выйдет, как обычно в халате, обернув голову полотенцем, то сильно будет удивленна и расстроена, но ничего не мог с собой поделать. Неведомая сила и ощущение что здесь ему не место, гнала его прочь от сюда. Та самая сила, зародившаяся ещё тогда в обледенелой мартовским льдом Москве, что выпихнула его из семейного гнезда, а потом из города, да и из страны тоже. Которая привела сюда, на противоположный привычному доселе обиталищу край планеты, где он также, как и на родине неотступно и постоянно чувствовал свою отчуждённость.
Спускаясь в лифте, в закрома многоярусного гаража, где стоял любимый байк рядом с лакированным, чёрным БМВ, он знал что очень скоро урча мотором покатит на двухколёсном коне вон из славного города Сан-Франциско, в сторону не менее знаменитого городка Лос-Анджелес. Мимо будут мелькать двухэтажные пригороды и скалистые отроги, а вдалеке заснеженными верхушками маячить цепляющиеся за редкие облака, горы. Затем, по прошествии каких нибудь шести часов он окажется на малолюдном пляже и скинув лишнее шмотьё, оставаясь в одних лишь плавках, с разбега забежит в бьющую прохладой океаническую волну. В ту что потащит его за собой в просоленную синь, чтобы вскоре в светло серой пене выплюнуть на берег вновь молодым, бодрым, способным на решительные поступки человеком.
С того момента прошло более четырёх часов и его мотоцикл отталкивая асфальтированную трассу от себя, стремительно приближал седока к заветной цели. Проехав поворот на Бейкерсфилд и миновав несколько поворотов, он увидел вдалеке лесистый пейзаж заповедника Лос-Падрес. Вид зелёных холмов в сочетании с ярко-синим небом поразил глубиной и чистотой красок до такой степени, что плавно сбавляя ход он притормозил на обочине, любуясь открытыми взору красотами. Откинув стекло у шлема и рассматривая птиц кружащих в небесной выси, вдруг вспомнил и ту кажущуюся теперь стародавней поездку к югу, в Крым. В тех южных красотах, после тускло-серого Московского неба было столько радостного, светлого, что хотелось вот так же взять остановится и часами смотреть на них, впитывая в себя то что коренному южанину порой кажется обыденным и чересчур привычным. Похоже именно после той, самой последней поездки он и понял, а скорее почувствовал окончательную разлаженность отношений с женой. И хоть было потом ещё пару лет, переменчиво мучительного совместного проживания, но чувство неминуемого разрыва прочертило свой первый рубец по сердцу, уже в ту пору.
От воспоминаний подобного рода, почему-то дико захотелось есть. И поискав глазами придорожную рекламу сообщающую о том что ближайшая закусочная вместе с заправкой будет через пару миль, он снова включил движок байка, опустив тонированное стекло на шлеме.
В придорожном кафе было совсем не многолюдно. В отдалении за столиком, судя по попытке сделать всеобщее селфи, сидела путешествующая семья из пятерых человек. Поближе к бару примостились два обросших трёхдневной щетиной дальнобойщика, а возле самой барной стойки околачивался молодой парень в мотоциклетной куртке. Лицо его трудно было разглядеть, но хорошо просматривалась, реденькая бородёнка на скулах и подбородке. Встав за барную стойку и сделав стандартный заказ для подобных заведений в виде кофе с булочкой, и ожидая исполнение его он вдруг услышал сбоку себя русскую речь.
-Скажите, вы случайно не писатель Мещеряков?: спросил обернувшись и пристально всматриваясь в его лицо, парень в куртке.
Порядком отвыкнув за последнее время от узнавания на улице и вообще стараясь избегать общения с соотечественниками, которые почему-то здесь на чужбине в большинстве случаев были чересчур двуликими, он немного помешкав ответил по английски:-Я не понимаю, что вы говорите сер.: и в довершение для убедительности улыбнулся исключительно западной, тридцатидвухзубной улыбкой.
Незнакомец, судя по всему обескураженный подобным ответом, удивлённо дёрнул бровью и пробормотав, тоже на английском языке «Простите сер», отошёл со своим заказом к свободному столику.
Эта привычка- отвечать о том что человек обознался появилась у него сравнительно недавно. Ранее он был даже рад, а порой и сам выискивал глазами в толпе тех мог бы узнать его, попросить автограф или вместе с ним сфотографироваться. Но последнее судебное разбирательство из-за одного неосмотрительно сделанного интервью с национальным и немного политическим подтекстом, сделало его сознательным затворником, в особенности от своих русскоязычных соплеменников. Кстати, данное затворничество по его мнению имело ряд положительных свойств. В частности, как отметил он сам, оно удивительным образом сказывалось над качеством его работ, особенно над тем что было связанно с обработкой слова. Фразы становились более лаконичными и цельными, вынуждая невесть почему трепетно относиться к каждому словосочетанию, делая его скупым, но ёмким. Так порой заключённый, будучи в неволе тщательно старается подбирать нужные слова, для того чтобы не обидеть кого-либо ненароком и не напороться на ненужный конфликт.
Но почему-то сейчас, всматриваясь в незнакомого паренька, он чувствовал определённую неловкость, перемешанную с пониманием того что сейчас, вот в это самое время он делает нечто нехорошее. Сложно сказать почему, но ему виделось в незнакомце что-то особенное, какое-то уж больно родное, но что это было он всё никак не мог понять. Поэтому движимый любопытством и частичным раскаянием, получив свой заказ он проходя мимо столика за который приземлился незнакомец, без лишних церемоний плюхнулся напротив него и произнёс: -Что удивлённы молодой человек, встретить так далеко от родины известного писателя?
-Нет, не удивлён. Просто не ожидал подобной встречи, в придорожном кафе.: парировал ничуть не смущённо собеседник, потягивая через соломинку молочный коктейль.
-Ну-да, ну-да. А я вот решил прокатиться до киностудии, там фильм по моей книге снимают. Продюсер кое-что м-м подредактировать попросил. И вообще искупаться в океане хочется.: начал вдруг неожиданного для самого себя оправдываться он и желая поскорее перейти на другую тему, спросил: -А вы молодой человек, куда собственно направляетесь?
-Я в университете тут неподалёку учусь. Вот байк купил, сейчас обкатываю его.: и собеседник кивком показал на мотоцикл стоящий возле входа в закусочную, а потом задумчиво и глубокомысленно добавил.:-И всё-таки странно что я вас тут встретил.
-Это почему же?
-Да потому что я ненавижу вас.: изрёк незнакомец поворачиваясь и заглядывая ему в глаза.
-Хм, какой горячий кофе.: пробурчал недовольно он прихлёбывая напиток из своей чашки, а после сделав паузу и тоже заглядывая в глаза незнакомцу резюмировал: -По моему, у вас нет на это причин молодой человек.
-Ну, почему же нет. Ещё как есть. Я ведь тоже пишу, но почему-то по странному стечению обстоятельств, все мои сюжеты оказываются чуть-чуть раньше написаны, причём исключительно вами. Не знаю чем это обьяснить, но так или иначе вы и только вы, каким-то мистическим образом стоите на моём творческом пути.
-М-да-а, странная история.: потирая подбородок, удивлённо выдавил из себя он и улыбнувшись только что пришедшей в его голову мысли, бодрым тоном заявил:
-Странная, но не безнадёжная. И знаете почему? Потому что, открою вам маленькую тайну, сюжет далеко не является определяющим ценность произведения. Поверьте мне, как более опытному и искушённому в этих делах профессионалу.
-В смысле?: искренне изумился незнакомец, отставляя в сторону свой недопитый коктейль.
-Вы я полагаю человек начитанный, раз осмеливаетесь писать, да ещё и выносить содеянное на всеобщее обсуждение. В связи с чем, я предлагаю вам вспомнить простейший сюжет «Фауста». Ведь до Гёте, он был описан в литературе минимум трижды, но мы не помним тех авторов. Неправда ли?: начал он пояснять утвердительно качающему головой собеседнику.
-Так вот следуя этой логике, можно легко придти к выводу что те предыдущие авторы оказались слабее Гёте в описании, в подаче самого материала. То есть грубо говоря их форма, слабее содержания только и всего. И уверяю вас, если найдётся автор способный превзойти великого поэта, то Гёте тоже будет неминуемо забыт.
Далее, он впал в долгие и пространные рассуждения, что есть в своей основе литература пересказ истории или передача эмоции от пережитого. Сделал кропотливый анализ пьес Шекспира, темы для которых сам автор брал из древних мифов или вышедших в тираж, уже никому ненужных произведений. И в заключении, подвёл итог тем что заявил о собственном творчестве, как об обычном потоке сознания, в котором для него лично сюжет вторичен. Он признался полушёпотом и озираясь по сторонам, как раньше и сам пытался удивить читателя драматургией, и различными перипетиями. А после понял, что это всё бред и что главное найти свою неповторимую, но одновременно с этим привлекательную форму письма, только и всего. В результате чего люди вчитываясь в текст и совсем не отдавая себе отчёт, будут искать в нём крупицы всяких разных столкновений и переклички с другими сюжетами. Просто фантазия каждого человека зачастую гораздо шире и объёмнее, чем он сам догадывается об этом. Главное лепить в текст побольше взаимоисключающего, нелогичного и абсурдного. Однако, наблюдая на лице собеседника налёт недоверия к выше сказанному, он предложил ему.: -Давайте я прочту любой текст… Ну к примеру хотя бы ваш и скажу что в нём не так. Или наоборот подтвержу ваши писательские способности. Причём мне не надо читать всё произведение, пусть это будет небольшая выдержка из него, которую вы сами считаете удачной. Вы можете выслать его на мой телефон когда угодно, хоть прямо сейчас.
И он протянул незнакомцу визитку с написанным на ней телефоном. Тот принимая бугристо-выпуклую с вензелями по краям визитку, повертел её в руке очевидно рассуждая о чём-то, а потом вынув свой телефон произвёл с ним короткие манипуляции. В результате чего у оппонента в кармане завибрировало телекоммуникационное устройство, вынув которое он немедля погрузился в чтение присланного ему текста.
-Угу, конечно. То о чём я собственно и говорил.: отрываясь минут через семь после начала чтения, начал резюмировать он: -Ваша проза несколько затянута молодой человек. К тому же она изобилует совершенно не нужными описаниями, а они как известно должны быть более яркими и точными. Помимо этого вы слишком часто впадаете в философствования, морализаторство, но это простительно, ведь все мы начиная творческий путь грешили подобным. А так в целом не плохо и местами попадаются меткие сравнения. Короче говоря, надо ещё очень усиленно работать чтобы начать печататься, ну а известность и тем более популярность, это вообще отдельный разговор. Хотя впрочем всё в ваших руках и я мог бы помочь, если конечно…
-Это твой текст, папа.: оборвал его пламенную речь незнакомец и пока он всматривался в лицо сидящего напротив, добавил: -Кстати, этот отрывок, из одного твоего не давно вышедшего произведения. Просто я его скачал и теперь вот, читаю.
В течении нескольких секунд, в воздухе повисла оглушительная пауза. Не понимая что происходит, сон или явь, он ошарашено смотрел на незнакомца и действительно будто по мановению некоего волшебства, вдруг разглядел в нём родного сына. Да, конечно же перед ним сидел собственный ребёнок, виденный им примерно лет пять тому назад, перед отъездом сюда, в Америку. Помниться сын в ту пору являясь угловатым, застенчивым юношей только и делал что сидел за компьютером. Зато сейчас перед ним, предстал уверенный в своих движениях и словах молодой человек. К своему стыду надо признать, что в последний год их совместного проживания он сам до того был поглощён личной судьбой, что практически не общался с сыном, а потом он уехал, сын же остался жить в Москве, с бывшей женой. Позже они общались конечно, но почему-то всё время по телефону без видеоизображения и он хорошо помнит тот полудетский ломающийся голос, но вовсе не этот басовитый тембр. Почему далее общение прервалось он даже и не помнил, вероятно это было связанно как-то с тем что она-бывшая вышла замуж, а может потому что навалилось много работы. Впрочем какое теперь дело до всего этого и что теперь вспоминать, ребёнок-то ведь вырос и теперь он совсем не ребёнок, никак не ребёнок.
Приходя постепенно в себя, он расплываясь в улыбке придурка выписанного только что из психушки, но не излеченного, стал хватать родного отпрыска за руки и трясти их. Потом, пытался обнять неуклюже перегибаясь через стол, постоянно выкрикивая одну и ту же фразу «С ума можно сойти, здесь и встретить тебя!» Сын тоже улыбался и несколько смущённо отвечал ему практически тем же, но только малость тише. Прошло минут пять после столь эмоционального всплеска и немного остыв они заглядывая, как два влюблённых друг другу в глаза долго беседовали о всякой ерунде: дальних родственниках, общих знакомых, и позабытых приятелях. Он выяснил, что сын только что поступил в университет и хотел заявиться к нему устроив таким образом сюрприз, вот почему и не сообщил ранее о своём приезде.
Спустя примерно пол часа, покинув придорожное кафе они ещё раз обнялись на прощание, пообещав друг другу пересечься, как-нибудь на досуге. И наблюдая в виде точки на шоссе уезжающий прочь мотоцикл сына, он вдруг подумал что ужаснее всего не то что не узнал родного человека, а то что он не узнал собственной писанины. От этого на душе стало дико противно и муторно, и расхотелось ехать к океану, и уж тем более на киностудию. Явилось чувство собственной потерянности и точно так же, как много лет назад в Москве, ему опять ничего не хотелось делать, а лишь идти вперёд перепрыгивая через мартовские лужи и собачьи фекалии, и думать о том что снова пора менять что-то в своей жизни.