Про голубя, колодец, а третье придумайте сами

Мы переходили Большой проспект. Да. На Съезжинской. И на перекрестке я увидел голубя, который весь съежился и сидел прямо на проезжей части. Мы перешли проспект и обсудили его существование в таком неположенном месте. Мы перешли Съезжинскую и обсудили его неминуемую гибель. Все это время я смотрел на него. Проехавший в сантиметрах от него автомобиль его испугал, и он, не осматриваясь, уткнувшись клювом в асфальт, перебежал до противоположного бордюра, все еще оставаясь на опасной для него части дороги. Он был невелик, и его оперение было неаккуратным, грязным. Это частый признак старых умирающих голубей, но в этой птице я признал птенца. Слишком неумело он выбрал себе угол для смерти. Как это глупо. И неужели никто не осмелится прервать своего увлеченного бега по каким-то делам для того, чтобы помочь ему. Всего-то и надо, что отвести голубя от дороги, чтобы его не раздавило. Ведь это не сложно для таких приспособленных тварей, как мы, а для него – это целое спасение. Я остановился на противоположной стороне перекрестка и сказал брату караулить, а сам обошел голубя, пройдя два светофора, схватил его в руки. Он не ожидал, видимо еще не научился, и начал трепыхаться в моих ладонях.

- Ну и что ты будешь делать с ним, голубиный спасатель?

Я не ответил, молча нес зверя впереди себя. Я отнесу его в безопасное место. Я куплю ему булку. Возможно, со временем он окрепнет и полетит, будет клевать всякий сор с земли и урчать, как и любой другой голубь, и потом будет надувать зоб и танцевать перед голубихами, и одна из них, не сумев отказать, наделает ему яиц; у него будет чистое красивое оперение с сизым отливом на шее и безумствующий взгляд напряженных глупых глаз. Ведь ему же нужна возможность. Каждому важна возможность жить. Я не какой-то сраный спаситель, я просто дам ему время прийти в себя, собраться с силами и полететь. Почему бы и нет? Я нес его в руках и старался ужерживать на лице задумчивый вид, старался не выпускать улыбку. Все-таки я был собой доволен. Я отправил брата взять батон, а сам подождал со своим клиентом у магазина, спрятав его от прохожих, отвернувшись спиной к дороге. Каждый достоин ссатого шанса!

Напротив магазина припарковался мужик в клетчатой рубашке с коротким рукавом, он припарковал победу. Таких не делают. Она ухожена и блестяща, как чья-то любимая, без царапин, жучков и всякого прочего. Мужичок открыл багажник и, вынув оттуда тряпочку, протер крылья своей любви. Затем он аккуратно сложил тряпочку и уложил ее обратно, осторожно и беззвучно закрыв багажник.

Мой брат вышел с батоном, и мы пошли в колодец. Я решил оставить голубя во дворе. Там нет машин и тихо, есть другие голуби. Может они с ним подружатся. Я выпустил его из рук и нащипал хлеба вокруг, но он не реагировал, даже не пытался убежать или улететь, видимо его еще не научили этому. Он просто собрался весь в комок и уткнулся взглядом в пол. Постояв и покрошив еще немного, мы решили оставить его в колодце и пойти домой. Поднимаясь на свой этаж, я думал. Кто его знает, что я думал, просто думал про голубя и про себя. Мы пришли домой, но мне было как-то неспокойно. Я походил по коридору и, сказав, что забыл что-то там купить, вышел. Спускаясь между вторым и первым этажом, я увидел голубя. Он сидел в абсолютно том же месте, в том же положении, зябко укрываясь крыльями будто в пальто, а вокруг него были разбросаны хлебные куски. Я сходил в тот же магаз, взял сигарет, вернулся. Нелепо! Но что я могу еще сделать с ним?! Я же не голубь, чтобы взять его к себе. Понятия не имею как его кормить, да и как он сможет стать нормальным голубем у меня дома? Ему нужна уличная среда. Я же не какой-то там спаситель, просто дал живому существу возможность выжить. Что еще я могу? Зайдя в парадную, я не знал, что мне делать, на моем лице не было ничего похожего на эмоции, мне уже не хотелось быть собой. Я поднялся на лестничный пролет и стал смотреть на него. Голубь сидел там же и так же, в правой стороне круглого двора. Он сидел, не двигаясь, не произнося ни звука, и хлеб вокруг него был никому не нужен. Тут, слева, из под дома вылезла кошка. Она медленно вытянула дугу, перемяла передние лапки, пожмурилась. Серо-белый окрас, не домашняя, как-то видел, как мамочка с сыночком ее гладили, а она игриво и услужливо перед ними выгибалась, я с седьмого этажа слышал, как она им мурчала. Кошка, не обращая никакого внимания на моего голубя, стала медленно прогуливаться вдоль стен в его сторону. Эта глупая птица слегка встрепенулась, будто сбросила сон или как когда мерзнешь. Я замер и смотрел то на него, то на кошку. Голубь был к ней спиной, он и до этого не двигался и теперь стоял застывший, а эта падла то ли делала вид, то ли и вправду его не видела, но приближалась. Я смотрел. Когда она его все-таки увидела, вся вздрогнула, округлила глаза, потом прижалась к земле, но взгляда не переминила, стала медленно к нему подбираться, тихо. Может мне стоило ее напугать? Крикнуть хотя бы, выпрыгнуть из окна, забрать этого проклятого голубя домой? Потом она резко ускорилась и широкими прыжками запрыгнула на него. Ухватив зубами, по инерции она протащила его некоторое расстояние по асфальту, его крылья терлись и издавали мерзкий звук, похожий на звук трущейся об доску наждачки. В момент, когда его схватили, голубь то ли пискнул, то ли застонал. Это был очень короткий звук, но он громко разнесся по колодцу, потому что других звуков там не было. Кошка торопливо утащила его к себе в подвал. И во дворе стало пусто. Только кусочки хлеба так и лежали на своем месте. Я закурил и стал подниматься домой.