Ночной город

    Город, в котором совсем нет некрасивых детей...
    В этом городе у стен старинных храмов спрятаны прожектора. По ночам они, не скупясь, заливают своим светом стены церквей, подчеркивая красоту этих огромных плоскостей, устремленных к небу...
    Могилы на улицах города.
    И памятники без надписи. Как в Спарте.
    Скверики размером с комнату. Вместо скамеек - стволы деревьев, пни, камни...
    Множество кафе, милых и маленьких...
    Город, где столько витражей - предельно простых, вся прелесть которых в прозрачности стекла и гармоничности линий.
    Город в горах, улицы которого то заносчиво взлетают ввысь, то смиренно спускаются вниз. Город, о котором я столько слышала и читала, что думалось: знаю его наизусть.
    Вот я здесь, шагаю по его улицам, в толпе его жителей. Но... Он - как непривычная музыка. - Я покажу тебе город ночью! - тихо говорит мой спутник. - Тогда ты поймешь...
    Для него это - родной город. В Москве он начинает скучать по дому уже через неделю.
    Сейчас он вышагивает рядом со мной, как всегда молчаливый и немного сумрачный. Со стороны он, наверно, кажется нескладным. Впрочем, я уже давно не смотрю на него со стороны.
    - А сейчас пойдем к нам...
    Комната, в которой живут он и его брат, узкая и длинная. Из окна видны огни в горном парке, похожие на созвездия.
    Продолговатая репродукция рисунка Ленарда Уэйсгарда: немного условный добрый старый город, крыши, трубы.
    И я уже сейчас знаю, что у себя, в Москве, я раздобуду этот рисунок, стану, когда никого нет рядом, доставать его из папки, и смотреть, и думать...
    В комнате моих друзей столько книг, что, пожалуй, именно они здесь хозяева. На радиоле - смешной деревянный ослик.
    Стол из гнутых металлических трубок и голубой пластмассы. Точно такой же, как во всех московских столовых. Моим друзьям он нравится: легко мыть и не нужно клеенки. На нем благоухает жаркое. Такого вкусного я никогда не ела. И такой травки тоже. У нее смешное название: киндза .
    Теперь я снова могу бродить по городу хоть до утра. - Еще рано...
    Послушаем немного старых итальянцев? Клавесины, арфа, скрипка. Звуки, похожие на лунный свет...
    И снова мы идем по городу. На улицах теперь совсем мало народу. Тихо. Одно за другим темнеют окна.
    Безлюдие преобразило город. Он стал прозрачным и гулким.
    Шорох, далекий стук каблуков, скрип дерева. Ночь спрятала дневную пестроту красок, одежд; остались лишь четкие линии домов, слабо мерцающие витражи,огромные кроны деревьев и сверкающая параллель трамвайных рельсов.
    Я заново увидела старинные галереи, балконы, нависающие над тротуаром, маленький сквер на углу.
    - А в этом подвальчике раньше был духан с росписью Пиросмани.
    На двери подвала висит большой замок. Я дотрагиваюсь до него. По этим ступенькам ходил Пиросмани. Я слышу шаги...
    Потом мы долго смотрим на освещенный множеством огней город с высоты одного из поворотов дороги к Пантеону. Город совсем не такой, как днем. Он кажется галактикой. Из него к нашим ногам, постепенно расширяясь и извиваясь причудливо, течет дорога. В воздухе дрожит чуть заметный запах фиалок.
    - Ты чувствуешь, как пахнет? - спрашиваю я. - Ветер с гор!
    А в Москве ветер пахнет бензином. И только иногда ванилью - около кондитерских фабрик.
    Мы идем вниз. Брусчатка слабо поблескивает под ногами. Начинается асфальт. Ночью он тоже не такой, как днем: сейчас он - уютный и старый. Затеки, трещины. Совсем как в арбатских переулках. От них до этих путаных нагорных улиц куда ближе, чем до рядом стоящих, похожих один на другой, стандартных, как новенькие копейки, современных кварталов.
    Мы доходим до дома, где я живу. Один из самых красивых домов города полукругом охватил маленькую площадь, на которой прихотливо разросся сквер.
    Ветер теребит кусты. Я вслушиваюсь в негромкие звуки ночного города. Теперь это и мой город. Я почувствовала его и приняла.
    - Ничто не мешает... И вообще - мы любим, пожалуй, именно ночные города! - говорит мой спутник.
    Горы на востоке четко вырисовываются на побледневшем небе. И я знаю: будет день, но этот город теперь мой! И если я выйду из своего московского дома и пройду по Первой Брестской до угла, то за поворотом будет ночная Мцхетская улица и знакомый сквер.
    Между ними больше нет двух тысяч километров.