Дрянь

     Тряпка липла к полу, и она с трудом передвигала швабру. Но та стала тяжелой и с каждой минутой становилась понятной, что вряд ли ей справиться к сроку. Сердце билось редкими, горячими толчками, больно ударяя то в грудную клетку, то в плечо. Комната казалось огромной, и прилавки мягко покачивались в сероватом тумане. Вода в ведре стала вязкой.
- Видно кто то клей разлил - медленно подумала она.- Почему клей? Откуда у нас клей?
- Шурка, чего копаешься? Скоро покупатели попрут, а ты тут с ведром! - она узнала голос заведующей, но не откликнулась.
- Я сейчас, сейчас….-стучало в мозгу- Только передохну чуток. Сяду и потом….
- Тетя Шура, что с тобой? Девчонки, «скорую» скорее вызывайте!
- Ой, умирает ведь! Тётя Шура….
Она слышала эти знакомые и уже чужие голоса, но ей не было нужды отзываться. Она уходила в свою жизнь и в свою молодость. Годы пролетали перед её мысленным взо-
ром, тормозя на каких-то запомнившихся событиях, как
кадры в киноленте.
1949 Год. Шурочка закончила ФЗУ торгового профиля и пришла работать в обувной магазин на Новокузнецкой.  Девчонки обзавидовались.
- Ох, и повезло тебе, Шурка! Магазин классный, и директор что надо!
Семён Васильевич, директор этого небольшого  по масштабам, но огромного по товарообороту магазина « Обувь» положил глаз на молоденькую девчушку ещё прошлой осенью, когда она проходила у них месячную практику. Не большого росточка, с маленькими, очень изящными ножками и ярко наманекюренными ручками. Тёмные слегка волнистые волосы заплетены в толстую небольшую косу. И прозрачные серо-голубые глаза. Вот эти- то глаза и помутили его сознание. Они ему снились. Он часто выходил из своего кабинета в торговый зал и наблюдал за Шурочкой. Ему нравились её быстрые движения, её улыбка, её слегка акающий говорок.  Семён Васильевич убеждал себя, что у него чисто отцовские отношение к практикантке, но вдруг его эротические фантазии приобрели Шурочкин облик. Ревность захлёстывала душу не молодого мужчины, когда он видел, как покупатели мужского отдела, оценивающе погладывают на девушку. И он перевел её в отдел детской обуви.
Шурочка замечала внимательные взгляды директора и очень старалась понравиться ему. Так как знала,  что его слово имеет вес в комиссии по распределению и трудоустройству. Но со временем,  его взгляд стал вызывать смущение и заставлять сердечко биться сильнее. Практика закончилась. Отзыв был великолепный. И Шурочка была уверенна, что она останется в Москве и будет работать у Семёна Васильевича. Мечты её сбылись.
В один из вечеров директор попросил Шуру
задержаться после работы и помочь ему в оформлении каких то документов. Шура осталась. Закончив подсчёты в подсобке, она постучалась в кабинет директора и толкнула дверь.
- Заходи, заходи, Александра! - На письменном столе стояли два бокала и бутылка шампанского. Лежала разломленная шоколадка и несколько долек яблока.
- Мы же так и не отметили начало твоей трудовой деятельности! Давай по бокальчику выпьем за то, что бы тебе, как можно дольше топать выпало среди нашей обуви! – и он весело засмеялся своей шутке.
Шампанское быстро зашумело в голове. Ногам стало немотно. И Шура опустилась на директорский диванчик. Ещё бокальчик выпили за её юность. Шоколадка сладко таяла во рту. Губы были в шоколаде. Шура облизывала их зашоколаденным языком, и губы оставались липко коричневыми. Шура смеялась. Семён Васильевич, с затвердевшей на губах улыбкой вдруг опустился перед ней на колени, обхватил руками её ноги и начал исступленно целовать.  Он слизывал шоколад с её губ, забирался языком в приоткрытый рот. Отталкивающие его руки, он крепко схватил одной рукой, а второй сжимал и разжимал её грудь, забравшись под кофточку и содрав лифчик. Шура пыталась вырваться, тяжелое мужское тело придавило её к дивану,  и она с ужасом и болью ощутила в себе чужую плоть. Через минуту всё было кончено. Шура не плакала. Её было стыдно. Она не могла поднять глаз. Только пыталась натянуть юбку, чтобы не было видно струйки липкой крови на разорванных трусиках.
- Прости, прости, прости…! - Лепетал он.
- Я не удержался. Я всё для тебя сделаю. В шелках и мехах ходить будешь. Прописку тебе сделаю, квартиру куплю. Я многое могу, только не бросай меня. Я так давно мечтал о тебе. А сегодня…это случайно, поверь!
Он всё говорил и говорил, боясь остановиться.
Шура слушала и не слышала. В мозгу билось :
- Дрянь, Дрянь, Дрянь, какая же я ДРЯНЬ!!
На следующий день, на доске объявлений висел приказ о назначении Александры Никитичны Кондратьевой Старшим продавцом с окладом, согласно штатному расписании.
А через полтора месяца Семён Васильевич отвез её в больницу сделать аборт.
Связь с Сеньчиком( так она его называла) стала постоянной и её не тяготила. Наоборот, она находила определённую выгоду от их отношений.
Шурочка въехала в однокомнатную квартиру на Проспекте Мира. Кооператив в только что выстроенном доме оплатил Сенчик. В гардеробе висели чудесные легкие меха. Обувь она покупала к каждому своему наряду. О ювелирных украшениях и говорить нечего - на каждый пальчик был свой перстенёк, на запястье- браслетик. Дважды в год она летала к морю. Один раз в санаторий с Сенчиком, подлечить его здоровье и один раз - одна, что бы отдохнуть от него.
На работе проблем не было. Она любила работать. Умела продать любой, самый залежавшийся товар. В коллективе её уважали за незлобивый нрав, и умение ладить со всеми.  Шушуканья и пересуды об её отношениях с директором прекратились, благо Шура всегда прикрывала своих коллег от угрозы начальства.
Гром разразился неожиданно, когда в магазин ворвалась жена Семена Васильевича. Какой-то «доброжелатель» сообщил ей с кем ездит на отдых её муж. Не- долго думая, обманутая женщина ринулась выяснять отношения с неверным супругом прямо на работе. Немолодая, но ещё не потерявшая своей стройности и привлекательности  женщина разбушевалась на столько, что  пришлось закрыть магазин « по техническим причинам».
- Ниночка! Успокойся! Я тебе всё объясню!  -
пытался урезонить жену Семён Васильевич.- Это клевета!
- Это клевета?! - Жена кидала ему в лицо фотографии счастливых любовников в разгар страсти.
– Это клевета?! Зато ты сейчас узнаешь что такое правда!.. и, размахнувшись сумочкой, она с треском влепила её в испуганное лицо мужа.  Кровь из носа потекла по подбородку и закапала на белоснежную рубашку. Это не остановило воинственную жену.
- Где эта дрянь?
 Кинулась она в торговый зал. Подскочив к Шуре, она вцепилась ей в волосы, плевалась и кричала:
 - Дрянь!  Дрянь! Я тебе покажу, где твоё место, дрянь такая.
Исхитрившись, она ударила Шуру своей головой в лицо, как футболист берущий головой мяч.  Выпустив свой гнев наружу, опустошенная она зарыдала, и в полной тишине вышла из магазина , хлопнув дверью.  Работать в этот день Шура не могла, руки тряслись, под глазами наливались огромные синяки. Пришлось брать больничный и отсиживаться дома, пока синяки не прошли. Ни в эти дни, ни  последующие Сенчик к ней не пришёл.
А тут ещё началась проверка работы магазина силами ОБХСС. Пришли три молодых опера и молчаливо и дотошно начали копаться в бухгалтерских документах. Через несколько дней на общем собрании коллектива зачитали акт проверки, в котором говорилась об огромной недостаче. Названные цифры ошеломили. Семёна Васильевича и бухгалтера оперативники увели с собой, не дав даже заехать домой.
Из управления торговли прислали ещё комиссию. Пришла новая главбух и после учета имеющегося товара, назначили Александру Никитичну Кондратьеву временно-исполняющей обязанности директора. В управлении постарались дело замять. Всё-таки Семён Васильевич был заслуженным работником торговли и много лет возглавлял разные торговые точки. До суда дело не довели. Быстро спровадили его на пенсию. Тем более, что часть растраченных средств он внес, распродав быстро своё имущество - машину, квартиру, дачу, и переехал к тещё в Иваново. Народ в кулуарах посмеивался:
- Вот так молодую любовницу иметь- без штанов останешься! 
Зато бухгалтер получила большой срок как говориться, и за себя и за того парня.
А Александра Никитична быстро освоилась с новым назначением, наладила новую работу. У неё оказался недюжинный организаторский талант. Что бы окончательно утвердиться на этой должности она подала заявление в партию.
 На личном фронте у неё тоже наступили большие перемены. Один из оперативников, проверяющий  их в ту злосчастную ревизию – капитан Якимов влюбился в Шуру  с первого взгляда. Он и отмазал её имя в этой истории.
 Видя благосклонность Алексея, она пустила в ход все свои женские уловки и нешуточное обаяние. Вскоре Алешенька перевез из общежития свои нехитрые пожитки в её ухоженную однушку. А через полгода Шура и Алексей зарегистрировали брак. Свадьба была шикарная. Ресторан Прага на Арбате встретил и обслужил их гостей в количестве ста с лишним человек. Оплатил эти расходы  очередной расхититель государственной казны, которого поймали за руку ОБХССники. Чтоб сберечь свою шкуру от тюрьмы  и сохранить репутацию честного чиновника, он был готов  и не на такие траты. Гостями были нужные для обоих люди и во многом обязанные им. Поэтому подарками на свадьбу были и румынский мебельный гарнитур, и золотые чарочки,  и коллекционное холодное оружие и много-много других великолепных вещей тогдашнего дефицита.
Александра Никитична утвердилась в своем
директорском статусе. Она обувала в импортную высокого качества  обувь всю партию и Советскую элиту. Директора продовольственных магазинов открывали перед ней свои тайные закрома, обеспечивая себя и своих домочадцев великолепными сапогами и лодочками. Дашь на дашь! Или ты - мне, я – тебе! Закон жизни!
Беременность удивила Шуру. Ведь после того аборта врачи грозили ей бездетностью. Радость Алексея не знала границ.
- Шурок, Счастье моё! Сынишку роди - Игорька! Продолжателя рода моего!
Осень 1954 года появился на свет новый член семьи - Игорек. Его рождение взволновало и заставило раскошелиться многих «подопечных» Алексея. Он весной получил повышение по службе, звание майора, новую должность и власть над людьми имущими в ещё больших масштабах.  Поэтому Алексей не стесняясь (интеллигентские «заморочки» ему  были чужды) звонил директорам подопечных магазинов и распределял, кому и что покупать для подарков его сыночку. Когда Шурочка привезла сына домой, в комнате уже стояла детская кроватка с пологом, в коридоре - коляска, в шкафу- набор детских пеленок и распашонок. А стол ломился от яств и напитков.
С появлением ребёнка стала заметна теснота. Шуре не хватало простора. В одну из ночей, после мужниных  ласк она прижалась к его плечу и горячо зашептала:
- Алешенька! Смотри,  как сыночек наш быстро растёт, как грибочек после дождя. Скоро всё понимать будет. Зачем ему наше милование видеть? Я вот тут подумала, что неплохо было бы нам квартиру в 2 комнатки. А?
         - Надо подумать! Ты, Шурок, права, как всегда.  Только сложно с жильем. Коммуналки везде. Отдельную квартиру
квартиру долго ждать.
- Я уже думала. В соседнем доме живет знакомая одна старуха. Мы с ней с колясочками на детской площадке встречаемся. У неё сын химчисткой заведует. А соседей уже нет, комнаты пустуют. Вот она и мечтает, что сынку удастся всю квартиру заполучить. Может ты повнимательнее к этому «химику» присмотришься?
Через полгода семья Якимовых въезжала в 3х комнатную квартиру. Заведующий химчисткой был арестован. Ему предъявили обвинения в растрате  государственных средств  (или в хищении чего -то неважно в крупных размерах). Всё имущество было конфисковано, а семья выселена из квартиры.
Шура сидела на лавочке , покачивая коляску  с уснувшим сыном и видела, как старушка и молодая женщина с ребёнком  грузят чемоданы в подъехавшее такси. Женщина обернулась, посмотрела на неё   каким - то отрешённым взором, сказала: – Дрянь! - и села в машину.
Ребёнок был беспокойным. Спал плохо. Шура уставала и засыпала  буквально на ходу.
- Шурок! Попробуй ему пивка подлить.
Она попробовала и удивилась, как мальчик быстро заснул. Скоро она перестала добавлять пиво в чай, а просто вливала столовую ложку пива ему в рот и спокойно засыпала.
Сразу после декрета   Шура вышла на работу. В ясли отдавать Игорька не стали, а наняли няню. Вечерами Шура приходила усталая. Капризы ребёнка её раздражали. Алексей пропадал на работе иногда целыми сутками. Часто приходил в большом подпитии. Всё это не способствовало мирной обстановке в семье. Что бы Игорь ни  приставал, родители задаривали его игрушками.
              Время шло. Игорёк пошёл в школу. Учился он очень
плохо. Шура нервничала. Приходилось задабривать учителей подношениями, чтобы хотя бы тройками закрывали учебный год. Наняли репетиторов  по математике, физике, химии, но всё было не впрок. Игорь просто не хотел учиться. Целыми днями он был во дворе. Друзей в дом родители категорически запретили приводить. Ну как же. Все комнаты увешены дорогими коврами, хрустальные вазы занимали все ровные поверхности, кроме пола. Коробки с хрустальными рюмками и фужерами  стояли как александрийский столп в углу родительской спальни. Кухня изобиловала техникой импортного производства. На антресолях грудились чемоданы с ещё не распакованными вещами. Отдельно перекладывались  антимолью  меховые шапки, мохеровые шарфы и пледы. Сейф, вделанный в одну из полок гардероба, уже не вмещал шкатулочки и коробочки с украшениями.  Алексей, кладя очередную пачку денег в сейф, ворчал:
- Да выбрось ты эти коробки. Сложи все цацки в одну, остальные выбрось. Некуда ведь уже класть. Но Шура любила открывать эти бархатные изящны упаковки. Она брала в руки, какую-нибудь из них, долго держала, ощущая тёплую шершавость. А сердце начинало радостно постукивать в ожидании чуда. Потом она медленно открывала крышку и вот оно-чудо!
Блеск золота, переливистый яркий сверкающий или матово-глубокий цвет камей завораживал и ласкал её взгляд. Души замирала.  Осторожно, пальчиком она ласкала украшение, ощущая их прохладу, нащупывая впадины и выпуклости. Налюбовавшись, Шура со счастливым вздохом закрывала крышечку и убирала футляр в сейф. Носить украшения Шура боялась. У неё были повседневные не очень дорогие серьги, цепочка с крестиком и несколько колечек и перстней. И она практи –
чески их не снимала, комбинируя в цветовой гамме с одеж -
дой.
Случилось так, что приехал из деревни младший брат Алексея. Отслужил три года в армии и по набору МВД,  вступил в ряды доблестной московской милиции. А здесь Алексей пристроил его в своё отделение. Благо,  что к этому времени он носил уже подполковничьи погоны, и был начальником ОБХСС одного из районов Москвы.
Сначала Николай поселился у них. Ему поставили кресло - кровать в комнату Игорька.  Утром братья, наскоро перекусив, уходили на службу. А возвратившись поздно вечером, садились за стол с парой бутылок водки. Сначала вроде выпивали за встречу, потом Николай ставил выпивку в благодарность за заботу, а потом они стали выпивать просто так, обсуждая за столом свои служебные проблемы.
- Лешка, что это твои за стол с нами не садятся? Мной что ли брезгуют?
- Да ты что? Шурок не пьет, а Игорь уже спит.
- Ну, Шурка-то ладно. Баба - есть баба! А вот сын - мужик, воин, по папкиным стопам пойдёт. Пусть послушает, чем настоящие мужики занимаются, какую службу для государства несут.
И Алексей шел, приводил заспанного сына, сажал за стол, наливая пивка. Шура пыталась протестовать, но муж прикрикивал на неё и отталкивал от двери спальни мальчика.
Наконец Шура добилась того, что Николай съехал  в общежитие. А может, Алексею надоел лишний человек в доме. Тем более что последнее время Николай проявлял к Шуре не двусмысленный интерес, а Алексей ревновал и обвинял Шуру в том, что это она дает повод так себя с ней вести молодому мужику. Вспыхивали нешуточные скандалы.
После отъезда Николая, Шура вздохнула с облегчением.  Даже воздух в доме, казалось, стал свежее.
Через год Николая выгнали из милиции за пьянку и поступок, порочащий звание советского милиционера. А случилось то, что младший лейтенант Николай Якимов возвращаясь с ночного дежурства  в дымину пьяный, или литературно выражаясь в сильно нетрезвом состоянии, обоссался и навалил прямо в форменные галифе. Чувствуя горячее неудобство в штанах, он зашел в телефонную будку, насквозь застекленную, и стал вытряхивать содержимое брюк прямо на пол будки и растаптывать дерьмо, опять-таки  форменными сапогами. Бдительные граждане, спешащие утром на работу, были свидетелями этого события и, затыкая носы и хохоча, собрались вокруг будки  и советами помогали лихому офицеру справиться с непосильной для него задачей. Проезжающий мимо патруль заинтересовался незапланированным сборищем на московской улице и под громкий хохот, аплодисменты и улюлюканье  выволокли обнаженного говнюка, пинками опрокинули его в люльку мотоцикла и отвезли в вытрезвитель.
          Получив от этого инцидента огромного строгача и массу мелких неприятностей, Алексей свалился с инфарктом. Провалявшись,  месяц в госпитале, он взял отпуск и уехал долечиваться в один из южных санаториев. Там сошелся с черноокой мед сестричкой и, вернувшись в Москву, хотел развестись с женой, но испугался, что это отразиться на службе и остыл. Однако к Шуре охладел. В доме воцарилась  холодная и напряженная атмосфера. Игорь очень тяжело переживал все то, что произошло с отцом.  Неверность отца и его отдаление от семьи подорвали веру сына в отцовский героический облик, в его силу, мужество. Гордость за свою семью сменилось презрением и недоверием. Юношеский максимализм не смог смириться и с унижением матери. Он обвинял её, что она не смогла сохранить любовь мужа. Скандалы родителей лишили его домашнего уюта. Он убегал из дома, прогуливал школу. Шура стала замечать, что из коробок с пивом, которые постоянно пополняла она для Алексея, стали пропадать сразу по несколько бутылок. Раньше Игорь спрашивал можно взять для угощения друзей или нет. А сейчас он просто брал то, что считал нужным, ни говоря, матери, ни слова. Стали пропадать подарочный коньяк и виски. Игорь вваливался поздними ночами домой бледный с прилипшими к потому лбу волосами. Слегка покачиваясь и пьяно скалясь, он грубо отталкивал мать и запирался в своей комнате. Громко орал магнитофон. Соседи жаловались на шум и  на хулиганство. Шура растерялась. Она не знала, как поступить. Игорь отвергал любые попытки матери поговорить с ним.
- Отстань!- это было единственное слово, которое она слышала от него.
Молча он вставал, молча ел и уходил из дома. Алексей отстранился и полностью обвинял Шуру, что это она во всем виновата, что не в меру баловала Игоря. Вот теперь пусть и расхлебывается. Огромных денег и униженных просьб стоило Шуре получение Игорем аттестата зрелости.
- Алеша!- как то завела она разговор с мужем.  Приходили из военкомата, принесли повестку. Видимо в этот осенний призыв Игорю придётся идти в армию. Что делать?
- Пусть послужит. Ему надо немного дисциплиной мозги прочистить!
- А вдруг Афганистан? Вон Ирина из Управления получила похоронку.
- Ты что ровняешь? Её сын офицером был и сам туда напросился. Романтики войны ему не хватало.
- Какая разница? Был сын,  и нет сына. У неё хоть внучок остался.
- Так давай женим его, если тебе внучка не хватает - он хрипло засмеялся.- Ладно, я поговорю с кем надо. А ты сама сходи в военкомат. Военком у нас новый. Я с ним не знаком. Узнай что почём. Может его жене сапожки,  какие презентуешь.
Прежде чем пойти на прием к военкому, Шура
через свои связи всё узнала о нём. В Москве он недавно. Зовут его Вячеслав Иванович. В подполковничьим звании. Из Уральского военного округа. Два года назад овдовел. Маленькую дочку забрала к себе его теща. Живёт здесь, в Москве.  Вот он сюда и выхлопотал перевод. Взяток не берёт. Спиртом не злоупотребляет. Короче, как к нему подступиться, Шура не знала. Выручил случай. У одной из продавщицы оказалась мама знакома с военкомовской тещей. Дачи у них ряжом в Малаховке.
 - Александра Никитична! У меня скоро день рождение. Я его на даче хочу отметить. Вы приезжайте, а я соседей приглашу.      
Так и порешили.  В Воскресное утро, еле втиснувшись в переполненную электричку и опасаясь за состояние сказочно красивого торта, сделанного по спецзаказу, Шура добралась до Малаховки. Она почти никогда не ездила в Подмосковье, отдыхая в основном на морских курортах. И сейчас шла с удивлением оглядывала  ухоженные дачные участки благоухающие разноцветьем. Из-за заборов были видны крыши теплиц, свисали тяжелые ветви яблонь с ещё зелёными плодами. Старые сосны и ели закрывали от жарких солнечных лучей. Было тихо, уютно, ласково.
Таня, так звали именинницу, выскочила на -встречу Шуре в легком  летнем сарафанчике, познакомила со своими домочадцами, усадила в гамак, привязанный между двумя вековыми соснами, и умчалась накрывать стол. Шура покачивалась, расслабленная, раскинув руки и скинув  босоножки, вскидывала босые ноги и потом резко  поджимала их, придавая гамаку ускорение, как на качелях. Не рассчитав неустойчивость верёвочной люльки Шура резко выкинула ноги вверх, отклонив спину и не успев даже охнуть она перевернулась и шлепнулась, уткнувшись носом в мягкую землю, покрытую сосновыми иглами.  Её неожиданно подхватили под мышки мужские руки и поставили  на ноги. Шура оглянулась. Увидела своего спасителя, его смеющиеся глаза и звонко засмеялась. Отряхнув юбку  она представилась :
- Александра.
- Вячеслав  – все ещё смеясь, сказал он. – Вас нельзя оставлять одну. Вы витаете в облаках и пытаетесь улететь! 
Он подставил ей  согнутую в локте руку и повел к столу. Гостей было не много, но застолье получилось шумное и весёлое.
Шутки, анекдоты,  даже тосты вызывали непроизвольное желание посмеяться вместе с этими жизнерадостными людьми. Потом Танин муж взял гитару. Все вышли из-за стола и разместились кружком вокруг гитариста. Таня запевала. Голос у неё был не сильный, но мягкий и чистый. Она знала уйму песен, подсказывала слова и все дружно ей подпевали. На душе было тепло и радостно. Вячеслав сидел рядом с Шурой, держа на коленях дочку. Настёна была в цветастом платьице, светло-соломенные волосы заплетены в две тоненькие косички, но с огромными бантами  и сосредоточенно ела  прямо из бидона чернику. Её  руки, губы и даже волосы были синими. Со лба она убирала свисающую прядку волос. От этого лоб был тоже полосато-синим.  Отец влюбленно посматривал на неё и смеялся. Зависть кольнула сердце. Никогда Алексей так влюбленно не смотрел на Игорька. День как-то вдруг обернулся вечером, и Шура заспешила, боясь опоздать на электричку. Однако ехать на электричке не пришлось. Вячеслав предложил  ей ехать вместе с ним на его «Москвиче».
- Сашенька не волнуйся. Доставлю тебя в целости и сохранности. Шофер я со стажем, спиртное не принимал.
-  Подожди, я только Настю уложу и дождусь её за -
сыпания. А то она меня ни за что не отпустит, обрыдается.
         В приоткрытые  окна  машины  врывался  слабый  ветерок  трепал волосы,  распущенные  по  плечам.  Тихо  звучала  музыка.  Свет  ночной Москвы создавал  ощущение  нереальности.  Молчание  не тяготило.  Было  хорошо!  Шура  даже  не  могла понять, почему  хорошо?  Ведь  ничего  необычного. Всё  обыденно,  а  сердцу  легко.  Не  доезжая  до  своего  дома,  Шура  попросила  остановить  машину. Вячеслав  вышел,  открыл  дверь  и  помог  ей    выйти.
- Вячеслав,  я  вам  благодарна…  -  договорить  она  не  успела. Сильно  прижав  к  себе,  он  выдохнул:  - Слава,  просто, Слава!  -  и  поцеловал  её  в  губы.  Шура  оторопела,  но  тут  же  ответила  на  его  поцелуй.  Желание,  давно  забытое,  обожгло  жаром  всё  тело.  Голова  закружилась.  Она  закрыла  глаза и  целовала  и  целовала  его лицо,  глаза,  возвращалась  к  губам.  В  какой-то  миг,  она осознала,  что  они стоят на  улице,  что её  может  кто-нибудь   увидеть,  и  она  резко  отстранилась.
-  Сашенька!  Я  увижу  тебя  завтра?  Хотя,  нет,  уже  сегодня - поправился  он,  взглянув  на  часы.
- Я  позвоню,  Слава! - и  побежала.  По -  молодому,  со  счастливой  улыбкой  на  губах. 
Серьёзная,  деловая  женщина,  уважаемый  директор  магазина «Обувь»  лежала  рядом  со  своим,  похрапывающим  мужем,  и  мечтала  о  другом.  Сон  не  шёл.  Улыбка  раздвигала  губы.  Она  влюбилась. Влюбилась  после  одного  дня  знакомства!  Какой  кошмар!  Какой  грех!  И  какое  счастье!       Они  встречались  почти  каждый  день.  Если  не  было  возможности  увидеть  друг  друга,  то  следующая  встреча  была,  как  после  месячной  разлуки.  Слава  читал  ей  стихи,  но  Шура  даже  не вслушивалась  в  их  смысл.  Она  знала,  что   они  о  любви.  Она  просто   слушала  его  голос.  ОН  вливался  в  неё  и  был  родником  для  её  иссушенной  переживаниями  души. 
– Люблю,  люблю,  люблю! -  шептала  она,  -  а  ду-
мала,  что  любовь -  это  выдумки  писателей.
Слава  отговорил  Александру  освободить  Игоря  от  службы  в  армии.   
-  Ну,  пусть  оторвётся  от  дома.  Уйдёт  из  тепличных  условий.  Поймёт,  что  такое  ответственность.  Я  его  направлю  в  Московский  округ.   Будет  служить  у  вас  под  боком.  И  видеться  будете  частенько.
В  ноябре  Игоря  проводили.  А  в  декабре  Шура  с  Алексеем  были  у  него на присяге  в  ближайшем  Подмосковье.  Первый  год  Игорь  не  приезжал  и  даже  не  писал.  Но  перед  следующим  Новым  годом от  него  пришла  поздравительная  открытка.  В  ней  Игорь  писал,  не  обращаясь  ни  к  кому  конкретно,  что  скоро  приедет  в  отпуск.  Шура  прослезилась  и  стала  ждать  своего  мальчика.  Отношения  с  Алексеем  стали  ужасными.  Он  узнал  об  измене  Александры  и  частенько,  напившись,  избивал  её  жестоко.  Наносил  удары  умело,  не  оставляя  видимых  синяков.  Слава  уговаривал  бросить  мужа  и  переехать  к  нему,  но  Шура  всё  боялась,  что  это  будет  травма  для  Игорька,  и  терпела. 
Игорь  приехал  в  отпуск.  Встреча  была  тёплой.  Сидя  за  праздничным  столом,  он  рассказывал  о  службе,  о  своих    друзьях.  И  между  делом  сказал,  что  влюбился.  Оля  учится  в  Лесотехническом  институте,  на  пятом  курсе.  Она  увлечена  какими-то  биологическими  изысканиями  и  собирается  поступать  в  аспирантуру.  Уговаривает  Игоря   поступить  в  техникум,  поэтому  же  профилю.  Обещала  помочь  в  подготовке  к  вступительным  экзаменам.  Тем  более  что  её  папа  преподаёт  в  этом  техникуме.  Так  что,  всё  будет хорошо.  У  Оли  есть  старшая  сестра,  которая  уже  давно  замужем. Сейчас  у   них  родился малыш,  и  Олина  мама   сидит  дома  с  внуком.  Шура  слушала  сына,  и  слёзы  радости  текли  и  текли  по  лицу.   Крепла  надежда  на  будущее.  Вечером  Игорь  набрал  закуски  и  бутылку  водки  и  ушёл  на  встречу  к  своим  дворовым  приятелям.  Ночевать  Игорь  не  пришёл.  Утром  позвонил   Алексею  его  приятель  начальник  уголовного  розыска.
-  Приезжай,  Алёша.  Твой  сын у  нас.  Он  с приятелем  изнасиловали девчонку.  Её  отец  сейчас  у  нас  пишет  заявление.   Пока  делу  не  дали  ход,  принимайте  меры.
Шура достала из  сейфа  все  деньги  и  часть  ценностей,  и  пошла  по  нужному  адресу.  Всё  внутри  у  неё   тряслось.  Стыд,  и  обида  перехватывали  дыхание,  мешали  говорить.  Ноги  подгибались.
- Простите!  Поймите  меня  Я  тоже  мать.  У  меня  тоже  горе.  Моя  вина,  мой  тяжкий  грех,  что  не  воспитала  должно  сына  своего.  Прости  меня,  девочка  дорогая!  И  вы,  родители,  простите  меня,  ради  всего  святого!  Я  не  знаю,  чем смогу  искупить  вину  свою  и  сына  своего.
Она  упала на  колени.  Отец девочки,  молча,  поднял  её  и  указал  на  дверь.  Заявление   из  милиции  он  забрал.  А  вскоре,  Шура  увидела  его  на  новеньких  «жигулях».  Игорь  к  вечеру  вернулся  домой.  Не говоря  ни  слова,  выпил  бутылку  водки  прямо  из  горла  и  рухнул  на  постель. Оставшиеся  дни  он  сидел  дома,  тупо  уставившись  в  телевизор.  Иногда  звонила  Оля.  Он  говорил  с  ней  вяло  и  быстро  клал  трубку.  После  возвращения  сына  из  отделения,  Алексей  говорил  с  сыном  по – мужски,  выпроводив  Шуру  на  кухню.  Единственное,  что  услышала  она: 
- Убью,  поскудник!  Своими  руками  придушу!  Игорь  уехал,  холодно  распрощавшись  с  родителями.
Оставшись  одна,  Шура  сняла  трубку  и  позвони –
ла  Славе.  Она  не  видела  и  не  слышала  его все  эти  дни 
и очень  соскучилась.  Телефон  молчал.  Холод  страха  вползал  в  душу.  А  вечером  ей  позвонил  Славин  друг: 
- Саша,  звоню,  звоню  вам  на  работу, а  вас  всё нет.
Он  замолчал.
 – Что  случилось?  Не  томи!  Что-то  со  Славой?
- Автомобильная  авария.  Завтра  похороны.
Шура  опустилась  на  табуретку.  Трубка  телефона  покачивалась  на пружинистом  проводе.  Но  положить  её  на  аппарат  сил не было.  Исчезли  краски  и  ароматы.  Жизнь  стала  черно-белой. Мозг  фиксировал  события,  но  они  не  затрагивали  сердца. 
Осенью  вернулся  Игорь.  Он  возмужал,  раздался  в  плечах.  На загорелом  лице   ярко выделялись  голубые  глаза.  Красив,  ничего  не  скажешь.  Он  с  Олей  подал  заявление  в  ЗАГС.  К  свадьбе  Алексей  выбил  в  райисполкоме  для молодых  ордер  на  двухкомнатную  квартиру.  Гости собирались  уже  в  новой,  красиво  обставленной  квартире  у  Ботанического  сада.  У  молодых  было  всё.  И  сервизы,  и  холодильник  и  стиральная  машина.  Только  живи  и  радуйся.  Медовый  месяц  молодые  провели в Крыму.  Оля  забеременела,  но  продолжала  учиться  в  аспирантуре,  писала  кандидатскую.  Игорь  не  пошёл  в  техникум,  а  устроился  курьером  в  какую-то  контору. Зарплату  получал  мизерную.  Мать  помогала  деньгами  и  каждую  субботу  привозила  сумки  с  продуктами.  Разъезжая  по  всей  Москве,  Игорь  приобрёл  массу  знакомых.  Встречи  с  ними  заканчивались  выпивкой.  Домой  он приходил  поздно.  Оля  нервничала,  пыталась  убедить  мужа,  что пора  остановиться,  ведь  скоро  будет  ребёнок.  Игорь  клялся  и  божился,  что  это  в  последний  раз.  Но  на  следующий  день  всё  повторялось.  Родилась  девочка.  Наташенька.  Шура  с  удовольствием  нянчила  внучку,  проводя  у  детей  все  выходные.  Она  забирала  девочку  и  ехала  с  ней  в  парк,  чтобы  не  слышать  скандалы,  которые  день  ото  дня  становились  более  злыми   и  непримиримыми.
Наташеньке  исполнилось  три  месяца,  когда  её  дедушка  Алёша  скончался  от  очередного  инфаркта.  Болел  он  не  долго.  Ему  стало  плохо  на  работе.  «Скорая  помощь»  отвезла   в  Боткинскую  больницу.  Ещё  в  машине  Алексей  потерял  сознание  и  через  несколько  дней  скончался,  не  приходя  в  себя.  На  похоронах  Игорь  напился  и  буйствовал  так,  что  пришлось  его  связать  и  уложить  в  постель.  Пьяно  рыдая,  он пил  каждый  день.  С  работы  его  уволили  за   прогулы,  но  он  даже  не  пошёл  за  своей  трудовой  книжкой.  Из  дома его  Оля  выгнала,  потому,  что  в  злой  нетрезвости  он  поднимал  на  неё  тяжёлый  кулак.  Шура  несколько раз  устраивала  его  на  работу,  но  дольше  недели  он  нигде  не  задерживался.
Из  дома  стали  пропадать  книги,  подписные  издания, которые  Шура  покупала  для  интерьера.  Она  не  читала  и  не  запоминала  авторов,  ей  это  было  не  нужно.  Она  запоминала  цвет  обложки,  который  так  подходил  к  обоям  той  или  другой  комнаты.  Но  всё  равно,  книг  было  жалко.  Без  них  в  книжном  шкафу  было  сиротливо  и  бедно.  Урезонить  Игоря  не  удалось.  Он  просто  избил  мать  и,  забрав  очередные  тома,  исчез  на  несколько  дней. 
Шура  теперь  засиживалась  на  работе  до  самой  ночи,  чтобы  как  можно  меньше  быть  дома.  Придя однажды  домой  раньше  времени,  она  застала  в  квартире  пьяную  девицу,  разгуливающую  в  её  норковой  шубе,  надетой прямо  на  голое  тело.  Шура  сорвала  с  неё  шубу  и  вытолкала  за  дверь,  швырнув  вслед  чужие  вещи.  Из  спальни  доносились  стонущие  звуки.  Взволнованная,  Шура  открыла  дверь  и  увидела  на  своей  постели  Игоря  с  ещё  одной  девицей.  Запах  пота  и  перегара  стоял  нестерпимый.  Захлопнув  дверь,  она  упала  в  кресло  и  зарыдала.  Всё  чаще  и  чаще  теперь  появлялись  такие  гостьи  в  её  доме.  Они  копались в  её  вещах,  надевали  её  одежду,  и, смеясь,  уходили  в  ней.  Когда  однажды  Шура  попыталась  выгнать  очередную  нахалку,  Игорь  коршуном  налетел на  неё  и  стал  бить  наотмашь  по  лицу.  Мать  не  успевала  закрываться.  Удары  сыпались  и  сыпались.  Отступая,  Шура  споткнулась  и  упала,  тогда  сынок  пустил  в  ход  ноги.  Он  бил  её  ногами  до  тех  пор,  пока  она  не  потеряла  сознания.
- Дрянь!  Дрянь!  -  кричал  он  -  ты,  что  не  понимаешь,  что  мне  баба  нужна.  Тебе  шмоток  жалко,  да?  Ещё  наворуешь!
Придя  в  себя,  Шура  смогла  выползти  на  лестничную  площадку.  Перепуганные  соседи,  вызвали  «Скорую  помощь». Почти  месяц  пролежала  она  в  больнице.  Писать  заявление  в  милицию  на  сына  отказалась,  как  её  не  уговаривали.  Вернувшись,  домой,  Шура  не  узнала  свою  квартиру.  На  стенах  светлели  яркими  пятнами  следы  от  когда-то  висевших  ковров,  шифоньер  был  пуст,  сейф  взломан,  и то  же  опустел.  На  антресолях  валялись  старые  резиновые  сапоги,  оставленные  Николаем.  Шура  пошла  на  кухню. Хотелось  есть,  и  она  надеялась,  что  в  холодильнике  найдётся  какая-нибудь  еда.  Но  не  нашла и  самого  холодильника.  Зато  бутылки  валялись  везде.  Стоял  нестерпимо  душный  смрад.  Шура  распахнула  окно  и  начала  уборку.
Игорь  требовал  денег.  Если  кошелёк  был  пуст -  бил.  Синяки  не  сходили  с  её  лица  и  тела.  На  работе  она  не  снимала  темных  очков.  Продавцы  уже  не удивлялись, молча,  сочувствовали  и  жалели.
В канун  нового  1980  года,  Шура забежала  домой,  чтобы  принять  душ,  привести  себя  в  порядок  и  идти  в  ресторан,  где  весь её  коллектив  в  складчину  собирался  отметить  праздник.  Игорь  сидел  за  столом,  чистил  воблу. Начатая  бутылка  пива и  чекушка  стояли  на  грязной,  залитой  пивом  скатерти.  Закутавшись  в  полотенце,  Шура  вышла из  ванной  и  натолкнулась  на  тяжёлый  взгляд  сына.  Она  хотела  быстро  проскочить  мимо  него  в  свою  спальню,  но  Игорь  перегородил  дорогу. Схватил  её  за  волосы,  поволок  к  кровати,  сорвал  с  неё  полотенце.
- Сынок,  опомнись! Игорёк!  Что  ты  творишь?!
Удар  кулака  в  губы.  Она  застонала.  Избитая,  изнасилованная,  с  искусанной  в  кровь  грудью,  она  лежала  рядом  со  спящим сыном  и  мечтала  о  смерти.
В  день  получки,  Игорь  теперь  ждал  у  магазина  и  отбирал  все  деньги.  Шура  брала крадучись  со  склада  одну - две пары  обуви,  продавала  и  жила  на  эти  средства,  надеясь,  что  со  временем  вернёт  все  деньги  в  кассу.  Но  время  шло,  долг  рос.  Возвращать  его  было  нечем.  Участковый уже  несколько  раз  предлагал  Шуре привлечь  Игоря  за  побои.  Но  она  упорно  отказывалась,  находя  какие – то оправдания  сыночку,  а  теперь  ещё  и  сожителю.  Проверка  пришла,  как  всегда,  неожиданно.  Недостача  оказалась  очень  большой.  Шуру  судили.  Срок  она  получила  условный,  благодаря  друзьям  Алексея.  Но  приговор  однозначно  запрещал  ей  работать  в  торговле.  Так,  уважаемая  всеми,  Александра  Никитична,  директор  престижного  магазина «Обувь», стала  Шуркой  или  тётей  Шурой -  уборщицей  этого  же  магазина,  взятой  на  эту  работу  из  жалости.       «Скорая»  всё  не  приезжала.  Шура  лежала  на  полу.  Мысли  её  текли  то  ярко,  то  туманясь  и  отдаляясь.  Постепенно  они  слились  в  одну,  и  уже  холодеющими  губами  она  прошептала: 
-  Ну вот,  Славочка,  я  и  свободна.  Я  иду к  тебе.  Прости,  что  так  долго…