Французская мелодрама матушки Екатерины II, гл. 1

Глава I,
в которой Иоганна Ангальт-Цербстская становится регентом, встречает дорогого гостя из России и называет себя «услужницей» канцлера Бестужева. 

Иоганна-Елизавета вернулась в милый её сердцу Цербст к своему благоверному мужу Кристиану 1-го декабря 1745 г. От даты её выезда из Санкт-Петербурга прошло более двух месяцев. Получается, что на самом деле она не очень-то торопилась обнять супруга, а может быть по пути домой ей пришлось улаживать какие-то дела? Да, ведь императрица Елизавета просила её, и просила весьма прямолинейно, передать прусскому королю Фридриху, чтобы он отозвал своего полномочного посла-интригана от её двора и прислал кого-нибудь поприличнее. Прибыв 26 ноября уже по европейскому григорианскому календарю в Берлин, Иоганна, на свое счастье, не застала прусского монарха в его столице – он проводил очередную победоносную военную кампанию в Силезии. Отчитаться за свои неудачные политические игры в России перед министрами его двора, свалив все неудачи на самого посла Мардельфельда, ей, видимо, труда не составило. В конце концов, Фридрих, не скрывая раздражения, поручил княгине самой известить Елизавету, что её желание насчет нового посла будет исполнено. На этом историческом этапе Фридрих не хотел открыто ссориться с Елизаветой, но отношения между этими коронованными особами начали покрываться изморозью.
В Цербсте жизнь княгини пошла своим чередом. Как Иоганна «отходила» в заштатном городишке от блеска имперского Санкт-Петербурга, нам не ведомо. Наверное, это был опять же цивилизационный шок, только в обратную сторону.
Тем не менее годы брали своё, и если Иоганне в октябре 1745 года исполнилось только 33 года, то муж был на 22 года её старше. Наконец, после смерти своего старшего брата – владетельного князя Иоганна-Людвига в ноябре 1746 г., он тоже стал «владетельным». Но править своим игрушечным княжеством Кристиану довелось всего ничего: он скончался в марте 1747 года.  Конечно, сразу же встал вопрос о наследовании владетельных прав. Но Иоганна не была бы сама собой, если бы не решила этот вопрос заранее.
Еще до отъезда княгини из Санкт-Петербурга её дочь Софья-Августа, вернее уже Екатерина Алексеевна, подписала официальный акт, которым она за себя и за своих будущих наследников отказывалась от прав на Ангальт-Цербстские владения в пользу своего дяди – Иоганна-Людвига. После того, как дядя почил в бозе, и княжеский трон занял отец Екатерины, хлопотунья Иоганна писала дочери следующее: «Вам известно, дражайшая моя дочь, что достойный ваш родитель начинает часто болеть; я только одного сына имею, который еще подвержен не был ни одному из своих прав, а его здоровье внушает и по сею пору также внушает опасение. Сохрани его Боже! Но ежели, к моему несчастью, я переживу их обоих, рассудите, в каких я окажусь обстоятельствах, и что со мной будет?»
Иоганна справедливо опасалась, что после смерти и её дорогого Кристиана, и, не дай Бог, малолетнего, довольно болезненного сына, она останется ни с чем. Тем самым Екатерину подвигли написать еще один отказной акт – уже в пользу её отца, который видимо очень был нужен по не столь уже интересному для нас наследственному праву той эпохи. Этот документ, однако, интересен перечислением тех земель и владений, на которые имела права Екатерина. Оказывается, уже тогда их было не так уж и мало! Судите сами (цитируем текст акта по указанной выше монографии Бильбасова): «Божею милостью мы Екатерина бракосочетанная  великая княгиня Всероссийская, урожденная княгиня Ангальтская, герцогиня Саксонская, Енгернская и Вестфальская, графиня Асканская, государыня Цербстская, Бернбургская, Еверская и Книпгаузенская, обещаем и обязуемся …». Далее следует текст отречения от наследственных прав на княжество с отсылками на «получение апробации» от «государыни Елизаветы, императрицы и самодержицы Всероссийской» и дозволение «сердечно-любезнейшего государя супруга», т.е. Петра Фёдоровича, с перечислением и его многочисленных титулов, начиная с великого князя Всероссийского и заканчивая графом Дельменгорстским.  Отсюда  видно, что титулов у Екатерины, а соответственно и у её матушки, было предостаточно, да что в них толку… 
Как уже упоминалось, отец Екатерины, вступив во владетельные княжеские права на склоне лет, пользовался ими совсем не долго – Кристиан умер 16-го марта 1747 года. Как справилась с этим горем его вдова Иоганна, нам не ведомо. Екатерина же позднее в своих «Записках» таким образом описывает свои переживания: «Весть о смерти отца очень поразила меня. В течение восьми дней мне предоставили полную свободу плакать сколько угодно; потом Чоглокова (камер-фрау Екатерины) объявила, что довольно плакать, что императрица приказала перестать плакать, так как отец мой не был королем. Это правда, заметила я, отец мой не был королем, на что она возразила, что великой княгине неприлично так долго плакать по отце, который не был королем…». Как видно, приближенные императрицы Елизаветы, да и она сама, были не очень высокого мнения об отце великой княгини.
              После этого печального события титул владетельного князя Ангальт-Цербстского, благодаря, как было указано выше, вовремя составленным и подписанным близкими родственниками бумагам, перешел к 13-ти летнему родному брату Екатерины  Фридриху-Августу. Историографы считают, что Екатерина любила младшего брата Фрица. Когда она покинула родное княжество, ему было только 10 лет, он был болезненным, слабым ребенком. Как любящая сестра, Екатерина оплачивала его лечение в Гамбурге. Когда юному князю исполнилось 13 лет, мать отправила сына учиться в швейцарскую Лозанну, сама же на правах регента стала править княжеством.
Какой правительницей была Иоганна, сказать трудно, в российской историографии об этом периоде её жизни практически нет исследований. Не много сведений можно почерпнуть и из переписки Екатерины с матерью. Официальные письма не содержат сколь-нибудь значимой информации, поскольку проходили через кабинет императрицы и отправлялись адресатам с соизволения чуть ли не самой Елизаветы. Сохранившиеся в архивах письма, переданные через третьих лиц, содержат отрывочные сведения о событиях её жизни того времени.
Однако в одном из таких писем мы можем встретить знакомое лицо. И лицо это, как писала в своих мемуарах Екатерина, было «прекрасно как день». А кто же это может быть, как не Сергей свет Васильевич Салтыков! Да это именно он – первый сердечный друг Екатерины, отрада её молодых лет, проведенных вдали от родины и близких, под пристальным надзором придворных-соглядатаев в холодной России.
Письмо это, вернее копия перевода с французского, оказалось в документах по, так называемому, делу канцлера Бестужева. Не будем сейчас забегать вперед, что это было за дело, а почитаем само письмо, ведь это уже исторический документ, а не приватная корреспонденция матери и дочери.
              Итак, Иоганна в письме от 21 февраля 1756 года по европейскому стилю писала великой княгине Екатерине (сохраняем орфографию русского перевода с французского оригинала):
             «Невозможно чувствовать большей радости и большего признания, как чувствовала я, получив дражайшего вашего императорского высочества письмо, которое вы для меня господину Салтыкову вверить изволили. И подлинно, что может сравниться с радостью видеть такого человека, который видел вас в нынешнем вашем состоянии, или что приятнее быть может, как слышать от него о вашем дражайшем здравии,  и что целая нация воссылает об вас к Богу молитвы. Старайтесь сохранить ея в сих  склонностях, т.е. продолжайте следовать добродетели, премудрости и человеколюбию, а Бог устроит все протчее, и исполнит над вами все мои благословения, которых усердие усугубляется по мере того, как вы к разрешению от своего бремени приспеваете, и от которых я всякого благополучия ожидаю по всем тем предвозчуствованиям,  коя я в первый раз имела. Господин Салтыков немедленно отъезжает в Гамбург. Я его просила, чтобы он склонил брата своего через здешнее место ехать, когда он возвращаться будет».
              Далее Иоганна жалуется дочери, что после смерти своей матери – герцогини Голштинской, она никакого наследства не получила. Далее в тексте следует  просительный оборот речи, причем написанный таким изыскано-высокопарным стилем, употребление которого, с одной стороны, представляется излишним в частном письме от матери к дочери, а, с другой, явно свидетельствует о литературных способностях княгини. Иоганна заявляет, что она была бы поражена «еже ли бы еще отказано было и в тех знаках милости и благоволения, кои она просит Ея императорское высочество (т.е. Екатерину) ей исходатайствовать, ежели бы я тщетную имела на тех надежду, кои для себя тысячу способов имеют, и кои могут, так сказать, подвигать небо и землю, и сильных союзников. Я же для себя ни одной из сих выгодностей не имею. Не имею я более, как только дражайшее ваше сердце и дружбу его сиятельства господина великаго канцлера.  В том одном состоят все мои высокие права и преимущества. Удостойте только употребить оные в действо, они одни достаточны будут решить дело в мою пользу…».            
Здесь следует пояснить следующее: письмо Екатерины, о котором идет речь в цитируемом ответном послании, Иоганне передал, видимо, один из братьев-кузенов Сергея Салтыкова, который направлялся по казенной или своей частной надобности в Гамбург, где Сергей Васильевич исполнял миссию дипломатического посланника. Судя по тексту письма, Иоганна в восторге, что может лицезреть такого человека (т.е младшего кузена Салтыкова), который видел Екатерину в её «нынешнем состоянии». А состояние это было "интересным" – Иоганне сообщили, что её дочь опять беременна. Увы, сведения эти не подтвердились. Якобы беременность могла наступить в результате связи великой княгини со Станиславом Понятовским (см. «Матильда и другие – паны при дворе Романовых»), который, фигурально выражаясь, был приемником Сергея Салтыкова в амурных похождениях молодой Екатерины. Излагая в своих последующих "Записках" события весны 1756 года, Екатерина этот "интересный" момент отметила следующей фразой: "Т.к. моя осенняя беременность оказалась ложной, то я вздумала брать уроки у Циммермана, чтобы усовершенствоваться в верховой езде".
Но вернемся к письму матери к дочери. Далее Иоганна пишет, что  посредством младшего брата (гостившего у неё Салтыкова) пытается «склонить» старшего следовать по пути из Гамбурга к новому месту службы – а С.В. Салтыкова российское дипломатическое ведомство, видимо, собиралось направить послом в Дрезден, - через Цербст. Да и как же Сергею Салтыкову по пути на новое место службы проехать мимо такого милого городка, не повидав матушку великой княгини?! Иоганна, видимо, очень хотела еще раз увидеть отца своего внука Павла Петровича ... 
Но вот ведь почему она думала, что дочь достигла такого уровня могущества, что ей достаточно незначительного усилия, чтобы императрица одарила благодатью цербстское княжество? Она, не имея «ни одной из выгодностей», очень уповала на сердце дочери и дружбу господина «великаго канцлера» - т.е. А.П. Бестужева-Рюмина.
Вот ведь как все переменилось за прошедшие годы: будучи «злейшим» врагом цербстского семейства во время визита Иоганны в России в 1744-45 г.г., Бестужев вдруг стал Иоганне лучшим другом! Следует сказать, что именно происшедшее в этот период сближение Екатерины с канцлером империи (т.е. фактически - министром иностранных дел) позволило Иоганне возлагать на дочь подобные надежды и искать расположения всесильного российского вельможи. Да и подпись Иоганны под письмом, направленным в этот же день самому Бестужеву весьма красноречива: «Вашего сиятельства покорнейшая одолженная и преданная приятельница и услужница».
Но здесь подробности отношений Иоганны с Екатериной и Бестужевым опять погружают нас в политические нюансы елизаветинского правления, что нам, по правде говоря, не так интересно. Поэтому продолжим следить за событиями, происходящими в Цербсте при регентстве Иоганны. А последующие события в игрушечном княжестве были таковы, что в результате привели Иоганну в Париж, где и случилась её французская мелодрама. 

Продолжение следует