Дисайплс. Волчья доля

Иные говорят, что он пришел с запада, темным вечером. Всадник, одетый в черное с золотом, он все же обращал на себя внимание, но ни на кого не смотрел в ответ. Другие рассказывают, что он появился с юга, ранним утром и пешим, во всем сером, со шляпой, низко надвинутой на глаза: как и в первом случае, он приковывал к себе взгляды. Но в ответ не смотрел.
Все говорят, что тогда стояла очень холодная осень: погода рано сорвала едва успевшие пожелтеть листья с деревьев, оголив окрестные леса до безобразия. Говорят, что впоследствии наступила ранняя весна, и богатые урожаи радовали всех местных жителей.
А еще рассказывают, что в ту холодную осень в черных лесах сгинуло шесть местных молодых людей, трое торговцев не доехало до богатого селения Тирольт, а дровосеки до сих пор берут на работу пару кошек, которых, как известно, до смерти боится лесная нечисть.


Гюнтер рассыпал тонкий слой графитового порошка на снятой вилланами оконной раме. Затем достал из маленького саквояжа кисточку и аккуратными взмахами принялся счищать порошок с деревянных перекрестий, выкрашенных в безвкусную, по мнению сыщика, желтую краску.
Вилланы стояли поодаль, в красном углу, и с недоверчивым шипением перешептывались, хватая друг друга за бока и локти. Гюнтера раздражали за спиной, желтые рамы в окнах и тот факт, что все отпечатки на следах погрома были одинаковыми. Он еще несколько раз сверился с отпечатком, снятым с прялки пропавшей Анки: по заверениям ее опекунки, прялки касалась только она.
Гюнтер поднял с пола длинный, огненно-рыжий волос. Глянул на крестьян – если среди них и были рыжие, то только мужики, и волос явно не принадлежал никому из них.
- М-да, - вздохнул сыщик.
- Господин колдун желает чарку? – спросил один из вилланов. Гюнтер обернулся. У крестьянина были желтые, печеночные белки глаз, и почти такого же цвета кожа лица.
Сыщик почувствовал приступ тошноты, и еле сдержался, чтобы не оставить на полу свой скудный кабацкий завтрак.
- Не желает, - коротко ответил Гюнтер и направился к выходу. Сыщик старался не смотреть на вилланов и изображение Мизраэля с клинком наперевес в красном углу.
Деревенская улица встретила сыщика порывом сырого осеннего ветра. Природа вокруг давно увяла, оставив в напоминание о себе черные стволы деревьев, царапающие когтистыми ветками воздух.
Гюнтер поднял с земли саквояж, который весил куда больше, чем казалось со стороны, и пошел в сторону таверны. По пути его несколько раз облаяли собаки: эта деревня была большой и достаточно зажиточной, чтобы держать при себе постоялый двор и поместье высокородного барина, полноправного надзирателя местных вилланов.
Барин ожидал сыщика в полдень, как и было оговорено, в кабаке при таверне. Он не сразу заметил Гюнтера, севшего поодаль, и некоторое время просто смотрел в пространство, не забывая нервно поглаживать вислые усы.
- Государь Отон, - позвал Гюнтер. Барин встрепенулся, опустил руку, которой только что так яростно гладил усы, посмотрел на сыщика и отчего-то покраснел.
- Господин Гюнтер, рад видеть, - сказал Отон Линт, вассал Александра фон Циммермана, Защитника Веры и сиятельного ландграфа на ладонях Императора. – Какие успехи? Вы применили свою магию, как и обещали?
- Моя магия называется дивным и новым словом «наука». И к магии нам привычной отношения не имеет никакого. Я надеюсь, вы это понимаете?
Оттон Линт, словно забыв о своем недавнем стыде, снова начал нервно гладить пшеничные усы, уже лоснившиеся от беспощадной полировки.
- Вы понимаете, господин Гюнтер, очень важно, чтобы Анка нашлась. Живой или мертвой. Видите ли, она оказывала некоторые услуги… некоторым из нас, весьма влиятельным, в том числе – заезжавшему высокородному господину Александру…
- Она была шлюхой, - подытожил сыщик. – Вы не хотите, чтобы кто-то из ваших женщин, - Гюнтер сделал паузу, внимательно глядя на барина, - например, высокородных жен, чьи связи доходят до имперского дворца…
- Вы правы, - оборвал его Отон, резко хлопнув ладонью по видавшей виды столешнице. Если же вилланские женщины, которые по известным причинам не хотят возвращения Анки, предложат вознаграждение – просто за то, чтобы вы уехали. Если предложат, да… знайте, господин сыщик, я предложу вдвое больше.
- Вы же понимаете, что моей задачей является поимка оборотня. Следов которого я не обнаружил до сих пор, и волен уже сейчас списать видевших его вилланов как перепивших крепкой мухоморной настойки?
- Вам нужны надежные свидетели? – усмехнулся Отон. – О, таких я вам найду, господин сыщик. Я сам видывал, как серый монстр разорвал двух волкодавов. Не поверите, на это ему понадобилось одно движение, один взмах лапы. О, я найду вам свидетелей! – последнюю фразу раскрасневшийся барин почти прокричал, привстав со своего табурета.
Гюнтер лениво посмотрел на Отона:
- Чудесно. Сохранились ли трупы?
- Собачьи?
- Собачьи.
- Знамо дело, сохранились. Ежели их черви не поели, в земле-то.
Гюнтер резко встал, схватил свой саквояж и направился к выходу, оставив позади красного, как рак, барина.
- Государь Отон, почему мы вы сидите? – обернулся сыщик у выхода. – Вперед! Настало время раскапывать собак!
Всю дорогу до поместья Отон ворчал, что земля мерзлая, что вилланы жутко не любят раскапывать трупы, пусть и собачьи, и что мерзлая нынче земля мерзлая только сверху, внизу-то она сырая и рыхлая, и все бывшее живым давно там разложилось на шерсть, трупную вонь и кости.
Гюнтер вежливо кивал и соглашался, что земля мерзлая и рыхлая, что вилланы будут смотреть косо, и что все в мире, даже горы, станут шерстью и костьми. Но служба велит, и все мы люди подневольные, маленькие, одни господа служат другим, а те третьим, и даже Император служит народу и Всевышнему.
Тут уже грустно кивал Отон, и тихо соглашался с мудростью имперского сыщика.
Вилланы и впрямь были недовольны приказом барина. Подбоченясь, с лопатами, они стояли под огромным старым кленом, и исподлобья глядели на барина.
- Мы это, государь Отон. Традиции не велят, знамо дело. Мы ж, знашь, подневольные, как прикажашь, так сработаем, - сказал барину огромный детина, чьи пальцы казались не тоньше сжимаемого ими черенка лопаты. – Только то ж не велит нам вера мертвое наверх выкапвать. Не велит!
Последнюю фразу детина произнес, подтвердив поднятым вверх исполинским пальцем. И смачно сплюнул себе под ноги.
- Мужики, надо копать. Иначе никак, - сказал Отон. Его лицо сейчас казалось очень усталым. – Человек этот, рядом со мной, послан самим Императором, чтобы зверя нашего выискать и убить. И выкапывание Сони и Цвига в этом ему очень допоможет.
- Колдун он, - сказал детина и снова сплюнул себе под ноги. – Разоделся тут, как петух, и велит всем знать, будто у каждого перста свой отпечаток есть! У перста!
Детина снова продемонстрировал всем свой огромный палец и расхохотался.
- Мое имя Гюнтер Кун, я являюсь оперативным работником сыскного Штаба Тайной Полиции его Величества Императора Верджила. В данный момент вы завербованы мной для проведения сыскных работ, чем оказываете Империи неоценимую услугу. Господа, проводите эксгумацию.
Обычно строгая штабная речь действовала на крестьян гипнотически: те беспрекословно повиновались, думая, что в самом деле оказывают Империи услугу. И даже гордились, и рассказывали в кабаках, как на несколько часов стали сыщиками, отчего окружающие начинали сильно их уважать.
Детина харкнул под ноги Гюнтеру и криво ухмыльнулся.
- Енто ты свои колдунские речи другим сказывай, понял? – сказал виллан. – А ежели станешь сказывать, я тебя вот этим вот пальцем угрохаю!
С этими словами детина ткнул пальцем в лоб сыщика. Вернее, собирался ткнуть.
Хороший друг Гюнтера, шпион Моро Годар, научил сыщика потрясающей уловке. Все дело в том, что люба магия начинается с концентрации. Сосредоточение – основа любого действия, будь оно физическое или ментальное. Вот только уровень концентрации для магии должен быть наивысшим. Годар считал, что поэтому великими магами никогда не становились экстраверты – просто не могли достичь необходимого уровня сосредоточения на внутренних процессах.
Уловка состояла в том, что великая концентрация ускоряет восприятие. Движущиеся быстро объекты становятся медленными, словно улитки, стоит лишь заострить на них достаточно внимания.
Гюнтер успел составить из пальцев особую фигуру-якорь, которая ввела его концентрационный транс.
Мир замер. Ветер уже не дул, а только ласково обволакивал кожу на лице Гюнтера. В ушах словно застряла плотными комками вата, такими приглушенными и чуждыми стали звуки вокруг.
Палец был еще на полпути ко лбу сыщика, когда тот быстро выхватил кинжал и резко рубанул им перед собой. Прыжком подскочил ко второму виллану и ударил головой в переносицу.
Ветер ударил в лицо резко. Детина рухнул на колени и отвратительно завизжал, глядя на кровоточащий обрубок вместо пальца. Второй виллан согнулся пополам, словно в нем не было костей: он держался обеими руками за лицо, и со стороны не было понятно, что с ним произошло.
- Вон, - коротко сказал Гюнтер.
Согнутый пополам уже почти выпрямился и, не убирая одной руки от лица, поспешил поднять второго крестьянина.
- Живее!
Детина наконец встал, всхлипывая, и оба быстро двинулись в сторону поместья.
- Что же вы наделали, - схватился за голову Отон Линт. – Они вас разорвут.
- Не разорвут, - спокойно ответил сыщик, стирая пучком опалой листвы кровь с кинжала. – Я имперский сыщик, приближенный к императору. Каждые три дня через портал я даю отчет о своих действиях в штаб. Если отчета нет, начинается расследование до моего появление. Если я исчезаю без следа, прибывает карательный отряд. Пытки и убийства, государь Отон. Даже сиятельный Александр не спасет ваше селение от гнева Императора.
Отон Литон стоял, низко опустив голову – но не забывая исподлобья глядеть на Гюнтера. Кулаки барина были сжаты, и весь его вид говорил о враждебности.
- Вот что, господин сыщик, - сказал Отон. – Я передам, конечно передам крестьянам ваши слова. Только знайте, что таких вот у нас не любят, шпиёнов да сыскарей, который пальцем не тронь.
- А нигде не любят, - улыбнулся Гюнтер.
Отон резко развернулся и пошел прочь, видимо, для проведения разъяснительных работ среди местного населения.
Сыщик давно уяснил, что блеф в нужное время – великое благо.
- Отчеты через порталы, как же. И карательный отряд туда же. Святая простота, - усмехнулся Гюнтер и со вздохом взял в руки лопату. Одежда, конечно, вымажется, но…
Сыщик принялся копать.
Земля под верхним, мерзлым слоем и правда оказалась удивительно рыхлой, и копать было довольно легко. Уже через полчаса сыщик склонился, зажав нос и рот носовым платком, над двумя собачьими телами.
Они разложились довольно сильно, но все кости были на месте.
Кроме шейных отделов: они просто отсутствовали, будто их и не было. Гюнтер еще немного счистил грязь и увидел раздробленный у основания череп у одной собаки, и срезанный, словно бритвой, позвонок у другой.
Гюнтер прикрыл глаза и представил, как был нанесен удар. Даже занес руку, словно собирался повторить – и повторил, резко описав дугу перед своими коленями.
- А ты и права тут есть, - сказал Гюнтер могиле. – Почему же ты так осторожен?
Пока сыщик закапывал яму, то размышлял, кем может быть оборотень – это явно один из местных. И как зверь может быть связан с пропавшей Анкой? Почему он выходит на охоту так редко, и среди его жертв только мужчины, из местных – лишь молодые люди?
Гюнтер закончил и воткнул лопату в свежезарытую могилу.

Кабак при трактире был пропитан кислым запахом пива. Когда Гюнтер вошел, гомон вокруг стих, а все взгляды устремились на него. Разве только грудастая некрасивая официантка в дальнем углу захихикала, когда ее ущипнул местный завсегдатай.
- Налей вина, - обратился Гюнтер к кабатчику. Тому сильно не понравился голос сыщика – противный, будто гнусавый, хоть и носом дышит ладно.
- Нет вина, - ответил кабатчик, брезгливо скривив рот. – Только пиво.
- Налей пива.
Кабатчик поднял кувшин и принялся лить содержимое на стол перед Гюнтером. Окружающие громко расхохотались.
- Довольно! – хлопнул кулаком по столу тот самый завсегдатай, что еще минуту назад щупал грудастую официантку. – Все знают, что Нос задира, и сам виноват, что лишился пальца!
- А Писклю за что?
Завсегдатай встал из-за стола – был он невелик ростом, зато такой густой и раскидистой бороде мог позавидовать любой гном.
- А за то! – пробасил завсегдатай. – Бамбур, налей ему вина, как он и хотел! Всем вина за счет государя сыщика!
Обитатели таверны радостно загудели в ответ.
- У тебя же есть деньги на вино? – спросил завсегдатай, плюхнувшись на стул рядом с Гюнтером.
- Есть, - ответил сыщик. – И спасибо, что помог не довести дело до драки.
- Петер Сольтрик, - представился бородач и протянул широкую ладонь.
- Гюнтер Кун, - представился сыщик и обхватил ладонь завсегдатая длинными и цепкими пальцами.
- Ого, не ожидал такой силищи! – хохотнул Сольтрик, потряхивая в воздухе ладонью. – Научишь, как также ладонь жать?
- Лет двадцать тренировок и щепотка чернокнижия, - ответил Гюнтер.
- Такие шутки лучше рассказывать в дремучем лесу, пням да корягам. К чернокнижникам тут плохо относятся, - притихшим голосом сказал Сольтрик.
- Куплю им еще вина, если понадобится, - ответил Гюнтер. Про себя он выругался, и укорил за такую неосторожность. – После стресса становлюсь очень болтливым.
- Понимаю, - ответил Петер.
- Ты ведь не из местных?
- Я служил в имперской гвардии еще десяток лет тому. Потом пенсия, дом в хорошей деревне, жена вот при кабаке устроена, - Сольтрик кивнул на грудастую официантку, переливавшую в этот момент вино в кувшин из небольшого бочонка. С вашим шпионским братом знаком не понаслышке. И что ты всех тут порвать мог, догадываюсь. Зачем до греха доводить?
- Действительно, незачем, - ответил Гюнтер и сделал глоток вина. Оно оказалось очень кислым и сильно вязало во рту.
- Знаю, кислое, - сказал Петер, глядя на явно скривившееся лицо сыщика. – Зато пьяное. Ух, пьяное!
Гюнтер вежливо улыбнулся, но все же отставил в сторону кружку с вином. А после перегнулся через стол и доверительно прошептал на ухо Петеру:
- Я знаю, кто оборотень.
Лицо Петера Сольтрика вытянулось, и он изумленно посмотрел на Гюнтера, довольно откинувшегося на спинку стула.
- Так чего же ты тут сидишь?! – громким шепотом спросил старый солдат. – Пошли его убивать!
- Рано, - ответил Гюнтер. – Он должен быть в своем волчьем облике, такое правило.
- Понимаю, - ответил понурившийся Петер.
- Завтра я поймаю его, а до тех пор – молчок!
- Есть! – крикнул Сольтрик и подскочил, вытянувшись в струну.
Гюнтер тоже встал из-за стола, предварительно кинув на стол три серебряных талера.
- Сдачу пропей, - сказал он и вышел из кабака.
В ту ночь вся мужская половина деревни и даже часть женской гуляла за счет заезжего сыщика. Уже через час после его ухода все знали, что оборотень будет завтра убит, а еще через час – что сыщик осведомлен о личности зверя, но пока хранит это в тайне. Даже Нос и Пискля подивились прозорливости Гюнтера и уважительно подняли кружки с вином за его здоровье.

Гюнтер постучал в дверь. С полминуты он слушал шаркающие шаги за дверью и старческое покашливание, и хотел было постучать снова, но дверь перед ним вдруг распахнулась.
- О, государь Гюнтер, чем обязана визиту? – спросила толстая старушка, укутанная в одеяло из сшитых вместе лисьих шкур.
- Кабета Хельга, - поклонился Гюнтер. – Разрешите зайти и задать пару вопросов.
- Ох, ну какая же я вам кабета, - рассмеялась старушка. – Я ведь простая крестьянская женщина, не из высоких родов, в ентих городах…
- Так я могу зайти?
Казалось, секунду старушка колебалась, но все же пропустила сыщика в дом. Комната, представшая перед Гюнтером, была увешана шкурами – медвежьими, лисьими, песцовыми…
- Так ваш муж был охотником? – спросил сыщик.
- Да, - устало ответила старушка, садясь в плетеное кресло напротив гостя. – Я ведь рассказывала все енто в прошлый раз.
- А вы говорили, почему волчьих шкур у вас нет? – спросил сыщик с любопытством в голосе.
Кабета Хельга неприятно сверкнула голубыми глазами на Гюнтера:
- Он любил волков. Называл их примером для подражания. Он много наблюдал за ними и говорил, что волки в стае – это больше, чем просто семья. Такой слаженности, сплоченности, взаимопомощи он не видел среди людей.
- Так значит, кабета Хельга, ваш муж не убивал волков из священного чувства восхищения, - подытожил сыщик. – И где он захоронен?
- Что вы себе позволяете?! – крикнула старушка и попыталась вскочить со своего места, но это ей не удалось. Потому она медленно встала и ткнула Гюнтера пальцем в грудь.
- Мой муж был честным и верующим человеком, а потому его захоронили на кладбище близ нашего храма, как хоронят всех остальных! Зимон Ридель, пойдите и сами убедитесь! И с извинениями назад не возвращайтесь!
- Благодарю, - ответил Гюнтер. – Еще лишь один вопрос. Анка – она ведь ваша неродная внучка, верно?
- Верно, - ответила старушка, отвернувшись в сторону. – Дочь моей сестры.
- Верно, поэтому вы переживаете и не спите в столь поздний час. Анка вам родня, хоть и дальняя.
- Пошел вон, - старушка указала трясущейся рукой на дверь.
Не говоря ни слова, Гюнтер вышел из ее дома.
В ту ночь некоторым жителям, очень пьяным, а оттого веселым и разгулявшимся меж холодных домов виделось, будто заезжий сыщик бодро шел с лопатой в сторону кладбища. А другие кричали в ответ, дескать, видели того же сыщика, только очень грязного и понурого, и шел он с лопатой с кладбища в деревню. Так и не сойдясь во мнениях, все решили, будто это был не сыщик вовсе, а некто иной. Или вовсе – привиделось.

Наверное, в кабаке бы собралась вся деревня, если бы его стены могли по желанию растягиваться. Собрались действительно все, - пришла даже старая Хельга, пристально разглядывавшая окружающих. Люди с нетерпением перетаптывались на своих местах, глядя на Гюнтера, который о чем-то шептался с Петером Сольтриком. Поодаль, нервно поглаживая пшеничные усы, сидел Отон Линт.
После разговора Сольтрик вскочил, нахмурив брови, и стал пробиваться к выходу сквозь плотную толпу.
Гюнтер встал и посмотрел на собравшихся людей. К его удивлению, на их лицах не было и тени усталости после бессонной ночи. Он же, наоборот, после нескольких часов поиска и раскапывания могилы ощущал свинцовую тяжесть в каждой клеточке тела.
Гюнтер поднял руку – та подчинилась с трудом. Голоса в таверне утихли.
- Кто помнит выражение, - обратился сыщик к толпе, - волк в овечьей шкуре?
- Есть такое! – раздалось из толпы.
- А знает кто, откуда оно пошло?
- От зверев лютых, оборотней!
- Верно. Проблема поимки оборотня в том, что это может оказаться любой из нас. Даже ты, - Гюнтер ткнул пальцем в ближайшего виллана, - или ты.
Толпа ахнула.
- Даже я могу быть оборотнем, - продолжил сыщик. – Самая идеальная маскировка – быть обычным человеком, ничем не отличаться от остальных. Быть главой, быть ведомым, верной женой или мужем, - Гюнтер сел и устало потер вспотевший лоб. – Ваш оборотень уже мертв.
Толпа снова ахнула.
- С помощью вашего достопочтенного барина Отона я отыскал его хижину – он жил отшельником в глубине лесной чащи.
- Не було там никого! В лесе зверье только! – раздались из толпы недоверчивые возгласы.
- Спокойно, - Гюнтер поднял вверх ладонь. – Господа и дамы, представляю вам вашего оборотня, - и указал пальцем на дверь.
Все разом обернулись. Через несколько секунд они стали перешептываться, а через полминуты громко обсуждать событие, которого не было.
- Где оборотень? Обман!
В этот момент дверь кабака распахнулась, и в нее шагнул Петер Сольтрик, держа на вытянутых руках громадную волчью шкуру. Она казалась серебряной в мерцании масляных ламп и тусклого света из окон.
- Ваш оборотень, люди, - сказал Гюнтер.
Народ стал подходить и трогать шкуру руками. Гомон из недоверчивого быстро превратился в одобрительный.
Люди стали пытаться проткнуть шкуру ножами – к недовольству сыщика, никто не спросил на это разрешения. Впрочем, шкуру оборотня нельзя пробить металлом, в чем крестьяне быстро убедились.
- А чего она такая сухая? – вдруг удивленно сказал один из вилланов. Сыщик узнал в нем того самого, желтоглазого, назвавшего его колдуном. – Ежели ты ее ночью сдер, то она сырая должна буть!
Гюнтер криво усмехнулся и внимательно посмотрел на крестьянина:
- Шкуру я снял колдовским способом. Негоже мне мокрую псину у своей постели держать! – и громко топнул каблуком по полу.
Толпа на мгновение замерла, но после облегченно засмеялась. Гюнтер заметил, как Отон подавил едва не вырвавшийся смешок.
- Праздник! – крикнул желтоглазый, и его подхватили десятки одобрительных голосов. – Праздник у нас! Зверя убили!
Прежде, чем люди стали заказывать вино и пиво, Гюнтер громко призвал всех успокоиться.
- Мне надо посовещаться с барином Отоном. Прошу, до полудня выйдите из кабака. Возьмите шкуру, набейте соломой, пусть всем в радость будет!
- А давайте! Уважим избавителя! Пущай советуется!
Люди стали быстро выходить из кабака.
- Кабета Хельга! – окликнул Гюнтер старушку, уже спешившую к выходу. – По поводу вашей внучки. Прошу вас, останьтесь. И ты, Петер.
- Так может, потом, сами заходьте… - старушка вдруг побледнела и замялась.
- Останьтесь, это очень важно, - с улыбкой сказал Гюнтер.
Когда дверь за последним вилланом закрылась, а Петер встал на входе, положив обе руки на перекрестье висящего на поясе меча, (и когда успел достать нацепить?), Гюнтер подошел к Хельге.
Он выудил из кармана тонкий кожаный ремешок с серебряной рунической гравировкой на ободке, и надел его на шею замершей старушки. Когда замок застегнулся, Хельга вскрикнула и стала тереть пальцами шею. Ее глаза удивленно выпучились, а лицо исльно покраснело.
- Ошейник мастера Удальрика. Удивительно, что гном посвятил свою жизнь избавлению от проклятия оборотничества, не правда ли? – Хельга упала на колени и захрипела, а Отон, до того сидевший и с интересом наблюдавший за представлением, удивленно вскрикнул. Петер, как настоящий солдат и ветеран, остался невозмутим. – Этот защитный амулет препятствует превращению. По причинам, которые Удальрик так и не нашел, он причиняет жгучую, удушающую боль проклятому существу. При этом, самостоятельно его не снять – пальцы просто не ощущают этот артефакт. Десятки проклятых в темницах, или, как говорил мастер Удальрик, в лазаретах раздирали ногтями горло, рвали трахеи и захлебывались собственной кровью.
Хельга теперь тихо лежала, по-старушечьи постанывая при каждом выдохе.
- Меня насторожило, что в доме Анки после разгрома остались лишь ее отпечатки. Сначала я решил, что вы старались работать очень аккуратно, не оставляли следов когтей. Даже волосинки вашей не упало, зато ее волос – сколько угодно! – раскрасневшийся Гюнтер вдруг закашлялся, прикрыв рот ладонью. Петер и Отон удивленно посмотрели на сыщика.
Восстановив дыхание, Гюнтер продолжил:
- Я вспомнил одну старую традицию, принятую среди оборотней. Кстати, я бы вычеркнул вас из круга подозреваемых, если бы не это неожиданное озарение. Оборотни посвящают в свою стаю людей, отживших без малого шестнадцать лет. Барин Отон, сколько лет было Анке?
- Шестнадцать, - не раздумывая, ответил Отон.
Хельга при этих словах дернулась и зашипела, пытаясь схватить Гюнтера за ногу. Петер Сольтрик потом клялся, что ее рука в тот момент была покрыта шерстью, а из пальцев торчали острые, как бритва, когти.
- Она не пережила первого превращения, правда? – спросил Гюнтер, даже не сдвинувшись с места во время попытки Хельги схватить его. – Зачем вы убивали всех этих людей, кабета? Вы прожили больше семидесяти лет, охотясь по ночам на лесных тварей. Что случилось два года назад? В чем была вина этих несчастных девяти человек?
Хельга шумно выдохнула и неловко, как-то неестественно запрокинула голову.
- Они делали ее нечистой, - просипела Хельга. – Они касались ее, пользовались ею! Мою… будущую… - старуха закашлялась, так и не окончив фразу.
- Ирония в том, что превращение в оборотня – это посвящение Мортис. Анка погибла по вашей вине, и вряд ли это нельзя назвать настоящим посвящением богине смерти.
Хельга завыла, пряча за руками голову.

Анку нашли через два дня – Хельга не потрудилась захоронить ее тело. Обращенная в оборотня наполовину, с руками, покрытыми красноватой шерстью, с посиневшем от удушья и холода лицом, и копной огненно-рыжих волос. Ее пытались разрубить топором и сжечь, но металл не мог пробить ее кожу. Анку похоронили рядом с дедом – знаменитым в тех краях охотником.
Говорили, что наутро и Гюнтер, и Хельга исчезли. Кое-кто видел, как он вел ее на поводке, словно пса; некоторые доказывали, что он ехал верхом на ней, обращенной, как и Анка, наполовину. Петер Сольтрик с важным видом рассказывал, что по милости Императора маги в столице давно пытаются излечить проклятие оборотничества, и что Гюнтер забрал Хельгу на проведение «экстерментов». На этом ученом слове голос Сольтрика всегда становился наиболее горделивым.
И еще долго местные жители вспоминали несчастную Анку и злобную Хельгу. Позже некоторые стали рассказывать, что старуха съела свою внучку; а через сотню лет все забыли о Гюнтере, и говорили, что оборотничеху убил местный дровосек, и даже сумел спасти рыжую Анку, разрезав старухе живот.
Конечно, все это враки, ведь оборотня нельзя убить или ранить простым оружием.
Впрочем, это не мешает людям создавать легенды.