Сентябрьская снежная буря
Хорошо обозреваемые от нашего дома вершины древнего Триалетского нагорья поседели за ночь. Севернее они были окутаны мглой - свинцовые тучи утопили их в своих мрачных объятиях, черной стеной двигаясь вперед и поглощая все новые и новые пространства, словно орды повелителя тьмы.
- Не к добру это, - произнес отец, тревожно поглядывая в сторону приближающегося ненастья.
К обеду мгла настигла Ивановку. Практически черные, с темно-серым отливом тучи, окутали небо, которое оставалось ясным лишь на отдаленном юге. Но тьма продолжала наступать. Ветер усилился, подняв в воздух круговерть из пыли, опавших листьев и мелких сучьев. В течение одного-двух часов резко похолодало. Затем начался сильнейший снегопад. Большие снежные хлопья, кружась в воздушной карусели, ложились на землю, покрывая ее слоем белоснежного пушистого покрывала. Природа окончательно сдалась, замерев перед буйством несвойственной сезону стихии. Окрестности быстро побелели, укутавшись в странный, прозрачный туман.
В комнате, шумя и потрескивая дровами, вовсю горела печка. На ней стояли чайник и огромная кастрюля, в которой, клокоча, варилась фасоль. В связи с отсутствием времени, некоторые супы, которые не прокисали, мать варила в большом объеме, чтобы их можно было есть несколько дней. Таковы были реалии сельской жизни. К ним относился и фасолевый суп, который, кстати, я очень любил.
В комнате было тепло, даже жарко. Я стоял возле окна и всматривался в происходящее снаружи. Первый снег у детей всегда вызывает трепет, ассоциируясь с игрой в снежки, снеговиками и катанием на санках. Снегопад был настолько сильным, что за короткое время земля сплошь побелела.
То туда, то сюда, сновали родители и старшие братья, готовя хозяйство к непредвиденному ненастью. Вдруг прямо под окном, как вкопанный, встал отец, пристально вглядываясь в сторону Круглого Камня. В его выражении я уловил что-то напряженное и тревожное. А он все стоял и так же смотрел в ту сторону. Любопытство одолевало и, быстро одевшись, я выскочил на улицу. И сразу же понял, что так приковало к себе его взгляд. Пространство между Круглым Камнем и стоящими рядом остроконечными скалами, было сплошь заполнено баранами, поток которых спускался все ниже и ниже, расширяясь и напоминая некое подобие лавины. Стало как-то не по себе от увиденного, даже немного страшно. А овцы спускались все ниже и ниже. Их было много, очень много, тысячи, даже много тысяч и напоминали они басурманское войско, которое приближалось к нашему дому, поскольку он был первым на их пути. И уж точно это были не деревенские, и даже не колхозные, овцы. В таком количестве их в Ивановке никогда не было.
- Что это? – со страхом в голосе спросил я у отца, который мой вопрос проигнорировал, все еще продолжая зорко наблюдать за происходящим.
Отец, однако, всю жизнь проработавший пастухом, прекрасно понимал, в чем дело. Шел сезон миграции овец с альпийских лугов, расположенных в Цалкском, Богдановском и Ахалкалакском районах республики, к местам своей постоянной дислокации в центральной и восточной Грузии, Азербайджане и Армении. Предопределенная для этого миграционная трасса располагалась километрах в семи-восьми от Ивановки и проходила по равнинному плоскогорью Бедени, расположенному значительно выше нашего села. Любые погодные аномалии там проявляли себя несравнимо резче. Если у нас в деревне был ветер, то там можно было ждать настоящий ураган, поскольку никаких препятствий для продвижения атмосферного фронта не было. При той непогоде, которая разразилась в Ивановке за считанные часы, можно было представить, что творилось там, наверху. Наверняка это была сильнейшая буря с кромешной тьмой. В такое ненастье элементарно просто заблудиться и погубить скот. Поэтому пастухи приняли единственно правильное решение уйти с трассы и загнать отару в наши леса, где и ветер был слабее, да и для себя укрытие можно найти. Однако даже там непогода была на грани выживания, поэтому, ведомые природным инстинктом самосохранения, они гнали животных все ниже и ниже.
Наконец-то отец оторвал свой взгляд от созерцаемого действа и обратился к братьям:
- Сбегайте и узнайте, откуда они и не нуждаются ли в помощи.
Взяв в руки палки, братья взяли курс к отаре. Минут через двадцать они были окружены пастушьими собаками, но прекрасно зная их характер и повадки, беспрепятственно продолжили свой путь. Я видел, как они долго о чем-то разговаривали с пастухами, затем вяли обратный курс.
- Говорят, что из Кахетии. От помощи отказались, - доложили они отцу.
- Они с ума сошли! В такую непогоду погубят скот, да и себя тоже. Сбегайте обратно и скажите, пусть они загонят овец на нашу улицу и зайдут к нам домой погреться.
Братья снова взяли курс наверх. В следующие минут тридцать они вместе с пастухами и огромной отарой, спускались вниз. Вскоре они вошли в село. Впереди процессии шел пастух, ведущий за собой груженного осла, за которым гордой поступью шел огромный козел с винтообразно закрученными рогами, далее клином следовала отара. Замыкали процессию еще пять человек и предоставленные самим себе навьюченные всяким пастушьим скарбом лошади и ослы. По периметру отары, подозрительно оглядываясь по сторонам, шли шесть огромных псов с купированными ушами и хвостами. Вскоре вся отара расположилась на нашей улице, ограниченной с боков заборами и изгородями домашних хозяйств. Увидев происходящее, наши соседи стали недовольно роптать, но выхода не было и с происходящим пришлось смириться. Спереди и с конца отары расположилось одетые в бурки по одному пастуху, остальные последовали за отцом к нам домой. Они были измотаны настолько, что еле передвигали ноги.
Дома всех ждала мать с накрытым столом. Выложили все, чем были богаты – фасолевый суп, сыр, квашенную капусту, масло, чай с вареньем. Отец попросил меня принести тазик и воду, чтобы гости помылись. И тут бросились в глаза их лица. Измученный взгляд, растрескавшаяся, местами до крови, кожа на щеках и губах, будто измазанные в саже лица. Руки у них были бурого цвета, с въевшейся маслянистой грязью, которая смывалась с трудом, даже с мылом.
После того, как они умылись, отец пригласил их за стол. Один из них, самый молодой, лет семнадцати, отказался от еды и лег спать тут же, на раскрытой раскладушке, рядом с которой было еще три импровизированных места для сна с матрацами, подушками и одеялами. Заснул сразу же, не укрывшись. Заметив это, мать с болью в глазах подошла и, боясь разбудить, осторожно укрыла его одеялом.
Оказалось, что они не спали более двух суток, и все это время их преследовала непогода, от которой на плоскогорье и спрятаться-то было негде. Двумя днями раньше ночью на отару напали волки, но собаки и выстрелы из ружья отпугнули их. Отделались одной потерянной овцой. Видимо следуя за отарой по пятам, волки совершили атаку и на следующий день, но на этот раз обошлось без потерь. Ближе к нашему селу пастухи, увидев леса, решили загнать скот туда, дабы укрыться от бури, да и сил уже не оставалось, как у людей, так и у животных. За два последних дня от ненастья у них погибло тридцать овец.
Каждые два-три часа дежурные возле отары менялись. Наравне с ними вахту несли и мои братья. Помимо этого, отцом им было поручено кормить ослов, лошадей и собак. Отдежурившие приходили к нам домой и, покушав, ложились спать. За время их пребывания у нас в гостях сами мы спали в неотапливаемых комнатах, где было очень холодно. Спасали толстые шерстяные одеяла, под которыми было тепло и уютно.
К обеду следующего дня снегопад полностью прекратился, ветер стих. Но все еще было холодно и хмуро. Пастухи захотели тронуться в путь, но отец был категорически против, аргументируя это тем, что на Бедени они могут столкнуться с сильным ветром и снежными заносами.
На второй день появилось солнце, ощутимо потеплело и снег стал быстро таять. Рано утром отара продолжила путь. Чтобы они не заблудились, отец провел их по наиболее легкому пути, доведя до миграционной трассы. Вернулся только к вечеру.
После схода отары и таяния снега вся наша улица была покрыта толстым слоем ужасно пахнущей жижи, смешанной с пометом и мочой овец, в связи с чем наши соседи опять заворчали. Затем вооружившись метлами и лопатами, взялись чистить территорию.
Конечно же, тот случай не мог забыться, но с годами мы о нем вспоминали все реже и реже. Причиной тому был характер отца, к которому такие происшествия клеились с удивительным постоянством и свежие события пытались стереть из памяти старые.
Прошло несколько лет. Была осень. Председатель ивановского колхоза выделил сельчанам грузовик для поездки в Кахетию, куда мы традиционно ездили каждый год для обмена картошки на кукурузу. Так завелось и повторялось из года в год. Мешки с картошкой загружали в машину, между ними там же располагались жители и отправлялись в дорогу длиной около трехсот километров. Возвращались через пару дней, привозя с собой не только кукурузу, но также вино, виноград, гранаты, хурму, которые в нашем регионе не произрастали из-за холодного климата. Послал картошку и мой отец. Сам он не смог поехать и попросил ее обменять водителя.
Через два дня в нашем дворе остановился наш колхозный ГАЗ-53. Мы хором вывалили на улицу. Шофер, поздоровавшись с отцом, с какой-то лукавой улыбкой произнес:
- Привез вам кукурузу, разгружайте.
Он открыл задний борт, и средний брат полез наверх.
- Какие мешки наши, - спросил отец.
- Все ваши, - опять с той же улыбкой ответил шофер.
Брат стал подтаскивать мешки к краю, а снизу мы их брали на спину и уносили в сарай. После 6-го мешка отец с удивлением спросил:
- Ты ничего не путаешь? Я отправил с тобой 4 мешка картошки, неужели они равноценны стольким мешкам кукурузы?
- Значит равноценны. А может и дороже, - с той же загадочной улыбкой произнес шофер.
В кузове было 12 мешков. Разгрузив все, брат собрался спрыгнуть, но водитель жестом показал:
- Ящики и бочка тоже ваши, выгружай.
Отец стоял как вкопанный, не понимая что происходит:
- Что-то ты недоговариваешь, - обратился он к шоферу.
Тот рассмеялся. В кузове находилось несколько ящиков с яблоками, виноградом, хурмой и гранатами, а также небольшая бочка, порядка шестидесяти литров, вина. Разгрузив все, брат спрыгнул с грузовика и шофер закрыл борт.
- Так ты что-нибудь объяснишь? – решительно обратился к нему отец.
Тот вновь заулыбался и после некоторой паузы произнес:
- Имя Амиран Чхеидзе тебе ни о чем не говорит?
Задумавшись, отец молчаливо покачал головой.
- Ладно, не буду тебя мучать, - сказал шофер и рассказал следующую историю.
О нашей картошке он вспомнил на второй день поездки. Быстро нашел клиента и предложил обмен. Это был коренастый усатый мужчина среднего роста лет шестидесяти. После того, как договорились, и обмен был совершен, он спрашивает у водителя:
- Ви аткуда?
- Из Тетрицкаройского района.
- Какой село?
- Ивановка.
- Вах! Ивановка?! Ти Мацкатова Алексия не знаишь?
- Знаю. Это как раз была его картошка.
- Что ти говоришь, кацо, эта мой брат. Поехали в мой дом!
Они поехали к мужчине домой, где он накрыл гостю шикарный стол. От вина и чачи по понятным причинам водитель отказался. Во время трапезы мужчина и рассказал ту злосчастную историю с сентябрьской бурей, о том, как мой отец принял их как родных и помогал от всей души. Пока они сидели за столом, он подозвал своего сына и что-то шепотом сказал ему на ухо. Через считанные минуты в грузовике оказались еще несколько мешков, ящики и бочка вина. А, провожая водителя, сказал:
- Перетай Алексию балшой привет и скажи, чито он мой брат, чито Амиран Чхеидзе жидет ево в гости. Перетай превет доброму и гостеприимному ивановскому народу! Все ани мой братья!
Отца не стало в 2005 году. Признаюсь, я горжусь тем, что любому заблудшему путнику, ищущему кров, всегда указывали на наш дом. И до сегодняшнего дня пытаюсь осмыслить суть многих его поступков, найти ту логику, по которой он принимал решения. Естественно, при этом задаюсь вопросом: «А ты бы смог поступить вот так, чтобы ради помощи другому, совершенно чужому человеку, отказаться от личного комфорта, а иногда и поступиться благополучием своей семьи?». Хоть в моей крови и есть гены отца, но чаще всего прихожу к выводу, что так, как он, выворачивая душу наизнанку, не смог бы. Во мне нет того альтруизма, который всецело управлял поступками отца и который точь-в-точь унаследовал от него старший брат Авраам. Наверно потому, что отец, да и брат тоже, являлись продуктом другой эпохи, где главным принципом сосуществования был «человек человеку — друг, товарищ и брат». То была эпоха романтиков и идеалистов, цинично высмеянная новоявленными либералами, которые главным принципом отношений между людьми провозгласили так называемую неприкосновенность личного пространства. Что-ж, мир развивается…
Свидетельство о публикации №218110301153
Константин Кучер 09.08.2019 14:37 Заявить о нарушении