Битва божьих желудей

     Таящиеся в глубине леса разбойные толстовцы, нивелирующие проходящих по опушкам сутулых от тяжких мыслей невеселых дум пошехонцев сухарями и салом, вялившимся под кварцевым сугревом внутри заплечных мешков, нескромно закинутых и подоткнутых лошадиным хером, горбатые и седастые, словно углежоги братьев Гримм или горные разработчики х...ни какой - то Шарля Перро, сноровисто разобрав алебарды Мединского, ружейной пирамидой стоявшие до того в подчинении горделивого выпя, птичьего самца непонятного происхождения, зябко кутавшегося в пожухлую годами и заботой вату, поползли юркими шеренгами на штурм и слом последней доктрины мирного сосуществования, что дровянистым забором высилась перед опушкой, отмеченной на карте Старшого как Фанагория Кексгольмская.
     - Эвон, - шептал разведчик передовой дислокации и рабочий крестьянин Аркадий Мамонтов, елозя обвисшими брылами опухших от недоедания щек по палым шишкам осенней чащобы, проторенной перед рассветом штрафниками Манкузо, завербованными поспешно по Указу, об чем не время, - ужучивает - ту просторы - то, как бы, братцы, - оглядывался он потерянно, ощущая недостачу пассионарности у следовавших кильватером фарфоровых слоников с комода, воссоединившихся опасной девятой ротой, шумно топотящей по валежному быту леса, как и подобает слонам, пусть и маленьким, - не прошибиться заново, а то вылезем ордой к недоразумению какому.
     - Ы, - рассуждали фарфоровые слоники, снаряжая орудийный расчет мелкими, как внезапно появилась старшина.
     - Э - ге - гей, - прижав ладони к голове, закричал Иван Богун, национальный казак из легиона СС  " Шарлемань ", выкатываясь во главе старшины к передовикам атаки, - слоники вы мои заветные, товарищи дорогие, могутные кучами !
     " Нужна хоругвь, - думал Иван Богун, привычно выкрикивая все положенные по обычаю величания, напрягая извилистые мысли меж топыримых ветерком ушей, - без хоругви никак неможно. В край, коврик с лебедями, - решил он, засмеявшись собственной лихости и потряхивая рыжеватыми кудрями шапки - богатырки, приклеенными на ПВА еще комсомольцами Якутии ".
     - Разврат, - заскрипел зубами Аркадий Мамонтов, подмечая излишнюю веселость атамана в неравномерном движении кудрей, приклеенных к шапке, - кощунство. Х...й победишь опасности таким настроем расстроенных нервов.
     - И не говори, - согласился Богун, вырезая мокрый язык Аркадия Мамонтова зазубренным ножом из столового прибора. Я не знаю по этикету, зачем этот нож, но он есть, тупой и с зазубринами, может, рыбу строгать, может, мозоли тешить или в ухе ковырять, вынимая из глубины желтую серу грядущих пороховых зарядов для  " панцер - фаустов ", не знаю и знать не хочу.
     - Вот так и закончился поход Джэбе - нойона к Последнему морю, - вполголоса заметил незаметный народник Карамазов, наливая журчащий по мельхиору ложечки чаек, подвигая локтем коробку папирос слепой курсистке Гозерштейн, опасливо ворохнувшейся фибровой юбкой с краю стола. - Это уж потом навыдумывали курултаев и резолюций Пятого съезда, специально и особо вводя в заблуждение университетскую ординатуру Гарварда, а правда - матка - вот она, как и указует румб.
    Румб компаса согласно отхлебнул теплой воды из керамического графина, заканчивая доклад, кашлянул, призывая к спокойствию, и масонским движением окрашенной в охру стрелочки подозвал младшего из Карамазовых, окруживших потно дышавшей стаей половых хищников слепую курсистку, заманенную на сход коварным обещанием показать зимующих раков и рифмующихся кальмаров. Десять их было, братов - студентов, один да еще один, еще несколько и последний, десятый, самый центровой и умный, носивший мозг набекрень, а ботинки цугом. Вот он и соответствовал, конечно.
     - Есть я Карамазов, - каялся младший за кафедрой, стукотея напружиненным нервом по трицепсу румба, - младший и самый центровой, не оправдавший и скушный, как омлет. Расстреляйте меня, братья мои единоутробные, брадой серой Достоевского предусмотренные заранее, как Большой взрыв или строительство Тихоокеанской железной дороги Генри Моргана.
     - Жирно просишь, - отвечали братья Карамазовы, растворяясь в густо накуренном воздухе чуланчика, где они, суки рваные, и замыслили свой сход.
     И всё.