Одна ночь Павла Петровича

Павел Петрович всё старался делать заранее.
По плану.
На этой неделе планы были прерваны и перекроены.
Начальник объявил ему о командировке в Белгород.
Давненько не бывал Павел Петрович в командировках.
Он был сторонником домашнего уюта.
Да и возраст уже не тот, чтобы как мальчишку, посылали туда-сюда: сорок пять лет.
Хотя выглядел он несколько моложе, и был довольно хорош собой.
Но работа есть работа.
Хорошо ещё, что не февраль, а октябрь.
Жена собрала ему чемодан. Накрахмаленные носовые платки, два галстука…  Впрочем, зубные щётки и бритву он упаковал сам. Как-никак, предметы личной гигиены.
Приехал на Курский вокзал заранее, дождался поезда, подали на первый путь.
Поднялся Павел Петрович в вагон, поместил чемодан под свою полку и смотрит в окно.
Несмотря на то, что накануне они с женой допоздна клеили обои в последней комнате, спать ему не хотелось. И взгляд отнюдь не замылился.
И видит он прямо за окном киоск, а в киоске за стеклом конфеты всякие, чипсы, печенье и квас.
И хотя планировал он в пути пить чай и ничего другого, но тут его вдруг зацепило за живое.
А надо сказать, лето у него как-то безрадостно в этом году пробежало. То на даче у тёщи, в огороде. То за ремонтом квартиры. Хотели в Турцию съездить, но в тот год какие-то непонятные дела там начались, решили не рисковать.
И как-то этот квас в его размышлениях и воображении слился, сцепился с этим несбывшимся летом. Втемяшилось Павлу Петровичу, что овладеет он этой бутылкой кваса, словно символом лета. Что лето теперь, наконец-то, пусть и с опозданием, – будет его!
Вышел он из вагона, встал в очередь, совершил покупку и возвращается в купе.
А там девушка сидит.
Смутился Павел Петрович.
Поздоровался, конечно. Ну, поздороваться для воспитанного человека не диковинка. А как дальше себя вести – непонятно.
Вот поставил он бутылку под окном, у своего изголовья.
Потом на стол у окна. Потом подумал, что лучше всё-таки под стол спрятать.
Но оставил всё же у окна.
И незаметно, словно из толпы, на девушку смотрит.
Сверху на ней надето что-то нестрогое, а под этим – нечто кружевное.
И всё это производит благоприятное такое впечатление. Так и тянет к позитивным размышлениям.
А ножки ниже колен, что он счёл знаменательным совпадением, имеют сходство с этой самой вожделенной бутылкой кваса, только в перевёрнутом виде. Такие же аппетитные, в меру наполненные, и книзу, ясное дело, сужаются. Ну, а про верхнюю часть ножек даже и говорить нечего. Она у большинства женщин нижней части никак не уступает.
И тут укусила Павла Петровича совершенно неожиданная мысль. Так укусила, что он даже вздрогнул.
Как, если бы вот эти ножки ещё большим сходством с бутылочкой обладали.
То есть – перевернуть бы их и… Ну, и дальше всё, как это между мужчиной и женщиной бывает.
Вот вы, наверно, осуждаете сейчас его. А попробуйте сами вдвоём с интересным представителем противоположного пола в купе оказаться. Ритмично перестукиваются колёса, за окном романтический простор, на двери засов, а впереди – ночь…
Тронулся поезд, пришла проводница, билеты взяла, про постель и про туалеты всё объяснила, чаю предложила.
Заказал Павел Петрович чаю, девушка тоже.
За чаем они познакомились.
Её звали Лилия.
Она была ландшафтным дизайнером.
Павел Петрович не слыхал прежде о такой профессии, как оказалось, тесно связанной с прекрасным. И потому с большим интересом склонялся как над папкой с рисунками, которые Лилия стала показывать, присев на полку рядом с ним, так и над её декольте.
Все эти рисунки должны были вскоре воплотиться в большой и претенциозный проект.
Чувствовалось, что Лилия была очень увлечена своей работой. Взгляд её был таким вдохновенным, когда она смотрела в глаза Павлу Петровичу, и даже временами касалась его предплечья, объясняя очередной пример реализации своих художественных концепций.
При этих невинных касаниях Павел Петрович внутренне сетовал на толщину рукава своей рубашки, длину его, а потом и вообще на наличие такового.
Постепенно начали мешать и брюки. Как-то стали тесны. И это напомнило ему, что пора переодеться, а заодно и почистить зубы.
Взяв всё необходимое, он удалился.
Вернувшись, он застал Лилию в молчаливом и задумчивом состоянии, над теми же рисунками и чертежами.
Увидев Павла Петровича в новом одеянии, и, к счастью, не в том, что использовалось при наклейке обоев, а гораздо более приличествующем дамскому обществу, она встрепенулась и осведомилась о времени. И насчёт того, не пора ли ложиться.
– Вы можете переодеться, – великодушно сказал Павел Петрович. – Я отвернусь.
Он стащил застеленную постель с верхней полки и прилёг сверху неё, лицом к стене.
Как хороши современные железные дороги! Не то, что в детстве. Поезд шёл мягко и нежно, словно в добрую сказку. Будто и не было никаких стыков между рельсами, никаких забот и треволнений.
Слышно было, как Лилия копается в сумочке, потом в чемодане. Не все люди такие организованные, как, например, он. Некоторые и собственную зубную щётку найти не могут.
Впрочем, такого рода неорганизованность никак не умаляет их внешней привлекательности. А на таланты в области секса может влиять очень даже и положительно…
Интересные мысли всё больше овладевали его воображением… Нет надо же, какая удача! Она ведь явно не против. И на этих станциях по ночам никто не садится… Запереть дверь всё же надо, разумеется.  Но попозже, не сразу, чтобы не напугать. 

Когда Павел Петрович открыл глаза, было почему-то светло.
Но свет лился не с потолка или из дверного проёма, а со стороны окна. Поезд стоял. Станция – подумал он, зажмурившись. И не жаль им там электричества!
Медленно повернувшись на другой бок, он приоткрыл глаза, увидел смятую постель и растерянно повернулся в сторону окна.
За окном виднелось солидное тёмно-красное здание вокзала с большой застеклённой аркой белого цвета, оформленной наподобие кивера или воинской митры, со стилизованным пучком перьев на недосягаемой высоте, с которой, по бокам, на него снисходительно взирали статуи, изображавшие советского человека во всех его творческих ипостасях.
Лучи восходящего солнца призывно играли на их золотистых телесах.
Отодвинув дверь купе, он вывалился в коридор и упёрся взглядом в пузатую цистерну грузового поезда, неспешно проезжавшего по ту сторону от вагона.
Придерживаясь руками за перила, он устремился к выходу.
Из тамбура веяло прохладцей. Нагнав проводницу, как раз спустившуюся на перрон, он спросил:
– Девушка из третьего купе не выходила?
– Ваша попутчица в Орле вышла, – сказала проводница.
Вернувшись в купе, Павел Петрович присел к столику и потянулся рукой к бутылке кваса.
К своему удивлению, он обнаружил, что крышечка отвёрнута, хотя бутылка не почата.
Крышечка лежала на белом листе бумаги, который располагался посреди ослепительно белой, нетронутой железнодорожной скатерти.
А на листе, с неизъяснимой, невероятной чувственностью, были нарисованы губы, но не статичные, а словно в лёгком, неуловимом движении.
Словно в поцелуе.

29.07.2016