Необъяснимый и опасный

     Всем, кто мучился с моим русским

     «Русский язык», школьный учебник… Хоть в печь, хоть в омут – правил запятых не усвоил и уже не усвою, но никак это не отражается и не отразится на моём пульсе и до часа икс! А почему? – а потому, что я… обожаю запятые! А ещё – тире! Из-за них всегда был по русскому трояк, что никак не влияло на любовь к ним, к их великому удобству при чтении. Это же условность: просто придуманные значки для выделения и разделения. Не математика же! Не совсем смертельно, разве что в случаях «казнить нельзя помиловать». Но если назло предназначенной тебе жизни дьявол или несмышлёные ангелы дали послушать именно русский язык – всё: конец! жизнь кувырком… От полёта за Байкал меня спасла тогда трёхлетняя дочка, а билет в страну русского языка был уже «в кармане».

     Я тоже думал до тридцати семи лет, что говорю на русском. Меня часто останавливали с семнадцати лет и удивлялись: «Что эт ты поёшь не по-нашему?» – то есть вычисляли, что я не москвич. Но в девяносто третьем году я понял, что и Москва не знает русского языка, – впрочем, как не знаю его и я до сих пор. Так и не научился сказочной речи от Иркутска до Читы. Далеко Байкал, далеко русский язык – Царица Небесная, как всегда, там, где нас нет.

     Нам только кажется, что мы счастливы. В первой деревне под Читой эта болезнь проходит: там счастье настоящее. А настоящее счастье даже экономно, и деревню из-под Читы мне доставило прямо в Москву. К тому моменту жизнь меня прижала: надо было срочно искать моё заплутавшее счастье – и я нашёл! на свою небитую с детства попу! Я не представлял, что моё счастье – забайкальский девичий говор, но звёзды уже всё оформили, зная про меня лучше меня самого.

     На небе это просто делается: заказываются стрелы амура в виде гвоздей и вколачиваются в сердце, пока оно пустое и деревянное. Я был при руле и не проходило почти дня, чтобы я ни похищал мою богиню русского языка, доставал из бардачка бутылку «Распутина» – и слушал, слушал, слушал… Ангелы! оказывается про любую мелочь можно спеть! Музыка сфер существует! Земля вертится! Это доказала мне она, сама не знающая кто, сладкая, горькая, невыразимая нашим штампованным языком сибирская Венера русской речи. Хорошо, что это когда-то кончилось. И для языка, и для меня. Я всё равно бы помер под неземные голоса земляков и предков моей Венеры! Слава Тебе Господи, что не смогу повредить неизъяснимую красоту – ни строчки не научился мне желанному… И слава Тебе, что нашёлся добрый человек и помог мне тогда, заблудившемуся в запятых и в космических звуках берегов Ангары: надо ж было где-то обитать, я ж ушёл из семьи, мои бедные детки не могли и подумать, что папа спятил… от языка страны, где родился автор «Живи и помни».

     А как всё кончилось? Тоже проделка звёзд. Моя богиня русской речи один раз неосторожно пригрозила: «...а то будет тебе «Соларис»!»…

     А что? – это по-сибирски! И так просто там вилами не машут. Это до сих пор перед глазами: её левая рука с пустой бутылкой! Вот сибирячка! – без слов всё поняла и ждала моего сигнала: как только брошу руль вправо на перила моста и открою кабину автобуса – сразу бить этой бутылкой по голове придурка с пистолетом, которого лихая перестройка закинула нам в кабину.

     …Один раз, неосторожно, но произнесла специально обидно и нараспев именно «СолАрис», а не «СолЯрис». Хотя по-английски пишется «Solaris». И тут я одним моментом покинул Сибирь, мои любимые деревни и лоскутные одеяла. Не смешу. У меня в одну миллисекунду отняли небесные богатства – ласковые звуки предков! – а сам я не в силах был прирасти к необъятному и сказочному облаку тамошнего языка.

     Кажется, какая разница: «а» или «я»?

     Судьбоносная!

     Кто читал «Солярис» Станислава Лема, чувствует, как при своём таланте фантаста он сжимал зубы: «зная» будущее, описав всю его технологию в своих книгах, он в этом романе написал так о любви, что весь фантастический интерьер мы просто впитываем не глядя – нам не до того! Уж какой Крис Кельвин и лапочка, и лучший на Земле психолог, и мой любимчик, но если бы ни Лем, с придуманными его снами, – ему бы, Крису Кельвину, и тросточки не подали, не то что бы руку! Да он сам бы повесился. Ему бы плевали в харю с двух сантиметров! Но Лем сделал его посланцем чистой человеческой души землян… Вот такая сила снов на Солярисе. И сила слова Лема, тем более в авторизованном переводе Брускина. Шутить над «Солярисом» даже сибирской богине я не смог позволить…

     Помните, в «Москва-Петушки», Веня про себя в ресторане на Курском вокзале: «…я сирота, из Сибири…» Сибирь как знак качества человеческого, не осуждаемого априори. И вдруг носитель речи святой земли Валентина Распутина мне вбивает в мозги клин! – на неподражаемом русском языке пользуется моим Лемом, его «Солярисом», чтобы прижать меня, оглохшего от исконной речи и забывшего, где небо и где земля! Прижать в момент простого древнего бабьего страха, что вдруг её разлюбят. Если бы не её голосом и не через «а»..! Но поздно: звёзды уже засобирались в обратный путь.

     Как нелепы мы в непонятных для других ситуациях. А как нелепы наши боги тогда?! Последний раз я видел мою бывшую богиню с другим, он тоже копался с движком под оранжевым люком «Икаруса». Теперь она дарила ему свой необъяснимый и опасный русский язык, потерянное мной сокровище. А мои амурные ангелы даже не попользовались носовым платочком, им было уже не до меня: они уже штамповали стрелы для новенького её «ученика».

     Любым богам мы должны быть благодарны, тем более за музыку земли, на которой живём. А самый чистый русский язык у самого чистого в мире озера, у Байкала, по-другому и не могло быть. Необъяснимым и опасным он оказался только для меня, простофилюшки: это мне за невыученные запятые и тире – за эти маленькие царапинки, что остались от меня на живом русском языке.

     2.11.2018