Мой первый пионерский лагерь
Свои воспоминания из детства я посвящаю
памяти директора Оконешниковской
средней школы Прасковьи Ивановны Панковой.
Жара! Раскаленное солнце старается испепелить все тяжелые воспоминания о суровом времени. Печально закончившаяся дальневосточная эпопея вернула нас к родным местам, и теперь под моими босыми ногами был не прибрежный влажный песок Японского моря, а горячая глубокая, по самые щиколотки, пыль вдоль дороги и прохладный ковер «травы-муравы», сплошь покрывавший всю нашу широкую Лагерную улицу. И хоть улица уже давно носит название - Пионерская, ее то-ли в шутку, то-ли всерьез с самого основания нашего села и по сей день именуют «Шабекин рукав» или попросту «Шабека». И откуда это название повелось?!
Именно две колеи от тележных колес было излюбленным местом детворы для игры «во всадников», когда, оседлав длинную густую хворостину и вооружившись палкой – саблей, с упоением мчались, поднимая огромные клубы пыли, ничуть не заботясь о своем внешнем виде.
Однажды, изрядно устав от скачек, я забежала в избу, чтобы попить воды, и случайно услышала, как мама говорила моей бабушке о каком-то пионерском лагере, куда собираются везти школьников.
«Я тоже хочу!» - сразу вставила свой веский довод.
«Иди к Прасковье Ивановне и сама скажи ей об этом» - ответила мама, не приняв мои слова всерьез.
Прасковья Ивановна Панкова – директор школы, жила почти напротив нас. Недолго думая, я бегом пересекла улицу, взобралась на высокое крылечко в четыре ступеньки и, войдя в комнату, сходу сказала:
«Я тоже хочу в пионерский лагерь».
«Если хочешь, то поедешь» ответила она, глядя на меня с улыбкой.
Кубарем, скатившись с крылечка, я махом преодолела свое прясло и еще в ограде радостно закричала:
«Разрешила, поеду!»
Настало время приготовления к отъезду. С собой необходимо было взять МАТРАС, ОДЕЯЛО, ПОДУШКУ, ДВЕ ПРОСТЫНИ, МИСКУ, ЛОЖКУ, КРУЖКУ и прочие личные вещи. Для послевоенного времени это арсенал богатейший. В доме был один матрас, да и тот соломенный. И других предметов из списка не было, поэтому вручили мне только мое пальтишко. Сейчас говорят в рекламе «три в одном» - в моем случае «пять в одном», за то миска, кружка были. Особой гордостью моей была ЛОЖКА! – это не деревянный огрызок, это шедевр! Она настоящая – алюминиевая! Радости моей не было границ. В моей маленькой душе все ликовало
И вот мы на сборном пункте. Ждем транспорт. День выдался жарким! Провожающие взрослые прячутся в тень, а нам не сидится, бегаем, играем. Время к полудню, все измаялись от жары. Наконец услышали:
«Едут!».
К месту сбора в буквальном смысле подползала длинная бричка, на которой сено возят, с лестницами-бортами по бокам. Её ни шатко, ни валко подтягивала пара угрюмых рогатых быков, на шее у каждого массивное, тяжелое, деревянное ярмо.
Мы быстро покидали в бричку свои узелки, с визгом взобрались сами, расселись, свесив ноги и весело ими болтая. Возница, причмокнув, свистнул, крикнул «Цоб-цобэ» и телега медленно, покачиваясь в такт размеренному шагу быков, поползла по дороге. Солнце, радуясь вместе с нами путешествию, пригревало все жарче. Вскоре, устав от такого движения и вынужденного безделья, мы - непоседы, выехав за околицу, повыпрыгивали с телеги и двенадцать километров до соседней деревни с красивым названием «Золотая Нива» пробежали, играя с быками в догонялки. Отбежим, упадем в придорожную траву, катаемся в ней, пока быки подойдут, и снова убегаем. А быки такие важные, знают себе цену и не признают никакого насилия. Если ударить их плеткой для ускорения шага, получишь обратную реакцию, остановятся и ни с места, пока обида не пройдет. Разъяришь – не жди пощады, телегу в щепки разнесут. Зная их норов, возницы к ним относились почтительно: «Цоб-цобэ», и слегка покачивали вожжой
Таким образом, к завершению дня мы прибыли на место пыльные, чумазые, изможденные зноем.
К школе подъехали чинно, на транспорте. Никаких приветствий, никакой суеты, лишь школьные двери, распахнутые настежь, говорили «Добро пожаловать!» Вот в этой очень красивой школе, построенной в 1912 году, посчастливилось мне побывать в пионерском лагере.
Зашли в школу, а там все пусто - ни парт, ни кроватей. А после уличной жары – холодно. Завхоз собрал наших мальчиков и через некоторое время они принесли металлические кроватные головки, а затем – пустые железные рамы к кроватям без сеток потом ушли и девочки, и мальчики. А я всё стояла одна в холодном коридоре. Вернулись ребята с большими охапками ивовых прутьев. Часть ребят осталась привязывать эти прутья веревками к кроватным рамам, а остальные - опять ушли за прутьями. К вечеру управились, кровати приобрели естественный вид, а классные комнаты превратились в спальни. Нас накормили ужином и отправили спать.
На кроватях никто не прыгал. Матрасов, подушек ни у кого не было. Все довольствовались тем, что привезли из дома. Кто на один край одеяла ляжет, другим укроется, кто половичек постелет и чем-нибудь укроется, а у меня одно пальтишко, поэтому сон для меня здесь был особенный. Вечером на пальтишко лягу, ночью проснусь от того, что замерзла, укроюсь им – а от сырых прутьев снизу холодно, но я не роптала.
Пионерских сборов я не помню, хоть от вожатой не отставала ни на шаг. Всюду за ней ходила, как привязанная и, не потому что боялась, а потому, что на её груди красовалась брошь – розовая розочка, Она мне очень нравилась и я постоянно на неё заглядывала. Великое счастье! Погода выдалась на славу и мы ежедневно отправлялись в поход собирать землянику, из которой повара нам готовили то вареники, то пирожки, то компоты, кисели.
Запомнился случай, как надо мной подшутили ребята в столовой. Как-то на моём столе (я кушала одна) появилось блюдце с красным порошком, я не знала что это и для чего. Ребята подсказали положить в суп. Я так и сделала, но после первого глотка чуть не задохнулась. Ребята весело рассмеялись. Повар поругала их, а мне налила свежую порцию
Не менее примечательным было мое знакомство с кино. Что это такое я тогда не знала. Привели нас в какой-то дом, где было много стульев, мы расселись. Вдруг окна закрыли черными шторами, стало темно, а на стене что-то темное заговорило, задвигалось, загремело. Я очень испугалась, залезла под стулья и просидела там до конца сеанса. Возвращаясь, ребята бурно делились впечатлениями, а я понуро шла молча.
Много памятных шагов в жизнь я прошла в том пионерском лагере!
Но все когда-то заканчивается. Настало время расставаться с пионерским лагерем. Надо было складывать в свой узелок пальтишко, миску, кружку и ЛО…, но, увы! Мою драгоценность – мою алюминиевую ложку кто-то забрал раньше меня. Это так омрачило моё состояние, что я ни о чем больше не могла думать, как о том: «Что я скажу дома?»
Возвращались домой мы в кузове машины-полуторки. Осознание того, что я еду на машине скрасило мое угнетенное состояние. Ведь это было лишь второй раз! Во мне было столько счастья! А дома за потерянную ложку меня ругать не стали, и я опять была счастлива.
Эти воспоминания лишь эпизоды из моего дошкольного детства. Я с благодарностью храню в душе память о доброй и сердечной женщине, директоре нашей школы, Прасковье Ивановне Панковой.
Так мой первый в жизни пионерский лагерь стал тем лучом, который освещает всю мою жизнь
Спустя годы мне стало известно, что Прасковья Ивановна была награждена Орденом Трудового, Красного Знамени и это заслуженно.
Свидетельство о публикации №218110300191