Формула всего. Глава V

Это были самые странные похороны, которые можно представить. Сырая земля. Серые облака. Повисшие деревья. Вой собак. Дух мертвечины. Всхлипы и слёзы. Блестящий гроб.
«Вроде бы и не в том возрасте, чтобы уже терять друзей»– подумал Дима. И в мыслях завертелась идея, о том, что будет дальше. Кого ему ещё суждено потерять. Но эту гнетущую мысль прервала процессия. И стоит признать ясно почему.
Тело Жени так никто и не нашёл. Но он завещал, чтобы в гроб положили его записи, статьи, журналы и научные газеты. Его жена и ребёнок положили в гроб несколько его фотографий. Дима уже во второй раз был на похоронах и уже второй раз он наблюдал на них вызывающе одетую женщину: вся в чёрном, короткое платье плотно облегает бёдра: казалось, платье вот-вот пойдёт по швам. На похороны собралось около полста человек. Помощник священнослужителя сообщил о его задержке.
- Да плевать нам. Без него даже лучше. – сказал Дима.
- Да, Женя всегда был атеистом. И считал, что любая религия - это тормоз прогресса – подтвердил Паша.
Священнослужитель злобно посмотрел на них обоих и, отвернувшись, направился в другую сторону.
- Я даже не знала, что так всё закончиться. Не должны родители видеть смерть своих детей. Женя был 3-им ребёнком в семье. Он всегда считал себя лишним. Но при  этом он радовался каждой мелочи, если ему дарили букет, то он радовался каждому лепестку, и долго удивлялся, как природа могла продумать в цветах всё вплоть до самой маленькой детали. Женя никогда не стоял на месте. Он всё время был чем-то увлечён. Я помню, что ещё в детстве у него везде на обоях висели статьи из научных журналов.
Его мать была не просто толстой,  а жирной. И это несмотря на тот факт, что она родила четверо детей. Казалось бы, с такой маятой воле-неволе похудеешь, но, почему-то вышло наоборот. Многие уже хотели похлопать её речи, которую она произносила с постоянными рыданиями. Но она вытерла слёзы. И потом продолжала. Но, ни Паша, ни Дима, ни другие близкие к Жени люди не хлопали. Кто-то скорбел вместе с ней настолько, что не мог этого сделать. А кто-то интуитивно понимал, что речь не закончена. Речь, которую произносила мать Жени, была на первый взгляд обычной. Как на тысячах других похоронах. Но интонация и эмоции, с которыми она произносила речь, заставляли невольно плакать. 
- Он был смел. Никогда не оставлял никого в обиде. Я совру, если скажу, что Женя был идеальным сыном. Да где-то он ленился, и лишний раз не приезжал меня проведать. Но ему никогда не была безразлична  мать. И я бы так хотела, чтобы он знал, что маме он тоже не безразличен. Знаешь, сына, что самое страшное для материнского сердца?! Это когда мирное время, и даже тело нельзя найти, чтобы похоронить по-человечески.
Видно было, что она хотела продолжить, но она заплакала так сильно, что её мужу пришлось её успокаивать на глазах толпы. Но даже после этого она не могла придти в себя. Паша сказал, что он был знаком с Женей вначале только через Диму, но потом они с ним сплотились ради великих целей. Он лично хорошо знал Женю, и его смерть для него настоящая трагедия и потеря, невосполнимая временем. Во время речи Паши Дима заметил нескольких разговаривающих детей, жалующихся на скуку данного мероприятия.
- Молодые люди, человека проводят в последний путь лишь один раз в жизни, не могли бы вы проявить уважение к великому человеку?!
- Мужчина, какое право вы имеете делать замечание моим детям? Сказала дама, одетая как падшая женщина.
Она посмотрела на Дмитрия как на ничтожество, которое ничего в жизни не добилось. А руке у неё был держатель для сигареты. И она каждый раз старалась раскуривать сигарету как можно пафоснее.
- А вы кому приходитесь покойнику?
- Как это относиться к тому, что вы сделали замечание моим детям?
- А относиться тем, что если бы вы и ваши дети хорошо знали покойника, они бы так себя не вели.
Паша закончил свою речь, не замечая того, что говорят вместе с ним. Дима сказал почти то же самое, добавив лишь то, что он знал Женю куда хуже, чем Павел, и что где-то в глубине души он чувствует, что Женя, наверное, был ему благодарен, но не хотел говорить. Дмитрий каждый раз, когда говорил о случаи, когда он поступил хорошо или кому-то помог, то говорил тише и смотрел вниз. А потом и вовсе говорил своё предположение, что его помощь оказалась бесполезной. Закончил похороны отец Жени. Он сказал, что, несмотря на то, что он за свою жизнь народил аж целых четырех детей, но Женя отличался от всех детей. Что дома, что на людях.
- Он был одним из тех, кого называют незаменимыми. Он нам с моей женой говорил, что он выбирал только ту работу, которая ему нравится. Он говорил, что зачем тогда жить, если не нравится то, зачем ты живёшь. Он никогда не был одинок, потому что находил тех, в ком нуждался. И нуждающиеся в нём находили себя. И мне кажется, что непрекращающиеся осенние дожди оттого, что сама природа оплакивает Женю.
Отец закинул последнюю записку сына, которую тот оставил в доме на первом этаже. Женя оставил её там, в кожаном чехле. Он сообщил, что в ней написано; «В своей смерти прошу никого не винить». Отец Жени всегда отличался оптимистом и даже в конце похорон он пытался найти в случившемся хоть что-то хорошее, и он нашёл.
- Мне кажется, что это даже хорошо, что тело Жени не нашли. Однажды за одним разговором он мне признался. Он сказал; «Человек, это целая вселенная мыслей и переживаний, ограниченная лишь скудным телом». От того, ему бы, наверное, польстило, что мы хороним не его бренное тело, а возвышенную душу, безграничную в своих мыслях.
 После похорон Паша подошёл к Диме.
- Ну, так мы с тобой давно не виделись, что можешь сказать? А то по телефону говорил в основном я.
- А кем работал Женя?
Дима склонил голову. И имел такое выражение лица, будто и вовсе никогда не хотел поднимать головы.
- На кафедре «Квантовой физики» при физическом факультете. В звании доцента.
- Как я понимаю, после всех лестных слов он был научным руководителем для аспирантов и студентов.
- Да. Так и было. Насколько я знаю, у него было больше всего подопечных. И это в то время как он сам хотел защитить кандидатскую.
- Действительно, сильный человек. Подметил Дима.
Они немного помолчали. Каждый не знал что сказать. То ли похороны на них оказали столь сильные впечатления, то ли столько всего накопилось, что и не знаешь с чего начать. У выхода к кладбищу стояла помойка, а в помойке рыскал пропитание какой-то бомж. Он заметил их обоих.
- Дима? Паша?
- Мы знакомы? – в один голос вопрошали оба.
- Да это же я, Касьян.
- Кто? – удивлённо спросил Дима.
- Касьян Кривжа. Ну, с вами в одном классе учился!
Они оба вспомнили его. Касьян в это время принял гордый вид.
- А вы знаете, что у меня мать умерла? Я теперь сирота. Представляете, какой я бедный и несчастный. Может, рублик одолжите или водочкой угостите? Ну, сами понимаете, какое горе.
Он произносил это быстро и монотонно, проглатывая слова.
- Как ты с этим живешь?! – воскликнул пораженный Паша. Он настолько тонко мог выделять слова, что его сарказм и не сразу можно было понять.
- Да вы что?! Не понимаете, какое горе у меня случилось?! Мать умерла, бедная, несчастная. Помогите. Подайте хоть на упомин души, сколько не жалко. Вам что жалко подать несчастному сироте? – он сказал это ещё монотоннее, но уже громче и настойчивее.
- Жалко... Я давно потерял своих родителей, и пришлось справляться самому, без посторонней помощи, хотя было очень тяжело. И никому не буду плакаться, что было тяжело. А ты…– голос Паши задрожал, – ещё и спекулируешь своим горем, ущербная душонка!
Касьян попытался изобразить плач. Он печально опустил голову вниз и медленно поплёлся к помойке, приговаривая так, чтобы его бывшие одноклассники слышали, что он говорит.
- Вот общество, какое безжалостное стало. Бедного сироту пригреть не хотят. Приходится убогому самому еду на помойке находить. Ох, хорошо, что этого не видит моя бедная мамочка. Вот наступят скоро холода. Замёрзну я, бедненький. Помру, поди, на дороге, и никто обо мне не позаботиться. А всё из-за таких безжалостных людей, которые деньгу обездоленным не подают. 
Они прошли к трамвайной остановке. Паша понял, что стоит рассказать.
- Он уже, который год у этого кладбища деньги клянчит. И всё с одной и той же фразой. Я давно уже на кладбища не ходил. От того только лишь ухом слышал о нём. И даже подумать не мог, что это мой одноклассник.
- А что случилось с ним?
- Дима, это не настолько интересная история.
– И всё же?
- Так вот. Ты остался в старой школе. И ты сам знаешь, что Касьян окончил школу круглым отличником (не без помощи матери). Он поступил в главный университет региона. Его мама устроилась в университет бухгалтером. И каждый день отводила его в университет за руку. Она тянула его из-за всех сил в университете. Отслеживала его обучение и все сессии. Убеждала преподавателей, какой он хороший мальчик. И ему ставили оценки просто за то, что он приходил на зачёт. Он еле выпустился с тройками. Он так и не женился: мама не смогла найти ту девушку, которая могла бы стать достойной женой её драгоценному мальчику. Мало того, что никто не хотел, так Валерия Валентиновна ещё во время первой встречи выводила любую девушку из себя. Мама находила ему работу, где она тоже могла устроиться. И она нанялась на работу вместе с ним. И даже на работу она отводила его за руку. И также сидела вместе с ним в столовой. И даже выполняла на него работу, при этом хулила его начальника, что даёт бедному мальчику много работы.  Потом она тяжело  заболела. Долго лежала в постели и требовала, чтобы Касьян ни на шаг не отходил от неё. А когда она умерла, то он несколько дней не приходил на работу. Начальник пытался его понять: ведь как-никак такое горе – мать умерла. Но когда он стал пропускать уже вторую неделю – он уволил его.
Работу потом нигде не смог найти, квартиру продал за долги и стал бомжевать.
– Да, жуткая и нелепая судьба, – задумчиво произнес Дмитрий, – и вот, что интересно, вроде бы мама так сильно любила его, и тем же самым, всю жизнь отняла этой любовью.
– А разве нас родители не любили?
– Да, но это, наверно, другая любовь – любовь к родному человеку, которого уважаешь и ценишь, как личность.
Они задумались и стали терпеливо ждать трамвай. Паша постоянно доставал из кармана часы и смотрел время. Возникшая тишина угнетала Диму.
- А как там другие одноклассники? А то от похорон такое чувство, будто я старею, раз начал терять одноклассников.
- Все живы. Только вот Виталик спился.
- Что? Как?! – удивлённо спросил Дима.
- Да так. Я тебе не могу сказать про него столько, сколько про Касьяна, но всё, что про него помню, так это то, что он постоянно пил рядом с детской площадкой. И говорил своим собутыльникам, что если бы региональное жюри не подкупили, то мировой проблемы мусорного загрязнения не было бы. И окружавшие собутыльники жалели обиженного и крепко обнимали, а то иногда и пускали скупую слезу. Несколько раз я видел, как он ругает учителей, за то, что те не поддержали его в трудную минуту. И однажды он напился так, что упал там же замертво, возле облюбованной лавочки.
- А когда это было?
- Лет десять назад.
Пришёл их трамвай. И только в трамвае Дима догадался спросить:
- А как умер Женя?
- Да эксперименты проводил на чердаке. Что-то не так пошло, произошёл взрыв. Так и сгорел вместе с домом.
- Подожди, а откуда столько его записей осталось целыми?
- Он хранил все свои записи в кожаных обложках, в сейфе, в подвале.
Они сели в баре рядом с многоэтажкой, где жил Паша. Дима, никак не мог прийти в себя от пережитого. Он смотрел на своё тусклое отражение в бокале пива. Иногда он тряс бокал, чтобы его отражение тряслось. Он уже не находил это забавным. Несмотря на все попытки, его депрессия всё-таки дали о себе знать.
- Не могу… – тихим голосом произнёс Дима. Со стороны показалось бы, что он говорит это бокалу.
- Что не можешь? – поинтересовался Паша.
- Не могу я поверить, что Женя мог так просто погибнуть. Здесь что-то не так.
- Вот знаешь, что я не могу понять?! Ты не был здесь 20 лет. Ты не общался со мной и Женей годами. Ты даже ничего не присылал, а теперь так переживаешь. Ты так поражен его смерти, что даже позабыл узнать, а что он делал, пока был жив? А что ты знал о его жизни? Что ты вообще знал о нем и его стремлениях, мечтах?
- А то, что я научил его интересоваться всем и сразу. Я заставил его быть всесторонним. И многие люди на похоронах говорили о том, что он был заинтересован всем и сразу, что он был неугасаем в своём стремлении знать больше.
- Тут ты прав. Что-что, а он интересовался всем что есть. Он говорил, что человеку даётся одна-единственная жизнь на все века и времена, чтобы познать весь этот необузданный мир. И поэтому надо ценить каждое мгновение, которое даёт нам шанс это сделать.
Паша осмотрелся по сторонам. Потом нагнулся ниже над столом.
- Я думаю, точнее я даже уверен, что в его смерти как-то замешана «теория всего».
- Я много раз слышал про неё: она  должна объяснить всё сущее. Тупиковая теория. Ни одной толковой мысли не изложили, чтобы к ней прийти, а споров – тьма-тьмущая.
- Вот из-за того, что нет конкретики и возникают споры. А эта неопределённость и привлекала Женю.
- Слушай, я не знаю, почему вспомнил только сейчас. Но в поезде я всё думал: откуда у тебя мой номер телефона?
- Когда у тебя родился сын, ты всех знакомых перезвонил. Я сохранил твой номер, на всякий случай.
«Неужели это я не менял номер телефона, да и сам телефон уже восемь лет. Поверить не могу»–  подумал Дима.   
Паша допил содержимое бокала.
- Ладно, скоро стемнеет. Ты где собираешься ночевать?
- Да не знаю, найду где. Ты за меня не переживай.
- Ну, ты… это... Если что никогда не откажу тебе в ночлеге.
Паша и Дима рассчитались по счёту, и разошлись в разные стороны. Дима даже не узнал свой город. Везде высотки, закрывающие солнце. И каждая высотка выше предыдущей. Когда он уезжал здесь были пустыри и двухэтажные дома, а самые высокие были девятиэтажные дома в центре города – то были новостройки. Сейчас это не центр, и дома выглядят не самым лучшим образом. Но Дима точно помнил адрес своего дома, находящийся на улице Достоевского. Везде всё снесли, построили новые дома, а его родной двор, детская площадка, гаражи, идущие ровными рядами – всё стояло, как и стояло раньше. Дима видел, как горит свет в его квартире, где прожил он всё своё детство. Он сел на старые качели на детской площадки. Он позвонил Маме:
- Привет, Мам. Это я – Дмитрий Савельников.
- Сыночек, ты ли это?!
- Да, мам, это я. Это я. Я тут приехал в родной город. Смотрю на свет из знакомого окна. В какой-то момент я решил, что я тебя давно не видел, да и отца тоже. Да не знал, живы ли вы вообще. Так что можно ли мне… его голос будто скомкался от какого-то щемящего чувства в горле. Казалось, что в горле комок наждачки, который нельзя ни проглотить, ни выплюнуть.
- Можно ли мне, повидаться с вами? Через силу продолжил он.
- Конечно, конечно, сыночек. Заходи.
Дмитрий ещё немного перевёл дух перед входом. И позвонил, но на этот раз он позвонил жене сообщить, что он задержится в городе по делам.   
- Алё, Юля.
- Да, Дим? Похороны уже закончились? Как ты?
– Потом, Юля, я всё расскажу потом… Помнишь, перед отъездом я сказал, что я день-другой здесь останусь?
- Да.
- Так вот, мне надо побыть здесь подольше, чем я думал. Ты потерпишь?
– Если это так необходимо…
– Очень необходимо, я потом тебе все расскажу.
– Хорошо.
– И передай, пожалуйста, Витяю, что я не лошадь – он поймет. – Дмитрий горько улыбнулся – может ещё и тебе объяснит, что к чему.
- Хорошо, передам.
-  Целую тебя, до встречи.
Вскоре Дима уже стоял рядом со своей старой квартирой. Он позвонил в звонок. Он даже не знал, что он скажет после стольких лет. Из-за двери послышался голос мамы – он не очень-то изменился за столько лет.
- Кто там?
- Мам, это я.
- Подождите…– за дверьми внимательно разглядывали в глазок – Дмитрий?! Боже!
Дверь распахнулась, Пожилая женщина бросилась Дмитрию на шею:
- Димочка!
- Да мам, это я. – проговорил Дмитрий, обнимая маленькую, трясущуюся от слез женщину.
- И как тебе столица, сыночка? – спросила мать всё еще всхлипывая.
- Столица большая, а люди в ней маленькие, не знаю, что ещё могу сказать.
У матери всё ещё не переставали литься слёзы.
- Люба, кто там?
- Ванечка, к нам Димочка в гости приехал!

Иван Матвеевич вышел в коридор. Он, молча, подошёл к Диме. А потом также как и Любовь Андреевна обнял его.
- Ну, здорово сынок. Давно не виделись. Как она жизнь молодая. А то последний раз ты нам звонил, когда сын родился.
- Да так, сын у меня хорошист. Жена учитель, как и я. Живу, не жалуюсь.
- Сын так мы с тобой уж, сколько лет не виделись, давай рассказывай. Ваня, а ты что стоишь, чай завари, такое-то событие.
Иван Матвеевич пошёл заваривать чай, и Дима лишь к тому времени смог выйти из коридора. Казалось, это место за столько лет никак не изменилось. Всё тот же школьный стол. Всё тот же шкаф и всё тот же уродливый ковёр на стене. А кухня очень даже красиво преобразилась за годы. Всё за эти годы стало новым. Вплоть до чашечки. А кафель на стенках кухни поменяли на более красивый. Дима говорил, что там с ним случилось за эти годы. Он рассказал всё вплоть до последней мелочи, которую помнил. С отцом перетравил все шутки и курьёзы, что с ним случались там. А Иван Матвеевич в ответ шутил пошлые шутки, которые до этого не рассказывал, проще говоря «козырные шутки». А маме Дмитрий показывал фотографии внука.
- Дима, а у тебя один сын?
- Да мам, и второго такого попробуй вырасти! Такой он и озорник, и любопытный мальчик.
- Видимо это у нас такая судьба. Моя мать у бабушки была единственной дочкой, я у матери была единственной дочкой, ты у меня единственный сын.
- Мам, тут же дело не в количестве, а в качестве. Я же тебе хотел сказать, и недорассказал, такой он шалун и озорник, что не успеешь отвернуться. Как он в тихую что-нибудь да сотворит. И постоянно он что-то там капашится у себя в балконе, строит какие-то нагромождения, а я и не мешаю. Но самое главное. Когда я прихожу, он гарантированно делает уроки. И меня даже не спрашивает. Всё сам делает. Он лучше с час провозиться, а сам разберётся.
- Сыночка, так ты таким же был. Никогда нас не спрашивал. И я помню, часами сидел над предметами, которые яро ненавидел. Помню, говорил, что покажешь учителю чего ты стоишь. Зачем? Непонятно, но видимо это чего-то тебе да стоило. Это сын в тебя пошёл!
Так они и проговорили, у кого, что за эти годы случилось. И говорили они так до самого утра. И до полудня Дима проспал на диване. Часа в три дня ему позвонила жена Жени. Сказала, чтобы он пришёл по назначенному адресу. Когда он пришёл, то увидел самую обычную бытовую сцену. Мать готовила на кухне, а слегка пухлый сын сидел за уроками.
- Дмитрий Иванович, присаживайтесь, пожалуйста.
С того дивана, на который она его посадила, была отлична видна кухня. Эта женщина обладала волшебным свойством, даже обременённая домашним хозяйством она сохраняла свою женственность и утончённость в каждом движении. Дима посмеялся с шутки, придуманной в своей голове; почему она не снимается в рекламе? Потом он обратил внимание на массивный книжный шкаф с множеством книг. И все как на подбор по физике. Первые издания книг Ландау, распечатанные статьи Ли Смолина, Задачники для поступающих в ВУЗ и даже книжки по тензорному анализу редкого издания. Она вошла в комнату, предварительно сняв фартук.
- Вас заинтересовала наша библиотека? Сухо поинтересовалась она.
- Да, я смотрю у вас много интересных книг.
- Я хочу их продать.
- Зачем, вы что. Может, они ещё сыну понадобятся.
- Как же они понадобятся? Тут одна только физика, мне ей, что капусту придавливать?!
- Да, физика настолько великая наука, что даже для того, чтобы ей капусту придавливать, вы должны её применить.
Она выложила коробку.
- Что это?
- В своём завещании Евгений просил, чтобы именно эти записи передали вам. Я не знаю, что они значат, но если он просил вам их передать, то они для него много значат.
Дмитрий внимательно посмотрел на коробку с записями. Она показалась для него слишком большой для записей.
- Слушайте, я вот только у кого не узнавал, я вот понять не могу, как умер Женя?
- Да он всё со своей теорией никак успокоиться не мог. Он с Пашей решил купить дом в станице. На чердак они постоянно завозили компьютеры и прочее оборудование. Вечерами они подчас часто ссорились. Из чердака доносились; «подожди», «а ты учёл», «а как ты представил это» и особо часто после долгой паузы звучало воодушевляющее «а что если» и «а если мы». Потом когда ссоры становились чаще, Женя постоянно просил и даже умолял Пашу не заканчивать на том, где они остановились. В итоге Женя был настолько поглощён своей идеей, что уже не слушал меня. Как там эта теория его называлась; вроде бы как теория всего. Или что-то в этом роде. И в один момент он дал мне сильную пощёчину, когда я решила посмотреть, какое оборудование установлено на чердаке. А потом от ненависти к себе он всю ночь просидел в углу комнату, сжавшись как маленький котёнок. А на следующий день он так и вовсе сказал, чтобы я, мой сын и Паша уехали обратно в город, а он ещё останется в станице. И вот там-то всё и закончилось. Чердак домика взорвался.
Всё это она рассказывала очень сухим голосом, будто пересказывала сюжет непонравившегося фильма. Она попросила Диму остаться на ужин. Она узнала есть ли у Димы жена, и если есть, то недвусмысленно расспрашивала нравиться ли ему его жена, есть у него дети, и какой цвет волос у неё, как давно они вместе и т.д. Дима же в ответ делал вид, что он дурачок, и ничего не понимает, улыбаясь, он, начал отвечать, быстро меняя тему разговора, вспомнив какой-нибудь неинтересный факт из жизни. Он быстро поел и также быстро собрался после того, как она гладила ему коленки таким образом, чтобы сын ничего не заметил. Провожая она немного ненавязчиво и кокетничая намекнула Диме, чтобы он остался ещё не на долго. Дима с удовольствием ушёл из этой квартиры с множеством недовольств и недопониманий. Он открыл завещанную коробку. Внутри оказались записи, что не удивительно. Он направился к Паше. Он как-никак должен знать о смерти Жени больше, и наверное, ему будет что дополнить. Когда Дима пришёл в квартиру к Паше с прямым вопросом, то тот осмотрелся по сторонам. И лишь убедившись, что в подъезде никого нет, он завёл Диму в квартиру. Немного проходив из стороны в сторону, взявшись за голову, он начал говорить, предварительно сев в глубокое кресло.
- Я тебе скажу честно и откровенно. Я вот считаю, что смерть Жени была закономерна. Ты, наверное, видел его семью. И что отец в молодости, что мать его были крупными по своим габаритам. И дети у них были соответствующие. А вот теперь вспомни Женю. Он считал себя изгоем в семье. И у него по жизни была потребность с том, чтобы кто-то был рядом с ним и поддерживал его в трудный момент. Думаешь, почему я не стал поступать не в СПбГУ не, уж к тем более в МГУ?! Он меня так умолял остаться с ним в городе. Он был более чем уверен, что не поступит в высшие заведения страны. И из-за вот этой зажатости и потребности в чужой любви с ним девушки мало и общались. Поэтому свою жену он берёг и оберегал как зеницу ока. Лишь на моей памяти он 3 раза дрался, когда её оскорбляли, и каждый раз он выходил из драки с множеством синяков. А жену свою он нашёл потому принципу, что она хотя бы после первого свидания его не бросила. Я помню, как он довольный пришёл с этого свидания. Он буквально сиял безмерной любовью и радостью. А вот после, чтобы она от него не ушла он её пас как овцу. Я отлично помню, когда я узнал о его смерти по звонку участкового. Звоню ей, а она плачет, заливается слезами, просит, чтобы я приехал к ней, утешил её после тяжёлого горя и потрясения.
- Ну и зачем ты мне всё это говоришь?! Я и так хорошо знаю Женю.
Паша в ответ усмехнулся истерическим смехом вперемешку с радостным.
- Плохо ты его знаешь. Когда я предложил ему выпить за рождение сына он отказался. И постоянно говорил, что переживает за жену. И винил себя в том, что именно по его вине она испытывает тяжёлые муки. А на следующий день я невзначай заметил очень глубокий порез на предплечье, который он пытался всячески скрыть.
- А как всё это связанно с теорией всего?
Паша побледнел. На его лице пропала какая-либо мимика. Он прогнал Диму за порог. И не хотел отвечать на все его нескончаемые вопросы о Жени. Дима же ещё несколько минут напряжённо бил по входной двери, прося получить ответ. И так продолжалось до тех пор, пока кто-то из соседей не возмутился тем, что он шумит, когда всем надо завтра рано вставать. И ему ничего не оставалось сделать, кроме как выйти, не получив желаемого.