Великое сокровище

В жаркий полдень на площади возле костела ровно в ряд, подобно солдатскому строю, стояли попрошайки. Однако, в отличие от солдат, они не держали спину ровно, не выпячивали горделиво, по-офицерски грудь, и взглядом они не окидывали прохожих сверху вниз. Все наоборот. Расположившись, будто под линейку, шмольники старались припасть как можно ниже к земле. Их руки дрожали, глаза еле-еле выглядывали из-под лба, а на лицах некоторых застыли жутковатые сардонические улыбки. Вынужденными ли были последние или нет, они здорово пугали прихожан, но и доход приносили тоже неслабый. Какой аромат там стоял, описывать не требуется.

В той компании, на самом вакантном месте попрошайничал мужчина, которого коллеги назвали Милордом. Носил он добротные, но очень уж старые кожаные штаны с подтяжками, одна из коих вот-вот грозилась оторваться, прохудившиеся сапоги и белую, точнее, являвшейся когда-то таковой, рубашку. Как-то судьба решила за что-то наградить мужчину: он нашел опасную бритву в идеальнейшем состоянии, острее которой только языки поэтов-висельников. Благодаря находке его седая борода приобрела относительно ровные контуры. Среди всех местных коммерсантов его поза, пожалуй, была самой уверенной. Он смотрел на проходящих мимо не с мольбой, но с вызовом. И те, не в состоянии сдержать едкой ухмылки, бросали в грязный цилиндр несколько монет. Милорд учтиво кивал, а его глаза тут же вгрызались в новую жертву.

В сей полдень дела шли совсем худо. Храм пустовал, видать, жара заставляла народ расползтись по прохладным комнатам и не высовываться. Тень не спасала, а сухой ветер делал только хуже, обдавая потоком острой пыли. Костел манил прохладой серых стен, но каждый нищий прекрасно знал: священник ненавидит, когда убогие заходят в дом божий. Они могли сколь угодно топтаться на лестнице, но сделай хоть шажок внутрь – анафеме обеспечено. Сбрасывая очередную порцию пота со лба, Милорд не заметил, как к нему подошел незнакомец. Мужчина никогда не видел его, а город был маленьким. Каждую собаку можно запомнить. Одет он был по-походному. Жесткая походная рубаха с закатанными рукавами, штаны из непонятной, но крепкой ткани, тяжелые сапоги с металлическими носами. На одном плече пришельца висела здоровенная дорожная сумка, на втором он держал две лопаты.

Разговор Милорда с ним был коротким:

- Работа нужна? Часть оплаты сейчас, часть - потом, - предложил незнакомец.

- Согласен, - без раздумий ответил Милорд, и тут же получил сперва увесистый кошель, а потом – одну из лопат.

***

Стук лопаты разносился по округе, сотрясая густую дневную духоту. Стальное чуть проржавевшее полотно блестело в лучах солнца, неустанно описывая дугу за дугой. Уставшие от напряжения руки настойчиво сжимали черенок, ведь их хозяин прекрасно понимал: стоит разжать пальцы, в кулак на сегодня они уже не соберутся. На маленькой поляне зияла где-то дюжина ям. На одну мужчина тратил не больше тридцати минут. Откуда в мышцах столько сил, он и сам не знал. Копатель бросался землей до тех пор, пока кромка не врезалась в серо-белую полосу гранита. Возможно, удастся продать это месторождение, подумал мужчина.

- Ты уверен, что мы там ищем?

- А черт его знает, - донеслось с другого конца поляны. Там такой же работяга уродовал лесную землю.

- Явно не там: у ям недостаточная глубина из-за чертового гранита.

- А ты знаешь, какой она должна быть?

- Нет, но…

- Ну, вот поэтому заткнись и копай.

Он заткнулся и копал. Вырыл еще две ямы, когда рука сказали окончательное “хватит”.

- Пошел ты, Мадс, - выдохнул Милорд и, отбросив инструмент, завалился на спину. Солнце резало глаза, отчего лились слезы. Одна из его подтяжек окончательно порвалась, белая рубашка пропиталась потом и пылью, изменив цвет на светло-коричневый. Он чувствовал землю в мокрых волосах и на потной шее. Разъяренные муравьи мгновенно облепили ладонь, однако кусать почему-то не торопились.

- Какого ты разлегся? – лопата вонзилось в траву в двух сантиметров от макушки Милорда, а тот никак не отреагировал. Лишь лежал, зажмурившись, стараясь реже дышать, ведь каждый мускул буквально разъедало от боли.

- Я сказал: пошел ты. Можешь оставить все себе, если отроешь.  Я тут так спину надорву, ни за какую плату потом не вылечу.

- Ага, поработал немного, так сразу и ныть начал, - плюнул Мадс.
Мадс в самом начале создавал впечатление умного, увлеченного своим делом человека. Он отказался говорить, откуда пришел, кем работает, куда пойдет. Единственное, чем пришелец поделился – это цель. Реликвии. Путешественник ради одной преодолел не один километр. Милорд это понял по крепкому, но очень худому телосложению, неаккуратной прическе и бороде при дороговизне обмундирования; а еще незнакомец явно не жаловался на нехватку монет. И Мадс своими речами дал понять, что готов пройти столько или больше, куда больше, коль не найдет желанную вещицу. В то же время из него прямо сочилась уверенность, Милорд легко заразился бы ей. Однако он давно перестал мечтать о чем-либо еще, кроме лишней монеты. Бездомный попрошайка, напоминал себе мужчина, тайны и приключения – последнее, о чем следует думать таким, как он. В некотором роде, Милорд обрадовался возможности подработать. Ему предложили размять кости, дали понять, что он не выглядит совсем уж как безнадежный старик, раз именно его позвали на подработку. Однако ничего кроме оплаты его, пожалуй, не волновало. И вопросы Милорд задавал лишь для поддержания минимальной беседы (на случай, если в результате этой затеи придется давать показания следствию). Он – наемник, и, будучи добропорядочным работником, всеми силами пытался уловить момент, когда получится потребовать повышения оплаты. Милорд не знал, сколько ему заплатят по итогу, но какая разница, все равно можно потребовать больше.

Однако очень скоро мужчина перехотел любых денег. Милорд поймал себя на мысли, что сам готов заплатить кому угодно, лишь бы ему позволили отдохнуть. Боль в мышцах, одышка и литры пота вернут кого угодно на землю.

- Мне твоя затея вообще побоку, - говорил он Мадсу. - Ты обещал легкую работенку, а мы тут почти три часа лопатами машем.  И все без толку!

- Легкую работу? Ты где это видел, чтобы лопатами легко работалось? Ладно, ладно, - путешественник присел рядом, оставив лопату в земле. – Зачем же так резко? Давай отдохнем, а потом с новыми силами.

- Нет, хватит, - ответил Милорд и с кряхтением сел на ноющие ягодицы. – Хватит. Мне здоровье важнее. Да и дичь какую-то ты мне втираешь, если честно. Что я должен искать? Ты мне можешь хоть это сказать?

- Сундук, - слегка неуверенно проговорил Мадс. – Эбонитовый, если знаешь, как выглядит эбонит.

- Понятия не имею. Но знаю, как выглядит сундук.

- Черного цвета он будет. Но на этой поляне будет лишь один сундук, поэтому ошибиться мы не сможем.

- Чудесно, - вздохнул Милорд. – Тогда я хочу больше денег.

Мадс злобно глянул на него:

- Ладно, - говорил он. – Договорились. Только давай тогда продолжим копать.

- По рукам, - Милорд хлопнул в ладоши, отчего жгучая волна пробежалась по рукам – от кончиков пальцев до ключицы, и поднялся на дрожащие ноги.

Полотна инструментов вновь взмыли, и воздух наполнился духом работы. Само место работы находилось то ли далеко, то ли близко от города – черт его знает. Деревья вокруг лужайки росли неровным кругом, а кроны свои они распустили так, чтобы ни один листочек не висел над поверхностью земли. Казалось, кто-то очень острым ножом в очень точной руке, управляемой метким глазом, очертил линии, за которые не должны выходить ветви. И последние повиновались.

На поляне почти не осталось живого места. Ямы, рытвины, порезы. Если на этом лесном клочке и пряталось что-то, мужчины давно должны были найти. Однако ничего. Совсем. Милорд изнуренно оперся на лопату и окинул взглядом проделанную работу. И ему стало жутко. Страшно за потерянное время. Вылезла паранойя, твердящая: “Вы ничего не нашли. А раз ничего не нашли, то он ничего не заплатит. Не заплатит! И заберет то, что дал!”  Испуганный из-за этих мыслей глаз выцепил последний кусок целой земли. Милорд поднял голову и встретился взглядом с Мадсом. Тот все прекрасно понимал. Последний шанс, иначе вся энергия потрачена зря. Да и черт с ней – с энергией. Ее можно наесть, наспать. Время! Его-то не вернуть…

Копатели неторопливо приблизились к заветному клочку, кивнули друг другу и вонзили лопаты в землю. Работа шла в разы быстрее. Стоило копать вместе с самого начала, подумал каждый из них. Однако и выкопать они много не успели. Все закончилось почти сразу же: инструмент Мадса обо что-то ударился. В следующее мгновение путешественник нырнул в яму и достал черный сундук. Хотя Милорд сказал бы, что это была большая шкатулка, а не маленький сундук. Резиноподобный материал не блестел на солнце и казался каким-то чужеродным. Словно окружение говорило мужчинам: “Верните его назад. Ему не место здесь, на земле”. Но кто будет слушать фантомов?

Мадс аккуратно приподнял крышку. Милорд не заметил, как оказался рядом с его правым плечом и заглядывал в темноту шкатулки. Внутри что-то сверкало. Камень, самородок, напоминающий кварц. Острые края, зеленовато-прозрачный.

- И сколько он стоит? – шепотом спросил Милорд.

- Целые царства, - таким же шепотом ответил Мадс. – И даже этого будет мало.

Попрошайка жутко и хитро ухмыльнулся. Но путешественник, к его несчастью, не заметил той ухмылки. Кто же говорит подобные вещи незнакомцам? Милорд не мог перестать удивляться наивности его нанимателя. У него возник еще один вопрос, который он задал самому себе. Как же вернуться в город? Мадс шел в чащу уверенно, словно всю жизнь бродил по этим лесам, поэтому Милорд не запомнил ни единого поворота. Однако что-то внутри подсказало ему: подними глаза, осмотрись, изучи небо. И как же внутренний голос был прав!

Пик крыши монструозной ратуши виднелся над кронами лиственного леса. Не известно, зачем понадобились такие размеры, учитывая, что в градоуправлении задействовано лишь десять человек. Возведенная из красного кирпича и камня, ратуша виднелась из любой точки города. А если кто-то возмутится, скажет: “То же мне достижение! Что там того города?” То факт, что ее крыша видна почти что из чащи лесной, должен заставить задуматься. Здание способно посоревноваться с самыми величественными костелами и церквями. Как по размерам, так и по убранству. Милорду внутри за сорок лет побывать так и не довелось (привилегии, знаете ли), но он слышал, что, мол, на самой дальней стене – напротив входа – висит огромнейший гобелен. От пола до потолка. И изображен на нем, кажется, государь. Король, император, султан, или кто-то еще в будущем. На любой вкус. Автор старался сделать образ наиболее универсальным. Даже по лицу невозможно понять, женщина изображена или же представлен мужчина. Одеяния скрывают возможную полноту. Крепкий или дряблый? Старик или молодой? На гобелене все это изображено. Чудо? Магия? Фантастика? Возможно. Однако Милорд нисколечко не удивился подобным рассказам. Деньги, как сказал он рассказчику, решают все.

Металлический шпиль сверкал в лучах полуденного солнца. Это означало одно: глубоко в лес Мадс не забрел, значит, вернуться сможет. Он еще раз взглянул на маячащую крышу, вообразил приблизительную дорогу, а потом покрепче взялся за гитару и одним мощным ударом раскроил своему нанимателю череп. Мадс что-то прокряхтел, развернулся, шатаясь, и рухнул. Милорд разглядел, как закатились его глаза, как тонкая струйка алой крови побежала из трещины. Он оставил лопату в черепе, зато перехватил шкатулку в полете.

Нищий дрожащими пальцами приподнял крышку, и блеск от томящегося внутри самородка устремился на сетчатку. Внезапно кто-то схватил его за лодыжку. Милорд громко вскрикнул и отпрыгнул. Мадс еще держался, но было ясно – недолго ему осталось.

- Не… открывай… полностью… - прохрипел наниматель, захлебываясь кровью. Он уже не мог поднять веки, но прекрасно знал, где стоит нищий. – Не… надо… ты… не… должен… пожалуйста… - последние слова несчастного путешественника – жертвы судьбы, жертвы своей наивности.

Милорд усмехнулся. Хоть раз в жизни он действительно победил. Да, подлая победа, теперь мужчина, как никто другой, достоин ножа в спину. Но разве это важно? У него в руках вещь, что по словам человека, искавшего ее, стоит целое состояние. Вряд ли кто-то отдаст даже полцарства, подумал Милорд, но на маленький домик и новые подтяжки должно хватить.

Мужчина вновь дотронулся до крышки и быстрым движением сбросил ее.

Солнце стояло в зените и покрывало светом всю поляну, и стоило открыть шкатулку, как золотистые лучи наполнили ее до краев. Кристалл купался в небесном золоте, сверкал и будто смеялся. Лицо Милорда непроизвольно исказилось детской, дурашливой, искренней улыбкой. Блеск отражался в глубине глаз и возвращался на камень.

Но восторг длился недолго. В шкатулке будто бы образовался слив, куда устремилась солнечная вода. Мир вокруг медленно тускнел, а кристалл разгорался. Небесный яркий диск худел на глазах, ранее невидимый свет обрел форму и теперь космические лучи слились в один, и он напоминал свет маяка. Только вместо рассеянного потока с неба упал длинный столб. Упал прямиком в шкатулку – легче перышка, слепящий как Солнце, или даже ярче. Милорд зажмурился изо всех сил, но свет все равно пробивался сквозь веки, его руки дрожали от страха, пальцы железной хваткой держали шкатулку. Они ныли и абсолютно точно бледнели. Все сущее сжалось в маленькой эбонитовой коробочке.

Вдруг все погасло. Милорд еще несколько секунд стоял, зажмурившись. Сперва он поднял правое веко. Подсознание приказало так ему сделать, ведь потеря одного глаза лучше, чем обоих. А потом вслед за товарищем потянулось левое. Попрошайка держал в руках шкатулку так, будто бы это шляпа с монетами – привычная поза. Да не совсем. Шляпы он держал крепко и бережно, а коробочка висела на кончиках пальцев. Последние растопырились, подобно сухим веткам и жутко ныли. Милорд не видел коробочки, не видел деревьев, земли и даже своего тела – кругом непроглядная тьма. Лишь на ладони попадал свет, что сочился из шкатулки. Свет от сверкающего кристалла.

Мужчина поднял голову. Луна не вышла на променад. Что не удивительно: ее время не пришло, ведь сейчас по часам полдень. Полдень, повторил Милорд и почувствовал, как оборвалось сердце. Спутник Земли не явился, однако звезды явили свой лик. Почему-то искаженный, фальшивый. Далекие вселенские путники, чей свет летел к планете долгие тысячи лет, увеличились на темном небосводе и закрутились. Огромные спирали обсыпали черный купол. Они медленно вращались и дразнили своим желтым цветом. Не светом.

Милорд перевел взгляд на шкатулку в руках. Он знал, что произошло, но отказывался это принимать. Попрошайка держит в руках Солнце, звезду, что грела континенты и страны, а теперь сверкает холодом в эбонитовой шкатулке. Мужчина медленно опустился на колени и, подсвечивая себе кристаллом, принялся искать крышку. Однако находясь в коробке, камень еле-еле разгонял тьму. И Милорд решился на безумство: взять небесное светило в руки. Тогда-то поляна будто взорвалась. Серебряный свет заполнил ее.

Попрошайка мог видеть все, что находится вокруг, но то была черно-белая картинка. Крышка от шкатулки выглядела как белый лист бумаги с черными краями. Милорд аккуратно поднял ее. Мозг отказывался верить осязанию, отчего начинала болеть голова. Мужчина, недолго помедлив, вернул кристалл в эбонитовую тюрьму и закрыл.

Тьма валуном обрушилась на него. И звезды-спирали напоминали, что ночь не уйдет. Она теперь останется навсегда.

Кристалл пытался вырваться. Через маленькие щелочки просачивались тонкие-тонкие полоски света. От них не было толку для освещения дороги, поэтому Милорд вновь снял крышку, не доставая камень. Белый столб улетел в черные небеса, а маленькие, отлетающие искры позволяли просто видеть землю перед собой. А большего и не требовалось.

Сложно сказать, как он добрался до города. Время как-то сглаживалось, превращалось в одну бесконечно текущую секунду. Что лес, что обычная дорога, что городские улицы. Тьма, сплошная тьма. Будто бы вечный сон, будто бы вечно закрыты глаза. Однако уши уверенно утверждали, что он не спит: шелест травы, топот сапогов, вой ветра – природа продолжала жить, не замечая изменений. Кроме животных. Они молчали. Цикады, кузнечики, что устраивали концерт каждый вечер, молчали, пребывая в диком шоке. Птицы проглотили языки, гады и мелкие звери попрятались в норы либо просто застыли на месте. Даже ночные существа беспомощны, ведь мать Луна еще не явилась. И явится ли она вообще?

Люди же оказались более приспособлены. Город сверкал из-за факелов, всюду шныряли стражники с пылающими палками, выискивая потерявшихся и перепуганных до смерти. Милорд закрыл шкатулку и спрятал ее под рубашку. И только по этой причине попрошайка остался обычным нищим в лице прохожих. Даже не глядя на то, что город разрывало от воплей ужаса, что заставляли воздух вибрировать. Никто не замечал квадратного живота и тихого свечения из-под рубахи. И все было бы неплохо, однако Милорд не знал, куда идти. Он не имел дома, не имел убежища, даже обычного навеса над головой. Зато нищий держал в руках, вероятно, самое дорогое сокровище в мире. И речь не про кристалл, который может поглощать звезды, а про само Солнце, что лежит в маленькой коробочке. Неистово сверкает и безуспешно пытается вырваться.

- И сколько он стоит?

- Целые царства!

Две эти фразы всплыли в памяти. Каленым железом пробежались по мозгу и потухли, оставив, однако, след. И заживет он очень нескоро. Милорд мог придумать одно единственное место, где можно спрятаться и переждать. Переждать, когда Солнце вернется. И что-то ему подсказывало, произойдет это очень нескоро.

Костел купался в огнях факелов. Казалось, что для дома божьего собрали большую часть всех светильников в городе, дабы миряне всегда могли найти “истинное Солнце” их жизни. Милорд задержался перед лестнице, глядя на мрачный силуэт, уходящий в безмолвную пустоту, усеянную яркими спиралями. И видел он лишь оболочку, в которой люди из последних пытались удержать что-то святое. Свет из рая упал на землю, и ему тут же попытались найти альтернативу. Искусственные пляшущие огоньки как незаменимое светило. Тьма, тлен и силуэт (оболочка) вместо естества. Милорд поднял ногу и неуверенно ступил на первую ступеньку. Он представил, как из недр картонного храма вырывается его последний хранитель – единственно, на что могут надеться умирающие святыни – и кричит, даже орет, проклинает и прогоняет. Но раз уж этого не произошло, попрошайка поднялся на еще одну – тишина, еще одна – тишина. Милорд усмехнулся и уверенным шагом вошел внутрь.

Дом божий опустел. Можно было бы сказать – умер, но нет. В воздухе еще чувствовались запахи ладана, воска и покорности. И пока они здесь, жизнь не уйдет. Милорд шагал, громко топая и наслаждаясь эхом. Где-то сзади, сверху – на балконе – молчит орган, что очень печально. Разве не лучшее для него время?

Внутри факелов не хватало: два-три и обчелся. Рука мужчины нырнула под рубашку, и вскоре просторы храма озарил белый свет. Серые в обычный день стены перекрасились в черный, и создавалось впечатление, что их не построили, а нарисовали. Лавы выглядели, как материализовавшиеся тени, а сам Милорд посмотрел на себя как на жильца мрачной картины. Или вовсе призрака. Где-то валялась одежда, вот мелькнула монетка. Людей конец света застал в момент, когда они его ожидали меньше всего. И они запаниковали.

В кромешной тьме все пути как один. Милорд нашел себе приют в какой-то маленькой комнатушке. Он прикрыл дверь лег на что-то мягкое и заснул.

Спал он долго (или нет), а по пробуждении вновь задался вопросом. А не сон ли? Шкатулка лежала позади, мужчина буквально ощущал то свечение, своей спиной, своим затылком и чем-то, что можно назвать душой. Но он не обернулся, а приоткрыл дверь, надеясь увидеть там новый солнечный день. И нисколько не удивился, встретив темноту и тишину. Они царствовали снаружи, Милорд прекрасно знал, где найти свет.

У мужчины возникла идея покинуть комнату, но он ее поспешно отверг. Где смысл? Его, разумеется, нет. Куда идти? Некуда.

Милорд прикрыл дверь и лег, пристроив шкатулку с кристаллом так, дабы видеть мерцание краем глаза. Попрошайка смотрел в потолок, представляя его. И в таком положении он провел не один день.

В определенные моменты мужчина засыпал, потом просыпался, но продолжал лежать. Иногда он вставал, дабы спина и суставы перестали ныть, но в итоге все равно ложился.

Милорд думал все время, что бодрствовал. Без отдыха. Сколько прошло дней? Один? Два? Неделя? Месяц? Год?

Нет, явно меньше недели. Иначе валялся бы сейчас в темной комнате высохший от голода мертвец,

- И сколько он стоит?

- Целые царства!

Две фразы. Лишь две фразы. С них он начинал свой каждый монолог. И даже если Милорд пытался прогнать их, придумать что-то другое, они все равно возвращались и мучали мужчину.

- И сколько он стоит?

- Целые царства!

Голос Мадса стал его собственным. В воображении он беседовал с самим собой, убивал самого себя, убеждал самого себя не открывать шкатулку. Видел, умирая на земле, как меркнет свет. Как возгорается кристалл. Мир умирал у него на глазах. Вновь и вновь. Милорд видел себя. Он знал, кто виноват. Наблюдал его. Своими глазами.

- И сколько он стоит?

- Целые царства! Целые царства! Целые царства! Целые царства! Целые царства!

Целые царства! Только кто их теперь продаст? Кому нужна хотя бы половина одного, когда ты ничего не можешь увидеть? Кто продаст хоть крупицу самого маленького участка посреди пустыни человеку, что своими жадными руками обрек мир на жуткую смерть? У него в руках все, вот только мир уже ничего не может предложить взамен.

- И сколько он стоит? – устало прошептал Милорд, глядя на сверкающий кристалл. Он позволил заточенной звезде подарить маленькой комнате толику своих лучей.

- Целые царства! – услышал он звучный голос из дальнего угла.

Мужчина хрипло вскрикнул и вжался в стену, пытаясь высмотреть незнакомца. Тогда-то попрошайка ощутил себя самым беспомощным человеком в целой Вселенной. Никогда такого не было. Милорд смотрел на проходящих мимо людей свысока, бросая им вызов.

- По силам ли тебе расстаться со своими деньгами? – спрашивал нищий у прохожих. Лишь этот вопрос читался в его взгляде. Но его вполне хватало.

Сейчас же… губы склеились от жажды, привыкшие к темноте глаза отказывались видеть что-то еще кроме той самой темноты. Руки, ноги – мышцы в целом – просили отдыха, хоть и отдыхали все время. Организм просил еды и остановить сие безумие. Милорд искреннее хотел ему помочь. Но если бы это было в его силах…

- Кто здесь?

- кто Здесь? – незнакомец сделал явный акцент на второе слово.

- Что это значит? Что вам надо? Как вы сюда попали?

- Слишком много вопросов, тебе не кажется? – скучающе проговорил невидимый собеседник. – Ты то и делал, что спрашивал и спрашивал. Меня бы уже давно тошнило от одном мысли о вопросе.

- А мне больше ничего не остается, - ответил Милорд.

- И то верно. Сегодня такая хорошая погода, а ты сидишь тут – в четырех стенах, - незнакомец громко рассмеялся. Слишком знакомый голос, подумал нищий, слишком.

И вдруг что-то внутри него подбросило ниточку, что тоньше паутины самого маленького паука. Милорд ухватился за нее, как за последний шанс. Фактически, это он и был.

Он не знал, ангел то был или демон. Или его рассудок лично решил расправиться с хозяином. Но следующие минуты стали для мужчины откровением. Ему стало так легко, так понятно и просто.

- Это... - Милорд запнулся. Он подбирал слова, прекрасно зная, что хочет спросить: - Это испытание? Меня испытывали?

Незнакомец вышагнул на свет. Попрошайка должен был испугаться – это точно, но именно эти мгновения стали самыми важными. На него смотрел покойный Мадс. Раскроенное лицо покрывали синие трупные пятна, глаза – угольки, но зубы – белее снега. Та улыбка казалось самостоятельной, что она нацепила незнакомца, а не он ее.

- Испытание ли? Ты понимаешь, что задаешь этот вопрос самому себе? Вот сам и отвечай…

Милорд задумался. Он понимал, что ответ близко, на поверхности, но никак не мог его нащупать.

- Я… - заговорил он наконец. – Оно только начинается… Я… должен вернуть Солнце?

Незнакомец пожал плечами в ответ.

- Но как?

- Предложи его небу.

- И что будет со мной?

- Ты станешь героем, - улыбка стала еще шире, а глаза слились с темнотой. – Люди ведь ничего не знают о причинах сего недоразумения.

- Но будут вопросы! Как я на них буду отвечать?

- При помощи языка и мысли, - сказал незнакомец напоследок и испарился.

Милорд не стал задерживаться в своем убежище. Богатств ему, конечно, не видать, но назваться героем? Это очень даже привлекательно! Где слава, там и благосостояние, решил мужчина. Да и свет на земли вернуть тоже было бы неплохо.

Новый герой выхватил сверкающий кристалл из коробки, вышел из комнаты и, гордо и высоко держа над головой, направился на улицу. Храм он миновал быстро, оставив позади серые комнаты, впереди его ждал тоскующий по Солнцу мир, и Милорд предвкушал его благодарность.

Белый свет разносился на безумные расстояния. Городские крыши сверкали, окна домов превратились в подобие маленьких звезд – настоящих, в отличие от спиральных подделок. Стены, улицы, деревья – все купалось в холодном, но таком приятном свете. Очень скоро в окнах начали появляться люди. Они напоминали древних монстров, живущих в вечной тьме и ни разу не видевших хотя бы подобие лучика Солнца. Их глаза – бешеные, изумленные глаза. Сколько дней они ютились целыми семьями перед факелами и свечами? Знали ли они, сколько вообще дней прошло с момента наступления тьмы? Вряд ли.

Народ начал вылезать из своих пещер, кои недавно можно было назвать очень приятными домиками, и собирался в группы, что сливались в толпу. Из каждого здания или его подобия выбирались перепуганные и потерявшие надежду. Как мотыльки, они плелись за гордо шагающим попрошайкой. Только теперь в их глазах шествовал не наглый нищий, а мессия. Некоторые не торопились присоединяться к процессии. Они выходили на улицу, выстраивались в линии и провожали марш взглядами. Милорд с толикой презрения оглядывал толпы. Он смотрел в одно лицо, потом во второе, в третье. В каждом мужчина видел благодарность, уважение, покорность.

Улыбка растянулась на его собственном лице. Милорд скользил по головам, уже не глядя в глаза. Лишь на макушки, дабы прочувствовать весь пафос момента. И внезапно он выхватил из толпы гниющую рожу Мадса. Тот указывал куда-то вперед и чуть вверх, Милорд непроизвольно перевел взгляд.

Кристалл сверкал почти как Солнце, и благодаря этому далеко-далеко, в конце улицы, в конце города виднелись очертания уходящей ввысь земли. Там рос холм. Тогда-то Милорд понял суть фразы фантома: “Предложи его небу”.

Мессия ускорил шаг, выпрямил спину. Он схватил самородок двумя руками и отбивал походным ритм сапогами, который толпа с радостью переняла. Процессия шагала навстречу новому дню. Буквально. Каждый понимал, что скоро все закончится, они вновь смогут увидеть лица родных и любимых. Настоящие, не искаженные оранжевым светом свечи, пляшущей среди тягучей тьмы.

Милорд вскоре перестал замечать мир перед собой. Он видел кристалл, представлял верхушку холма и не почувствовал жжение, что сперва напоминало тепло от человеческого тела, но очень быстро набирающее мощь. Чем сильней нагревался кристалл, тем быстрее шагал мессия с толпой.

Внезапно кристалл засверкал так сильно, что народ остановился. Но самые стойкие продолжали смотреть. За это каждый из них поплатился глазами, но в обмен им была дарована возможность нести людям рассказ о человеке, который вернул Солнце.

Когда руки начали плавиться, мессия силой воли отвел взгляд. Теперь для него существовал один лысый пик – то была цель. Воистину желанная. Плоть стекала с костей, кости обугливались и крошились. Милорд вспыхнул, но продолжал шагать. Пламя неторопливо охватывало его. Точно ленивый питон, оно ползло по рукам, спускалось по спине, поражая ноги. Слышались громкие хлопки – то рвались сухожилия и связки. Воздух наполнился ароматами жаренного мяса, и вот огонь добрался до головы.

Когда лопнули глазные яблоки, когда выгорел мозг, и мысли покинули тело, когда все желания и стремления стали памятью стоящих у подножия холма, тогда обугленный скелет стоял на вершине. Кости, что вот-вот должны обратиться в прах, поднимали руки к небесам, предлагая не дар, но долг.

И небо его приняло.

Тот день люди назвали Днем полуденного рассвета. Воистину! Ранним утром полдень стоял над изумленным городом. Но никто не радовался: каждый из них смирился, для каждого свет стал подобием легенды, внезапно оказавшейся явью.

***

Как-то в пустующей таверне одинокий путник попросил у засыпающего барда спеть балладу о Герое, вернувшем Солнце. И тот с радостью согласился:

“…Услышите историю сейчас вы
О мире, что покинул яркий свет.
Смирился каждый с мыслью печальной,
И стар, и млад запомнили тот мрачный век…”