Два часа

   (X) У входа стоит человек явно чем-то недовольный. Возможно, он замёрз, возможно, просто трезв, возможно, жалеет, что сам не попал на мероприятие. Его обязанность – проверять билеты, моя обязанность – попасть внутрь на этот концерт. Сегодня будет жарко. Жарче, чем может быть другой мартовский вечер. Жарче, чем вообще может быть любой другой вечер. Жарче, чем можно представить.
   (Y) Внутри довольно людно, почти все столики уже заняты, но в углу остался один двухместный. Его мне вполне достаточно. Я сажусь и подзываю официантку. Заказываю кружку тёмного пива и жду. Очень хочется закурить, но здесь запрещено. Поэтому просто жду.
   (X) Мы компанией проходим наконец внутрь. Энергетика просто сумасшедшая! Я ещё не сдала в гардероб куртку, но уже хочу танцевать. Разогрев начался, и группа выступает отпадно! Вечер предвещает быть потрясающим.
   (Y) Играет хорошая музыка. Окружает незамысловатый интерьер и разношёрстный народ. Голые стены, минимум предметов мебели, а главное – широкая барная стойка (их даже две – одна внизу на цоколе). И куча фриков, уличных псевдо интеллектуалов, хипстеров и просто поклонников широко распространившейся моды. Очень подходящее место для такого как я. Здесь я словно дома. Здесь я и бываю чаще дома. Просто так, как сегодня, потягивая своё тёмное пиво где-то в стороне и наблюдая за происходящим. За этими людьми и их живым пристанищем.
   (X) Вокруг всё просто орёт! Вокалист, надрываясь, скримит в микрофон. Салютуя и бросая десятки коз в воздух, публика внизу откликается воплями. Заказывая три водки, мы кричим бармену. Подруга стучит мне по плечу и вопит в ухо, зовя в туалет. Но даже там ни музыка, ни разговоры не могут свестись к нормальному уровню звука. Завтра мои уши протестующе заболят, но сейчас мне все явно доставляет удовольствие. С каждым скачком децибелов, чувствуется прилив отличного настроения и заметный скачок восторга. Обожаю это место!
   (Y) Разумеется, одним пивом здесь не обойтись. Я заказываю второе и продолжаю с интересом разглядывать новых и новых пришедших. Почему-то меня очень интересуют люди. Конечно, не всякие, не любые. Одни лишь вожделенцы приключений и настоящих не рафинированных ощущений, эмоций, чувств – всего, чем полна жизнь и чего ей сейчас так не достаёт. Именно таких и выискиваю, наблюдаю, восхищаюсь, а нередко и знакомлюсь. Ведь для полноты вечера иногда очень не хватает чего-то настоящего: обжигающего джина в стакане с тоником, скомканного билета на ночной автобус из другого города, честных нот в грязноватой музыке, настоящей крови из разбитой губы. А быть может, человека с потёртой из-за многочисленных концертов гитарой, рюкзаком за спиной и рваных из-за долгой дороги джинсах. С синяками и немытыми волосами, потому что третий день не был дома да и вообще в родном городе. Ему есть о чём рассказать, он поддержит любой разговор, но с наибольшей страстью говорит о дороге и творчестве, иногда говоря о них, как о неотъемлемых частях друг друга. Таких здесь мало. Но именно таких я почему-то жду. Может, потому что сам такой. Может, потому что таким хочу быть. Может, потому что с ними чувствую и себя настоящим.
   (X) Свет, вводящие в транс ритмы, сумасшедшая громкость – внизу всё смешалось, как смешалась водка с содержимым коробки сока. Мне хочется танцевать – я танцую! Мне невероятно хочется прыгать – я прыгаю! Барабанщик выстукивает темп и жаждет, чтобы мы трясли головами – и мы трясём ему в такт! Гитарист своей незамысловатой, но пронизывающей партией требует, чтобы мы сходили с ума – мы все давно сошли! Я почти не понимаю, где нахожусь, но испытываю такие эмоции, что буквально улетаю куда-то вверх. Почему же буквально? Наверное, хотела сказать «фигурально»? Нет. Потому что секунду я танцевала на сцене, а теперь иду по рукам толпы, она возносит меня и несёт волнами из стороны в сторону, качая и убаюкивая. Руки трогают мои волосы, проводят по спине, шее и ногам. Случайно или намеренно трогают и там, где нельзя. Я не могу не закрыть глаза. Я улетаю, уношусь прочь, хотя и совершенно не намерена покидать это место. Здесь невероятно хорошо. Здесь просто невероятно.
   (Y) На третьей кружке становится тоскливее пить в одиночестве. Пусть колонки и грохочут, пусть кто-то и веселится от души – мне от того чувствуется лишь большее уныние. Словно превращаюсь в большой передатчик положительной энергии, раздавая, но не получая, а только теряя. Кажется, что уже ничего сегодня здесь не случится для меня интересного. Никто не попадётся в поле зрения и не овладеет вниманием всецело. Сегодняшний день войдёт в память, как обычный, без особых впечатлений, а потому растворится в омуте остальных таких дней, чересчур похожих на этот. Сегодня никаких сил и настроения, чтобы пуститься на поиски чего-то такого интересного и привлекательного. Если про меня и можно сегодня сказать «настоящий», то только настоящий зануда. Или настоящий неудачник.
   (X) Кажется, на улице холодно. Но на это мы совсем не обращаем внимания – нам всё ещё жарко. Мы слишком разгорячены. Высокий человек у входа по-прежнему чем-то недоволен. Его лицо выражает не то неприязнь из-за нашего внешнего вида, не то зависть из-за нашего времяпрепровождения. На его бейджике написано имя, услышав которое, каждый поймёт, почему этот человек недоволен и почему столь серьёзен. Я не знаю, что заставило обратить на него внимание, которое не замечает вечернюю прохладу неодетым в верхнюю одежду телом. Я закуриваю сигарету и наблюдаю этот бар снаружи – проходя мимо ни за что бы не подумала, что в этой коробочке вечерами кипят такие эмоции и встречаются такие люди. Наверное, не всё измеряется внешним отражением. Гораздо чаще требуется заглянуть внутрь для того, чтобы составить правильное впечатление. Поэтому, начиная потными телами всё-таки чувствовать разгуливающий ветер, что тоже с нами общается завыванием, мы возвращаемся обратно, показав при входе бумажные браслеты на запястьях.
   Спускаясь вниз, словно погружаемся в океан безумия, торжества звука и голых эмоций. Ритуала обнажения душ и выплёскивания переживаний по заботам и хлопотам обычной жизни, которые так часто выражаются лишь в пульсирующей на виске венке, мигрени и слёзах от стресса. Сейчас же то время, когда ты можешь выплеснуть это в толкании незнакомых людей, получая толчок в ответ, и прыгая в желании проломить пол, отомстив ему за всё, что настолько задолбало да и вообще столь не устраивает в незатейливый будний день. И это именно то, что я собираюсь сделать. Я бегу в толпу и толкаю какого-то парня, оказываясь в жёстком слэме. Моё тело теряется из виду.
   (Y) Отливаю уже третий раз за вечер, выпитое даёт о себе знать. Застёгиваю ширинку и невольно киваю головой в такт доносящейся песне. А классная вещь, где-то её уже слышал. Смываю и возвращаюсь в зал. Снова хочу выпить. Спущусь-ка в нижний бар. Залить тоску не такая уж и плохая мысль. Чересчур тоскливое настроение в дурацком одиночестве и ленивом желании оторваться, чтобы встряхнуться, а не вследствие приподнятого духа. Мой дух где-то под потолком и желает испуститься. От того и мне плохо. Или наоборот?
   (X) Танцы с дьяволом, веселье на грани с неистовством, восторженный смех от глупой шутки, громкие аплодисменты и выкрики одобрения музыкантам. Завершающий аккорд, странное не отпускающее возбуждение, приобретённая лёгкость и смелость для, кажется, любого дебильного поступка. Я плюхаюсь на диван под лестницей к своим друзьям. Завтра ноги и шея напомнят, как было хорошо сегодня. В телефоне время 21:17, и пока сегодня не утекло, мне хочется пользоваться им на полную. Приобретённой смелостью к безумствам и беспокойной страстью продолжать веселье, не дав приключениям этой ночи ускользнуть от нас. Сейчас мне не добиться от себя трезвости решений и логики в рассуждениях. Сегодня – творить истории, завтра – рассказывать эти истории. Пока способны стоять на ногах и выдумывать глупости, мы должны их совершать.
   (Y) Внизу людей меньше. У бара и вовсе двое. Я заказываю джин-тоник. Пусть у этой ночи будет вкус чего-то кроме горького пива, мятых сигарет и тоски. Он крепкий и от того грубо, но приятно проходит по пищеводу. Я чувствую, что заметнее пьянею. Может, у нас с ночью ещё есть шанс на что-то особенное. Делаю глоток, поворачиваюсь в пол-оборота, чтобы оглядеть этаж и невольно бросаю взгляд на диван под лестницей. Пустующий диван под лестницей. И здесь никого. Стрелки наручных часов показывают тридцать две минуты двенадцатого – осталось не так много времени, чтобы успеть исполнить это нечто особенное именно сегодня. Что ж, пусть будет, как будет. Я поворачиваюсь обратно, чтобы сделать ещё глоток и замечаю под тумблером флаер. Сегодня в 19:00 выступала томская рок-группа со звучным названием.
   «Чёрт, – думаю я – опоздал…»
   Допил свой джин-тоник и поплёлся вон из бара, не найдя сегодня ничего, кроме изрядного опьянения и лёгкой грусти по чему-то неведомому, словно упущенному. Казалось бы, шёл с приливом сил, но сейчас понурый, будто терзаемый недосказанностью или упущенным моментом, как если бы просто испугался что-то сделать, что было так нужно. Сам не понимаю чем так недоволен. Но внутри скребётся нечто и не может успокоиться никак.

   Он закурил и, сунув руки в карманы, а плечи прижав от холода к шее, поплёлся к метро. Ждать пришлось долго, уж очень большие по времени перерывы у поездов под ночь. На платформе тепло и витает характерный запах. Вот приближается поезд и забирает ожидавших его пассажиров.
   На следующей остановке вышел лишь он один. На станции безлюдно и тихо. Он немедля пошёл к выходу. Прошёл турникет и трудно открываемые двери. Прошёл по подземному переходу и, наконец, вышел на улицу, снова вдохнув холодного воздуха, и поёжился от пробравших мурашек.
   От выпитого ему вновь подумалось закурить. Пошарив в кармане куртки, обнаружил, что где-то обронил пачку. Он негромко выругался и начал глазами искать прохожего, который мог бы угостить сигаретой. Но никого не было. Несколько таксистов у дороги, вдалеке парочка спешащих граждан с сумками, а больше, на удивление, никого в такое время у здания вокзала. Неужели сейчас никто никуда не уезжает? Странно. Однако, пройдя чуть дальше в сторону одного из таксистов, он увидел ещё одного человека. На лавке автобусной остановки лежал кто-то худой и в чёрной одежде. Человек махал свисающей левой ногой, сеча воздух рваными серыми кедами, курил и что-то напевал. По голосу это была девушка.
   Парень подошёл и спросил закурить. Девушка щелчком отбросила в сторону истлевшую сигарету и зажгла во рту новую. Так и ничего не ответив, продолжая напевать какую-то русскую песню, она села и указала сесть рядом. Парень повиновался. Она затянулась и передала затянуться ему. Он узнал, что напевала девушка – песню о прогулках по трамвайным рельсам. Пока она затягивалась раскуриваемой на двоих сигаретой, он подпел ей с того момента, на котором она закончила. Её губа была разбита, бровь, из которой торчало кольцо, слегка испачкана запёкшейся кровью. На запястье правой руки, которой она передавала сигарету, был бумажный браслет с видневшимся названием томской рок-группы. Своими карими глазами она смотрела на его поросшее бородой лицо с густыми бровями и виднеющийся шрам над левой. Короткие грязные волосы сверкали в оранжевом фонарном свете, и в эти минуты почему-то даже показались ей привлекательными. Из-под кожаной куртки виднелся вязаный свитер, чуть прикрывающий татуировку саламандры на шее.
   Они сидели и курили. Она болтала ногами, глядя на небо, то ли силясь увидеть звёзды, то ли представляя их. Он же не отрываясь смотрел на неё. Вдруг почувствовал в куртке карманную бутылку коньяка, про которую почему-то забыл и, открыв, протянул сначала девушке. Даже не взглянув на напиток, она сделала изрядный глоток. А пока отпивал он, достала из кармана билет на поезд, который отправляется через два с небольшим часа, и взглянула на него.
   В начале четвёртого ночи поезд Ижевск – Санкт-Петербург вёз их в одном из своих вагонов. Он пил крепкий чай и смотрел в окно, а она спала, положив подушку ему на колени.