Повесть о приходском священнике Продолжение 95

А снег идёт...
Для Бируте

Наконец пришли Рождественские праздники. После литургии мы многочисленным коллективом из привольских и некоторых покровских прихожан собрались в доме для приёма болящих. Там уже накрыли столы, изобиловавшие всевозможными скоромными яствами. В общем, начался праздник чрева. Говорили красивые тосты, пожелания, поздравляли друг друга, искренне радовались чудесным торжествам. Алиса с Настенькой подарили мне зимнее пальто, в котором я выглядел очень даже нарядно и как-то необычно, будто изменившись внешне. Аля передала белый шарф, который она сшила сама. Под пальто шарф выглядел просто-таки потрясающе и очень красиво. Ауксе подошла после праздничной трапезы с загадочным видом и заговорщицкой улыбкой. Она снова приоделась, слегка накрасилась, ослепляя присутствующих своей красотой.
 — Это тебе, — девушка просунула мне ладонь, на которой лежал небольшой гранёный камешек с искусно нарисованным на нём ангелом, светлым и очень красивым. — Посмотришь на него и вспомнишь меня.
 — Спаси Господи! — смущённо произнес я. — Прекрасный подарок. И ангел такой… На тебя похож.
Последняя фраза выскочила сама собой, непроизвольно, ещё больше меня смутив. Ауксе скромно улыбнулась, но тут же спрятала улыбку, ответив серьёзным голосом:
 — Я далеко не ангел. Но сравнение понравилось. Постараюсь соответствовать. Обещаю.
Слово «обещаю» девушка выделила особенно, таким многозначительным тоном, в котором чувствовалась абсолютная и неподдельная серьёзность.
На святки храмовая территория в Привольцах буквально опустела. Отец Александр уехал за границу по приглашению каких-то своих духовных чад. Тихон подался в большой город посетить тамошние монастыри. Большинство послушников и послушниц также разъехались кто куда. Непривычно было видеть эту тишину и безмятежность после месяца бурлящей суеты, наполненной людскими потоками, бесконечными требами, прочими хлопотами.
Пользуясь случаем, я также решил проведать сына и родителей. Дома ждало много хороших новостей. Марк заметно подрос и даже поправился. Шкалин заезжал практически каждую неделю, привозя необходимые вещи и питание для малыша. А ещё он заказал надгробие с крестом на могилу Ани, проект которого мы единогласно одобрили. Марк узнавал Шкалина по голосу. Он радовался ему, когда тот брал его на руки, улыбался и пытался что-то лепетать лишь ему понятное. Недавно приходила Анина мама, зачем-то извинялась, просила её простить. Но на этом всё закончилось. Общаться она по-прежнему не горела желанием.
Вернулся в Привольцы я спустя несколько дней. За это время навалило немало снега. Первый, кого я увидел, был Федька, который вместе с Гаврилычем расчищали церковный двор. Сразу привлекло внимание, что Федька какой-то не такой, необычный. Раньше всегда был приветливый, жизнерадостный, а теперь выглядел хмурым, озадаченным, немного помятым. Увидев меня, он скупо улыбнулся, проронив еле слышные слова приветствия.
Ауксе я встретил возле хижинки. Завидев как я иду, она бросила ведро с водой, которое тут же опрокинулось, замочив гладкую белизну снега. Девушка подбежала с полными радости глазами. Складывалось впечатление, что она вот-вот бросится на шею, как это обычно делают близкие люди после долгой разлуки. Но Ауксе просто остановилась, неотрывно глядя в мои глаза, даря свой восторженный взгляд, в котором и так всё было ясно. Она вдруг опомнилась, поправила сползший с головы платок, втиснула под него выпавшие локоны, слегка склонилась, подставив руки под благословение.
 — О, ты делаешь успехи, — не удержался я от одобрительных слов.
 — Я скучала, — словно не услышав моей фразы, сказала девушка.
Она немного помолчала, затем добавила, уже другим тоном:
 — Тут так грустно и одиноко. Все уехали, даже поговорить не с кем.
 — Это тебе. Подарок, — сказал я, протягивая Ауксе бумажный свёрток, перевязанный алой ленточкой.
Девушка как-то робко и в тот же момент очень бережно приняла свёрток, повертела его в руках, удивлённо взглянула, произнеся:
 — Подарок? Мне?
 — Ну, да. Там шерстяные варежки, чтобы руки не мёрзли. А ещё платок тёплый. Твой уж совсем износился.
Ауксе дрожащими руками разорвала свёрток. Взяв варежки, она приложила их к носу, глубоко вдохнула запах, сказав:
 — Домом пахнет… Мамой.
 — Верно. Это мама сама связала.
 — Для меня?
Я запнулся. Варежки мама вязала для Ани, но они ей уже не понадобятся. Говорить об этом Ауксе не стал, просто молча кивнул головой.
 — Спаси Бог! — сделав подобие реверанса, поблагодарила девушка.
 — Послушай, а что это с Фёдором? Смурной какой-то. Будто сам не свой. Что-то произошло?
 — Да уж, случилось, — отмахнулась Ауксе. — Ничего не стану говорить, не спрашивай. Титул сплетницы мало привлекает. Хочешь, сам у него поинтересуйся, может, расскажет.
Ужинали молча. Федька выглядел всё так же хмуро, расстроено. Долго ковырял ложкой остывшую кашу, пытался шутить, но неудачно.
 — Что с тобой произошло? — не выдержав, спросил я. — Ты сам не свой. Давай, рассказывай!
Федька тяжело вздохнул, сокрушённо потряс головой, еле пробормотав:
 — Нечего рассказывать, батюшка. И не спрашивайте, прошу вас… Грех я сотворил. Страшный грех. Боюсь даже представить, что будет, когда узнает отец Александр. Не сегодня-завтра он возвратится, а я не знаю, как ему всё рассказать. Он на меня надеялся, а я так его подвёл.
 — Да что случилось-то? — не отставал я.
Федька молча покачал головой, со всей силы зажмурив глаза.
 — Ладно, не хочешь говорить, не надо. Настаивать не стану. Просто думал, может, проблему, грех этот твой, как-то исправить, искупить получиться. Вместе бы чего-нибудь придумали. Бог ведь милостив, если человек искренен в своём покаянии, то готов простить всякий грех. Ну, разве только хулу на Духа Святого. Ты не это…
 — Что? — не совсем поняв, спросил Федька, затем, сообразив, добавил: — А, нет... Здесь другое. Неужели Аська вам не доложила?
 — Знаешь, Фёдор, не стоит думать о людях однозначно, даже если замечаешь в них некоторые недостатки.
 — Простите.
Видя, что парень на разговор не идёт, я прочитал благодарственную молитву и хотел отправиться к себе в комнату. Но тут Фёдор окликнул меня:
 — Ладно, постойте! Расскажу. Может, и вправду удастся разрешить ситуацию.
Мы вошли в гостиную, присели на диван мягкого уголка. Фёдор сложил на груди руки, сокрушённо повздыхал, как будто собираясь с духом, и рассказал свою неприятность:
 — Когда все разъехались, я один на хозяйстве остался. Всё как обычно, тут стук в дверь. Открываю, на пороге Ленка Збарыжева стоит. Мы с ней познакомились случайно. Она тут в селе живет. Замуж рано вышла, детей нет, с мужем там что-то, вот она к отцу Александру прибегала, за советом. Короче, стали мы с Ленкой общаться иногда. Однажды заметил, как она на меня смотрит. Ну, взгляд такой, будто нравлюсь ей. Повадилась приходить ко мне. Придёт, чаю попьём, поболтаем о делах-проблемах... Ей бы домой, а она сидит. Как-то так прямо мне в лицо и говорит, мол, нравишься ты мне, и всё такое.
 — А как же муж твой? Ты же замужем! — отвечаю.
Она рассмеялась так истерично и говорит:
 — Муж у меня — одно название. Не люблю я его. Буду разводиться, нет сил с ним жить. Вот ты парень справный, работящий, за тобой как за каменной стеной. А моему кроме телевизора да рыбалки вообще ничего не нужно.
И давай мужа грязью обливать, какой он никудышный, бесполезный человек.
 — Что ты! — говорю. — Как так можно?
А она в слёзы, душу давай жалобить. В общем, стали общаться с ней. Несколько раз в город ездили, в кино, в лес за грибами ходили. Вроде ничего особенного, только вот неправильно это. Много раз хотел прекратить наши встречи, но Ленка как-то хитро так подступит, я опомниться не успеваю. А тут отец Александр предложил мне стать священником, чтобы на приходе ему помогать. «Ищи жену себе, — говорит, — женись, а там к владыке поедем за благословением на рукоположение».
Тут у меня всё будто в тартарары покатилось. Так получилось, что у девчонок особой популярностью я не пользовался, разве только дружил по-соседски. Но женитьба дело серьёзное, тем более выйти замуж за священника не каждая согласится. Попробовал с одной, со второй встречаться — безрезультатно. Как узнают, что станут попадьёй, тут же отказываются. А те, которые соглашались, либо мне не подходили, либо уже побывали замужем.
Ленка проведала, прибежала ко мне, говорит, лучше меня жены не найдёшь. Верная буду до смерти, помогать во всём стану, службу выучу, воскресной школой займусь. Вижу, что говорит она на полном серьёзе. Даже жалко её стало.
 — Нельзя, — говорю, — не положено. Ты ведь замужем.
 — Я разведусь!
 — Тем более нельзя. Священник не может иметь жену-разведёнку.
Короче, долго уговаривал, убеждал Ленку. Вроде успокоилась, даже ходить перестала. Отец Александр начал было гневаться на меня. «Что ты, — мол, — бабу замужнюю обольстил, срам один! С утра под окнами у тебя околачивается. Ещё раз увижу, обоих с прихода прогоню!».
Страшно стало, куда мне уже с Привольцев? Прижился здесь, стало всё родное, близкое. Ничего, жизнь идёт. Забыть бы все эти происшествия, у Бога помощи просить. Только искушения, они ведь приходят нежданно, с хитрой подоплёкой. На святки вы поразъехались, я один на хозяйстве остался. Вот словно чувствовал, что какая-то неприятность случится. Как в воду глядел! Поздно уже было, слышу стук в окно. Подумал, Ауксе. Решил не открывать. Стук повторился настойчивей. Слышу голос Ленки. Душа прямо обомлела, а ноги сами к порогу идут. Мысли путаются, пытаюсь молиться, но руки как не мои, непроизвольно замок открывают. Эх… Ну а дальше и вспоминать противно. Выпили бутылку вина, потом ещё одну. Слово за слово. Короче, впал я, батюшка, в блуд. Что характерно, не в пьяном угаре, не по насилию, а по собственному, личному желанию. Хотелось мне, вот что самое мерзкое! Когда пришёл в себя, ужас обуял, отчаяние нахлынуло. Такое впечатление, будто разум помутился. Не знаю, чего боюсь больше, греха или гнева отца Александра. Как же я его подвёл сильно!.. Он на меня так надеялся. Теперь страшно и подумать, что будет.

продолжение будет...