Сферы. На шельфе. Часть вторая гл. 5
5
Январь 1971 года
Утренний зимний свет проходил через узкую полоску между шторами. В комнате стоял синий полумрак. Вставать совершенно не хотелось: каникулы
только начались, а энергия, потраченная на сессию, восполнялась медленно. Но Иву призывал к вставанию стол в гостиной, по традиции служащий для
аыкладывания подарков в дни рождения, в Новый год и прочие праздники.
Сегодня у него день рождения, значит, на столе было всё разложено.
Ива встал с широкой тахты. Запахнул полы халата и, на ходу завязывая пояс, вышел в гостиную.
Финская рубашка с галстуком, зажигалка Ронсон, бритва Филипс, коробка с Практикой, несколько рулонов Агфы… А это что? Ива вынул из конверта записку:
«Дорогой внук, мы долго думали, что тебе подарить, и, несмотря на возражения родителей, пришли к решению – Жигули для твоих увлечений передвижная студия. В конверте телефон инструктора по вождению. Получай права и в путь.»
Стоя под душем, Ива возвращался к главному подарку: «Всего можно было ожидать от предков, но такого! Повезло ему с ними. Прощай общественный транспорт с его толчеёй… Опять Флорена закончилась.»
Ангелина Аркадьевна на кухне готовила омлет. За двадцать с лишним лет замужества эта операция была доведена до автоматизма. Утренний омлет, как и тёмно-синие шторы, были перенесены из родительского дома.
Василий Иванович отпачковался от родителей лет пятнадцать назад. После очередного увлечения жены и разговора с отцом. Свой дом отделил от посторонних происходящие в нём события, изменить которые Василий Иванович не мог. Сдав дом на откуп жене, он переключился на деловую сторону жизни, основным элементом которой стала карьера. Ему хотелось доказать и в первую очередь жене, что он достоин уважения. На удивление Ангелины Аркадьевны его успехи превзошли её ожидания.
В свои ягодные года Ангелина Аркадьевна выглядела подтянуто, даже несколько суховато, что особенно эффектно использовалось ею при ношении брючного костюма, различные модификации которого она использовала как для выхода в свет, так и для постели, что особенно раздражало Василия Ивановича.
В домашней обстановке Ангелина Аркадьевна носила розовый халатик, прикрывая волосы того же цвета платочком.
- Ива, через 15 минут всё будет готово. Тебе кофе или чай?
- Кофе и, пожалуйста, чёрный.
- Что? Ты не в лесу, подойди и скажи. Дай я тебя поздравлю, - Ангелина Аркадьевна чмокнула сына в щёку. – Хорошо пахнешь.
- Это мне вчера Натали подарила. Туалетная вода из Сены фо мен.
- Она сегодня будет?
- Где? У нас? Я хотел…
- Ива, ради нас я прошу поступиться своими планами.
- За папу, за маму… ладно, мы придём. Во сколько вы собираетесь?
- К шести.
- Около девяти будет не поздно?
- Прекрати. Разбаловали мы тебя, а тут ещё машина.
- За последние 20 лет единственно светлая мысль в ваших головах. Так и быть. Ради вас я, пожалуй, вообще никуда не пойду.
- Тебе к омлету шашлычный соус или кетчуп?
- Пучтек.
- Подобными вывертами ты прекратил заниматься в дошкольном возрасте.
- Мать, ты меня только не пугай. Вас сегодня много соберется? Не слишком ли для меня большая честь?
- Это честь в первую очередь для нас с папой.
- Понятно, мы будем.
Иван Васильевич с нескрываемой отдышкой вышел из лифта. Дверь Батуриных, обитая натуральной кожей, задержала Ивана Васильевича: на звонок никто не откликнулся. Поездка эта была не по сердцу Елене Александровне, оставленной мужем в машине.
После парализации Аркадия Васильевича Татьяна Николаевна начала подготовку хотя и к отдалённому, но неизбежному концу. Обеспечив уход за мужем, она нашла тихую заводь в лице средних лет мужчины, про которого можно было сказать, что получает он 200 рублей, а посуды сдаёт на 300, тем и существует. Елена Александровна, узнав об этом, перестала бывать у Батуриных, чему так же способствовали отношения с невесткой...
Наконец дверь открылась, и Иван Васильевич прошёл в спальную. Аркадий Васильевич лежал посредине широкой кровати, выпростав на одеяло руки. Венчик седых волос доводил округлость головы до идеальной формы шара. Неподвижность паралитика распространилась и на предметы комнаты, в которой поддерживался музейный порядок. Предметы на протяжении многих лет оставались на предписанных экспозицией местах.
- Как живёшь? – Иван Васильевич наклонился над лежащим, чтобы обратить на себя внимание. Сложенная трубочкой правая кисть несколько раскрылась.- Врач давно был? – То же движение. – Хорошо выглядишь. Мы с Леной в концерт собрались. Мимо проезжали. Она в машине осталась. – Иван Васильевич поправил плед в ногах больного. – На улице весна вовсю. На загородке сидит воробей и не то взятку в размере червонца требует, не то воробьиху зовёт. Весна! Семидесятая уже. Вчера просмотр моего последнего фильма был. Три года на него потратил. Да и мой ли он мой последний фильм. Я как бывшая прима-балерина хожу по сцене, а фуэте за меня юная крутит, а я только считаю. Раз тур, два… Хороший парень вторым оператором попался. Ты не устал ещё? – Иван Васильевич заглянул в глаза друга. – Что же делать? Наша серия пошла, номер пока не совпадает. Приду днями. Не скучай.
Белов чувствовал взгляд. При выходе он обернулся и, сделав видимость улыбки, сказал:
- Прощай, Аркаша!
Весна 1971 года
У Ивы началась страдная пора. Только ранняя весна да осень до снега являлись сезонами для его пленера. Избыток белого зимой и зелёного летом загонял его в студию или картинные галереи. Предпочтение он отдавал Виногадовской весне и Левитановской осени. В такие дни он бродил по усадебным паркам Москвы в поисках видов, достойных для живописания.
Прошлой осенью в Петровском парке он нашёл аллею. На подмалёвке он расширил узкую тропку до размеров парковой дорожки. Прорисовав стволы деревьев, он обнаружил в их изгибах сходство с танцующими фигурами. На эскизе он усилил это впечатление и назвал эскиз «Осенний хоровод».
Неделю назад, объезжая пойму Москвы-реки, Ива обнаружил на высоком холме храм, поразивший его воображение, и относящегося, как он потом узнал, к типу «иже под колоколы», то есть церковь соединена с колокольней. В основе сооружения четаерик, а на нём три уменьшающихся восьмерика. Холм, спускаясь к реке, имеет три уступа, на первом под храмом – четыре сосны. У подошвы холма сросшиеся кронами ивы, в тени которых и решил собрать этюдник Ива. https://galina-lukas.ru/article/313
Спуск с холма для «чайника» оказался чрезвычайно опасным. В крутом глинистом спуске образовалась широкая промоина, в нескольких местах имеющая с колеёй соединения. Только выйдя из машины, Ива смог оценить риск сломать не только машину, но и собственную шею. Но помимо опасности Ива почувствовал к себе уважение. По асфальту всяк умеет ездить, а ты вот попробуй спуститься с такой горочки.
Собрав этюдник и расположив краски на палитре придуманный им порядком, Ива взглянул на церковь, плывущую в голубом небе. Он развёл марс и тонким контуром стал прорисовывать линии пейзажа.
- Молодой человек! – Ива оглянулся. На поваленном стволе сидел мужчина. –Вы меня извините. Почему к предмету вы спиной стоите?
- Блики мешают. А так хотя и неудобно, зато хорошо видно. А я даже не заметил когда вы подошли.
- Бывает. Никак не пойму, как вы маслом пишите. Я акварелью пробовал, ей гораздо сподручнее. Я вам не помешал?
- Нет, конечно. Тишина больше мешает. А насчёт акварели не скажите. В ней снайперская точность нужна. Второй паз может и не придётся. А здесь не понравилось, раз- и всё исчезло. Вместо грунта пойдёт.
- Странный объект вы выбрали – церковь. Почему? Тем более такую. Заброшенную. Учитесь?
- По живописи нет. У меня дед художником был.
- Почему был? Умер?
- Нет, в параличе лежит.
- Так вы внук Батурина?
- Да, Иван Белов.
- Знавал я вашего деда. Несколько раз встречался с ним. Днестров Александр Михайлович.
- Что же вас, композитора, заставляет акварелью рисовать?
- Семь нот – семь цветов в спектре. И потом много свободного времени. Не обременён ни детьми, ни внуками. Теперь я больше слушаю, чем сочиняю. Больше занят общественными делами. А вот вы зря профессионально не занимаетесь живописью. Дилетанты теперь не в моде. Я могу вам поспособствовать. О чём я? Ваш дед… Но тем не менее. Позвоните мне. Желаю приятно и с пользой провести время. Всего доброго.
- До свидания.
Мужчина пошёл к тропинке, протоптанной по склону холма, за кривизной которого он вскоре и скрылся.
- Что же Иван…Васильевич, Всё, что вы нам сегодня показали неординарно, а некоторые, так сказать, этюды поражают профессионализмом, что говорит о вашем несомненном таланте. Но дело в том, что выбор сюжетов и расположение деталей носит случайный характер, и только в некоторых работах чувствуется отношения самого художника к изображаемому им.
- Но мне кажется. Что и все так рисуют. Вот, к примеру, мой дед.
- Вот именно. Вам это только кажется.
- Да не могут все видящие видеть одно и то же. И от настроение зависит.
- Значит, вы хотите сказать, что сегодня вы на картине видите дом, а завтра дерево. Это уже было у абстракционистов. Но их время к счастью кончилось.
- Нет, я этого не говорил. Но сегодня дерево вызывает уныние, а завтра вселяет оптимизм. Как в войне и мире.
- В отличие от художественной литературы в живописи почки не распускаются даже самые набухшие. И запомните, полное отсутствие идеи вас заведёт в тупик.
Мэтр вышел.
- Я же предупреждал вас. Неужели трудно сдержаться или притвориться или промолчать. Ваши понятия ещё недостаточно сформировались, чтобы их
обнародовать. В ваши годы я чуть не был растерзан противоречиями. Тем более в вас говорят два, хотя и близкие, но разные начала.
- Вот из-за этих раздирающих меня начал, я и не смог промолчать. Я и рисую и снимаю с одинаковым увлечением.
- Попробуйте попутешествовать. Тем более у вас теперь есть на чём. На год и не меньше.
- Вы предлагаете мне похиповать годик. А как же учёба?
- Могу предложить один маршрут. Я по нему прошёл пешком и на нём осталось много друзей. Вам помогут устроиться.
- Спасибо за заботу. Только почему вы так обо мне хлопочите, не могу понять.
- После первой нашей встречи я ощутил ответственность за вас. Вы на операторском факультете учитесь?
- Нет, на актёрском.
- Отлично! Вот и вживитесь в роль Счастливцева.. Да и маршрут мой сродни «из варяг в греки».
Свидетельство о публикации №218110401202