Народно-литературные традиции дьяволиады

         Мастер и Маргарита: "не двойной ли это образ русской души"?: http://www.proza.ru/2018/10/26/1543

         3.5. Народно-литературные традиции дьяволиады.

Булгаков был достаточно осведомлённым человеком в мировой демонологической традиции. Уже отмечалось, что нечистая сила у него, как он сам говорил, написана в гофмановском стиле. При этом за Э.Т.А. Гофманом прикрепились «прозвания вроде спирит, визионер и, наконец, просто сумасшедший… Но он обладал необыкновенно трезвым и практическим умом».  Всё это в равной степени можно отнести и к М.А.Булгакову.
 
Бог есть Абсолютное Добро, и зла творить не может, но злу допускает совершаться, как наказанию, которое может вразумить и спасти человека и, таким образом, стать добром. Эту идею в литературной традиции изображают часто так, что Бог позволяет силам зла овладеть человеком: «И сказал Господь сатане: вот, он ;Иов; в руке твоей, только душу его сбереги» (Иов. 2,6). И даже Сам поручает ввести в заблуждение: «кто склонил бы Ахава, чтоб он пошел и пал в Рамофе Галаадском?... И выступил один дух, стал пред лицем Господа, и сказал… я выйду и сделаюсь духом лживым в устах всех пророков его. Господь сказал: ты склонишь его и выполнишь это; пойди и сделай так». (3 Цар. 22, 20-22). Не нужно понимать это слишком натуралистически, это – всего лишь образ: «И вот, теперь попустил Господь духа лживого в уста всех сих пророков твоих». (ст. 23) Или вот: «пошел Ангел Господень, и поразил в стане Ассирийском сто восемьдесят пять тысяч. И встали поутру, и вот все тела мертвые» (4 Цар. 19,35). Итак, библейская традиция допускает такие высказывания, когда Господь Бог поручает Своим Ангелам карательные функции, а сатане дозволяет причинить зло невинному праведнику Иову.

Слишком буквальное чтение Библии при известной доле фантазии и домыслов может привести к идее «доброго дьявола», который лишь «только слуга по такого рода комиссиям, к которым Высшая Святость не может, так сказать непосредственно прикоснуться».  Вероятно, эту идею Булгаков почерпнул в книге А.В. Амфитеатрова, сына известного церковного проповедника Валентина Амфитеатрова «Дьявол в быте, легенде и в литературе средних веков», который не уважал своего отца и был позитивистом.

Кроме того, в книге М.А. Орлова «История сношений человека с дьяволом» приводится другой источник возникновения положительных воззрений народа на демонов. Корни этого явления кроются в неизжитом язычестве, когда служили злым духам, чтобы задобрить их. Так появились шаманы, колдуны, ведьмы – посредники. И считалось, что с нечистью, вобщем – то, можно договориться, и даже призвать ее в помощь.
 
Идея Великого бала у сатаны восходит, в первую очередь, к преданию о Вальпургиевой ночи, совершающейся в ночь на 1 мая, когда нечисть  входит в мир. Эта легенда западная, и отсылает нас, в частности, к «Фаусту» Гёте, где описывается шабаш нечистой силы в Вальпургиеву ночь. Именно в этой сцене Мефистофель, требуя дать ему дорогу кричит: «Junker Voland kommt!», то есть знатной особе (дворянину) Воланду (одно из имен черта) дорогу!  Шабаш этот происходит на горе Брокен в Германии, поэтому Воланд говорит перед балом, когда Гелла натирает его больное колено мазью: «…я сильно подозреваю, что эта боль в колене оставлена мне на память одной очаровательной ведьмой, с которой я близко познакомился в тысяча пятьсот семьдесят первом году в Брокенских горах, на Чертовой Кафедре».

Кроме того, некоторые исследователи связывают приезд в Москву Воланда с днями Страстной седмицы перед Пасхой, а бал с антилитургией.  И действительно, в этих страницах можно увидеть пародию на христианское богослужение, но она представлена в достаточно мягкой форме как бы увлекательной сказки, однако если воспринять эту игру всерьёз, то она оборачивается кощунством. Ещё с первым мая совпадал в СССР праздник «Международный день трудящихся». В этот день устраивались многолюдные демонстрации и митинги с портретами вождей революции, антирелигиозными лозунгами и т.д. (ну, чем не бал сатаны?).

Орлов описывал, как один юноша в XVI веке в окрестностях Рима «повстречал дьявола, который принял вид очень грязного и неопрятного человека, в старой рваной одежде, с растрёпанными волосами и бородой и очень злым лицом».  Таким же предстает перед балом Воланд, он «…был одет в одну ночную длинную рубашку, грязную и заплатанную на левом плече… «Он изучает меня», – подумала Маргарита и усилием воли постаралась сдержать дрожь в ногах». Священники же надевают на Литургию самые лучшие, красивые облачения.

Глава со страшным названием «Великий бал у сатаны» оказывается не столько страшной, сколько противной. Когда читаешь о том, как Маргариту мыли в крови, что придавало ей сил, как пили из черепа кровь жертвы – барона Майгеля (перевёрнутое причастие: «Не бойтесь, королева, кровь давно ушла в землю. И там, где она пролилась, уже растут виноградные гроздья»), когда идет бесчисленная вереница висельников и отравительниц и слышишь рассказы об их «подвигах», то от всего этого немножко мутит и тошнит. Страшная же глава другая – «Слава петуху!», в которой вампир Варенуха «..Римского едва насмерть с Геллой не уходил!». Финдиректор был спасён криком петуха, возвещающим пришествие дня, когда по народной вере, вся нечистая сила удаляется на запад, под покров ночи.  С криком петуха отступала нечисть и от Хомы Брута в гоголевском «Вие».

Воскресение мертвецов для бала Воланда напоминает стихотворение А.Белого «И опять, и опять, и опять» (1918): «Из расколотых старых гробов // Пролетает сквозною струёй - // Мертвецов, Мертвецов, Мертвецов - // Воскресающий радостный рой!».  Наполнение чаши кровью жертвы на балу напоминает похожий эпизод у римлянина Апулея в «Метаморфозах», с мнимым убийством Сократа: «…она (Мероя) в левую сторону шеи ему до рукоятки погрузила меч и излившуюся кровь старательно приняла в поднесённый к ране маленький мех, так, чтобы нигде ни одной капли не было видно».  А.Форель, автор «Полового вопроса», писавший о Фриде Келлер, ставшей прототипом Фриды, упоминал и «бал нагих и полунагих, устраиваемый ежегодно в Париже «художниками и их натурщицами в обществе их ближайших друзей» и завершающийся «половой оргией». Видимо, это повлияло на изобразительное решение бала Воланда.
 
В черновиках были довольно откровенные сцены, напоминающие эти «оргии»,   но в конечном счете Булгаков оставил лишь эпизод, где «невинно», ради забавы, борются между собой Гелла и Бегемот. Однако сделал главную героиню наследницей одной из французских королев Маргарит Наваррской или Валуа, династию которых молва связывала с нечистой силой. А.Амфитеатров в «Записной книжке» (1909) упоминает «сочинения обеих Маргарит Валуа» - «подлинные памятники «любви». По оценке автора, это «такая вонь, которой… даже в изустных похабных сказках скоморошьих не встретишь. И притом, именно вонь грубая, беспримесная, без извинений и иллюзий. Вонь чувств и вонь языка».
 
Перед балом Коровьев говорит Маргарите: «Среди гостей будут различные, ох, очень различные, но никому, королева Марго, никакого преимущества! Если кто-нибудь и не понравится… Нужно полюбить его, полюбить, королева». Это Маргарита и пытается сделать в меру своих сил, и вновь здесь видим двойственность её образа. Своеобразное преломление проповеди Йешуа о том, что нет плохих людей. Даже в этой безликой массе палачей и растлителей Маргарите удается разглядеть человека, проникнуться состраданием: «Тебя прощают. Не будут больше подавать платок. - Послышался вопль Фриды, она упала на пол ничком и простёрлась крестом перед Маргаритой». Здесь видимый символ – милосердие совершается под знаком креста. Эта – наиболее литературный анализ.

Возможен и другой. Дело в том, что фактически Маргарита имеет дело с призраками, и они оживают лишь в её сознании. За счет того, что Маргарита думает о них, появляются мыслеобразы, она вызывает их из небытия силою своего ума.  «Всё, что угодно, но только не невнимание. От этого они захиреют», - бормочет Маргарите Коровьев. Совершенно тоже говорили духи известным оккультистам Рерихам: «Духи нуждаются в признании».  Это характерно для магического восприятия мира, во многих сектах практикуется так называемая визуализация – вера в то, что если о   чем – то много и напряжённо думать, воображать, то оно, в конце концов, становится реальностью, материализуется, обретает (хотя бы призрачную) плоть.

Видимо, таким образом, становятся реальными персонажи романа Мастера, и даже начинают судить своего создателя. По тому критерию, по тому нравственному идеалу, который создал писатель в романе, судится и он сам. Он не сумел воплотить его в своей жизни. Кроме того, при таком прочтении бал Воланда Маргарите лишь снится, это – аллегория. «Маргарита, не раскрывая глаз, сделала глоток…Ей показалось, что кричат оглушительные петухи…Толпы гостей начали терять свой облик…Тление на глазах Маргариты охватило зал… всё съёжилось, и не стало никаких фонтанов, тюльпанов и камелий. А просто было, что было – скромная гостиная ювелирши, и из приоткрытой в неё двери выпадала полоска света». Она чувствует укоры совести от вранья и измены мужу, и ей снится, что она – королева на балу прелюбодеев и страшных преступников, как бы первая среди равных, и всё это ей причиняет страдание.

Великому балу у сатаны предшествует шабаш ведьм на реке. Искоренявшие ереси серьёзные люди утверждали, что ведьмы на своих шабашах отрекались от Бога, наступали на крест, пожирали жаб, печёнки и сердца некрещеных детей и т.д.. У Булгакова шабаш ограничивается полётом, купанием, танцами. Лирично и иронично это описание, напоминающее атмосферу андерсеновских сказок или гоголевских повестей.  «Под ветвями верб…сидели в два ряда толстомордые лягушки и, раздуваясь как резиновые, играли на деревянных дудочках бравурный марш. Светящиеся гнилушки висели на ивовых прутиках перед музыкантами, освещали ноты, на лягушачьих мордах играл мятущийся свет от костра (по преданию, дети от брака дьявола с ведьмами рождаются жабами и змеями)…  Прозрачные русалки остановили свой хоровод над рекою и замахали Маргарите водорослями.».

В Энциклопедическом словаре Брокгауза и Ефрона, которым пользовался Булгаков, отмечалось, что «перед полётом ведьмы мажут себя волшебными мазями, а для самого полёта пользуются «мётлами, кочергами, ухватами, лопатами, граблями и просто палками».  Маргарита совершает полет на половой щётке. Натиранию «кремом Азазелло», а также превращению самого демона в «воробышка» (на приеме у профессора Кузьмина) можно найти предшественников в художественной литературе уже II-го века. У грека Лукиана в «Лукии, или Осле» жена Гиппарха разделась, вынула одну из баночек с маслом, «вся им натёрлась, начиная с пальцев ног, и  вдруг у неё стали вырастать перья, нос стал вороньим и кривым…сделалась она не чем иным, как ночным вороном…она страшно каркнула, и подпрыгнув…вылетела в окно».   У Апулея в «Метаморфозах» превращается волшебница Памфила: «Прежде всего Памфила сбрасывает с себя все одежды… и… набрав… мази… смазывает себе всё тело от кончиков ногтей до макушки… и начинает сильно дрожать всеми членами…вырастают и крепкие перья, нос загибается и твердеет, появляются кривые когти. Памфила обращается в сову… а вскоре, поднявшись вверх, распустив оба крыла, улетает».
 
Кроме того, Булгаков в своём романе хочет подчеркнуть ту силу, которое может иметь слово. Ведь словом выражается сущность вещей, словом можно убить и можно излечить. Словом можно спасти, ведь Иисус – Сын Божий есть Бог – Слово (Ин.1,1). Поэтому так важен роман, и словесная проповедь добра в романе Йешуа.

Слова в романе Булгакова быстро могут материализовываться, особенно когда поминается нечистая сила. «Черт возьми» - и черт берёт Прохора Петровича, остаётся лишь пишущий костюм. В книге Орлова приведены интересные истории, напоминающие эту. В одной из них немецкий дворянин ХVI в. имел дурную привычку призывать черта. Однажды ночью на пустынной дороге толпа злых духов схватила и повлекла его. Лишь его слуга, обняв его, и творя молитву спас своего барина – богохульника. В другой истории саксонская девица пообещала своему бедному жениху: «Если я пойду замуж за другого, то пусть меня черт унесёт в самый день моей свадьбы». И…вышла замуж за богатого. Во время свадебного пира появляются двое незнакомых всадников. Их приглашают за стол, один танцуя с невестой, поднимается с ней на воздух. Затем они исчезают. А на другой день к родителям невесты явились эти таинственные  гости, и отдали им всю одежду и украшения новобрачной, «сказав при этом, что Бог предал в их власть только её тело и душу, а одежду и вещи они должны возвратить».
 
Против позитивистов, подобных А.Амфитеатрову, убеждённому, что все «мистические» явления поддаются строго научному объяснению за счёт больного воображения, гипноза, или психических заболеваний, порождающих галлюцинации  направлена шутка кота: «А я действительно похож на галлюцинацию. Обратите внимание на мой профиль в лунном свете». Кроме этого, Булгаков напоминает, что подкова, подаренная Маргарите Воландом, и ставшая символом счастья (вместо креста и иконы) в расхристанном советском обществе, символизирует копыто дьявола,  а следовательно, и счастье это – обманчивое.

        Библейские персонажи в романе: учение Йешуа и ошибка Пилата: http://www.proza.ru/2018/11/05/1315