Пластилиновые облака

Время, проведенное в школе, было самым счастливым для меня из всей моей жизни. Не потому что у меня были школьные друзья или мне нравилось учиться, вовсе нет. Все дело было в музыке. В музыке, из которой состояла вся моя жизнь, я жила и дышала ею. Я сочиняла сюиты, пьесы, вариации,  слушала  великих музыкантов  и лучших композиторов, виртуозов.  В моей душе, словно все переворачивалось, когда я слышала голос музыки, мне хотелось, чтобы мелодия никогда не прекращалась. Я слушала с наслаждением прекрасные звуки чьей-то души. Когда я была счастлива, когда мне становилось одиноко и тяжело на душе, даже когда мне хотелось рыдать от горя, я брала свою скрипку, выходила на балкон и играла всем прохожим о том, какие эмоции меня наполняют сейчас. Скрипка говорила за меня в это время. Однажды меня сильно отругала мама, от чего мне хотелось кричать во весь голос. Я с досадой проглотила ком в горле,  еле сдерживая слезы,  взяла инструмент, встала перед мамой и начала играть незнакомую мне мелодию, она словно лилась из моего обиженного детского сердца рекой слез и не утихала, пока я не перестала чувствовать себя спокойно и умиротворенно. Так рождались мои собственные произведения, наполненные эмоциями, они были все до капли полны различными чувствами. Мои преподаватели удивлялись тому, как тонко я могла чувствовать музыку своей души и уверяли, что не каждый профессиональный музыкант на это способен, что именно  я должна и обязана стать музыкантом, что такие одаренные дети как я бывают крайне редко. Время шло, и я росла вместе со своим талантом, в шестнадцать  лет имела около двенадцати полноценных произведений на скрипку. И вот время пришло выбирать, кем я буду в своей жизни, другим, словом я должна была выбрать,  на кого я буду учиться. Но тут читателю может подуматься, что все очевидно, но так лишь только казалось. Дело в том, что я очень уважала мнение и выбор своей матери и, когда дело встало за этим выбором, то я  по велению матери должна была предпочесть медицину – нужную и важную работу для всех людей, нежели быть безработным, убогим, как она сказала, музыкантом. Во мне рухнул весь мой мир с его нежной красотой, невероятной чувственностью и бескрайней искренностью. Я вдруг почувствовала, что я ничтожна и все мои светлые мечты это всего лишь сон и выдумка, которую я должна забыть и наконец-то проснуться и жить жизнью подобной каждому человеку на этой земле: серому, бездушному, обреченному. И с каждым днем люди все больше и больше навязывали мне эту бессердечную черноту и мир одинаковых людей, после чего я окончательно забыла все то, что я так любила, к чему испытывала свои самые трепетные чувства.
       Зимние московские пейзажи. Солнце пряталось в дымке облаков серого неба. Было совершенно обыкновенное столичное утро, который каждый человек видел в своем окне. Люди, укрывшись в свои шарфы  и воротники, бежали кто куда, все торопились по своим делам и я среди них не исключение. Я вот уже студента второго курса, отличница и хороший работник, деятельный и перспективный, у меня умело шла любая без исключения работа. Я иногда подрабатывала в местной больнице, и сегодня был один из тех дней. Главный врач дал мне важное поручение на работу с поступившим больным, у которого обнаружили рак, но слишком поздно и шанс на то, что он выживет, был очень мал. Так же выяснилось, что он сын одного из депутатов нашего города. Мне предстояло поговорить с ним и узнать, что он чувствует и как он относится к сложившейся ситуации, как я поняла. Мне передали карту пациента, на которой я прочитала  «Константин Беляев». Я прошла в его палату и увидела его: парень пятнадцати лет с белокурыми волосами, статный, голубоглазый, с тонкими чертами лица. Он стоял перед холстом и черкал что-то карандашом. Я зашла тихонько, закрыла за собой дверь и поздоровалась: - «Доброе утро, Костя, меня зовут Лина, как ты себя чувствуешь?». Мой голос звучал довольно мило и доброжелательно, я слегка улыбнулась и смущенно посмотрела на него, словно боясь подростка. Он бросил на меня непринужденный и сердитый  взгляд и махнул рукой, показывая,  чтобы я уходила. Я в состоянии полной растерянности так и сделала. Мне пришлось поговорить с врачом и рассказать, как все прошло, по его лицу было видно, что он не доволен мной, так как питал большие надежды. Он понял, что к этому юноше нет никаких подходов и никак не угодить и вследствие сложившейся ситуации хотел обговорить это с обеспокоенными родителями , надеясь получить себе чего-нибудь в карман за такое благосклонное отношение к их сыну. Свое он, конечно же,  получил. Деньги эти богатенькие родители предлагали и мне, лишь бы сделать все для своего сына, но я отказалась, сосчитав это грубостью и ненадежностью во мне.
     После чего на следующий день я попробовала еще раз, я вошла в комнату и стояла, ждала его внимания. Он отвлекся от мольберта, с некой раздраженностью встал, взял мою руку, положил в ладонь бумажку и закрыл мой кулак, потом обхватил руку и  вывел за дверь, после чего хлопнув ею. Я раскрыла кулак, в нем была скомканный кусочек бумаги, раскрыв его, я увидела большое количество черных силуэтов людей. Я не поняла, что это было и зачем оно мне нужно, но положила в карман своего халата этот листочек. Больше Костю я не видела до следующего дня.
    Я снова вернулась в больницу желая узнать, что означают его рисунки и как это понимать, меня уже не тревожило, чей он сын и как он на меня смотрел, я была твердо уверена, что сегодня я узнаю, почему он не хочет говорить со мной. Я надела халат, взяла его карту и мигом понеслась с твердой мыслью, что я не собираюсь это терпеть, я широко распахиваю двери: « Что это еще значит? Что за рисунки ты мне выдаешь и как смеешь выгонять меня? Я же старалась с тобой поладить, приходила каждый день, почему ты позволяешь себе так обращаться с людьми. Если твои родители богаты, это не значит, что тебе дозволено все!»- я кипела от возмущения, а он со спокойным видом развернул ко мне холст, над которым трудился пару дней и, смотря на меня, указал пальцем  на картину. Я остолбенела, на холсте  была нарисована картинная галерея, а на выставленных в ней картинах нарисованы  люди: балерины, готовящиеся к выступлению, духовой оркестр, гитарист в переходе и еще множество других. А посередине стоял он, в нежно - голубом берете, с кистью за ухом и белой рубашке. Все выглядело так  естественно и прекрасно, что мне казалось, что я нахожусь в этом самом зале. Вдруг Костя подошел к столу, взял с него кусок серого пластилина и стал налепливать его на картину. «Что ты делаешь? - схватив его за руку, закричала я,- ты же портишь свою картину!». «Вовсе не порчу!  - выдернув  вою руку, сказал Костя, - что ты видишь здесь? Добрую детскую картинку, которая отображает ложь! Это все не правда!  - он с еще большим усердием налепливал куски пластилина. Картина заполнилась огромным серым облаком,  из-за которого не было видно не кусочка живой картины. Он поставил меня перед фронтальной частью картины: «Видите, Лина, видите это облако!? Это люди, серая масса, которая не понимает ничего в своей жизни, не видит ничего кроме денег, они уничтожают себя своими ничтожными, глупыми проблемами, которые сами навязали себе, но посреди всего этого они лишь облако обыкновенной пыли, а пластилин – люди которые с  легкостью  гнуться под любого и каждого . Мои родители хорошо заплатили врачу, они такие жалкие. Они ведь никому не нужны, когда у них нет денег.  Но я другой, мне не нужно подкупного отношения, которое создают мои родители, я не нуждаюсь в этом, я пытался изобразить им, что я думаю, потому что они не слышат меня, но они по-прежнему оказались не только глухи, но и слепы. Они не поймут никогда» - он твердо завершил свою речь. Подошел к одному из углов комнаты и поднял ткань. За ней находились еще рисунки, с тем же смыслом . «Я всегда начинаю разговор с людьми, но только картинами, это вся моя надежда найти кого-нибудь , кто поймет.» - Он опустил глаза, - я счастлив, что болен, я могу делать то, что чувствую лучше всего, так я общаюсь.»  Я с замиранием сердца смотрела на этого сильного духом, взрослого, несмотря на его возраст  молодого юношу. После он сказал, что хочет побыть один, я развернулась и со своими глубокими мыслями направилась к двери. «Лина, обещайте, что сделаете все, что бы вернуться к тому, что любите больше всего. Я не бился за это и вот, что со мной стало. Вы должны пытаться из всех сил, ведь для всего у вас есть ваше искусство, искусство – посредник того, что нельзя высказать, Вы всегда можете использовать его, когда не можете сказать что-то вслух»- он отвернулся к окну и не сказал больше не слова. Я вышла.
   На следующий день Кости Беляева не стало. Я забрала все его картины из больницы себе и  вернулась домой, открыла шкаф, достала запылившийся кофр, открыла и достала знакомый до боли мне инструмент, настроила, и смычок начал скользить по старым струнам скрипки. Слезы потекли из глаз, я оплакивала несчастного ребенка, которого так и не смогли услышать люди. То, что я сочинила в тот день,  назвала «Голос в пустоту», эту печальная сюиту о моем художнике должны были услышать многие.
     С медицины я, конечно же, ушла, не собираясь оставаться там ни мгновения. Поступила с легкостью в консерваторию, благодаря своему уникальному таланту. Теперь меня слышали все, я стала известной на весь мир скрипачкой. Вместе со мной слышали и Беляева Костю. Теперь и его слышали тоже.