Черная магия

Когда из танков ударили по Белому дому и стал он наполовину черным, я находилась в ста километрах, на улице Профсоюзной, на третьем этаже хрущевки, в квартире женщины, умершей от амиотрофического склероза неделю назад. Смерть ее была мучительной, но она об этом никому не могла сказать, потому что мышцы лица были парализованы. Она давно уже не могла глотать, открывать глаза, шевелить ногами и левой рукой. Только правая рука жила до самой смерти. Эту руку до самого конца держала Нонна - племянница, приехавшая из Еревана ухаживать за больной тетей.
- Лиза-джан, тебе больно? - спрашивала Нонна.
"Да", - еле заметным пожатием отвечала умирающая.
- Я сделаю укол.
"Нет". - За несколько месяцев Нонна научилась различать желания по шевелениям руки.
"Открой окно", - сказала рука.
Стылый воздух октября ворвался в небольшую комнату. Нонна  схватила плед с дивана.
- Тебе не холодно? - спросила тетю.
Но той уже не было. Ее душа улетела в распахнутое окно.
Нонна не плакала, она долго сидела, не шевелясь, на крохотной кухне, затем с трудом заставила себя позвонить маме в Ереван и дочери умершей в Швецию, где та уже давно жила с мужем и сыновьями. Поэтому вызвала Нонну присматривать за больной матерью. Звук собственного голоса заставлял Нонну дрожать. Ей казалось, что Лиза слышит ее. Ей даже казалось, что кто-то ходит по комнате, хотя понимала, что это ветер  треплет шторы. Окно она так и не закрыла.
А еще Нонна позвонила мне: "Лиза умерла. Приезжай!"
Эти слова были криком о помощи. Но когда я приехала - через три дня после смерти Лизы, Нонна ничего мне  не сказала.
Мы спали на двухъярусной кровати. Наверху - Нонна, внизу, где несколько лет умирала Лиза, - я. Нонна только один раз спросила:
- Тебе не страшно спать там… внизу?
- Нет. Я же  никогда ее не видела. Ни живой, ни мертвой.
В квартире еще был небольшой раскладной диван, но Нонна не разрешала мне на нем спать.
- И так в комнате не повернешься, а если диван разложить, вообще не пройдешь.
Она была права: диван в раскрытом виде перекрывал дорогу к окну, в которое вылетела душа Лизы навстречу грохотавшим танкам. Они добавили ей сто пятьдесят четыре попутчика в рай.
 
 
Нонна думала, что я всеядная, бессердечная «солдафонка», у которой нет никаких возвышенных чувств, брезгливости, в конце концов, гордости - крикнуть: "Или на диване, или я уезжаю!" Каждое утро она неизменно спрашивала: «Что тебе снилось?»
Спустя годы я поняла, что Нонна боялась. Боялась жить в этой квартире, боялась оставаться одна. От нее я всегда уезжала со скандалом, поссорившись на всю жизнь, но не успевала доехать домой, как Нонна уже звонила: приезжай!

И я срывалась снова и снова. Меня притягивала Москва. Для Нонны же я была подругой-приживалкой, которой можно командовать и за которую можно решать, что делать, а что - нет.
 
Однажды Нонна проснулась необычно рано и куда-то засобиралась. Не сказав мне ни слова, выскочила на улицу.
В Москве было неспокойно, судя по новостям. Но Москва огромная. О том, что по Белому дому бьют танки, мы тоже узнали не по звуку стрельбы. На Профсоюзной жизнь текла как обычно. Быстрая, суетливая, равнодушная..  Мама кричала в трубку: "К окнам не подходите, лягте на пол, голову прикройте руками, чтобы осколки лицо не посекли". В Ереване к уличной стрельбе мы уже давно привыкли. В начале Карабахской войны какие-то отморозки часто носились по городу и просто так стреляли из автоматов. Сколько случайных прохожих полегли ни за что!
 
Нонна вернулась к обеду. Я смотрела новости и варила суп. Диктор вещала:
«Противостояние президента и парламента подошло к концу. По Белому дому раскиданы листовки под названием «Завещание защитников Белого дома». В послании говорится: «Сейчас, когда вы читаете это письмо, нас уже нет в живых. Наши изрешеченные пулями тела горят в стенах Белого дома. Мы по-настоящему любили Россию и желали восстановления порядка в стране. Чтобы у всех людей были равные права и обязанности, чтобы нарушать закон запрещено было всем, независимо от должности».
- Где ты была? Я так волновалась! Мама твоя звонила раз десять.
Нонна оторвала кусок от буханки и, глядя в окно, сказала:
- Я записалась на курсы ворожей, сегодня было первое занятие.
Я сначала не поняла:
- На курсы кого?
- Ведьм! Теперь понятно? Как приворожить, как порчу навести.
- Ты это серьезно? Зачем тебе?
- Потому что хочу научиться выводить злой дух из жилых помещений, - по слогам отчеканила Нонна. - И не приставай больше с расспросами.
- Что значит, не приставай? Вот это новость! Так ты теперь и гадать научишься, и зелья всякие варить? Станешь известной колдуньей. У тебя даже имя подходящее: Нонна. «Известная прорицательница Нонна Эривани заглянет в книгу вашей судьбы и...»
- Прекрати! - закричала подруга. - Как ты не понимаешь! Я уже не надеюсь ни на что! Я хочу сделать так, чтобы мы снова были счастливы! Посмотри, что происходит вокруг. Люди с ума посходили. Как с цепи все сорвались. Одни кинулись в бизнес, пожирая друг друга, другие - в сексуальную революцию. Если у мужчины появилась вторая пара брюк, он уже ищет новую жену. Все всем изменяют. Честных нет. А что происходит со страной! Посмотри! - Нонна ткнула в телевизор. - Ты когда-нибудь могла такое себе представить? Что, мы с тобой в Москве будем нелегалками без регистрации?
- Ты еще спой "Что же будет с Родиной и с нами?".
- Дура ты, - Нонна села на табурет. - Конец света скоро.
- Слушай, ты случайно еще и в Свидетели Иеговы не записалась?
- Я просто хочу изменить свою судьбу.
- С помощью черной магии? Я все равно не верю, что ты это всерьез. Из любопытства, могу понять.
- Ты правильно сказала. Да, скорее, из любопытства. Я хочу попробовать выжить из этой квартиры смертный дух.
 
Каждое утро Нонна убегала на занятия. Я подсмеивалась. Не верилось, что невероятно образованная, интересная, веселая девушка может заниматься  ерундой. "Просто у нее душа исследователя. Любопытство. Да и надо же себя чем-то занять. Без работы, семьи, друзей - свихнуться недолго".
 
Нонна была самой красивой девушкой потока. Я увидела ее первый раз на вступительных экзаменах в университет. На письменном экзамене по математике она сидела чуть впереди и сбоку от меня, через проход. На ней был черный топ с короткими рукавами и острым вырезом на груди и юбка в шотландскую клетку. На ногах - босоножки на платформе в тон юбке. Длинные волосы, доходившие ровно до поясочка на юбке, были рассыпаны по плечам и спине. Она то и дело заправляла левой рукой непослушную прядь за ухо, и тогда открывался ее профиль. Когда, задумавшись, поворачивала голову влево, мне было видно почти все лицо. Она казалась почему-то загадочной, я любовалась ею и думала: "Как я хочу, чтобы эта незнакомая девушка стала моей подругой!"
Она вдруг достала очки из футляра, лежащего на столе перед ней, надела их, резко повернулась и посмотрела мне прямо в глаза. Взгляд был насмешливым. Как я смутилась! Поспешно отвернулась и уткнулась в экзаменационное задание.
Каково было мое удивление, когда я обнаружила свою незнакомку в том же автобусе, который вез меня домой после экзамена. Я пробилась к ней через толпу:
- Привет!
- Привет!
Столько совпадений редко бывает! Мы учились в одной школе, мы ездили в одном автобусе из школы домой. Она сказала, что узнала меня. Я ее - нет. Могла поклясться, что первый раз увидела только сегодня. Первые пять цифр номеров наших домашних телефонов совпадали. Отличалась только последняя цифра. Нонна знала всех моих друзей-одноклассников, она жила с ними в соседних домах. Я в детстве часто приходила к ним во двор играть, но ее не встречала никогда. Может быть, потому что она была старше?
 
С Нонной дружить было трудно, она всегда умела держать дистанцию. Выпытать мои секреты ей не составляло труда, представление о ее жизни я получала лишь по обрывкам фраз или от общих знакомых. Задавать Нонне вопросы открыто было нельзя, если надо было получить какую-либо информацию, то нужно было заходить издалека и двигаться осторожно обходными путями. На прямые вопросы она чаще всего отвечала неправду.

Была в советское время категория людей, реально оценивающая происходящее в стране. Я бы не сказала, что они были оппозиционерами или диссидентами, нет, наоборот, они служили на  высокооплачиваемых должностях, работали за границей как советские специалисты, их дети учились в школах тех стран, росли там, впитывая дух свободы. Дети видели другую жизнь, были ею заражены. Они просто не могли уже жить в Советском Союзе. Ложь душила их, система издевалась над ними. Они были раздвоены. К такой категории принадлежала Нонна.
Это я подсмеивалась над религиозной бабушкой, которая в своей спальне держала икону и каждый день зажигала лампадку на серебряных нитях. Нонна была из противоположного лагеря. Не любила активистов, презирала мои потуги в комсомольских комитетах, постоянно подкалывала вопросами, верю ли я в победу коммунизма на всей земле или в Бога, как отношусь к  ведущей роли пролетариата и что я думаю о дружбе народов. Например, буду ли я дружить с гомосексуалистом из Африки?

Как-то к нам на комсомольскую конференцию приехала делегация студентов из Тбилисского университета. Наш университет выделил  роскошный по тем временам интуристовский автобус. Мы разъезжали с делегацией по всей Армении, показывали наши местные достопримечательности. Я сидела во главе автобуса с активистами, Нонна - позади с девушками. В один из дней мы приехали в Гехард. Там семинария армянской апостольской церкви, уникальный храм, высеченный в скале. Грузинские студентки, все как на подбор высокие, с длинными волосами, никаких современных стрижек, с ликами мадонн, - вдруг сняли повязанные вокруг шеи шали и покрыли ими головы. И только потом вошли в храм. Нонна тоже накинула шаль на свои роскошные волосы и последовала за ними. Я чувствовала себя не в своей тарелке. Впервые я столкнулась с чем-то мне непонятным - уважением моих ровесников к религии, и на ум мне в первый раз пришло, что я - безбожница и даже богохульница. И вдруг девушки запели. Так, как умеет петь только грузинская нация. Многоголосие, перехваты мелодии от одной девушки к другой, переливы волнами - то громче, то почти шепотом... Все замерли. Пели они на грузинском, мы не понимали слов, но и так было ясно, что такими чистыми голосами можно петь только о вечном и прекрасном. Я с удивлением заметила, что Нонна плачет. Девушка с ядовитым чувством юмора, любящая всех подкалывать, подсмеиваться над нашим пафосом и рвением, вдруг заплакала. Я вообще думала, что Нонна не знает, как это делается.
Грузинки запели "Аве Мария" Шуберта. И мне стало стыдно за свои непокрытые волосы, захотелось склонить голову, стать на колени перед прелестными голосами и ангельской музыкой.
На обратной дороге в Ереван Нонна веселила весь автобус. Шутила, рассказывала анекдоты. Как будто и не было тех слез. Я возвращалась надутая.

- А я думала, ты в Бога веришь, - сказала я Нонне, когда та в очередной раз вернулась со своих занятий.
- С чего ты взяла?
- Ты плакала в Гехарде, когда, помнишь, грузинки пели.
- Ну и что? Они меня просто растрогали. Такая полифония и Шуберт кого хочешь разжалобят.

Мама передала мне номер телефона Яны, нашей общей с Нонной знакомой по университету.
- Яна просила тебя позвонить, она сейчас тоже в Москве. Скучает. Зайди к ней как-нибудь.

У Яны был богатый любовник, олигарх, можно сказать. Оплатил ей роскошный номер в гостинице "Россия" с видом на Кремль на несколько месяцев вперед.
- Сказал, живи здесь, пока в Ереване обстановка не наладится.

В номере было две комнаты. Спальня и гостиная с эркером. Окна до пола. Красная площадь расстилалась прямо под нами. В нише стоял диван, я перелезла через спинку, прильнула к окну. Вид был завораживающий. Сколько раз бывала на Красной площади, а каждый раз восхищалась: "Подумать только, выглядит точно, как на обложке учебника истории".
- Стой там, - сказала Яна. Она взяла с журнального столика «Поляроид», встала коленями на диван. - Не двигайся. Отличный должен получиться кадр. Прямо за тобой звезда.
Фотоаппарат зашипел и выплюнул снимок, Яна помахала им в воздухе:
- Возьми на память!
Яна была окружена дорогими вещами. В кресле валялась белоснежная норковая шубка. На туалетном столике стояли неизвестные мне духи. Кучка драгоценностей сверкала с прикроватной тумбочки.
- Когда твой приедет?
- Никогда не предупреждает. Неделю, сказал, пробудет в Ереване. Деньги он же там делает. Даже на горе и нищете наживается. Продает движки, которые на бензине работают, такой можно в квартире пристроить, и будет тебе электричество постоянно, в то время как остальное население свет имеет только два часа в сутки. Недвижимость по дешевке скупает. К заводу химреактивов присматривается.
- Можно у тебя пожить пару дней до отъезда, у меня билет в Ереван на послезавтра? - спросила я. - Прикоснуться к роскоши.
- Я всегда знала, что в душе ты - предатель, - сказала Нонна.
Мы с Яной подумали, что она шутит. Но на следующее утро Нонна привезла все мои вещи, аккуратно сложенные в сумку, и оставила у администратора.
Я звонила ей сто раз, наверное, но она не отвечала.

Перед моим отъездом в Ереван Яна сказала:
- Пойдем в ресторан, погуляем. Я угощаю. Точнее, продавец движков.
В ресторане Яна пила шампанское, как воду, ее развезло, и она мне призналась:
- Ненавижу его. Только деньги мне его нужны, больше ничего. Замуж хочу, чтоб семья нормальная была, дети. А этот гад женат.
- Брось его!
- Не могу. Люблю такую жизнь. Слушай, он недавно меня со своим партнером познакомил, Игорем. Я в него влюбилась с первого взгляда. Он тоже на меня во все глаза смотрел. Ах, если бы не этот козел!
- Только не встречайся с Игорем за спиной своего красавца. Он тебе не простит.
- Что я, дура?
- Ты же замуж хочешь. Выходи за Игоря.
- Он же русский! Меня родители убьют.
- Значит, жить на деньги женатого олигарха можно, а замуж за русского - нельзя?
Из прекрасных голубых глаз Яны покатились слезы.
- Ладно, не плачь, все как-то образуется, - примирительно сказала я. - Про Нонну не забывай. Вытаскивай ее из дому когда-нибудь. А то она совсем одичает.

Утром, когда я причесывалась в ванной, туда заглянула Яна. Протянула мне флакончик духов:
- На, возьми себе. Они японские. Очень редкие.
И вдруг ахнула:
- А ну-ка повернись к свету! У тебя сзади клок волос отрезан. Ты видела?
- Нет! Что ты говоришь?
- Возьми второе зеркало. Смотри! Видишь, прямо посередине, аккуратно ножницами отрезан клок.
- И вчера так было?
- Не знаю, я не обратила внимания.
- Как это могло произойти? Кто мог подойти ко мне и отрезать клок волос так, чтобы я не заметила? Такого просто не может быть!
- А когда ты спала?
- Ты, что ли, отрезала? К тому же я очень чутко сплю. Просыпаюсь от каждого шороха.
- Тогда не знаю. Иди и подстригись. Еще успеешь до самолета.
Я спустилась вниз, отсидела небольшую очередь в женский зал парикмахерской, и меня там подстригли, коротко и некрасиво. Глядя на себя в зеркале, я думала о Нонне.
- Завтра у нас будут практические занятия. Мы будем учиться привораживать людей. Нужны волосы, - сказала как-то моя подруга.
- Попрактикуйся на своих.
- На своих нельзя.


Из Еревана я звонила Нонне много раз, но, услышав мой голос, она бросала трубку. Такое бывало и раньше. А тут мои родители надумали переезжать. Кардинально. Из Еревана в Донецк. Перед отъездом я позвонила маме Нонны.
- Удачи вам на новом месте, - пожелала мама подруги. На мой вопрос о Нонне поспешно добавила: - Все у Нонны по-прежнему, никаких изменений.
- Запишите мой телефон в Донецке, - на прощание попросила я.

Нонна позвонила через год после нашего переезда.
- Я замуж выхожу. Приезжай, подружкой невесты будешь.
- Поздравляю! А кто у нас муж?
- Игорь. Партнер Яниного олигарха.
- А Яна как?
- Не знаю. По последним сведениям, олигарх снял ей квартиру в Москве.
- Как ты Игоря встретила?
- Он пригласил Яну в ресторан. Она одна не хотела идти, боялась своего олигарха, а Игорь ей нравился. Позвала меня как ширму.
- Ну, а ты свой шанс не упустила... Бедная Яна!
- Это Игорь не упустил. Приедешь, увидишь. К тому же Яна хотела сразу обоих, а так не бывает.
- Ты думаешь, я к тебе приеду?
- Да. Я даже билет тебе уже обратный взяла. Так что придется тебе только один билет покупать. Свадьба будет в ресторане, а расписываться - в Грибоедовском загсе под струнный квартет.  Оденься прилично. Свидетелем у Игоря будет красавец, неженатый и богатый.

Я приехала.
Нонна от своих принципов не отступала. Сообщила о свадьбе меньше чем за неделю, чтоб не сглазили.
- Кого ты боишься? Почему никого из своих родственников и друзей не пригласила? С твоей стороны только я одна?
- Да. Я не хочу, чтобы хоть кто-то завладел его вниманием и временем.
- А я?
- Тебе можно, ты заслужила. Я добро не забываю.
- Чем же я заслужила?
- Ты попросила Яну меня не забывать. Вот она меня и позвала, когда Игорь ее пригласил. Там, кстати, не она одна была. Друзья Игоря были с женами, подругами. Яну он позвал просто из вежливости, чтобы партнеру приятное сделать. А наша общая подруга думала, что будет с ним наедине. Вот и пригласила меня как прикрытие.
- А дальше?
- Все просто. Игорь усадил нас в свой «Мерседес» и развез по домам. Сначала Яну в «Россию», потом поехали ко мне. И вдруг, сама не знаю, что на меня напало. Я всю дорогу его развлекала, уже не помню, что я там ему рассказывала, но он хохотал до слез.
Я вспомнила, как Нонна веселила весь автобус с грузинскими студентами. Она могла быть великолепной.
Это был ее звездный час. Игорь влюбился. Проводил до двери. Попросил разрешения зайти - и остался.

- Помнишь Чахкала (голубоглазый)? - спросила Нонна по дороге с вокзала домой. Она уверенно сидела за рулем "восьмерки" и лавировала в сумасшедшем движении на московских дорогах. Раньше за руль садилась только я, Нонна боялась.
- Помню.
Чахкал - это прозвище, из-за голубых глаз. Невероятно был красив, популярен среди ереванских девушек, этакий плейбой. Одно время Нонна и он встречались. Потом расстались. Нонна запретила мне упоминать его имя «всуе». Ходили слухи, что он был закоренелым наркоманом и пытался Нонну тоже приобщить. И они якобы из-за этого расстались. На самом деле я знала, как Нонна пыталась бороться. Но Чахкалу не повезло, его взяли в оборот торговцы наркотиками. И он пропал. Исчез.
- Я его недавно в аэропорту встретила. В Ереване. Лысый, толстый, глаза выцвели. Не поверишь, служит в милиции. Я его еле узнала.
- А он тебя узнал?
- Еще как. Подбежал. Говорит, хочешь, через вип-зал проведу? А я ему: я и так через вип-зал летаю.
- Было из-за чего убиваться.
- С чего ты взяла, что я убивалась?
Я промолчала. Я вспомнила, что, когда исчез Чахкал, Нонна тоже исчезла. Заперлась на несколько месяцев дома и ни с кем не общалась. Объявилась уже только в Москве.
- А почему он тогда пропал, ты не спросила?
- Конечно, спросила. Он в тюрьме сидел.
- Как же он в милиции служит?
- А ему справку нарисовали, что он был осужден советскими властями по политическим убеждениям. В независимой Армении он теперь герой.

Квартира тети изменилась. Исчезли двухъярусная кровать и старый диван. Появилась новая мягкая мебель, журнальный столик, горка для посуды, навороченный телевизор, на старом секретере стоял компьютер.
- Пока ты будешь здесь, Игорь поживет у друга. Располагайся.
- И первую брачную ночь проведет у друга?
- Да, - просто ответила Нонна.

В последний раз я видела Нонну на перроне Курского вокзала. Они с Игорем долго стояли у окна моего купе. Я навсегда запомнила ее счастливой, улыбающейся и необыкновенно красивой в красном длинном платье, босоножках на высоких каблуках, с распущенными волосами.

Накануне я набралась смелости и спросила подругу:
- Это не ты отрезала мне волосы, когда я спала?
- Я. Только не когда спала, а когда болтала по телефону. Пока ты выясняла отношения с этим, как его...
- Ладно, неважно.
- Ты ничего вокруг не замечала. Я подошла сзади и отрезала прядь. Ты даже не шевельнулась.
- Я тебе доверяла. Зачем ты это сделала?
- Хотела попробовать тебя приворожить.
- Получилось?
- Нет. Ты уехала.
- Я звонила тебе каждый день и из Еревана, и из Донецка.
- Значит, получилось! Ладно, не дуйся. Я пошутила. Ни на какие курсы ведьм я не ходила. Я записалась на курсы парикмахеров, только неудобно было это говорить. Ты писала диссертацию! А я прозябала в НИИ, потом жила на подачки двоюродной сестры за то, что ухаживала за ее матерью. Я хотела чему-то научиться, чтобы найти работу. А ты всегда была снобом.
- Я?
- Да, ты. Поэтому и пришлось придумать про магию. Чтобы интрига была.
- А волосы зачем тогда отрезала?
- Не знаю. Чтобы ты попросила меня тебя подстричь. А ты даже не заметила.


Умерла Нонна в мае. Когда в Москве, в ее самом любимом городе на свете, готовились к параду. До последней минуты Игорь находился рядом с ней. Он не поверил в страшный диагноз, он боролся, и Нонна боролась. Болезнь то отступала, то наступала. Игорь нашел лучших врачей, лекарства, и, когда уже казалось, что болезнь уходит, Нонна умерла. Ранним утром. А через несколько часов по Красной площади загромыхали танки и БТРы, полетели самолеты.

Когда поезд набрал скорость, Нонна побежала. Игорь отстал, а она бежала в босоножках на высоких каблуках, путаясь в длинном платье. В лучах заходящего солнца она была похожа на танцовщицу фламенко в алом bata de cola.   

P.S. Все имена изменены. Но я уверена, что если бы моя подруга прочитала этот рассказ, она бы сказала:
- Я всегда ненавидела имя Нонна.  И надо же было именно это имя дать мне.