ЕФИМ повесть часть 8, 9

 Часть 8

Ефим, немного успокоившись, позвал жену. Перешагивая через трупы, бледная и запуганная она вышла на улицу.
— Собирай детей, уезжаем! На старших детей и на себя надень побольше одёжки, да узлы свяжи потуже. Не забудь взять еды, что перечислять, сама знаешь. В неведомое едим. Позаботься хорошенько, да шибче кумекай, время до утренней зорьки осталось малость. Иди, иди, собирайся, а я лошадей пойду запрягать.
 Всё происходило очень быстро, и Ефим не мог ещё хорошенько сосредоточиться, но надо было спешить. Промедление — смерти подобно.

Миланья, добрая девка, помогала узлы связывать, обливая их слезами, причитала всякие напутствия, деток одевала, ловко вшивала в сюртук и в подолы юбок потайные карманы для денег и ценностей. К утру всё было готово.
— Миланья, дорогая моя, бери всё, что тебе нравится, и иди домой к матери и прощай. Бог даст, может, когда-либо свидимся. Я благодарна тебе за заботу о нас. Помогай тебе Бог! —утирая слёзы, говорила Ульяна.
Миланья быстро собрала себе большой узел, низко поклонилась и, легко закинув его на спину, поплелась по тропинке через садовую калитку, чтобы ненароком кого не встретить.
Усадив детей, Ефим дал знак Ульяне, что пора ехать и шепотом добавил:
— Поезжай, я догоню.
Ульяна потянула на себя вожжи, лошади, чувствуя неопытного кучера, вздрогнули, тихонько фыркнули и медленно потянули повозку. Небо на востоке посветлело, подул лёгкий, свежий ветерок, и деревья сразу ожили, и казалось, что они, прощаясь, машут им своими тонкими ветвями, а в шелесте листвы слышалась печаль далёких предков. Где-то в кустах чирикнула первая пташка. Спазмы сжали горло Ульяны, а сердце готово было выпрыгнуть из груди.
Они даже не успели поговорить толком, подумать, куда им лучше ехать. Навстречу, из-за кустов вышел Ефим, с топором в руках. Он положил его в возок и аккуратно прикрыл соломой. На ходу он легко запрыгнул в телегу и взял у жены вожжи. Лошади повеселели, и возок покатился, подпрыгивая на ухабах.

Ехали молча по дороге на станцию. Дети дремали, приткнувшись, друг к другу, укрытые пледом. Выехав в поле, Ефим и Ульяна оглянулись. В огне, словно в зареве, утонули их дом, амбары, баня и прочие постройки. Горело всё. Родимое гнёздышко посылало им пламенный привет. Ефим подстегнул лошадей, повозка не поехала, а покатилась по накатанной дороге, и вскоре возок скрылся за Яром.

На станции была полная неразбериха. Всё смешалось, где богатые, где бедные, где лошади, где люди. Ефим слегка растерялся. Потом зорким взглядом определил, что одни стараются пробраться на восток, ближе к Киеву, а другие на запад в Германию. Поезда брали штурмом. Крик, стон стоял повсюду. Мужики зло матерились.
Столько люду, — подумал Ефим, — и не дай Бог, кто опознает, тогда всё пропало. В Польшу ехать — смысла нет: от волка бежишь на медведя нарвёшься. Нужно ехать в сторону Киева, а там решим по обстановке.

Он поделился своими мыслями с Ульяной и решили ехать своим ходом дальше. Ефим глаз не смыкает, всё примечает, дорогу безлюдней выбирает, в деревнях кое-какие вещи на хлеб и молоко меняет, да всё расспрашивает мужиков, как да что...
— В страхе живём, какая к чёрту эта жизнь. Неведомо, что завтра сотворят эти ироды. У них ни царя, ни закона нету. Нельзя быть земле русской без государя. Без царя — земля вдова. Грех большой творят безбожники. Сердце царева в руке божьей, за всё ответ держать будем. Пройдут годы, а покаяние наступит, — отвечали более
разговорчивые, а большинство махнут рукой, иди, мол, своей дорогой и без тебя тошно.

Уже ближе к Киеву, на станции Вопнярка, Ефим лошадей продал дёшево, почти задаром и в товарном вагоне, с такими же беженцами, как и они , продолжили свой путь в никуда. Они ехали уже не сами по себе, а их нёс людской поток того времени. Пересаживаясь с поезда на поезд, они ехали уже в сторону Московии, и беженцев
становилось всё меньше и меньше. Душа у Ефима оттаяла, здесь его никто не знал. Содержимое узлов всё распродано и разворовано, пора где-то останавливаться.

Под Калугой всех высадили, была проверка документов. Мечется Ефим среди людей, где пристроиться, куда деваться с малыми детками. Деревни маленькие, чужаков не принимают даже на постой. Народ запуган революцией и новыми законами. Продолжаются доносы и аресты. В чайной один молодой, серьёзный мужчина, видно образованный, сказал:
— Эх, батя, в городе тебя с такими документами за контру примут и гуляй тогда в Сибирь со своим выводком. Если хочешь, поедим со мной, здесь недалеко, километров сто. У нас карьер, рабочие нужны, а деревенские в основном в колхозе работают. Так что решай. Место тихое, словом глухомань, но на будущее — перспективное.
— Это то, что нужно, — подумал Ефим и согласился.
— А как туда добраться, у меня же дети?
— У нас несколько возков здесь, кое-что по дешёвке закупили для каменоломен. Детишек пристроим в обозе, а сам сзади пойдёшь пешком. Так добрались до места, где шли, где ехали...

Места и впрямь оказались глухие. Кругом леса и овраги глубокие с родниками холодными, заросшие рябинами, берёзами и вековыми дубравами. Среди лесов поля колхозные.
Карьер был небольшой, он только начинал набирать мощности. На опушке леса стояло несколько складских построек и времянки для рабочих. Нашли комнатушку и для семьи Ефима, чему они были очень рады. Наконец-то одни и можно спокойно отдохнуть. Ефим достал свой заветный топор, смастерил из валявшихся досок топчаны, стол, лавки, со склада принесли им буржуйку и стали они потихоньку приспосабливаться к жизни на новом месте.

За время путешествия Ефим отрастил бороду, стал нелюдим, с мужиками подолгу не разговаривал, о себе не рассказывал. Выполнял всякую работу добросовестно и аккуратно, но больше всего он предпочитал работать один.
С лёгкой руки соседа, все стали звать его дед Юфим и предложили ему работать сторожем при складах, считая его подходящим и надёжным человеком.

 Часть 9

К зиме в рабочем посёлке построили двухэтажный щитовой дом и два барака. Деду Юфиму выделили две комнаты для его большой семьи. Жизнь налаживалась, но бедность не отступала. Шёл уже 1936 год. Старшей дочери минуло восемнадцать лет. С шестнадцати лет работает Варя в карьере грузчиком, другой работы здесь нет, а
семье нужно помогать. Настя, окончив семь классов на отлично, с согласия родителей, уехала учиться в город на медицинскую сестру. На следующий год пошли в школу Катя и Ирина. Ульяне дел дома хватало, то за водой в родник сходить, то дров заготовить, истопить печку, всех накормить, да и одёжку пошить для детей, починить и перекроить старое, чтобы ни одна тряпочка не пропала. Беднота замучила. От безысходности старшая дочь Варенька без согласия родителей замуж вышла за деревенского парня и ушла из дома. Погоревали, погоревали родители и успокоились, ведь на руках ещё две дочери, а третья на стороне. Не на такую жизнь они рассчитывали, когда детей родили. Думали богато замуж выдать, да не получается пока.

Однажды, ближе к осени, приехали в карьер молодые специалисты: геолог, маркшейдер и двое, горных инженеров — муж с женой и с ними двое маленьких детей. Деда Юфима попросили пустить на постой эту семью, так как число, проживающих в квартире детей, у него уменьшилось. Ульяна без сожаления освободила им одну комнату.
— Видно люди интеллигентные и богатые, хорошо одеты и золотые колечки на руках — сказал он Ульяне. Приняли они их очень доброжелательно. Одолжили им посуду и кое-что из постельных принадлежностей для детей.

Специалисты изучали местность, бурили в разных местах землю, делали шурфы, изучали залежи горных пород и пришли к общему заключению, что в этих местах богатые залежи бутового камня и ещё всякой всячины понемногу, вплоть до урана.
— На этом месте скоро будет завод стоять, а поле застроят жилыми красивыми домами и школу, и больницу построят и ,конечно, дом культуры. Здесь, среди леса, будет ваш город! Молодёжный! Сюда по комсомольским путёвкам приедут строители, врачи, учителя, музыканты, клубные работники и просто молодые рабочие и специалисты, — говорил одухотворённый геолог. Ему нравилась его мечта о городе будущего.

Слушали люди и не верили. Неужели, правда? Вот бы посмотреть на всё это!
Было трудное время, но люди искренне верили в будущее и в своё предназначение в служении Отечеству, всегда готовые встать на защиту молодой страны Советов.
Разве думал простой человек, рабочий, крестьянин о партии, о комсомоле? Они думали о своей жизни, каким образом создать приличные условия для своей семьи, как выучить детей и чтобы они были счастливы.

Поверив в коллективизацию, что всё кругом моё, а на деле оказалось , что моего-то вообще ничего нет, кроме семьи и родного очага. Жили люди от зарплаты до зарплаты, получая символическую сумму денег, и еле сводили концы с концами, помогая друг другу.
На замки двери в бараках никто не закрывал, днём только босоногие ребятишки сновали по длинному коридору, все взрослые были на работе, и никто никого не обижал и только надежда на лучшее будущее, вселяла в их души оптимизм.
Зима сорокового года выдалась на редкость очень холодной. Морозы доходили до сорока градусов. Трещали деревья, промерзали щитовые дома. Печи топили два раза в сутки, чтобы согрелись дети. Вымерзали сады и замерзали на лету птицы. Под Рождество вечером Ефим Егорыч, как обычно, ушёл на работу. Ульяна хлопотала
у плиты, готовила ужин. А квартирантка Вера — горный инженер, решила поставить самовар и вдруг:
— Ой! А воды-то нет, — изумлённо сказала она. — Я сейчас сбегаю. Накинула шубейку, взяла вёдра и, хлопнув дверью, вылетела в пургу. К вечеру погода так разыгралась, что с ног сшибает. Метёт колючим снегом поземку, ветер завывает, деревья клонит, снегом окутывает. Муж Веры с детьми играет, да всё в окно поглядывает.
— Что-то нашей матери долго нет?— говорит он детям, а прошло действительно много времени, и родник не так далеко, и волков в лесу нет.

— Пойду я Веру встречу, а Вы за детьми присмотрите, пожалуйста, а то они при мне расшалились малость, — сказал он тётке Ульяне.
— Иди, иди. Посмотрю, — ответила она, не отходя от плиты. Ульяна глянула в окно. Как быстро стемнело, — подумала она.
Прошло полчаса, а потом и час. Никто не возвращается. Время уже к двенадцати клонит. Ульяна одна с четырьмя детьми и не знает, что делать.
— Боже мой! Что же случилась? — говорит она вслух, стоя перед иконой. Уложила детей спать, а сама в страхе и тревоге не смыкает глаз, прислушиваясь к каждому шороху.

 Утром пришёл дед Юфим с дежурства, молча выслушал жену, закурил, поохал и пошёл в контору заявить о случившемся.
Приехала из района милиция, ходили к роднику, расспрашивали всех, кто и когда их последний раз видел. Но тропинку к роднику так занесло, что без проводника родник найти было невозможно. Кругом лес и нетронутые, даже мышкой, высокие белые сугробы.
Все были в недоумении, как могли здесь, в таком тихом месте пропасть люди, где даже чужая птица не пролетает, а не то чтобы человек.
Какое-то время надеялись, что они вернутся. А вдруг они так задумали бросить детей, кумекали люди. Прошёл месяц. За детьми Ульяна ухаживала, как за своими. Всё это время работники сельского Совета искали родственников Веры и её мужа, но никого не нашли. Вскоре приехал добрый дядя на лошади и две женщины из
сельского Совета и увезли детей в приют.
— А что же с вещами делать?— сокрушалась Ульяна.
— Молчи про вещи, наши они, — отвернувшись, грубо сказал дед Юфим.

После холодной, суровой зимы наступила ранняя полноводная, как в народе говорят, дружная весна. Появились первые проталины. Прилетели грачи, громким карканьем оповещая округу о своём прибытии. Высыпала на улицу детвора, как после долгой спячки, с утра до вечера на подсохших лужайках играли в чижики, в лапту,
прыгали и изрядно шумели. В середине апреля стало тепло. Ребятишки, как стайка воробьёв, дружно вспорхнув, все улетели в лес за цветами, за дровами, за сморчками. Хозяйки готовились к майским праздникам: мыли окна, стирали, на улице полоскали и развешивали бельё на привязанные к деревьям верёвки, вытряхивали матрасы и вновь набивали их свежей соломой... Всё шло своим, уже веками
отлаженным, чередом, и вдруг крик. Бежит из леса мальчишка, машет руками и орёт на всю вселенную:
— Люди-и! Люди-и! Там человек!
Все всполошились, понять не могут, что происходит.
— Там... Там... — показывает мальчик на лес — в стороне от родника.
Побежали в лес посмотреть. И действительно, из-под кучи хвороста торчат ноги. Вызвали милицию, откопали и ахнули — это была Вера, убитая топором и изгрызенная мышами. В стороне под другой кучей нашли её мужа и тоже убитого топором. Люди с ужасом смотрели на изуродованные тела.

Следствие возобновилось. Но через полтора месяца началась Великая Отечественная война, и этот несчастный случай был забыт. Новая беда пришла неожиданно, которую никто не ждал. Бабьи слёзы полились рекою, провожая мужей и сыновей на фронт. Уехала с санитарным эшелоном на передовой фронт и дочь деда Юфима Настя.
Через пять месяцев немец был уже в трёхстах километрах от Москвы. Шли страшные бои на подступах к Туле. Медицинские пункты переполнены ранеными. Не хватает рабочих рук. Получив известие о гибели мужа, Варя уехала в город работать санитаркой. После кровопролитных боёв под Москвой, когда пришли на помощь нашим солдатам народные ополчения, содрогнулась земля. Забыли немцы про русский характер. Русский мужик долго терпит, но больно бьёт. Гитлеровцы отступили, но ещё долго приходили похоронки с фронта.

Ефим уже не мог как-то влиять на судьбы своих дочерей. Жизнь круто изменилась, не то время, что было раньше, думал он, качая головой. Катерина, получив медицинское образование, вышла замуж за военного и уехала на север. Через десять лет её муж погибнет при испытании новых самолётов.
Ирина, став геологом, уедет в Сибирь. После нескольких экспедиций она напишет книгу об этом удивительном крае. Дед Юфим гордился ей, своей найденной дочерью и при каждом удобном случае показывал знакомым и соседям, аккуратно завёрнутую в газету, книгу дочери.
 
Но из последней экспедиции Ирина не вернулась. Группа из пяти человек пропала в тайге. Их ждали до поздней осени, ждали весной, надеясь, что они зазимовали у охотников. Новая экспедиция пошла по тому же маршруту, нашли стоянку, но недалеко от Енисея кончились зарубки на деревьях, и нельзя было понять, куда они пошли: в низ или в верх по течению. Поиски были безрезультатны.

Не о такой судьбе для своих дочерей мечтал молодой Ефим. Разбросала она их по бел свету, даже детей не смогли народить.
И снится деду Ефиму по ночам одно и то же — его родная Украина, такая близкая и далёкая, где земля кипела под вражескими сапогами. Сгинули дома, сгинули люди и то заветное местечко за Яром, и кованый сундучок с золотишком. Видно забыл Ефим, закапывая, сказать заветное словечко, без чего и клад не клад. Дал бог клад, да
не смог его взять — очнувшись, думает он. Перевернётся на другой бок, перекрестится в дрёме, закроет глаза — кровавые кошмары грезятся. Нет покоя старому человеку. Видно жизнь не так прожил — подумает он.

Присядет дед Ефим на пенёк возле дома, покуривает и всё вдаль смотрит, словно ждёт кого-то, а соседский мальчонка ляжет на травку напротив деда и пытает его:
— Скажи, деда, а что такое смерть?
— Да-а-а... — задумается дед, а потом заговорит в растяжечку — где ни ста-ать, ни се-сть. Де-ре-вя-нный ту-лу-у-п. Во-о-тчина в ко-о-сую са-ажень. Под дерно-во-е оде-я-льце. До-о-мик в шесть до-сок. В хо-ло-док, в тёмный уго-ло-ок. Под за-а-ступ, под лопа-а-ту.
— Ну, де-ед! Ты та-ко-о-е сочинил... аж жуть берёт! — подскочит мальчонка и убежит, сверкая голыми пятками.

                КОНЕЦ