Голод

Еремей с тоской оглядел поле. Почти вся зерно было выклевано птицами. И как только он мог заснуть? Вроде прилег-то на мгновение. Засмотрелся на облака и вот на тебе!  Уснул.
Что теперь будет, Еремка не знал.
"Отец убьет меня! Убьет!" - думал он и горячие слезы бежали по его щекам. Но не это тревожило его на самом деле. Больше всего он переживал за мамку да сестер. Они теперь будут голодать. Да не как обычно, а по-настоящему!  Того, что осталось не хватит отдать оброк...
"Отец меня убьет и правильно сделает! Одним ртом меньше!" - казнился мальчишка, которому едва исполнилось 8.
Он повзрослел рано. А как было не повзрослеть, когда из мужиков только отец да он. А помимо них, еще семеро. Мать и сестрицы.
Еремка посмотрел на свои босые ноги, они были все в пыли, с твердыми натоптышами на подошвах. Обутку они берегли, и пока ноги могли терпеть холодную землю, ходили босиком. Тяжело приходилось отцу. Чтоб прокормить свою большую семью, приходилось работать с зари до зари.
Мальчик упал в поклёванную пшеницу. "У,  подлюги!" - погрозил он своим маленьким кулачком, с худыми, тонкими пальчиками,  птицам, кружащим в небе.
Ком подступил к горлу, рыдания, рвущиеся изнутри, подступали и душили его. Еремка не мог не вздохнуть, ни выдохнуть.
"Что теперь с нами станется? Помрем все!" - метались мысли в его голове. Особенно жалко было маменьку и маленькую Глашу. Он любил ее больше других сестер. Родилась она слабенькой и болезненной, Еремка, которому было на тот момент  4 года, помнил, как матушка рухнула в поле, согнувшись пополам от острой боли. Он видел, как исказилось в муках ее лицо. Острая жалость снова пронзила все его существо. Перед глазами появилась синюшная Глаша, худая и длинная. Она долго молчала, и мать решила, что не жилец.
Еремей помнил, как она тихо вздохнула и произнесла с блаженной улыбкой. "Боженька прибрал!"
Но Глашка оказалась живучей. Она пискнула. Обессиленная трудными родами и тяжёлой изнуряющей работой,  матушка приложила ее к груди. Малютка цепко охватила малюсеньким ротиком сосок и зачмокала, высасывая из матери последние соки. Родившаяся в трудный, голодный год, она вскоре тяжело заболела. Снова все были уверены, что долго ей не протянуть, но она снова выкарабкалась.
Сейчас ей было уже столько, сколько Еремке в год ее рождения. Но выглядела она совсем малышкой. Она отставала от сверстников и в росте и в весе. Брат легко поднимал ее, он кружил, а она весело, заливисто смеялась. Оправившись от очередной болезни, она хваталась за любую работу, чтобы помочь матери.
"Умная, чертенок!" - улыбнулся своим мыслям Еремка, на мгновения уйдя от страшной реальности.
Она обрушилась на него, стоило только открыть глаза.
Перед его взором качалась былинка, которую венчал опустошенный колос.
"У, звери!" - вскричал он, и вскочив побежал по полю, быстро перебирая тощими длинными ногами. "Убью!" - кричал он и махал длинной палкой, которая попалась ему под руки. Он бил по земле, вкладывая в удар всю свою силу и отчаянье!
Пятый голодный год подряд им не пережить.  Как только на престол вошел Бориска, природа воспротивилась против этого. Так говорил отец.  Да и вокруг все об этом поговаривали. Тихонечко, исподтишка, но разговоры об этом звучали то там, то тут.
"Царь должен быть по крови!" - шептались все вокруг.
Смутные были времена. Как бы ни был мал Еремка, но это он понимал, так как чувствовал на своей шкуре. Нутром своим. Есть хотелось всегда. Даже когда он выходил из-за стола. Пустая жидкая похлебка почти не утоляла голод. А теперь... не будет и ее. Редька уже надоела так, что он смотреть на нее не мог. Горькая, противная, склизкая... Еремку передернуло. И тут же живот грозно заворчал. Мальчишка сорвал соломинку и сунул в рот. Он жевал ее долго-долго, пока она не превратилась в жидкую кашицу,  но проглотить так и не смог.
"Глашка, верно, в этот раз не выкарабкается!" - печально вздохнул он. Перед глазами всплыло ее улыбающееся личико, и слезы вновь хлынули градом. Этот приступ был намного длиннее прежних. Ему казалось, что он весь выйдет с этими, горькими, как осточертевшая редька, слезами.
Он смотрел на поле и рыдал. "Вот тебе, бабушка, и Юрьев день!" - плакал он. Его нелепый сон да птицы,  напрочь разрушили мечты отца уйти к другому помещику.
"Что теперь будет?" - сокрушался он.
Отец вырос перед ним внезапно. Сердце мальчонки сильно забилось, чуть не выскакивая из груди, он повалился ему в ноги.
"Прости, батя!  Убей лучше! Проспал! Все проспал!" - он снова зарыдал. Отец стоял, как каменный. Ничего не отражалось на его лице. Лишь однажды он смахнул скупую слезу, невесть откуда взявшуюся в прищуренном глазу, опутанным мелкой сетью морщинок.

04.11.2018