Цена бессмертия

Два часа назад пышущий жаром двухцилиндровый поезд покинул станцию Манчестера. Шумя и дымя, он возвращается в Ливерпуль. Снова домой. Господи, наконец. Я практически вымотан, изношен хуже собственных туфлей. Глаза сонно глядят в окно. Однообразный ночной ландшафт. Небо и земля выкрасились в черный, словно нечто всемогущее поглотило весь свет. Вам, как и мне, живущим в самый процветающий век, в период ускоренной урбанизации и развития железных дорог, может показаться смешным это престранное, фантастическое сравнение. Но я более не боюсь быть осмеянным, говоря это – не после того, что произошло со мной парой дней ранее. Я уверен, такое не могло бы прийти даже в голову Диккенса, подверженного необъяснимым видениям и возникающим дежавю…

В дрожащих то ли от тряски вагона, то ли от волнения руках, держу небольшой блокнот. Для того, что я хочу написать, сложно подобрать нужные слова. Собравшись с мыслями, старательно вписываю: «Вчера я убил человека».

Это не исповедь Ливерпульского маньяка. Не маразматический бред и не пустой треп. Я отчетливо помню, как несколько раз щелкнул курок кольта – это не был акт агрессии, случайность или покушение на частную собственность. Самооборона, инстинкт самосохранения в чистом виде. Когда он…

Знаете, пожалуй, лучше начну сначала.

Я был вынужден убить своего старого друга, с которым познакомился много лет назад на одном из съездов в Лондоне. Его звали Джордж Кэмпбелл. Он был моим коллегой, тьютором Оксфорского колледжа, а в свободное время – пропагандистом нового подхода в борьбе с царящей бедностью. Я преподавал в Ливерпуле, писал работы о наступающей на пятки ручному труду индустриализации. Встреча с ним была случайной, но судьбоносной для нас обоих, так как после Джордж и я стали не разлей вода. Но годы общения оборвались так же неожиданно, как начались. Однажды он словно испарился, оставив меня в весьма подавленном состоянии. Я долго разыскивал Кэмбелла, посещая все известные мне университеты и организации, с которыми он контактировал. Опросил всех наших общих знакомых. Безрезультатно. После нескольких лет поисков я рассучил рукава, покоряясь прессу судьбы.

Я склонен верить, что мир так или иначе полнится чудесами, которые люди стремятся не замечать. Что такое, например, судьба? Случайность или, напротив, вера в некий тщательно составленный план? Все наши великие прорывы и свершения предписаны, превращая будущность в своего рода условность. Какого воображать в этом многосложном спектакле каждый день, как страницу сценария неумелого постановщика, который запутался в собственных идеях и деталях? Теперь я это понимаю; не была ли смерть Кэмбелла от моей руки судьбой, строчкой в книге жизни? Хотел бы я знать это наверняка…

Я сидел на диване, обитом красной кожей, пил чай. Кажется, мятный. Был поздний вечер. Спать совершенно не хотелось, так как голову бомбили назойливые мысли-эскадрильи. Даже сложно вспомнить, о чем они были – эта груда навалилась, придавив меня целиком. К тому же, в тот день я встретил наиприятнейшую девушку по имени Элизабет. Большая часть ясных мыслей была об ее фигуре, перчатках, голосе. Мы провели чудный день. Я сводил ее в ресторан. Устроил прогулку по парку. Мы вообще очень много болтали. Да, обо всем на свете, как две родственные души. Кажется, я мог рассчитывать на повторную встречу. Если бы не в трижды превышающий меня ростом мужчина лет сорока, что грубо прервал общение с девушкой. Кажется, он представился ее мужем – Джейсоном. Или Джейком. Джоном? Не помню имени, его кулак слишком быстро врезался в мое лицо. А очнулся я у мусорного бочка, на коленях салфетка той самой леди. На ней ее адрес.

Я уже было придумал вступительные строчки для письма, как в дверь настойчиво постучали. Бубня под нос ругательства, я обнажил перед гостем вход в дом. Словно разделся перед незнакомцем. За дверью стоял всего лишь обычный посыльный с конвертом в руках. Покончив с формальностями, я захлопнул перед ним дверь и раскрыл на ходу конверт. И на мгновение обомлел. Письмо принадлежало перу моего старого друга, чей образ я до сих пор хранил в Бастилии своего сердца. Вопреки истории, моя крепость еще стояла, а преступники, заключенные в ней, ждали своего досрочного освобождения.

В письме Джордж настаивал на визите и, если возможно, ночевке в его доме. Также было написано, чтобы я не отсылал обратных писем – все ответы будут по приезду,  а выехать я должен, как только освобожусь от дел. Это показалось мне странным. Смутила некая таинственность письма и ранее не наблюдавшаяся за Джорджем настойчивость, которой, обычно, не пренебрегал я.  Но людям свойственно меняться. Что касается адреса, то бороздить окраины Лондона мне не впервой, а, судя по записке, его жилище располагалось чуть ли не в десяти милях от центра.  Пункт малонаселенный, но я посчитал, что инструкции по нахождению  дома достаточно подробны. Все-таки Джордж всегда умел играть на моей импульсивности. Чуть поразмыслив о возможных трудностях, я откинул все сомнения по поводу письма и уже упаковывал необходимые для дороги вещи.

Ранним утром я купил билет в сторону Лондона. Оттуда, до дома Джорджа, решил нанять возницу. Вероятно, пройтись пешком пару кварталов. Дорога, в любом случае, обещала быть долгой и сложной. К тому же, я забыл упомянуть, что недолюбливаю треклятую железную дорогу. Она является причиной вечных случайных щекотливых ситуаций. В этот раз я не остался без внимания злого рока. Например, мне пришлось потратить порядком десяти минут на спор с миловидной девушкой, стоящей за кассой. Ссора, по сути, возникла из пустого места, но она напрочь отбила у меня всякое желание общаться с людьми вплоть до прибытия в Лондон.

Через несколько часов поезд прибыл в Кингс-Кросс. Неподалеку от него я нанял кэб. Найти дом Джорджа, как и предполагалось, не составило особых проблем.  Уже ближе к ночи я стоял возле порога его обители, оказавшейся достаточно роскошным сооружением. Здание выбивается из общего стиля: у него два этажа, а краска на стенах свежая и не раскрошившаяся. Шумные, массивные двери почудились мне чем-то вроде каменных ворот древнего склепа. Я постучался. Дверь приоткрылась. В еле заметной щели мелькнула чья-то тень. Я почувствовал на себе пристальный, тяжелый взгляд. После двери раскрылись полностью, являя мне своего хозяина.

Мой удивленный взгляд не разозлил Кэмпбелла. Напротив, мой старый друг с легкой лисьей улыбкой наблюдал, как я, охая и снимая перчатку, протягиваю ему для приветствия ладонь. Он пожал ее дрожащей, покрытой сеткою вен рукой, которую поспешил убрать обратно в карман халата.

Он изменился основательно, что, несомненно, поразило меня до потери слов. Уверен, что он не стал бы отнекиваться, если бы я случайно назвал его стариком. Сейчас ему, по моим расчетам, должно быть пятьдесят с небольшим. Но, если честно, выглядел он как бальзамированная мумия столетней давности. Во-первых, он полностью поседел (в последнюю нашу встречу, он тряс гривой русых волос). Во-вторых, он сильно похудел и осунулся. Угасла былая живость. Зато рукопожатие было по-прежнему крепким, а взгляд острым, проницательным и тяжелым. Дамы всегда таяли, когда он глядел на них из-под опущенных бровей, а мужчины безвольно отводили глаза. Не ошибусь, что при этом они внутренне чертыхались. Некоторые предпочитают называть такой тип глаз змеиным, в них запечатаны дьявольская хитрость и знание.

Я вошел в зал. Интерьер был весьма солидным и интересным. Сколько Джордж потратил денег на этот дом, я даже боялся подумать. Плотные тяжелые портьеры. Строгая, без лишних украшений мебель, лакированная древесина. Тканые уютные ковры на полу. Дому место на центральных улицах Лондона, но никак не в захолустье вроде этого! Джордж явно увлекся коллекционированием статуэток, так как дальняя стенка была полностью заставлена бронзовыми и деревянными божествами и идолами. У меня вышло насчитать порядком тридцати статуэток. Среди них нашлись смутно знакомые индийские и скандинавские божки, но одна из скульптур вызвала у меня смешанные чувства. Она словно сошла с настенных изображений вымерших племен, являя собой сосредоточие древнего хтонического ужаса. Надо будет спросить Джорджа, что это за существо, чьи бусинки муравьиных глаз обдают меня мерзким холодком.

Я сел напротив друга. Нас разделял стол, на котором стояли две чашки свежезаваренного чая. Джордж, под моим испытующим взглядом, сделал небольшой глоток и начал повествование. Из него я узнал, что пропажа моего друга была связанна с чередой смертей. Пострадала его родня. Первым погиб его пожилой отец – это случилось за пару дней до исчезновения Джорджа. Он сказал, что лично опознать тело родича ему не дали, так как лицо было сильно повреждено. Полученные данные от следователей весьма убедительно раскрывали и личность умершего, и все обстоятельства, в которых он погиб. Практически следом из дома пропала мать, которая, в последнее время, часто впадала в маразматическое состояние. Ее тело нашли возле сточных каналов. Как она туда попала – неизвестно, но есть предположения, что она сама, в очередном припадке, ушла из дома в этом направлении, где неудачно упала. О падении говорила сломанная рука матери, но смерть пришла в результате разрыва сердца. Цепочку смертей замкнул брат Джорджа, скончавшийся у себя дома. С исследовательской экспедиций, отправившейся в земли Месопотамии, он изучал ранние этапы развития династии Шумер.  Будучи отличным археологом и знатоком верований различных народов, он часто присваивал себя некоторые находки, среди которых и были статуэтки, ютившиеся на полках Джорджа.

После этих, как мне показалось, мистических смертей, все наследство перешло Джорджу. Гонимый страхом и осторожностью, он развил в себе некое подобие призрачной паранойи, и даже уехал из родного города. Вера в то, что некто (или же нечто) желает его смерти, укоренилась в его голове. Поселился он не так далеко, надеясь, что это собьет преследователя с толку. Если человек убегает от своего страха, то и путь его становится чрезвычайно далеким и тернистым. А то и вовсе предстает нескончаемым бегством от себя самого.

Джордж прослыл альтруистом. Выделив из личного счета небольшую сумму на улучшение своего нового дома и местных построек, он заслужил уважение среди местных жителей. Он признался, что просто не знал, куда потратить наследство. Получив общественное признание в этом захолустье, он почувствовал себя более защищенным от абстрактных злых сил.

Но кошмар настиг его у самого порога собственного дома. Мерзкой холодной ночью Джорджа разбудил сильный стук в дверь. Раздавшись всего один раз, звук оборвался. До слуха доносился лишь ливень, колотящий раздраженными каплями по окнам и перилам. Не в силах встать, он подумал, что это был всего лишь ветер, гоняющий по улице мусор. Или неугомонная ребятня, сбежавшая из дома поздней ночью устроить «Вальпургиеву ночь».

Утром его посетили служители закона. Они вошли, устроили допрос, причина которого расшатала психику моего друга. Под его дверями нашли отрубленную голову его знакомого, из местных жителей. Недавно он переночевал у Джорджа, так как свирепая жена выгнала его из теплой берлоги за очередную попойку. Мой друг стал одним из подозреваемых.

После этого дня двери всегда находились на замке, а окна зашторены. Иногда люди в форме проходили мимо дома, смотря на него недобрым взглядом. Жители стали относиться к нему не с отвращением, но с суеверным страхом. Приступы паранойи навалились на моего друга, сводя его с ума.

Но теперь он не один. Благодаря мне, примчавшемуся по первому зову. Вот я сижу перед состарившимся комком из нервов и страхов, а он глядит на меня сквозь сомкнутые ресницы. Джордж хочет покинуть эти места, углубившись на юг. Было решено отправиться на следующий день. Его ждет поезд, а затем утомительное путешествия на пароходе. Кроме побега, иного выхода не было. Джордж выслежен убийцей его родных, а значит, медлить больше нельзя. Я же, как близкий и доверенный человек, согласился сопроводить его.

За разговором никто не заметил, как стрелки часов перевалили за двенадцать. Уже было четыре утра, и только начинало светать. Джордж сказал, что пора собирать вещи, которых оказалось немного. Я спросил его, спал ли он сегодня. На что Джордж неохотно ответил, мол, у него еще будет время отоспаться в поезде. Подумав немного, добавил, что не обидится, если я немного вздремну. Что ж, если признаться, это была очень разумная идея. Я не валился с ног, словно новорожденный теленок, но после дороги сказывалась небольшая усталость. Ради приличия я немного помог. После, убедившись, что Джордж не держит обиды, прилег на диван. Сон бы настиг меня, если б не одна маленькая юркая мысль, прокравшаяся в мой разум. Я обратил взгляд на странную коллекцию статуэток, заводя разговор на соответствующую тему. Услышав мой голос, Джордж оживился. Прекратил что-то шептать себе под нос. Ему все же было необходимо, чтобы рядом был кто-то, вроде меня. И я совру, если скажу, что этот факт не льстил мне.

Незаметно для себя, я стал размышлять вслух. Говорил о том, что удивило меня в его жилище в первую очередь. Стоит окинуть взглядом комнату, как сразу же в глаза бросается группа странных статуэток с дальней полки. Ни одна из них не вызвала никакого восхищения. Мерзкие карикатуры на животных, части которых, как пластилин, перемешаны друг с другом, образуя страшных химер. И все же, не смотря на их гротеск и неэстетичность, выглядели они интересно. Фантастично. Один из важных элементов в архаичной религии. В Древнем Египте человекоподобным богам пририсовывались головы животных, придававших им внеземной вид. Бог смерти Анубис изображался с головой шакала. Как пожиратели падали, эти животные носят связь с трупами, что делает их отличной ассоциацией с богом смерти и мертвых. Одно из существ на полке, по-кошачьи сидящее на задних лапах, походило на исхудалого волка. Только мордой оно больше напоминало жуткий гибрид муравья (такими мне показались его глаза) и гиены. Пасть ее было оскалена в ехидной улыбочке, так что проглядывали острые зубы. Такое создание, вероятно, будет мерзко смеяться, даже пережевывая ваше мясо. Фигура, сотворенная из черного камня, своей дотошной детальностью внушала все больше ужаса.

Со слов Джорджа (цитирующего слова Ника, его брата, отославшего ему этот подарок) статуэтка являет собой изображение очень древнего шумерского божества. Один из представителей странного пантеона. Во время похода Ник наткнулся на спрятанную карстовую пещеру под водопадом. Ей было уже очень много лет и, как оказалось, она уходила глубоко под землю. Вероятно, нижние уровни до сих пор затоплены. Пробравшись внутрь, команда обнаружила просторные залы, пропитанные влагой. Осмотрев помещения, они сделали вывод, что пещера долго обрабатывалась и поддерживалась в чистоте, являя собой многие сотни лет назад нечто вроде храмового помещения. В каждой комнате, разделенной сетью извилистых коридоров с выщербленными лестницами, имелись небольшие алтари, многие из которых пустовали…

Первые предположения, составленные внутри пещеры, были наиболее правдивы. Считалось, что данный храм являлся пристанищем некоего культа, отделившегося от основных верований. На то указывали многие факты, которые обсуждались уже после экспедиции на конференциях, завсегдатаи которых, историки и археологи, наперебой спорили о правильности той или иной теории. Многие сходились на том, что данный пантеон богов был мировой религиозной новинкой. Иные отмечали, что им доводилось слышать о некоторых сходствах с найденными идолами от своих коллег. В общем и целом, было решено, что следует провести повторную поездку с доскональным изучением местности. Высокое положение Ника в своем деле позволило взять для детального исследования одну из немногочисленных статуэток. С условием, что и она, конечно, будет передана Британскому музею. Зная, что его брат сам увлекся мифологией и религией, Ник отослал божка ему на дом. Посылка прибыла. В записке к ней была убедительная просьба не вскрывать находку до его приезда. За ее сохранность Ник боялся больше своей жизни. Страх его был оправдан, так как вскоре, прибыв в город, но, так и не навестив брата, Ник умер в своем доме.

После смерти последнего родственника, Джордж переехал. В своем новом доме он распаковал посылку. Первым делом возникло желание уничтожить ее, но, поборов страх и предрассудки, он даже увидел в образе этого исчадия ада что-то привлекательное. Близкое по духу. Я уверял его, что чудовище ни капли не похоже на старого доброго Джорджа. Смущенная улыбка моего коллеги выражала скрытое несогласие…

Я не заметил, как приглушенное бормотание Джорджа постепенно погрузило меня в сон. Знаете, что главное нужно знать о снах? Это то, что они не должны восприниматься никак иначе, как сновидения. Какими бы яркими и настоящими не казались образы – это иллюзия, порожденная сознанием. И я надеюсь, что уведенное мной – не исключение.

***

Перед моим помутненным, заспанным взглядом предстают небольшие апартаменты. Я не один. Рядом неясные, ломаные тени. Здесь темно и холодно. Приспособившись к свету, я понимаю, что окружен людьми. Делаю неловкое движение, и они суетливо расходятся по сторонам. Я чувствую их напряжение и ожидание. Я резко поднимаюсь. Каждое мое движение кажется мне быстрее обычного. Иду через длинный коридор к алой пылающей точке в конце. Передо мной парадный зал, во все стороны ветвятся тонущие в темноте коридоры. Пламенные язычки факелов борются с тьмой, свившей здесь гнездо многие тысячелетия назад. Зал рассекают десятки смутных образов, чьи очертания нервно подрагивают в такт настенных факелов. Чем ближе я приближаюсь, тем отчетливей становится картинка: меня обступают налысо бритые фигуры со смуглой кожей. Из одежды – красные рваные тряпки, отчасти прикрывающие наготу. Как ни странно, я по-прежнему не различал их лица, но это меня никак не волновало.

Мне не нравится, что эти живые существа смотрят на меня, как на сошедшего с небес Христа. Они почитают меня. И боятся. В один прекрасный момент я решаю, что больше не хочу показываться им. И исчезаю на глазах охнувшей толпы. Вот теперь я раскован, ощущаю легкость. Слившись с тенями, я лавирую между смуглыми телами, проникая по неровным коридорам из комнаты в комнату. В каждой свой постамент и люди, преклонившие колени перед ним. Отдаленное бормотание почитателей порождает во мне странное ощущение дежавю, усилившееся с каждой новой комнатой. Они залиты растекающимся алым туманом. Я чувствую прилив сил, вдыхая запах терпких благовоний. Он возвышает меня, поднимает над распластавшимися людьми. Осматривая алтари, усеянные множеством яств и иных подаяний, меняющихся в зависимости от посещаемой мной комнаты, я вижу то, что может явиться лишь во сне или в одурманенном состоянии. «Не вина ли это витающего в воздухе едко-горелого запаха», – думаю я. Сложно сказать наверняка, но возложенная на алтарь отвратительная статуэтка ожила! Огрубевший каменный панцирь, растрескиваясь, явил волосистое корявое тело уродца. Размахивая кожистыми крыльями и хохоча, оно уносится сквозь меня в пустоту коридора, сверкая зрачками кошачьих глаз. Застывшие тени провожают ее взглядом, а, может, меня, вновь обретшего плоть, парящего вслед за ней.

Я врываюсь в зал, как разъяренный грифон, но быстро ретируюсь, прижимаясь загнанной мышью к стене. Какофония из мычания и шепота молящихся перерастает в отчаянный крик ужаса. Сотня демонов наполняет свод храма, пируя смуглыми телами покорных рабов. Мимо меня, пробивая грудь одному из прислужников острыми когтями, пролетает та самая тварь, раздувшаяся до человеческого размера. Резким движением она лишает тело головы. На другой стороне зала взревело громадное существо с двумя парами рук, отдаленно напоминавшее буйвола. Оно схватило сразу несколько тел, отправляя их себе в пасть, ощетинившуюся тысячью острых акульих зубов. Опустившись на лапы, оно несется в один из коридоров, оставляя позади лавину рухнувших камней. На какое-то время тело как будто парализовало. Невидимые оковы накрепко сжали меня, отнимая чувство легкости. От мысли, что эти существа видят меня, кожа пошла мурашками. Я окончательно убеждаюсь в верности своих мыслей, когда один из демонов на мгновение останавливает на мне взгляд. Ей богу, кажется, он даже усмехается…

Я понимаю, что стал свидетелем сцены грандиозного жертвоприношения. Бегу к выходу из проклятого места. Вокруг звучит сардонический смех, но, поворачиваясь, я не вижу его источника. Все слилось в единое полотно. Весь этот шум – особая музыка, дисгармония которой врывается в голову разъяренным басом демонов, высокой нотой надрывающейся глотки растерзанной жертвы. Еще я бегу от взглядов, направленных на меня. Они прожигают насквозь, оставляя в груди зияющие дыры, которые зарастают каждый раз, как я опускаю взгляд. Мне не было так страшно еще никогда. Но я бегу. Мчусь, пока ноги не стираются в кровь. Выход не приближается. Мелькающие тут и там ожившие кошмары недобро смотрят на меня с осуждением...
 
Я не принял жертву, а значит…

Вскоре понимаю, что бежать уже не от чего – зал пуст. Ничего, кроме меня и недоеденных тел. Среди этого безумия, я – самый мерзкий. Наверное, из-за того, что замер монолитом, среди десятков умерших. Их убийцы испарились в небытие. А были ли они вообще? Смотрю в слепо замкнутые стены, отгородившие меня от спасения. Что-то крутится в голове. Перескакивает неуловимым кузнечиком средь травы, прячется. Если бы меня увидели, то подумали бы, что все это сделал я.

«Теперь я тут один», сказал я себе, пытаясь прервать рвущийся из глотки скрежещущий хохот.

***

До чего смешно теперь говорить об этом, правда?

Если кто-нибудь однажды решиться объяснить, и объяснит принцип мышления человека, погруженного в сон, суть его искаженной в этот момент логики, то я бы хотел, чтобы ему воздвигли пожизненный памятник высотой не менее Собора святого Павла.

Говорят, услышанные и прочтенные нами фразы откладываются внутри сознания, оставляя в нем четкий отпечаток. Более того, сознание и без нашей воли легко подцепляет слова и образы извне. А после, когда мы засыпаем, эта громада нападает, словно маньяк – он насаживает твое тело на крюк искаженных восприятий. Теперь ты жертва собственных чувств и иллюзий, в которых и бормотание Джорджа может стать чем-то схожим с шепотом безликих фанатиков. Ты в плену благовоний, поразительно похожих на запах горелой древесины. Понимаете, к чему я клоню?

***

Руку мою облизывает длинный язык пламени. Страх заглушает боль, заставляя меня вскочить с дивана. Я быстро сбиваю огонь с горящего рукава. Пот спадает водопадом, но я провожу по лбу тыльной стороной ладони. В комнате пекло, словно черти из моего сна вырвались наружу. Везде густой, едкий дым. Опираясь о стены и мебель, добираюсь до окна, но не могу открыть его. Оно заколочено. Через мгновение звон падающего стекла закладывает уши, привлекая Джорджа; вскоре слышу доносящийся с ведущий на второй этаж лестницы шорох, а после – шаркающую поступь. Я окрикнул его. В клубах рассеивающегося дыма начал проявляться знакомый силуэт. Я оценил расстояние от окна до земли, которое показалось мне достаточным, чтобы выпрыгнуть, если огонь перекроет выход. Даже смогу перетащить Джорджа, в случае чего.

Я подгоняю Джорджа, туманный призрак которого остановился в нерешительности. Я снова позвал его, но тот не отзывается. Чертыхаясь, я двинулся ему на встречу. Если его хватил шок из-за потери имущества, то дела плохи, ведь мне придется тащить его на себе. Подойдя ближе, я понимаю, что все куда хуже. Джордж, покрытый сажей, смотрит на меня абсолютно отсутствующим взглядом. Я засомневался, а видит ли он меня вообще. Но его губы медленно разверзлись, словно выпуская из древней гробницы блуждающий могильный ветер. Я потянулся было, намереваясь взять его за рукав, но заметил в его руке небольшой тесак.

Мне показалось, что я продолжаю видеть сон. Перестаю понимать, что происходит в этом доме. Но голос Джорджа вернул меня на землю, пригвождая к ней каждым словом.

«Я… я не думал, что до этого дойдет. Верней, мог догадываться. Это очевидно, но… прости, что втянул. Мне больше не перед кем просить прощения, точно не перед богами. Не перед такими, какими я их вижу среди своих полок. Посмотри, а эти даже не горят!».

Джордж, более не ссутулившийся, а стоящий твердо и уверенно, улыбается при виде горящих идолов. В зрачках отражается танцующее свободное пламя, пожирающее Будду и Ра. Но ни одного следа не остается на фигурах, поразительно схожих с теми, которые мне привиделись. На подступающий огонь Джордж не обращает внимания, он смотрит на меня раскаянием, от чего вырывающиеся из его рта слова кажутся мне обжигающими.

«Я приврал, когда говорил о преследователе – от него не убежать, а теперь я втянул еще и тебя. Я не знаю, кто они. Но они ведомые, они слышат зов создателей – и вот они пришли, мы не успели, дорогой друг. И, клянусь тебе, лучше ты умрешь от моей руки, чем сгинешь в нескончаемой бездне, на дне которой тебя будет ждать только крах души. Я не дам им съесть наши души, не дам!»

С этими слова он кинулся на меня, и не сложно догадаться, что было далее…

***

Вчера я убил человека. Это не исповедь Ливерпульского маньяка. Не пустой треп старика, страдающего помутневшим разумом. Я отчетливо помню, как несколько раз щелкнул курок моего Кольта – это не был акт агрессии, случайность или покушение на частную собственность. Самооборона, инстинкт самосохранения в чистом виде. Когда Джордж кинулся на меня, я понял, что мой друг больше не в силах бороться со своим кошмаром. Каким бы благодетельным не было его желание уберечь меня от опасностей – я бы предпочел спасение путем самозащиты, нежели смерть от рук некогда близкого мне человека. Но мой палач – это алкоголь и университет, где я преподаю. Сейчас мне легко шутить об этом – это нормально, я просто не хочу принимать произошедшее за правду. Это естественная защита. Моя правда в том, что Джордж просто свихнулся на почве преследования, поджег собственный дом. Самое страшное, что преступник действительно был. Я видел офицеров у его дома. По приезду я и не думал, что они как-то связанны с моим бывшим коллегой. Что если он и был убийцей? Он сам рассказал об убийстве местного пропойцы, завуалировав это под визит незваного гостя (чем не причина убежать от присмотра властей?). О смерти его родни я узнал ровно столько, сколько он рассказал. Но в этой повести не было не одного четкого и разумного объяснения. По его словам Джордж даже не видел их тел! Я не мог понять, почему же ему не давали осмотреть тело отца. А как же похороны матери и брата? Ни слова. Только напущенный туман. Верить в это проще, чем в демонов, и порой мне кажется, что следом за ним сошел с ума и я.  Не был ли я свидетелем чего-то… фантасмагоричного, внеземного? Этот его стекленеющий взгляд в сторону статуэтки… Тварь ухмылялась ему, обнажая острые зубы. Или мне показалось? Или я действительно видел, как расправились ее кожистые крылья. Я не могу смотреть на нее больше…

Джордж бы хотел, чтобы я ее уничтожил…

Я дописываю последние строки, чтобы после убедиться в реальности увиденного кошмара. Снова домой. В Ливерпуль. Где меня не достанут ни кошмары, ни демоны, прорывающиеся сквозь тонкую призрачную мантию сна. Нужно отдохнуть, пока поезд не вернет меня домой. Там меня ждет Лиза. Милая девушка. Я позвоню ей. Лучшие врачи, по секрету – это девушки и виски. Особенно, если в одном флаконе. Ставлю точку. Склоняюсь к своей сумке, убирая блокнот. И наклоняюсь ниже, чтобы никто не слышал. Касаюсь пальцами холодного, бездушного камня.

Я шепчу: «Как думаешь, ты понравишься Лизе?»