Портрет на фоне осени

   Утро обычного осеннего дня.  Анатолий Николаевич – пожилой пенсионер проснулся ровно в семь. Его мозг за многие годы научился фиксировать время с точностью кварцевых часов. Привычка привычкой, но вставать не хотелось. Холодный серый рассвет медленно вползал в окно, постепенно заполняя пространство комнаты. На противоположной стене прорисовались прямоугольники семейных портретов: жены,  детей, внуков. Все далеко: жена умерла, у детей своя жизнь.
     Уже два года он один. Здесь, в спальне, он почти ничего не изменил: та же двуспальная кровать, тумбочка, где обычно лежали её очки и Евангелие в черном переплете, шкаф, в  котором всё еще висит её одежда. Подушка немного смята – каждое утро, поправляя постель, он не может избавиться от ощущения, что она еще хранит её тепло, и тело её отпечаталось тут, почти как тело Иисуса Христа на знаменитой Туринской плащанице.
     Пока жена болела, а длилось это три года, жизнь в их доме была хоть  и не праздничной, но все же наполненной повседневными семейными хлопотами. Приезжали родные, звонили знакомые, с утра до вечера вещал телевизор. До определенного момента они с женой выходили гулять, сидели на лавочке у пруда и смотрели,  как  дети кормят  уток и голубей. Вечером, перед сном, они читали, совсем немного, по паре страниц, каждый раз заглядывая в прочитанное ранее. Между собой они говорили мало, сейчас он и не может вспомнить – о чем? Им хватало пары слов, чтобы понять друг друга.
    Теперь это зыбкое сооружение рухнуло, как рассыпается детская постройка из кубиков, когда убран всего один. Оказавшись в одиночестве,, Анатолий стал полновластным хозяином своего времени – делай что хочешь: вспоминай свои давние увлечения, придумывай что-нибудь новое. Телевизор? Нет, он решил от него  избавиться – отдал соседям. Где-то через месяц  после  похорон, он извлек из кладовки старый мольберт и этюдник, выбрал в гостиной хорошо освещенное удобное место и приготовил палитру. Вот и сейчас он стоит и глядит на холст, на котором проведено только несколько линий. Дальше дело не пошло. Так, простояв в нерешительности полчаса, он пойдет на кухню приготовить себе завтрак: овсянку или яичницу. Он вовсе не голоден, просто надо занять время.
     Время, время…У здорового деятельного человека оно всегда в дефиците. Вот хлопнула  входная дверь соседней квартиры, послышались торопливые шаги. Теперь до вечера будет тихо – все на работе. Анатолий берет еженедельник, купленный вчера в киоске, и садится в кресло. Газета, как всегда, открывается обычными реляциями об успехах, на фотографиях непременно красуется  мэр (просто удивительно, как он всюду поспевает?). Дальше очерки и краткие сообщения, реклама лекарственных средств, отдельный разворот для детей и, напоследок, сканворд.  Когда-то он был большим эрудитом по сканвордам, но сейчас появилось много новых имен и понятий – за всем не угонишься.
     Анатолий откладывает газету  и выходит на балкон. Сумрачно, низко нависшие тяжелые облака давят на психику. Ночью, по-видимому,  пронесся шквал, поваливший старый серебристый тополь, который теперь лежит, перегораживая тротуар. Когда-то здесь была целая аллея таких же как он.  Они росли, открытые небу и солнцу, но растущий город пришел сюда, сковал асфальтом землю, разгородил пространство стенами высоких зданий, опутал всё километрами проводов. Как ни тянулись тополя вверх, их участь была предрешена.
     Со стороны парка прилетела стая перелетных птиц. Они расселись нотными знаками на проводах. Подлетают ещё и ещё. Удивительно, как птицам удается собраться в такую громадную стаю – без радио и телефона? Провода раскачиваются и птицы раскачиваются тоже, но  держатся крепко. Приехала ремонтная машина, рабочие выгружают бензопилы - собираются препарировать поверженного великана. Вот взвизгнула пила,  и гордая крона расстается с могучим стволом. Для птиц это тоже послужило  сигналом: они разом взлетают, делают круг над соседним домом и устремляются к югу. Только одна единственная осталась на проволоке. « Что же ты медлишь? – про себя произносит Анатолий, - Лети, догоняй стаю! Скорее за всеми!
Одиночество – не сахар, уж поверь мне».
     Через полчаса бензопила завершила свою работу. Анатолий прислушался – теперь с балкона доносились только какие-то слабые посторонние звуки. Может быть, ограждение вибрирует от ветра?  Он  опять выходит на балкон. Нет, ветер стих, и провода, на которых сидели птицы, висят неподвижно. А звуки, вернее осторожные шорохи, исходят из кучи хлама, скопившегося в углу. «Мышь или крыса? Как они могли забраться сюда, на десятый этаж?» - думает он и нагибается, чтобы проверить. В  то же мгновение какая-то живность выскакивает оттуда и прыгает прямо на него. Анатолий инстинктивно отскакивает   в сторону.
    Слава Богу, оказывается, что это всего лишь птичка, возможно, та самая – отставшая от стаи. Размером она больше воробья, но существенно меньше голубя, коричневая сверху, с черными пятнышками на белой грудке. Раньше такие в городе ему не встречались. Сейчас передвигается она неровно, скачками, виной чему правое крыло, как-то ненормально вывернутое. Анатолию не стоило большого труда изловить незадачливую путешественницу. Тельце её под распушенными перьями оказалось совсем крохотным и теплым на ощупь. Он посадил её на перила ограждения,  но она сделала  лишь несколько шагов и замерла нахохлившись. Узкий луч солнца, пробившийся сквозь тучи, упал на неё, и она открыла глаза. «С таким крылом лететь не сможет»  - сообразил Анатолий. Он покопался  в своих сусеках, набрал хлебных крошек и каких-то зерен, насыпал в блюдечко. Еще в старую чашку с трещиной налил воды и всё это поставил на балконе.
     Так прошло два дня,  о птичке он не вспоминал, а под утро второго ему приснился сон: приснилась покойная жена, будто бы она в парке сыпет что-то птицам, и те слетаются со всех сторон и садятся возле её ног.
    Он не был верующим, когда-то очень давно его крестили, но это был единственный случай общения с церковью.  Он не верил и в индийское учение о переселении душ – оно вызывало у него лишь снисходительную улыбку. Не доверял Анатолий и всяким бытовым верованиям, включая толкование снов. Тем ни менее он почувствовал угрызения совести и направился на балкон проведать пернатую гостью. Она всё еще была там -  сидела на полу и как бы нехотя повернулась, когда он появился. Что-то горячее разлилось у него на сердце – «Живая!».
                ***
Анатолий еще не знал, как это будет, но в душе у него возникла уверенность, что отныне его жизнь и жизнь этой птички связаны неразрывно. Проведение само создает ситуацию, в которой на его портрете через серую грусть осени начинают проступать яркие краски весны.