Из книги Цвет зимы

Ольга

1

Утром встали затемно, пошли к недокопанному рву. Начали работать, – постепенно втянулись. Ольга выкатывала наверх тачки с грунтом. Поднявшись в очередной раз, она увидела, что все, кто находится сверху оставили тачки, лопаты, и смотрят в поле.
По полю быстро двигались серые коробочки с короткими хоботками. Слышался дружный тракторный шум, и металлический звон гусениц. Над коробочками время от времени появлялись облачка дыма, – одновременно доносился особенно громкий рык мотора. Они двигались на юго-восток, в сторону Москвы, огибая недостроенный противотанковый ров.
«Немецкие танки! Едут себе спокойно... И нигде наших нет...», – подумала Ольга. Вслед за танками появились чужие серые солдаты, идущие по полю россыпью, в полный рост, не прячась.
Люди, мобилизованные на работы, побросали все, и молча, не сговариваясь, пошли в сторону города, но не вслед за немцами, а по дуге, стараясь уйти подальше. Они шли полями, – от перелеска к перелеску, спускались в овраги. У какой-то рощи остановились; не было сил идти дальше по распаханной земле. Огня не разводили, редкие, среди множества женщин, мужчины, перекуривали в кулак.
Из-за деревьев на дорогу выехал еще один танк, такой же, как те, прежние, но с длинной антенной. На конце антенны колебался, то ли флажок, то ли тряпка. Башня танка была чисто вымыта ночным дождем, все, что ниже, – залито жидкой грязью. Стал заметен аккуратный белый крестик на башне, цифры и какие-то значки. К ужасу стоявших, башня развернулась прямо на них, глядя черным дульным срезом в глаза каждому.
Откинулся люк на башне, появилась черная голова танкиста, - даже лицо было почерневшим, белели только глаза. Он посмотрел на группу гражданских, женщин, в основном, и снова скрылся в башне, захлопнув люк.
Танк взревел и покатил дальше по проселку, вдоль рощи, отвернув от них страшную пушку.
Мобилизованные снова пошли, и снова уходили в сторону от немцев. Теперь они шагали по грунтовой дороге, огибая пашню. Но уйти удалось недалеко. Их нагонял грузовой автомобиль, – скоро он стал хорошо виден. Высокий, крытый брезентом, с длинным носом и покатым лбом. Автомобиль обогнал их, оттеснив в поле, и шумно остановился. Откинулся задний борт, и на дорогу начали выпрыгивать немецкие солдаты с винтовками. Солдаты окружили мобилизованных со всех сторон. Серые суконные мундиры сидели плотно, как влитые; в черных петлицах –  зигзаги.
- H;r zu, das ist eine echte Brunnilda! Was f;r eine Brust!  – непонятно сказал один из них, и, подойдя вплотную к Ольге, схватил ее за грудь. Она ударила его кулаком в переносицу, не замахиваясь, резко и сильно, как железный костыль в шпалу забила.
Солдат упал, обливаясь кровью.
Ольга почувствовала толчок в спину, – вперед и вверх, услышала выстрел, и, уже падая, поняла, что ее убили.
-  Прекратить! Кто стрелял без приказа? – крикнул офицер.
- Стрелок Циглер, господин обер-лейтенант . – доложил стрелявший.
- Будете наказаны за действия без приказа! Фельдфебель , будете также наказаны!
Ольга лежала на черной распаханной земле, крови не было видно, – она вся уходила в землю, только белое Ольгино лицо становилось еще белее.
Половина солдат отделилась, они построили пленных, и куда-то повели. Другие снова забрались в кузов автомобиля. Серый грузовик быстро развернулся, выбрызгивая грязь из-под ребристых колес, и уехал, завывая, как бормашина, на высокой ноте.
Из ближнего перелеска осторожно вышли две крестьянки: пожилая и молодая, почти девочка.
- Смотри, Люся: немцы-то как! – сказала пожилая, – Сразу стрельнули и убили! Сами гладкие... Из Москвы, наверное, приехали. Говорят, Москву еще вчера сдали.
- Ой, Евдокия Андревна, ты что! Как же товарищ Сталин? Правительство?
Немолодая крестьянка поджала губы.
«Товарищ Сталин! Был тебе товарищ Сталин, да нету больше, – своим умом теперь будешь жить, пора уже... Эх! Молодым разве что втолкуешь? Совсем дурные стали...». – подумала она.
- Теть Дусь, что делать-то? – жалобным голосом спросила молодая.
«Справную какую бабу застрелили, жалко ее... Невестку бы такую... Лицо-то больно хорошее... Ой, беда»! – думала Евдокия Андреевна.
- Да она живая, глянь! Шевельнулась вон! Теть Дусь!
- И прям! В правлении кто был с утра?
Девушка помотала головой.
- Давай, беги к Васильевым!
- Которым Васильевым-то? К тете Шуре?
- К Шуре, к Шуре, – беги быстрей!
Девушка повернулась и побежала.
- Беги, знай! – кричала вслед Евдокия Андреевна.

*      

Ольга тихо плыла в холодном белом пространстве высоко над землей, и видела рядом с собой своего сына. Ей было очень спокойно и хорошо.
А потом он начал удаляться. «Женя, Женечка»! – звала она его, но он улетал все дальше, и уже никак было не догнать, не увидеть, не обнять...
Она открыла глаза, попыталась поднять голову – больно. Успела разглядеть железную спинку кровати с блестящими когда-то, а теперь облупившимися шарами, и пестрое ватное одеяло.
- Тихо, тихо, милая, лежи спокойно.
Рядом с кроватью сидел уютный маленький старик.
- Не знаю уж, как ты выжила, – чудом, наверное. Раньше говорили: «Божьим промыслом». Ни за что бы не поверил: почти в упор, сквозное ранение, и не истекла кровью! Ты лежи себе, сил набирайся.
- Где я?
- У людей. В деревне Кривцово.
- Вы кто?
- Я врач, – живу пока тут, у Васильевых. Мой дом сгорел от бомбы. Слава Богу, инструменты кое-какие остались, лечебный материал: были со мной. Я в это время из дому уехал, – принимал трудные роды.
- Как вас зовут, доктор?
- Иван Иванович Квашнин, – раньше называли: «земский врач» ... Я в Кривцове поселился, когда на пенсию вышел, – здесь ведь ни больницы, ни медпункта нет. Зато леса такие, доложу тебе...
Доктор был словоохотлив. Ольга уснула.
Находилась в забытьи: просыпалась, и снова засыпала, мыслей не было, снов или бреда – тоже. Сколько времени прошло, – не имела представления. Дышала с трудом. Доктор Квашнин давал ей время от времени порошки и горькие отвары.
Однажды Ольга проснулась по-иному: голова была ясной, нигде, кажется, не болело. Она села на кровати, потрогала корку из засохших окровавленных бинтов выше груди. Затем обернулась, посмотрела на пеструю простыню, – кровь из раны на спине просочилась через повязку, и засохла на ткани темным кленовым листком. Ольга осторожно оттянула бинты на груди, приподняла их, и заглянула внутрь. Встала, осмотрелась: ни ее одежды, ни обуви нигде нет, – одета в чью-то длинную ночную рубашку. Попыталась дотянуться рукой до спины: повязка проходит поперек лопаток и поверх груди. Зашла в кухню, ножом разрезала и сняла с себя повязку; положила на шесток  и направилась к двери в сени.
Дверь неожиданно открылась, впустив холодный воздух, и в комнату вошла женщина лет пятидесяти, в черном платке, одетая по-деревенски, но по-домашнему: не с улицы пришла, – из избы.
- Здравствуйте... – растерянно произнесла Ольга.
- Здравствуйте! Встала? Ну, слава богу!
- Вы меня простите, я повязку сняла, а где мусор, – не нашла. Так я пока на загнетку  положила...
- Вот и видно, что ты не из наших мест – я так сразу и подумала.
- Я в Москве живу, а родом Тверская... из Калининской области...  Я Ведновская...
- Это где вышивают?
Ольга кивнула.
- Ну ка, покажи, – женщина потянулась к ране на Ольгиной груди.
Багровая рана, напоминала большую бабочку, севшую ниже правой ключицы.
- Повернись... рубашку-то подними... Вот...
Рана на спине была меньше, и тоже закрылась.
- Как на собаке заживает, прости господи... – пробормотала женщина, – Ну и хорошо! Меня Александра Ивановна зовут, а хозяина звать: Павел Алексеевич Васильев, – я жена его. Васильевых-то в деревне много, так мы по-деревенски – Бобровы.
- Я Ольга... Елина.
- Знаю: Ольга Михайловна Елина. Паспорт твой у мужа моего... Не бойся, вернет... Да, а вещи твои я постирала, высохли давно... Паспорт нам без надобности, – у нас у самих паспорта есть: тут, чай, совхоз.
- Спасибо вам, Александра Ивановна, что спасли!
- Ивану Ивановичу спасибо скажи, доктору. Еле уговорила его прилечь, – сама, мол, за тобой пригляжу. А ты уж встала!
- Я еще простынку вам кровью запачкала...
Хозяйка махнула рукой:
- Шут с ней! Я тебе нарочно цветную постелила... Ты кем работала-то в Москве?
- Рабочей. Трамвайные пути ремонтировала.
- Муж на фронте?
- Нет мужа. И детей нет.
- Ладно, ладно, ты чего? Я в душу лезть не буду, не думай... Пойдем, обмою тебя из ковшика...

*

В одной части большой пятистенной избы жила семья старшего сына Васильевых – Андрея. Другие дети, – два неженатых сына и три маленькие дочери, – вместе с родителями. Все сыновья были призваны на фронт, и на младшего из них уже в августе пришла похоронка.
Этот день, 16-е октября 41-го года, Ольга хорошо запомнила. Перед обедом она пекла в летней кухне на мосту гречишные блины, – хлеба не было. В печи стояли два чугуна щей, давно готовых. Да и блинов напекла достаточно, – вот и тесто кончается. Ольга прикрыла блины крышкой, и направилась в кладовку – комнату, где жила. Через окно в конце сеней она увидела темные фигуры на крыльце.
Тихо спорят о чем-то. Один голос – Павла Алексеевича.
Ольге стало любопытно, она тихо приблизилась, зная, что глядя с той стороны, – с крыльца в сени, ее нельзя увидеть, – темно на мосту. С Васильевым разговаривали трое молодых мужчин в обычной для деревни одежде, но на местных жителей они были непохожи: настороженные, подтянутые. И на преступников не похожи, – глаза у всех ясные. Скорее – на физкультурников или военных. Один выделялся: смуглый, кавказец с виду, – как такому притворится русским мужиком?
Люди на крыльце начали двигаться, приоткрылась дверь, – Ольга немедленно скрылась в кладовке. Через пять минут она вышла, оставив в комнате фартук и овчинную душегрейку.
Умылась на пустом крыльце, и подхватив высокую стопку блинов двумя руками, локтем открыла дверь в зимнюю кухню. Вошла и обмерла.
За столом сидели те самые, с крыльца. Вернее, двое сидели: смуглый и еще один, – наверное, старший. Третий, высокий, – только что стоял в стороне, но мгновенно оказался за спиной у Ольги.
- Блины аккуратно на стол поставь, – сказал старший.
Пока она опускала блины на стол, высокий больно и крепко придерживал ее за локти. На столе были рассыпаны небольшие металлические цилиндры.
«Взрыватели», – подумала Ольга. Откуда ей это известно, и что такое взрыватели, Ольга не смогла бы объяснить.
«Она знает, что перед ней»! – немедленно заметил командир сводного отряда, не отводящий взгляда от девушки.
«У смуглого в рукаве нож», – прозвучало в голове у Ольги, словно чья-то подсказка.
- Кто ты такая? – спросил командир.
- Елина Ольга Михайловна. Из Москвы.
- Что здесь делаешь?
- Мобилизована на оборонительные работы. Мы ров строили... а тут немцы! Стрельнули в меня, чуть не убили. А здешние хозяева выходили. У меня и паспорт есть, он у Павла Алексеича.
- Давно ты у них?
- Две недели.
- Анхель, присмотри тут... – обратился к смуглому командир, – через пять минут вернусь.
Высокий стальным захватом держал Ольгу выше локтя, но она не собиралась никуда бежать. Ольга стояла с широко открытыми глазами и ничего вокруг не видела. Но слышала и чувствовала очень многое. Ольга знала, чт; сейчас говорит командир:

*

- ...Васильев, ты ведь подписку давал. Сам знаешь, что я должен с тобой сделать...
- Да ты... это! Чем хочешь клянусь! Своя она!
- ... А потом дом твой сожгу... – продолжал командир.
- Нет! Стой... Нет! Застрелили же ее немцы! Иван Иваныч грит: «С того света вернулась»! – Поначалу-то, – не жилец, грит, она. Так Ольга – девка здоровая, вот и оклемалась! Да ты его, его, доктора спроси!
- Что она у тебя делала?
- А все! И на кухне, и по дому, и со скотиной. Тележное колесо, вон, мне починила!
- Колесо?
- Даже свет в хлеву по-своему провела. И зря. Вывинчу я лампочку. Нечего привыкать, свет все равно выключат...
- Слушай меня внимательно, Васильев! Ее не было. Ты никогда ее не видел! Понял?
- Понял.
- Паспорт ее давай! ...Пока живи... И думай, как загладить... Имей в виду, я все помню!
Ольга чувствовала, что командир возвращается, и знала, что он решил, уходя от Васильевых, увести ее с собой в лес, застрелить, и закопать там. Он не понимает, кто Ольга такая, и не будет зря рисковать.
- Еще раз: кто ты такая? – с порога крикнул командир злым голосом.
- Елина я... У вас же мой паспорт есть...
- Кто тебя готовил?
Ольга молчала – не знала, что ответить.
Смотрела на командира спокойными серыми глазами, и он понял, что больше девушка ничего не скажет.
Командир решил спросить иначе:
- Что ты видела на столе?
- Взрыватели.
- Какие? Сколько?
Врать Ольга не умела, и придумать ничего не успела: говорила правду:
- Четыре взрывателя МУВ  и два электродетонатора.
При этих словах, расслабленные до того лица всех троих мужчин, словно окаменели.
Ольга знала, чт; должен сделать сегодня этот отряд: взорвать немецкий эшелон на Октябрьской железной дороге. И командир получил приказ: «... выполнить любой ценой, не считаясь с потерями». Но у отряда почти не осталось тротила: лишь четыре 75-и граммовые шашки, а этого мало. На Ольгу не будут тратить драгоценное время – убьют.
Она посмотрела в глаза командиру, и узнала про него: лейтенант госбезопасности  Евгений Староверов, тридцать лет.
И поняла, откуда ей известно про мины. Ольга увидела саму себя в прошлом, много лет тому назад; увидела себя мужчиной-красноармейцем. Такого же возраста, как она сейчас.
Перед ней ¬– командующий Киевским военным округом командарм Якир.
«Комвзвода, откуда вы знаете про гремучий студень»? – спрашивает Якир.
«Про нитрат аммония? Был у меня учитель, еще на Империалистической войне, товарищ командующий, в шестнадцатом году...».

*

- Женя, дайте мне шашки и электродетонатор, – неожиданно сказала Ольга.
Командир медленно потянулся к внутреннему карману потертого пиджака, послушно достал четыре тротиловые шашки, покрытые желтовато-серой бумагой, и положил на стол.
Руки Высокого вцепились в Ольгины локти с удвоенной силой, – он не понимал, что происходит. Смуглый движением руки остановил его.
Шашки, лежащие на столе, формой и размером напоминали большие винные пробки. Командир положил рядом детонатор с двумя короткими проводками
- Мне нужно несколько вещей в кладовке взять, – спокойным, домашним голосом сказала Ольга.
- Марат, отпусти ее, – сказал командир. – Анхель, проводи.
«Командир – предатель? Или сошел с ума? А испанец»? – нервничал высокий, по имени Марат.
В кладовке Ольга взяла полметра проводки – отрезала ножницами, захватила еще моток матерчатой изоленты, и плоский фонарик.
- Можно мне в дом зайти, на минутку? – спросила девушка.
Анхель кивнул, – вошел вместе с ней.
В комнате сидели все Васильевы, – вся семья, кроме хозяина, – семеро женщин разного возраста. Сидели, крепко обнявшись, и не двигались – ждали беды.
- Любочка, я сейчас его назад принесу, – обратилась Ольга к девочке лет семи, и взяла с крышки комода пузырек конторского клея.
Вернулись в кухню.
Марат стоял настороженно в углу, Староверов сидел за столом. Ольга соединила вместе шашки и батарейку от фонарика, замотала изолентой.
- Концы проводов надо зачистить, – с одной стороны длиннее обычного. – сказала она.
- Я сделаю, – Анхель протянул руку к проводам.
- Вот, – Ольга коснулась проводков детонатора, – красный к минусу, синий к этому проводу. Другой провод к плюсу. Свободный конец... – она расплела косичку проводки, – свободный конец на рельс.
Ольга смазала зачищенную часть проводов конторским клеем, и подождала минуту.
- Все, – сказала она, – Только провода к детонатору хорошо бы припаять. Здесь есть паяльник и припой... на дворе. Я паяла... – Ольга отчего-то засмущалась и покраснела.
- Я припай... Я сделаю, – сказал Анхель.
- Зачем клей? – командир указал на концы проводов, покрытых стеклянной клеевой пленкой.
- Легкоразрушаемая электроизоляция. При соприкосновении с колесом локомотива она осыпется, – цепь замкнется, – детонация, взрыв. – ответила Ольга незнакомым ей техническим языком.
- Заряд слишком маленький, всего триста грамм.
- Надо найти изношенный участок полотна, старый крепеж. Хотя, это лучшая дорога в стране, и мы рядом с Москвой. Я думаю, стоит посмотреть переезд через речку Сходню, там проверить. Я могу.
- Там охраняется.
- Охраняется. – согласилась Ольга.
«Какой-то сумасшедший дом»! – думал Марат, – командир и Анхель казались ему зачарованными, лишенными воли, лишь он один по-прежнему сохранял трезвый рассудок. Марат был отчасти прав. Но он, – самый младший в группе, – не знал, что делать: это было его первое боевое задание.
- Выведи ее... туда, – сказал испанец, обращаясь к Марату, и указывая на дверь в сени.
Анхель и командир остались вдвоем.
- Старый, ее учил тот же человек, что учил меня. Там, в Испании...  Те же слова, – сказал Анхель.
- Кто это?
- Советский. Товарищ Рудольфо.
«Поди знай, кто это такой...», – подумал Староверов.
- Ты его знаешь, – нежиданно сказал Анхель, – он нас инструктировал по минам.
- Армейский полковник?
- Да. Только нас учил недолго, а ее долго. Я такую мину видел дома, сам не взрывал.
«Она не диверсант, а инструктор минно-подрывной подготовки. Шла куда-то, и не дошла... », – сказал сам себе Староверов.
Он и Анхель вышли в сени.
- Одевайся, пойдешь с нами, – бросил командир, повернувшись к Ольге. – Уверена, что заряда хватит?
- Уверена. Передняя тележка паровоза разрушится... Рельс... Если его не разорвет, то уведет в любом случае, – локомотив опрокинется. В приказе ведь было: «...задержать и уничтожить». Так, хотя бы задержать... – Ольга продолжала говорить чужими словами.
Марат дернулся, как от зубной боли, Староверов, соглашаясь с Ольгой, кивнул.
За околицей к ним присоединился еще один человек: среднего роста, худой, с кошачьей походкой, лицом похожий на Ольгиного брата Сашу. Теперь их стало пятеро. Шли на запад, к железной дороге.

*

Они взорвали паровоз, и быстро ушли без потерь. Углубились в лес и через час вышли к схрону. Там стали переодеваться в маскировочные комбинезоны. У Ольги комбинезона не было, она сидела на стволе упавшего дерева и отдыхала. Правое плечо сильно болело, и рука плохо слушалась.
Полтора часа назад она вышла на железнодорожное полотно вместе с Анхелем, нашла подходящее место, и даже успела вытащить из шпалы два старых костыля ломом-гвоздодером. Ольга рвала эти костыли из рельсовой подкладки на пределе своих сил, так что чернело в глазах. Управилась за минуту. Потом она бежала, – быстро, изо всех сил; низинами, через овраг к перелеску, к своим.
Пока шли к месту закладки, Анхель был очень насторожен: мог убить Ольгу в любую секунду. Он так и сказал командиру: «Не беспокойся, если не будет правильно, я успею убить ее ножом». Ольга не должна была этого услышать, но услышала.

*

«Зачем я, дура, пальто на работу надела. Бегать неудобно. А теперь оно еще и дырявое – зашить не успела. Хорошо хоть ботинки взяла рабочие, почти новые». – думала Ольга. Девчонки из депо, – ну их, глупые они еще, маленькие, – смеялись над большим размером ее ноги; зато 36-й номер на работе не найдешь, а 40-й – всегда пожалуйста!
- Вы, говорят, немцу хорошо приложили... Как именно? – к Ольге подошел светловолосый парень с высокими скулами, похожий на брата Сашу. Он был примерно Ольгиного возраста или чуть старше.
- В нос ударила.
- Вот это голова немца, – парень, похожий на Сашу, раскрыл широкую ладонь, – Как именно ударила?
Ольга встала и показала. Она била немца левой рукой, – левая сейчас не болела.
Похожий на Сашу показал ей большой палец и улыбнулся.
«Левша, от природы поставленный удар... Руки длинные, движется хорошо... Эх! Будь она мужчиной, я бы из нее такого полутяжа сделал! – думал он, – Хотя, зачем ей быть мужчиной, – не надо! Она барышня красивая...».
Ольга не слышала его мысли, и ни в коем случае не хотела бы их слышать: парень ей нравился.
- Разделяемся, – сказал командир. И вполголоса добавил, обращаясь только к испанцу:
- Анхель, – со мной и с ней. Приглядишь, если что, – он шевельнул кистью руки, отставив большой палец.
- Нет! Теперь нельзя, она боевой товарищ.
«Вольница херова... привыкли там...», – подумал Староверов.
Он посмотрел на парня с высокими скулами. Тот отрицательно покрутил головой.
- Приказывать не буду. Пойдете вдвоем. Отдельно. Я доложу в ваши подразделения об отказе выполнить приказ.
На следующий день Староверов, Марат и Ольга добрались до базы. Материалы на Ольгу ушли в Москву. Очень быстро получили ответную шифротелеграмму с приказом: «...зачислить младшего сержанта войск НКВД Елину О.М. в штат Отдельной мотострелковой бригады особого назначения НКВД СССР на должность инструктора минно-подрывной подготовки...
Подпись: Начальник 2-го отдела НКВД СССР старший майор госбезопасности  Судоплатов.
Подпись: Командир ОМСБОН  НКВД СССР полковник Орлов».

*

Ольга смотрела в серое осеннее небо, видневшееся меж деревьев, и мысленно обращалась к неизвестному ей кому-то.
«А можно мне, пожалуйста, не быть минным инструктором? Я ведь ничего этого не знаю и не люблю. Я поняла: это Илья Петрович мне помог, – он в этом разбирается... Так он же военный, а я простая женщина, и не сержант никакой, и в НКВД не служила, – я на трамвае работала. Мне бы лучше санинструктором быть, или милосердной сестрой. Я умею, хоть и не училась».
Ответа она не услышала, но поняла: «Все останется, как есть, – у тебя сейчас такая судьба. Будет так».