Моя антилитература

Человек любит в литературе лихо закрученные сюжеты и напряженные действия, разрешающиеся неожиданно и оригинально. Мои тексты не обладают этим – это просто каталог извращений.
 Что неинтересно? Но может только этого я и хочу. Чтобы моя антилитература была интересна лишь эксцентричным одиночкам, подобным мне, хотя я не хотел бы, чтобы кто-то был мне подобен, ни ради себя, ни ради его.

 Я хочу быть нечитабельным, как Маркиз де Сад, и даже хуже, хуже, намного хуже. Ибо у Донасьена была философия, а у меня нет и не будет никакой философии – просто куча, исполинская куча похотливого дерьма, безобразной пакости, сексуальных отбросов и паталогий, порнографической блевотины и скаталогических паранойй. Докучное и длинное перечисление, беспредельное, как сама извращённость. Мои антилитературные мегалографы – это коллапсы, попав в которые, всё время падаешь и никогда не упадёшь, но  никогда и не вырвешься из цепких объятий и липких паутин кинедических гравитаций. Впрочем, кто туда попал, тот и не хочет из них вырываться, а напротив, только и жаждет того, чтобы поглубже увязнуть в них.

Фекалийная литература уже набила оскомину в мире полного беспредела. Запах Сорокина уже никого не отталкивает и не возбуждает. Да мне наплевать на всё это. У меня ведь литература не фекалийная, у меня вообще не литература и я не литератор. Я – даймоний. Мои тестикулы – это эпатажесберегающие кунсткамеры, это пинакотеки трудновоспроизводимых онейросокровищ, из которых иногда ручейками серебристой спермы вытекают мои тексты (или вернее текстоиды). Эти текстоиды – порнохорроры, монстроскаталогосы, даймоомегалусы не отвечают никаким задачам, кроме фиксирования и воспроизведения моих антимиров и антимиров даймоо. Хороши они или плохи, приемлемы или нет – меня это не интересует. Я открываю врата моих хаосов, меланиумов, химериумов, эктримиумов и показываю все их закоулки и омуты.

 Я жду осуждения и приговора, но я не хочу писать другое и о другом. Мои текстоиды – это мои сверхжизни. Я живу не одной жизнью, а целым веером запредельных жизней. Как Бальзак хотел написать целую серию книг, объединённых общим названием «Человеческая комедия», так и я хочу множить мои тексты под общим знаменателем Антимиров даймоо. Мои опусы могут быть сожжены (да я и сам их могу сжечь!), но как сжечь волю? Мой внутренний мир не изменит себе и не выстроит в угоду кому-либо светлые стройные улицы, ведущие к победе (коммунизма, капитализма, религиозного фанатизма и т.д.), вместо туманных сумеречных лабиринтов, ведущих неизвестно куда. Мои антитексты это чёрные обители Дларффа.

Моя порнографически-анархическая позиция кажется беспринципной, нигилистической, асоциальной, антигражданской, циничной, мизантропической и антигуманной. Отчасти так. Но лишь отчасти. Я не оправдываюсь – просто расставляю правильные акценты. Разве я не гуманист? Я ведь всё человечество люблю ниже пояса. Так как большая часть рода человеческого ни мозгами, ни душой не удалась, приходится любить задницы. Шопенгауэр говорил, что большая часть человечества состоит из идиотов, что не помешало создать ему абсолютную этическую систему. Лев Толстой был самым значительным нигилистом и анархистом XIX века и поклонником этики Шопенгауэра и создал непревзойдённую этику. Лев Толстой вообще был самым великим гуманистом всех времён и народов. И нигилистом, наверное, тоже. Так что мой порнографический экстремизм не такой уж мерзкий, как кажется на первый взгляд. Я никого не пытаюсь уговорить – констатирую только факты.

Не люблю мёртвое и механику. Порнография – это всегда живые существа, занимающиеся сексом, но именно не механическим, а разнообразно-извращённым. В некрофилии порнография приходит к своему упадку. Любая война – это скрытая (а иногда и явная некрофилия). Трупы ли в анатомке, в морге ли или на поле боя – да где бы то ни было – отвратительное зрелище. Но порнография – всегда привлекательное. Смотреть на обнажённые статуи тоже привлекательно, потому что воображение рисует живого человека вместо статуи, но смотреть на настоящий труп, тем более с ободранной кожей – нет уж, увольте. Это не проповедь пацифизма. Это моё мнение по поводу человечества.