О любви, в которой не совестно признаться перед ми

                О любви, в которой не совестно признаться перед миром


Не всегда выпадает такое ноябрьское утро, как нынче. День вчера был беспросветным от сырой мглы,  сумрак нескончаемо окутывал землю, пока не перешел в непроглядную ночь. Только узкая полоса светлеющего вечернего окоёма намекала на то, что утро следующего дня будет ясным, а небо синим. 

Так и случилось. Раннее утро приветствует нас с псом широкой небесной синью.  С неё ниспадает на землю утренник – легкий заморозок. Прямо на наших с Жоркой глазах морозец серебрит нескошенную всклоченную траву, вороха листвы, в которых любит, дурачась, тонуть пёс. Он просительно лает, поторапливает меня идти к этому осеннему волшебству, к редкому ноябрьскому свету.
Утренник встречает нас в городском дворе, у  палисадов и вдоль асфальтных дорожек.

 В палисадах возле пятиэтажек никнет последняя растительность, которой уже не дашь названия. Только упрямо крепнут, свежея, хризантемы. Они будто рады утреннему морозцу, полыхнувшему по головкам их разноцветья: у каждого палисада свой цвет хризантем, и он не сдаётся, украшает белой,  оранжевой, желтой красками дни последнего предзимнего месяца. От ледяных головок хризантем, как это не покажется странным, исходит тепло и очарование;  они осознаются (хочется найти верное обозначение) как подношение, как милость, как благостыня, как гостинец редкого светлого  дня поздней осени всему миру.

В такое ноябрьское утро в деревнях за городом поют петухи. Не сонно, не с сумрачной хрипотцой встречают они утреннее серебро, а звонко, голосисто. И тающие туманы, исходящие от голых и пустынных садов и убранных полей, звонким петушиным песням не помеха. Песни, кажется, слышны за краем земли, за долами и холмами, обжившие правый берег тихой курской речки Свапы.
Получасовая езда до деревни, где Жорка любит бывать, добавляет ему и мне  желания, чтобы сегодняшнее светлое утро поздней осени было нескончаемо. Родная земля дышит, живет, радуется внезапно возникшему редкому свету осени. Она, осень, мелькая, стелется перед нами, слева и справа яркой зеленью озими, прозрачными перелесками, жухлой медью дубов, единственно не стряхнувших с себя листвы, серебряными туманами в логах. Медленно тянется осень поверх автомобиля, где простеньким линялым ситцем реет над всем миром светлое утро ноябрьского дня.

В такое утро грешно не заехать на лесную вырубку, на Косое болото, где нет ни одной человеческой души.  Лишь возмущенная приходом непрошеных гостей, бешено стрекочет сойка. Но это не помешает нам   с Жоркой собрать в пластиковое ведерко зимних опят. Опята крепкие, потому что мёрзлые. Не успев оттаять, звонко ударяются они о дно, потом глуше  бьются друг о друга,  постепенно оттаивая на солнце.

Дорога из сосен ведет нас к деревенскому дому. Привычной песней встречают нас старая калитка, хриплым мяуканьем пожилая трёхцветная кошка Манька, У неё очередные котята. Надо кормить. Жорка дружелюбно машет хвостиком. Он никогда не злится на деревенскую кошку,  даже если та лапой «съездит» по его усатой морде. Ему непочтительные выходки Маньки как вожделенная  игра,  которую он принимает сразу и носится по двору как угорелый. На серебряной от морозца лужайке проявляются зеленые круги от сумасшедшего бега пса. Кошка к этому времени взлетает на верхушку забора, морщится, негодуя, и осторожно переставляет белые лапки по дощечкам ограды.

В доме разжигаем сухими яблоневыми поленьями с погибшей старой яблони печку. И мне кажется, что по всей округе пахнет спелым антоновским садом, пирогами с яблоками и еще  - «до боли сердечной» - нашим родным русским духом.

Один из редких светлых дней ноября заканчивается алой зарей, похожей на отнятое у народа знамя, и поздним ночным звездопадом, как салютом к празднику Великой Революции. От всего этого еще острее воспринимаешь тихую, неизбывную, манящую любовь к русской земле.  Внезапно возникший свет ноября воскрешает в душе чувство,   называемое любовью, - любовью к Родине, в которой не совестно признаться всему миру.  Особенно к той Родине, которая родилась  Седьмого ноября 1917 года и отнята у нас злой силой, помешанной на деньгах и злате…