Железная чума. Глава 1

          Я проснулся от отдаленного грохота и угрожающего скрипа. Что гремело вдали – не знаю, а мой новенький каркасный дом стонал и ощутимо раскачивался. Еще вчера вечером жилище казалось мне прочным и надежным. Да и как не быть уверенным в доме, если ты построил его своими руками?

          В наше время обзавестись собственным жильем – удовольствие недешевое. А с деньгами у меня было не очень: стоя у станка, много не заработаешь. Однако не век же жить с родителями жены?
          Конечно, место здесь не самое хорошее: неподалеку в две смены грохочет ЗКПД – завод крупнопанельного домостроения, в километре – асфальтовый завод, а от него пахнет битумом. Да еще железная дорога, которая идет к заводам и базе стройматериалов, расположенной между ними.
          В другой стороне овраг, а за ним когда-то была огромная свалка. Лет тридцать назад ее закрыли, и там все поросло березками и осинками. Только в этот лес почти никто не ходит: люди не забыли, что он растет на отбросах.
          Зато участок обошелся совсем дешево, материалы мы с тестем закупали недорогие, да и строили сами. Получилось неплохо: мы с женой и дочкой стали обладателями трех комнат и огромной кухни.
          На днях кровлю закончили, осталось только снаружи сайдингом обшить, да изнутри отделать.
          А тут – на тебе!

          Дом раскачивался все сильнее, а скрипы и стоны перешли в вопли погибающего существа. Я сел на матрасе, который лежал прямо на полу, наощупь натянул кроссовки, схватил одежду в охапку и выскочил наружу.
          В начале августа светает еще рано. Я стоял и смотрел, как разваливается мой дом.
          Стальная вентиляционная труба почему-то обломилась и полетела вниз, крошась на мелкие кусочки. Листы ондулина сползали с крыши, рамы в пластиковых окнах падали внутрь. Отвалился лист древесно-стружечной плиты, который я собственноручно прикрутил не одним десятком саморезов.
          По коже прошлось совсем легкое дуновение утреннего ветерка, однако строению хватило и этого. Дом наклонился и стал оседать, рассыпаясь на части. Над руинами поднялось облако пыли.
          Интересно, откуда взялась пыль, если строили из всего нового и чистого?
          Впрочем, дурацкий вопрос, возникший в моей голове, не имел никакого значения: дом прекратил существование.

                *   *   *

          Поеживаясь от утренней прохлады, я натянул майку с джинсами и двинулся в сторону соседнего участка. По-моему, пока рушилось мое жилище, у Витьки тоже грохотало.
          У соседа проблем с деньгами  нет, поэтому участок у него не пятнадцать соток, как у меня, а в два раза больше. Дом Витька задумал тоже здоровенный и дорогой: из кирпича, в два этажа, с подвалом под всем зданием. На этой стройке постоянно работала целая бригада, поэтому дело спорилось – первый этаж был выложен и перекрыт железобетонными плитами. Вчера я видел, как автокран поднял наверх несколько поддонов с кирпичом.

          Вокруг соседского дома тоже стояла пылевая завеса.
          – Плитам – звиздец! – радостно сообщил Витька. – Перекрытию над подвалом – тоже звиздец!
          По непонятной причине плиты над первым этажом полопались и вместе с кирпичом упали вниз. Перекрытие над подвалом от удара тоже развалилось вдребезги. Стены из светлого кирпича с арочными оконными и дверными проемами стояли нерушимо, но внутри дома стоял разгром: куски плит вперемешку с кирпичом громоздились друг на друге, завалив весь подвал.

          Вообще-то, Витька – мой ровесник, то есть ему под тридцать, как и мне. Только если нас поставить рядом, сразу будет видно, кто из нас мужчина, а кто – хилое, худосочное создание. В отличие от меня, Витька здоров, как бык. Волосы у него светло русые, глаза голубые, лицо мужественное – настоящий былинный богатырь. У него и прозвище соответствующее – Большой.
          – Машине тоже звиздец, – продолжил сосед, – потому что она железная.
          Витька пнул ногой свой осевший внедорожник, отчего в крыле образовалась дыра.
          – А дискам – ничего, потому что они алюминиевые.
          Сосед проверил ногой на прочность диски и спущенные шины, затем попытался открыть машину. В результате ручка, за которую Витька ухватился, осталась в его руке, а сама дверка упала на траву и развалилась на куски. Целой осталась только внутренняя обивка из пластмассы.
          Витька достал какой-то провод, порвал его своими  ручищами и довольно заявил:
          – Медяшке тоже ничего.

          Сосед испытал на разрыв и сжатие золотую цепь на собственной шее и перстень-печатку на пальце. Затем он обнаружил на фундаменте дома картонную коробочку и стал по одному доставать из нее гвозди, легко ломая их своими толстыми пальцами.
          – Испортили все железо, суки! – сделал вывод Витька.
          – Кто испортил?
          – Американцы – кто же еще!
          – Вряд ли, – засомневался я.
          – Тогда инопланетяне. Суки все они: и американцы, и пришельцы гребаные!

          Я взял из коробочки один гвоздь и легко его сломал. Стальной стержень толщиной миллиметра три не превосходил по прочности макаронину и хрустел примерно также.
          Что-то заставило меня обернуться и посмотреть на свой участок: моя старенькая "Нива", вчера бодро прибежавшая сюда, сегодня осела и разваливалась на глазах.

          Несмотря на любовь к исконно-русским выражениям и золотую цепь на шее, соображает Витька быстро. На мой взгляд, вывод он сделал правильный: все окружающее нас железо утратило прочность.
          Теперь понятно, почему свалился мой дом: практически не стало гвоздей, саморезов и прочих стальных частей, скреплявших строение. Бетонные плиты сломались, так как бетон плохо работает на растяжение и на изгиб. Стальная арматура, препятствовавшая разрушению, совсем ослабла.

          Черт! Ведь все мои живут в панельном доме, да еще на пятом этаже. Думаю, наша девятиэтажка рассыпалась, как карточный домик. Жена, дочка, тесть с тещей – наверно, они уже мертвы.
          А вдруг, нет? Может, выскочили, или дом обрушился не сразу.
          Видимо, такие же мысли посетили и Витьку.
          – Серега, твои в каком доме живут? – спросил он.
          – В панельном, на пятом. А Настена где у тебя?
          – Дома. А хата у меня на седьмом этаже, тоже в панельке… Блин!
          Что с близкими – неизвестно. Ладно хоть сами выжили: меня дом скрипом разбудил, а Витька в машине спал.
          Вообще-то, мы с ним сторожили. У нас тут девятнадцать участков, вот мы и решили поочередное дежурство организовать, чтобы на охрану не тратиться. Я должен был утром уехать, а Витька остаться.
          Вот и подежурили.

          Мобильник, который я достал их кармана джинсов, оживить не удалось.
          – Можешь выкинуть, – сказал Большой. – Идти надо… У тебя хата где?
          – В Южном поселке. А у тебя?
          – Микрорайон "Север"
          На самом деле, мы и в городе жили неподалеку друг от друга. Просто мой дом находился на юге одного городского района, а Витькин – на севере соседнего. Несмотря на названия, мой сосед жил чуть южнее.

          Нашу новостройку и ЗКПД разделяла улица из двух десятков одноэтажных домов. Официально это поселение называлось улицей Овражной, а в просторечье звалось Помоечной деревней. Этой информацией меня снабдил Витька, выросший неподалеку,  в районе из кирпичных и панельных пятиэтажек. Собственно, он и дом строил в этом непрестижном месте только из-за того, что не захотел окончательно расставаться с родными краями.
          Сильных разрушений на улице Овражной оказалось немного: совсем развалился только один дом, а у остальных пострадали крыши. Некоторые из них сложились полностью, с других только кое-где сползла кровля. Разумеется, попадали все двери, кое-где отсутствовали рамы и стекла в окнах.

          Хозяином кучи досок и шлака, бывшей совсем недавно домом-засыпушкой, оказался бодрый сухой дедок.
          – Живой, Егор Тимофеевич? – сияя от радости, спросил Витька.
          Изменился мой спутник резко: только что он был серьезным мужчиной, озабоченным судьбой жены, а теперь стал веселым и доброжелательным рубахой-парнем.
          – Выскочить успел, – ответил дед. – А дому конец, теперь у Евдокии жить буду.
          Дородная пожилая женщина доброжелательно смотрела на деда. Что-то мне подсказывало, что без нежных чувств здесь не обошлось.
          – Только у нее крыша развалилась, – деловито продолжил Егор Тимофеевич. – Я смотрел: гвозди, как труха стали. Чем теперь доски да шифер приколачивать?
          – Проволокой прикручивай, – посоветовал Витька. – Видишь, сколько ее валяется?
          Мой спутник показал на алюминиевые провода, упавшие со столбов.
          – А не заругают? – с сомнением спросил дед. – Электричество все-таки.
          – Не будет больше электричества. Прикручивай проволокой, а материал какой понадобится – на базе бери.
          – Так кто ж мне его там даст? Покупать придется, – сокрушенно ответил Егор Тимофеевич.
          – Денег тоже больше не будет. Так что тащите все с базы. Только у нас ничего не трогайте. А то, сам понимаешь, вернутся хозяева, а у них материал пропал. Они ведь и спросить могут.
          Говорил Витька с улыбкой, только и я, и дед поняли, что это серьезное предупреждение.
          Я уже давно заметил, что разговаривать с людьми Большой умеет.
          Потратив около часа, мы обошли всю улицу, со всеми Витька поговорил, всех весело предупредил, чтобы с наших участков ничего не брали. В Помоечной деревне выжили все, даже травм серьезных никто не получил – только незначительные ушибы да ссадины.

                *   *    *

          Дальше дорога шла, огибая ЗКПД. Забор из железобетонных плит уже зиял прорехами – часть ограждения упала и рассыпалась на куски. Через эти проходы мы могли рассмотреть разрушения, произошедшие на территории.
          Все мостовые и козловые краны, работавшие на открытых площадках, свалились на землю. Попадали железобетонные колонны и балки, сложились цеха, полопались емкости. Только дымовая труба, сложенная из красного кирпича, гордо высилась посередине разрухи.
          – Дождь пойдет – цементу звиздец придет, – сказал Витька. – Сколько добра пропадет!
          Присмотревшись, я понял, что из потрескавшихся емкостей на землю вывалился серый порошок – цемент.
          Веселость с моего спутника спала, он вновь стал серьезным и озабоченным.

          Возле упавших и рассыпавшихся на куски железных ворот топтался взъерошенный мужичок – сторож.
          – Вовка! У тебя крыша обвалилась, а ты тут ошиваешься! Тебя Татьяна заждалась – иди домой!
          Витька вновь стал веселым и жизнерадостным.
          – Так начальства не было еще, – возразил мужичок.
          – Не будет никого, и сторожить тут нечего. Не видишь что ли: весь завод развалился?
          Сторож отправился на улицу Овражную, собака, немного подумав, потрусила за ним.