Пустынники гор кавказских

               

Эту книгу я написал под впечатлением от  незабываемых встреч с монахами пустынниками, старостой церковной общины р.Б. Наталией и всеми подвизавшимися в деле созидания храма.
 Книга эта создана на основе диктофонных записей и интервью с людьми, избравшими свой духовный путь в местах сокрытых от цивилизации в горах Большого Кавказа. Имея доступ к такому бесценному сокровищу, я посчитал своим долгом раскрыть некоторые тайны из жизни пустынножителей ищущих спасение в трудах, духовных борениях и молитве.


                ПСХУ

               
Долина Псху расположена в Абхазии, между Главным Кавказским и Бзыбским хребтами. Одноименное ей село находится на высоте от 650 до 800 м над уровнем моря (с учетом рельефа) на левом берегу реки Баул, недалеко от её впадения в реку Бзыбь. В окрестностях села по всей долине расположено множество хуторов. В середине XIX века в селении было 500–600 дворов.
Абхазия – часть Иверии, которая, по древнему благочестивому преданию, является первым уделом Пресвятой Богородицы. Христианство распространилось здесь начиная с апостольских времен. Первыми просветителями Иверии были святые апостолы Андрей Первозванный и Симон Кананит, брат Господень, который остался в Абхазии для проповеди Евангелия. Апостол подвизался в пещере в ущелье реки Псыртсхи и подвергался гонениям. В конце концов, он принял мученический венец и был погребен вблизи своей пещеры на берегу реки Псыртсхи в 20 верстах от Сухума. 
В XV веке Абхазия оказалась в подчинении Турции, основная часть населения приняла мусульманство. В 1810 году владетельный абхазский князь из рода Шервашидзе (Чачба) Сефир-бей добровольно принял подданство России и христианскую веру.
Абхазское население Псху, при содействии владетеля Абхазии Михаила Шервашидзе (Чачба), принесло присягу на верность русскому Царю лишь спустя тридцать лет  – в 1840 году. В течение последующих лет здесь неоднократно вспыхивали восстания непокорных, и со стороны властей предпринимались попытки их усмирения. Окончилось все это выселением в начале 1860-х годов около 4 тысяч человек из Псху в Турцию.
В 1879 году наместник Кавказа издал указ о заселении пустующих земель на льготных условиях. Постепенно долина Псху стала заселяться переселенцами.
Местный старожил Александр Новиков рассказывает (его мама, родившаяся в начале XX века, еще помнила этих переселенцев):
«Шли сюда со всей России люди подготовленные, которые сами могли себя обеспечить. Шли семьями – с детьми, с пожитками – через Сухумский перевал – он самый низкий… Строго следили за тем, чтобы среди переселенцев не было судимых… Тем, кто издалека – из Белоруссии, с Украины, – по 300 рублей подъемных давали и оружие (типа винтовки) (а деньги ценились тогда – 25–30 рублей корова стоила)… Прибывшим на Псху давали льготы – от военной службы освобождали, не было никаких налогов. Жилья никакого здесь уже не было, и полян почти не осталось. Рос молодой лес – высекали лес и селились. До зимы нужно было обустроиться и огород посадить – чтобы продукты были на зиму. Те, кто на следующий год пришел, уже могли купить у первых переселенцев семена и другое необходимое, им уже легче было…»
После революции в селе располагалось отделение прибрежного колхоза «1 мая»; занимались скотоводством, пчеловодством, огородничеством. В 1960-е годы геологами была построена малая гидроэлектростанция, которая обеспечивает село электроэнергией до сего дня.
В селе есть аэродром с травяным покрытием. Зимой попасть сюда можно только вертолетом. В остальное время года летает самолет Ан-2. Регулярного расписания нет. Имеется грунтовая дорога через перевал Анчхо (2040 м над уровнем моря) и тропы через Гудаутский перевал и перевал Доу (Сухумский).
В 1942 году Псху было на восемь дней оккупировано немецко-фашистскими захватчиками. Это единственный населенный пункт Абхазии, куда вошли немцы…
Первые монашеские общины возникли на Псху, по всей видимости, еще при Сухумском епископе Андрее (князе Александре Алексеевиче Ухтомском, 1872–1937). Во время своего епископства (с декабря 1911 года по декабрь 1913 года) он сам побывал на Псху.
Незадолго до революции на Псху поселились монахи, изгнанные в 1913 году с Афона за исповедание «имяславия». Светский автор И. Половнев называет их общину «черносотенной воинствующей сектой». В 1924 году монашескую общину на Псху пополнили иноки расформированного Ново-Афонского Симоно-Кананитского монастыря – более ста человек. Они обосновались в селении и по всей долине, основав  пустынные скиты и кельи... 
Новая волна прибывших на Псху связана с коллективизацией и усилением репрессий. В 1928–1930 годах в долину прибыло 214 человек, из них 188 монашествующих, остальные советским автором оценивались как «кулаки». К 1930 году на Псху, по официальным данным, было 100 монахов, 12 священников, около 12 молитвенных домов. Скиты и кельи были разбросаны по всей долине. За зиму 1929–1930 годов на Псху обновилось около 12 икон. В народе распространилась легенда, что «есть долина Псху, где нет советской власти».



                ГЛАВА 1

                СТАРЕЦ ИОННА

Мое знакомство с Натальей (Гершовой), старостой строящегося в одном из красивейших и священных мест Абхазии, храма «Усекновения главы св. Иоанна Предтечи, состоялось в Иерусалиме. Здесь на Святой Земле я должен был передать ей альбомы эскизного проекта храма.
Эта красивая, интеллигентная и общительная женщина с утонченными чертами лица, не могла ранее предположить, что будет руководить на Кавказе строительством храма.
Ранее, будучи светским невоцерковленным человеком она стремилась, как и большинство людей к ценностям земным, пока не посетила с подругой Одесский Успенский монастырь, где  и познакомилась со знаменитым духоносным старцем, схиархимандритом Ионой.
В течение нескольких лет, посещая старца, который стал для нее духовным отцом, она преобразилась и изменилась до того, что ее перестали понимать друзья, подруги и даже супруг. Наталья отказалась от косметики, от эффектных нарядов, ей постепенно стали чужды прежние интересы и стремления. Она воцерковилась, стала посещать церковные службы. Обладая хорошим слухом и голосом, научилась петь на клиросе.
Через некоторое время старец Иона сообщил ей, что открыта воля Божия и ей предстоит руководить строительством будущего храма «Усекновения главы св. Иоанна Предтечи». Он рассказал, что в конце XIX – начале XX веков в долине и на горах вокруг села Псху образовалось значительное поселение монахов, было возведено восемь православных церквей. На живописных горных склонах и лесных полянах создалась своеобразная иноческая республика площадью около 200 квадратных километров со свободным расселением монахов и подвижников, объединяемых спасительным покровом Пресвятой Богородицы и общим духовным окормлением старцев – духовников.
Молитвенная жизнь насельников протекала под благодатным влиянием богатейшей духовной традиции этих мест. В этих горах, располагаются:
святая Иверская гора; пещера, где подвизался и принял мученическую кончину св. апостол Симон Кананит; место казни, захоронение и благотворный целебный источник св. мученика Василиска (IV в.). Здесь же находится церковь и гробница св. Иоанна Златоуста, проведшего в этом районе свои последние годы. А на горе «Святая», расположенной в 5 км от села Псху, по предсказаниям святых отцов будут отслужены последние литургии после воцарения Антихриста на Земле;
         В этом же районе была в третий раз обретена честная глава святого пророка и Предтечи Крестителя Иоанна, отсюда она затем была вознесена, здесь также находится источник св. Крестителя Иоанна.
     В послеоктябрьское время, после разгона Новоафонского монастыря,    многие монахи перешли на жительство в район Псху.                В 1930 г. здесь подразделениями НКВД была проведена репрессивная акция: часть монахов была расстреляна, а 250 насельников арестованы, депортированы из Псху и многие приняли мученическую кончину.
Поручение старца Ионы возглавить строительство храма в селе  Псху смутило Наташу. Она спросила старца: «Может быть, мне нужно помогать в строительстве храма? Ведь я не имею ни опыта, ни специальности строителя». Старец ответил, что именно ей предстоит руководить строительством храма.
Наталья пыталась оправдаться тем, что у нее есть семья, муж, сын, который должен вскоре поступать в институт, да и вообще управлять строителями должен мужчина, а она лишь слабая и никудышняя женщина. Старец голосом, не допускающим сомнения, ответил: «Такова воля Божия, она избрана там, на небесах, строить храм на земле».
Так Наталья, положившись на волю Божию и молитву старца, поехала в Абхазию строить храм. Сидя за рулем пожертвованного благодетелем внедорожника - советской модификации УАЗа, и созерцая суровые пейзажи, она с ужасом думала: «За что я взялась, смогу ли я в этих труднодоступных и скрытых от цивилизации местах что-нибудь построить?». Проезжая через перевал, который всего лишь два месяца в году открыт от снега, она с восторгом и ужасом созерцала ослепительно белые вершины скал, покрытых снегом, бурные потоки горных рек, в пропасти, и останки упавших туда машин.
Приехав в затерянный в горах поселок и узнав о том, что среди местных жителей бытует некое поверье, из-за которого они совершенно не желают строить храм, Наталья совсем отчаялась. 
А дело здесь вот в чем. Некоторые старцы утверждают, что именно здесь будет построен храм, в котором в «последние времена» будет отслужена последняя литургия, после чего наступит апокалипсис. Местные жители расценили это по-своему и решили предотвратить грядущий конец света таким путем. «Помощников здесь, видимо, не сыскать» - думала она, да и недавно возводимый храм сгорел, скорее всего, не случайно, тем более тогда же убили милиционера с женой.
Но сильны молитвы старцев, тем более за Наталию молился тогда не только старец Иона, но и прозорливая схимонахиня, старица Ольга, проживающая в Сухуми. Она посоветовала Натальи идти к наместнику Сухумской епархии отцу Виссариону и просить разрешение на строительство храма.
Приехав на шестидесятилетний юбилей отца Виссариона и одарив его подарками, которые он с радостью принял, Наталья получила отказ.
Батюшку можно было понять, ведь Сухумская епархия канонически принадлежит грузинскому патриархату. Хотя и Абхазия вышла из состава Грузии, в церковном отношении она все же осталась под омофором Грузинского патриарха. В годы Советской власти территория Абхазии была епархией нынешнего патриарха Грузии Ильи II, который в настоящее время крайне не заинтересован в строительстве русских храмов.
Старица Ольга сказала Наталье, чтобы та три раза просила отца Виссариона. Она так и поступила, трижды преграждая путь батюшке, пытавшемуся пройти к своей машине, и прося благословение на храм. Третьей просьбе он все же внял и сказал, что благословляет сие строительство, но в начале нужно найти то место, где сгорел прежний храм и куда упал его крест, который якобы сохранился. То место, куда укажет упавший крест, и будет местом строительства.
Также он сказал, чтобы его на вертолете привезли на освящение места будущего храма, где нужно установить дубовый трехметровый крест.
Вскоре было найдено место сожженного храма и сам крест, который указал место будущему храму. Дело пошло. Первыми помощниками Натальи стали монахи-пустынники, затем стали приезжать желающие потрудиться во славу Божию. Заранее выкупленная для прихода территория стала преображаться в подобие скита. Службы в это время проводились в домовом храме, небольшом деревянном домике, отданным отцом Александром Кобловым для этих нужд.
Люди совместными усилиями очистили от зарослей площадку, выравнивая территорию, срубили скальные образования и даже построили монолитный железобетонный фундамент, размер которого был дан старицей Ольгой. Сказать, что построить фундамент трудно - это значит ничего не сказать - на такой высоте и в таких условиях это исключительно тяжело.
Видя усердие и организаторские способности, с которыми Наталья взялась за это дело, местные жители приняли ее, а некоторые стали помогать в строительстве. По молитвам старцев стали происходить чудеса исцеления от неизлечимых болезней тех, кто по их благословению трудился во славу Божию. Местные власти разрешили вырубить необходимый для строительства лес. Вскоре была построена циркулярка и распущен под сруб храма лес.
Но где же взять проект храма, да и стоит он очень дорого, - думала Наталья. Там по делам службы находился священник Валаамского подворья отец Александр Коблов, который дал ей мой номер телефона, сказав, что я смогу выполнить эту задачу.
В то время я занимался эскизным проектированием двух соборных храмов для Москвы, которые нужно было срочно выполнить. Домой ко мне приехал отец Александр и, показав планы фундаментов, попросил разработать эскизный проект деревянного храма. Ему отказать я не мог и взялся выполнить во славу Божию эту работу, в которой срочно нуждалась община.
Впервые с Натальей я познакомился по телефону. Ее неукротимая настойчивость и стремление поглотить мое время только для храма в Абхазии мне сначала казалось забавным. Разве не понимает она, что кроме того храма, есть и другие, которые срочно требуется проектировать, - думал я.
Эскизный проект был выполнен мной в короткий срок и получился, по словам архипастырей патриархата, красивым.
После завершения работ я передал альбомы проекта отцу Александру, повезшему их в Абхазию, а сам уехал в Украину.
Мне предстояла поездка в Криворожско-Никопольскую епархию, где являюсь ее главным архитектором под руководством архиепископа Ефрема. Там по моим проектам начато строительство храмов, за которыми необходимо вести авторский надзор. Далее предстояло посетить Херсонскую и Одесскую епархии, где также нужна была моя помощь.
Находясь в Одессе, в келии Иверского монастыря, для которого по просьбе его игумена архимандрита Диодора предстояло выполнить проект соборного храма, мне позвонили по мобильному телефону. Это была Наталья, эмоционально сообщившая, что узнала от отца Александра, что я нахожусь в Одессе, где она проживает, и что она готова все бросить и лететь ко мне из Абхазии, где в настоящее время находится. Главной причиной, взволновавшей ее, была возможность представить меня с эскизами храма, старцу Ионе.
Она попросила, чтобы я завтра утром был в Успенском монастыре, в котором она постарается по телефону организовать встречу со старцем.
Ранним утром мы с талантливым художником-иконописцем Мариной, расписывающей храм в Иверском монастыре, приехали в Успенский монастырь, в котором находился старец и где расположена резиденция митрополита Одесского Агафангела. Марина ведет меня по тенистым аллеям монастырского парка, увлеченно рассказывая о том, где ей довелось потрудиться в этой обители, она показывает мне храмы, кладбище с могилой знаменитого Одесского старца, святого Кукши, а также малые скульптурно-архитектурные формы на Библейские темы, выполненные ею с молодым иеродьяконом.
Неожиданно из ворот резиденции вышел митрополит Одесский Агафангел, облаченный в подрясник бирюзового цвета. По воле Божией я оказался напротив владыки. Его строгое волевое лицо излучающее мудрость, монашеская отрешенность и степенная походка, отражала в нем прообраз первых апостолов церкви.
Подойдя к митрополиту, прошу благословения, представляюсь и  рассказываю о намерении игумена Иверского монастыря архимандрита Диодора построить в Одессе соборный храм. Владыка просит показать эскиз храма и я разворачиваю лист. Митрополиту нравится эскиз, и он благословляет этот храм на строительство. Также с большим интересом рассматривает и другие эскизы храмов и часовен, представленных в моем альбоме. Подошел викарный епископ Алексий, которому я был представлен его Высокопреосвященством.
Начинается профессиональный диалог о возможном будущем строительстве. Вскоре митрополит приглашает меня в резиденцию, где одаривает именной иконой в честь всех Одесских святых, а также видеофильмом о его шестидесятилетнем служении и другими подарками.
Выходя из резиденции, меня встречает архимандрит Филипп, который просит посетить его келью. 
Отец Филипп радушно принимает в своей келье и предлагает показать эскизы. После просмотра просит помочь в проектировании храма для монастыря в Старом Крыму, который он окормляет. Я с радостью соглашаюсь.
Отец Филипп ведет меня к братскому корпусу и сообщает, что через несколько минут я буду отведен к старцу Ионе отцом Андроником.
Постучавшись после Иисусовой Молитвы, игумен Андроник завел меня в келью старца и удалился, оставив нас наедине.
Седовласый, худощавый человек лет восьмидесяти, с глубокими глазницами на строгом лице с правильными чертами, встречает меня. Голубые строгие глаза, излучающие внутренний свет, проистекающий от его чистой ангельской души, наполнены великой ответственностью за нас, грешных. В нем чувствуется бескомпромиссность и воля воина Христова, живущего в непрестанной молитве. Позднее я узнал, что он является духовником митрополита Агафангела и всего монастыря.
Получив благословение и представившись, я обратил внимание, что келья, пропахшая запахами мирры и ладана, вмещала в себя нечто невидимое, наполнявшее меня благодатью и мистическим трепетом.
Старец сел на стул и взял меня за руку. Я расположился у его ног, присев на одно колено.
Он спросил, был ли я в Абхазии в селе Псху. Я утвердительно ответил. Он сообщил о том, что это особое место, где постоянно пребывает благодать Святого Духа. «Места эти дали миру многих великих подвижников, где мне посчастливилось немало лет подвизаться там» - сказал старец. «Теперь я перед Господом несу ответственность и духовно окормляю строительство храма» - продолжил он.
Я показал ему эскизы этого храма и рассказал о том, что при их создании чувствовал незримую поддержку сил бесплотных, давших мне красивый образ храма и сил работать без устали. В результате этого эскизный проект был выполнен очень быстро. Я также добавил, что теперь знаю, чьими молитвами были созданы эти чертежи.
Глаза старца Ионы наполнились радостью и светом. Он рассматривал листы проекта с большим интересом. Я подарил ему цветной эскиз храма, выполненный на картоне, который он, благословив, поставил на верхнюю полку шкафа.
Старец поделился своими воспоминаниями о том, как подвизался пустынником в горах Абхазии, о том, как принял монашество, о многократном посещении Святой Земли и Святой Горы Афон.
Он рассказал мне о тройственной природе души, ищущей дорогу к дому «небесному», о грешном теле и разуме, привязанных к земному, временному бытию. Рассказал он также о благотворной силе молитвы и необходимости жить не по своей воле, а по Воле Божией.
Несколько раз старец подавал мне то или иное святоотеческое писание, нужные строки которого я зачитывал вслух, а он их пояснял и комментировал.
Около полутора часов мне посчастливилось внимать его душеполезным речам и наставлениям. Тогда я еще не понимал, сколь много своего драгоценного времени уделяет этот святой человек мне, недостойному грешнику.
Вечером, находясь в монастыре, мне по просьбе владыки Агафангела посчастливилось потрудиться во славу Божию, разработав план благоустройства территории сквера.
Владыка благословил эскизы, после чего они были воплощены при помощи человек десяти из числа студентов духовной семинарии. В соответствии с разметкой дорожек, цветников и прочих ландшафтных форм, а также согласно забитым мной колышкам, они  выровняли территорию, удобрили ее черноземом, насыпали и расставляли камни на альпийской горке, посыпали цветной галькой дорожки, а также рассадили деревья, кустарники и цветы.

Эти строки я пишу, возвращаясь из Одессы, после моей второй встречи со старцем. Только сейчас я осознал, насколько любим схиархимандрит Иона среди народа, от  простого мирянина до президента государства, стремящихся побывать у этого великого старца.
Своим молитвенным подвигом, а также чудесами не только физического, но и духовного исцеления он обрел эту любовь и уважение.
В этот раз я приезжал к старцу не один, а с моим другом Игорем, являющимся атаманом казачьего войска. Узнав, что я еду в Одессу, где мне предстоит встреча со знаменитым старцем, он попросил взять его с собой.
Атаман сказал, что очень хотел бы побеседовать со старцем, так как разуверился в правильности выбранного им жизненного пути. Все земные блага, которые он ранее ценил, потеряли свое значение и смысл. Даже недавняя победа в чемпионате России по конному спорту его лошадей и недавно построенный по моему проекту великолепный конноспортивный комплекс, с крытым ипподромом уже не радовали его.
Над ним довлела память прошлого, где он потерял сына, которому в день его рождения он подарил вертолет и который погиб на глазах своего отца, сгорев в упавшей с небес машине. Там, на месте гибели, он поставил часовню, вокруг которой строится его новое детище, казачья станица на пятьсот домов.
Его мучает бесконечно вопрос: «Почему Господь забрал сына, а не его?». Ведь он, столько раз подвергавшийся опасности погибнуть в смутные перестроечные времена девяностых годов, каким-то чудесным образом не пострадал, а его сын, так и не успевший пожить, невинно погиб. Для какой такой цели он нужен здесь, на земле, коль его так оберегают силы небесные?
Он отказался от собственного самолета, возненавидев всю частную авиацию. Также разуверился в политике, будучи недавно депутатом Государственной Думы. Он отказался работать советником Президента России, после чего представитель администрации Президента с обидой сказал: «Ты настоящий председатель колхоза».
Атаман потерял веру и в бывших друзей, которые, завидуя его успехам, стали врагами.
По этим и другим причинам Игорь решился ехать за советом к старцу.
И вот он в Одессе.
Переночевав в скромной келье Успенского монастыря, ранним солнечным утром мы подошли к храму, где нас ждала Наталья. Большое число людей, к которым присоединились и мы, ожидало выхода старца Ионы из храма.
На аллее я увидел митрополита Агафангела, шедшего в сопровождении викарного епископа Алексия, с которыми мне нужно было встретиться.
Причиной, приведшей меня в Одессу, была встреча, состоявшаяся пятью днями ранее, депутата Верховной Рады Украины, с владыкой Агафангелом. На встрече депутат сообщил о намерении его партии строить воинские православные храмы на территории Украины, он также сказал, что главный воинский храм будут построен в Одессе. До этого депутат получил благословение у предстоятеля Украинской Православной церкви, Блаженнейшего митрополита Владимира, который передал ему эскиз этого храма.
Удивительным было то, что годом ранее, при встрече с Блаженнейшим митрополитом Владимиром в Киево-Печерской Лавре, в праздник крещения, я подарил ему этот эскиз собора с таким же названием – Главный воинский храм в честь святого апостола Андрея Первозванного. Тогда Блаженнейший Владимир и высказал намерение построить этот храм для воинов. И вот несколько дней назад он передал мой эскиз депутату парламента Украины. 
Предложение депутата, чтобы я лично встретился с митрополитом Агафангелом, было первой причиной для поездки в Одессу.
Второй причиной стало то, что годом ранее владыка Агафангел благословил меня разработать проект соборного храма в Иверском монастыре этого города, эскиз которого я и привез сейчас.
И вот, получив благословение и объяснив причину своего приезда, стою перед митрополитом и показываю большой, размером 1,5х1,2 метра, ламинированный эскиз этого храма.
Лицо владыки просияло в радостной улыбке. Он сказал: «Да такой храм будет украшением не только Иверского монастыря, но и нашего города».
Я расспросил его о встрече с депутатом Верховной Рады. Он ответил, что предложение парламентариев построить в Одессе главный воинский собор им полностью поддержано, а эскиз храма, понравившийся ему, благословлен им.
Каково же было его удивление, когда я развернул этот эскиз. Понять владыку было не мудрено, ведь депутат, приезжавший из Киева, показывал ему именно его.
Епископ Алексий, также искренне выразив большую заинтересованность к этому храму, долго держал лист в руках, обсуждая с митрополитом проблемы будущего строительства.
По просьбе владык я показал и эскизы часовен, разработанных за прошедший год. Тут же две из них обрели свой будущий адрес и благословлены митрополитом для строительства на территории монастыря, где мы пребывали, и на Одесском кладбище.
Из южного придела храма, вышел старец Иона. Толпа людей, до сих пор равномерно распределенная по площади, сильно уплотнилась, оставив, не без помощи келейников и охранников, небольшой проход для старца.
Наталья, подавая знаки руками, позвала меня. По просьбе епископа Алексия, который обещал связаться со мной, я передал свою визитную карточку и, получив благословение у митрополита Агафангела, ускоренным шагом пошел к Наталье и атаману, ожидавшим меня.
Мы слились с толпой и под пение «Святый Боже…» устремились вперед с этим людским потоком, из которого раздавался то очищающий чью-то душу плач, то благодарственные слова старцу за некогда совершенное им чудо исцеления, то просьбы о молитвенном заступничестве перед Господом. Толпа остановилась. Старец благословлял подносимых к нему родителями своих детей и младенцев. После этого, выслушав последовательно проблемы прихожан и дав им душеполезные наставления, благословил и помазал каждого.
Наталья, будучи духовным чадом старца, протиснулась к нему сквозь толпу и стала помогать ему, раздавая просфорки, иконки с молитвами, фрукты и прочее.
Окормляемые старцем прихожане выходили из центра толпы наружу с трепетом в сердцах и с глазами, наполненными верой, а иногда и слезами счастья, уступая место другим. Чувствовалось, что они обрели нечто очень важное.
По просьбе нуждающихся старец исцелял физические немощи людей, приехавших к нему даже из других государств.
Находясь в непрестанной Иисусовой молитве и будучи в состоянии высокого духа, старец выполнял некие манипуляции руками с вытянутыми пальцами, производя резкие тыкающие движения, направленные в сторону исцеляемого органа или места тела. Исцеляемый в это время произносил слова молитвы или непрестанно, одержимо повторял слово – «верую».
Пройдя со старцем до келейного корпуса, люди остановились, провожая его. Далее идти не позволено. Монастырская охрана, обеспечивающая покой и охрану обители, преградила путь.
Нас с атаманом пригласили пройти в охраняемую зону, так как старец Иона намерен был  нас лично принять у себя в келье.
Ожидая его у дверей келейного корпуса, я увидел большое число людей, провожающих старца. Это уже была не толпа, а некий гармонизированный с небесами, инструмент духа. Это уже не были имеющие каждый свою цель, прикрывающиеся ложным смирением люди, это были уже воины Христовы, готовые пойти за своим духовным пастырем на брань с врагом рода человеческого. И пусть это состояние единения в духе продлится не столь долго, но люди унесут его частичку в свои города и села, дома и семьи, а быть может кто-то и приумножит эту частичку, взрастив ее верой и благими делами.
Люди, провожая старца, идущего к нам, объединенные единым благодарным порывом, представляя собой как бы музыкальный инструмент «орган», пели слова благодарственной молитвы.
Зайдя в келью старца и получив благословение, мы по его просьбе присели вокруг него. Наталья, представив атамана и доложив о моем приезде, рассказала о проделанной работе по строительству храма, о недавно выполненном рабочем проекте.
С нами в келье присутствовало еще несколько человек, один из которых приехал из Греции, со Святой Горы Афон, услышав там о духоносном схиархимандрите.
Старец каждому из нас уделил свое время и внимание. Учитывая то, что с историей жизни людей, здесь присутствующих, он знаком не был, его адресная и необходимая каждой конкретной личности тема духовной беседы казалась прозорливым действом. Не зная человека, он видел его душу.
Несколько часов пребывания в келье старца пробежали незаметно. Наталья попросила показать эскизы храмов, благословленных владыкой Агафангелом для строительства в городе Одесса. В завершении встречи старец раздал нам некоторые подарки, помазал лампадным маслом и ранее описанным способом произвел исцеление каждого из присутствующих. Не спрашивая, какая часть тела нуждается в исцелении, он именно в нужном месте выполнял манипуляции руками, будучи в каком-то возвышенном состоянии. Оно выдавалось его глазами, которые, казалось, созерцали мир иной.
Лишь только верующий осознает, что даже не высказанная мысль духовного человека способна творить чудеса. Слова нужны лишь нам, так как нам будет крайне неловко чувствовать себя в полном молчании с рядом сидящим человеком, даже со старцем.
Пусть его слова не обладали изощренным интеллектом и красноречием, но мы чувствовали, что каждое из произнесенных слов есть чаша, наполненная кристально чистой, родниковой водой духа, а не переливающаяся всеми цветами радуги, липкая жидкость фарисейства. Им и так давно переполнен современный мир.
Для интеллектуального человека, слова, как ему кажется, являются носителями информации, для верующего все не так однозначно. Иногда, совершенно бессмысленное слово старца или юродивого, может изменить нашу жизнь. Такое слово - всего лишь форма звука, но наложенная на его волну намерение и воля духа, несущая на себе частицу воли Божией, может преображать нас. В таком слове и заключается настоящая сила, неподдающаяся никакой логике и осмыслению.
Человек интеллекта после встречи со старцем подумает, что зря он потерял столько времени с этим простым человеком, так и не увидев чуда и даже не узнав ничего нового, а все сказанное он уже где-то слышал, наверное, от своей бабушки. Такой человек, придя домой, еще раз перечитает умные и красивые высказывания древних философов и его душа успокоится. Но надолго ли?
Настала и моя очередь исцеления. Надо сказать, что в Одессу я приехал не в лучшей физической форме. От перенапряжения в работе у меня побаливало сердце и чувствовалось кислородное голодание.
Старец Иона, не спрашивая меня о самочувствии, проделал некоторые манипуляции в области сердца, после чего проблемы с сердцем прекратились.
Получив благословение и попрощавшись, мы вышли из кельи. По просьбе Натальи, Игорь остался со старцем один.
Ожидая Игоря, я немного волновался, поймет ли он важность этой встречи душой, а не интеллектом.
Через несколько дней, когда я вернулся в Москву из Севастополя, где встречался с игуменом Бахчисарайского монастыря отцом Силуаном, перед которым я отчитался о поездке в Израиль, мне позвонил Игорь. Он радостным голосом сообщил мне, что после встречи со старцем его отношение к жизни изменилось, он обрел цель, основанную на вере, и ясно видит пути ее достижения.  Он также сказал, что уехал из Одессы, отказавшись от осмотра достопримечательностей города, предложенного Натальей, по причине того, что не хотел расплескать по пустякам то сокровище, полученное от старца, которое боялся потерять. Игорь сказал, что и его супруга также хотела бы встретиться со старцем.
     В начале февраля 2011г. мне позвонила из Абхазии игумения Свято-Троицкого монастыря матушка Херувима и попросила, чтобы я незамедлительно приехал к ней в Сухуми. Я пообещал это сделать, но несколько позднее в связи с загруженностью в работе по объектам митрополита Варсонофия и архиепископа Феофана.
Через день мне позвонила из Сухуми Наташа с аналогичной просьбой. Она сообщила, что в связи с тем, что перевал засыпан снегом, она заказывает самолет в село Псху и просит меня полететь с ней. Там у бригады строителей, возводящих храм, накопился ряд вопросов, да и требуется авторский надзор за строительством.
Я также по причине занятости пообещал приехать через неопределенное время. Но мой аргумент оказался для нее неубедительным и она вскоре приехала за мной в Москву.
Цель ее визита, хотя и оказалась неудовлетворенной, но по другим аспектам стала крайне результативной. Здесь она обрела некоторую материальную поддержку для строительства в лице благодетелей, об одном из которых я расскажу немного подробней.
В то время наша архитектурная мастерская по эскизам, прежде разработанным мной и благословленным архиепископом Ставропольским и Владикавказским Феофаном и духовником Патриарха схиархимандритом Илием, разрабатывала проект храма св.мч.Иоанна Воина для Владикавказа.
Строительство этого храма, на заложении креста которого мы присутствовали несколько месяцев назад, стало священным долгом старца Илия, так как на этом месте в годы Великой Отечественной войны погиб его отец Афанасий. Имя его в списке павших было обнаружено всего два года назад.
В последний день пребывания Натальи в Москве ко мне позвонил келейник духовника патриарха и сообщил, что старец Илий просит подойти к нему в Переделкино. Наташа, находившаяся рядом, настояла взять ее с собой.
Подъехав к вратам Патриаршей резиденции, мы заходим в трапезную келейного корпуса старца, где за длинным столом разместились пришедшие к батюшке люди.
Благословляя нас, старец радостно улыбается и, пересадив рядом сидящих, размещает нас возле себя.
Я, показывая альбом с чертежами, рассказываю о проделанной архитекторами работе. Старец живо интересуется и дает некоторые советы по размещению поминальных камней на аллее Славы при храме. св.мч.Иоанна Воина. Передав разработанный альбом с чертежами и эскиз храма в рамке под стеклом, представляю Наташу. Она с трепетом в голосе живо рассказывает об открытой ее духовником старцем Ионой Божией воли по строительству в высокогорном селе Псху храма.
Старец Илий с большим интересом слушает ее рассказ, ведь абхазская земля, являющаяся вторым после Афона уделом Божией Матери близка ему, он часто бывал там. Старец подробно расспрашивает Наташу и рассказывает ей об Оптинских старцах и их духовных чадах, связавших себя с этой святой землей.
Он спросил, помогает ли Киево-Печерская лавра в строительстве. Услышав отрицательный ответ, тяжело вздыхает, выходит в соседнюю комнату и, вернувшись, вручает Наташе конверт с деньгами. После чаепития мы прощаемся и просим благословения и святых молитв.
По дороге в аэропорт Наташа благодарит меня и сообщает, что молитва старца Илия многого стоит, да и вообще это милость Божия и чудо, ведь к духовнику самого патриарха попасть просто невозможно. Я рад, что хоть чем-то смог ей помочь.




                ГЛАВА 2.

                МОНАХ ИОАНН-НАСТОЯТЕЛЬ И НЕЙРОХИРУРГ

В г. Сухум меня встретила Наталья, с которой мне на следующий день предстояло подняться на ее вездеходе-уазике в горы.
В день отъезда, после утренней службы в кафедральном соборе, мы посетили келью старицы - монахини Ольги, где получили благословение.
В это солнечное утро, выходя из кельи, моя душа светилась, озаренная внутренним светом, светом христианской любви и благодати, наполнявшей меня после встречи с этой знаменитой монахиней.
Этот воистину счастливый день был отмечен еще и тем, что у руководителя Сухумско-Абхазской епархии о.Виссариона были подписаны документы о создании прихода храма Усекновения главы Иоанна Предтечи. Произошло это в соборной резиденции, где мне от лица руководителя фонда Десницы св. Иоанна Крестителя довелось наградить о. Виссариона золотой медалью в честь Десницы св. Иоанна Предтечи.
Это была настоящая победа: Наталья получила документ, узаконивающий строительство храма. Этот документ о. Виссарион не подписывал многие годы в связи со сложными политическими отношениями.
 Большое спасибо нужно сказать племяннику бывшего президента Абхазии Борису Ардзинба, который помог организовать эту встречу. Также большую роль сыграли мои встречи с нынешним президентом Абхазии Сергеем Багапшем и Патриархом Всея Грузии Ильей II, которого вместе с президентом Фонда Валерием Новоскольцевым, суждено было наградить орденом Десницы св. Иоанна Крестителя. 
Во второй половине дня мы с Натальей посетили рынок, где приобрели продукты, которые должны были перевезти в село Псху для нуждающихся в них строителей храма.
Лишь только когда стемнело, мы отправились в путь. С нами в машине ехали еще двое человек. Справа от меня сидел смиренный монах, отец Иоанн, который, являясь настоятелем храма, находящегося на территории госпиталя г. Сухум, также был нейрохирургом этой больницы. Он только что провел сложную черепно-мозговую операцию и мысленно, видимо, еще присутствовал там. Понимая это, мы ехали в тишине. Я тогда и не подозревал, насколько знаменит этот скромный человек в Абхазии, слава которого догнала нас уже у первого поста ГАИ.
Милиционер остановил нашу машину взмахом своей палочки и, подойдя к шоферу, коим была Наталья, спросил, не у нас ли находится знаменитый нейрохирург Иоанн Свинухов. Отец Иоанн ответил: «Я здесь». «Вас разыскивают по всей Абхазии, и мы без вас никак не сможем обойтись. Вы уж не покидайте нас», - сказал милиционер, добавив также, что в горы по нашей дороге на поиски врача поехали машины. Отец Иоанн ответил, что он намерен провести некоторое время в своей келье высоко в горах. На вопрос, где находится эта келья, он ответил, что туда можно добраться лишь медвежьими тропами.
Проехав в ночи среди скал около получаса, мы увидели две встречных машины, которые, проехав мимо нас, вскоре вернулись и, обогнав нас, прижали нашу машину корпусом своей. Вторая остановилась сзади.
Из машины выскочили мужчины и подошли к нам. Отец Иоанн, тяжело вздохнув, сказал: «Это за мной». От крепкого абхазца, одетого в черный костюм, мы услышали: «Не пугайтесь, это не нападение и не захват заложников, нам нужен доктор Свинухов. Он здесь?». «Да, я здесь» - ответил монах.
Абхазец эмоционально стал объяснять, что их родственнику, в настоящее время находящемуся в больнице, на их взгляд неправильно сделано заключение дежурным врачом. А они доверяют лишь Свинухову. Абхазец достал рентгеновский снимок головы и медицинские справки.
Отец Иоанн, взяв снимок и неспешно рассмотрев его сквозь свет фары машины, направленной на нас, вынес решение: «Заключение дежурным врачом вынесено правильно. С пациентом ничего страшного не произошло. Будет жить долго». Он выписал какие-то лекарства и вписал в больничный лист некоторые поручения.
«Вы наше национальное достояние и поэтому мы боимся вас потерять. Не покидайте нас надолго» - сказал абхазец. Добившись гарантии скорого возвращения врача, нас отпустили.
Мы поехали по горному серпантину среди отвесных скал, не встречая уже ни одной встречной машины.
Меня поразило смирение и тот спокойный, ровный голос монаха-целителя, которым он объяснял диагноз эмоциональным абхазцам.
Я сказал отцу Иоанну, что в своей жизни почти не встречал человека, исцеляющего одновременно душу и тело, и видимо, этот путь спасения человека наиболее эффективен.
Отец Иоанн ответил мне: «К сожалению, большинство людей, и это относится не только к абхазцам, задумывается о Боге, лишь находясь у последней черты. Храм Божий должен находиться при любой больнице, так как это быть может последняя возможность прийти через покаяние ко Господу. Лечение классической медициной вместе с молитвой и покаянием оказывает на пациента наиболее эффективное воздействие и исцеляет не только его тело, но и душу. А корень любой болезни пребывает там. Невозможно полное исцеление тела без исцеления души. Утром и вечером я служу в храме при больнице, на протяжении дня оперирую и консультирую пациентов, также исповедую и соборую больных».
Я спросил у батюшки, как обстоят дела с воцерковлением иноверцев и язычников. Отец Иоанн ответил: «Воцерковляем, и больница с храмом лучшее для этой миссии место». Наталья сидевшая за рулем подтвердила слова батюшки, сказав, что каждый второй язычник в Абхазии, побывавший в больнице, воцерковлен отцом Иоанном. Батюшка сказал: «В этой маленькой горной стране, в отличие от большого города, не укроется ни одно человеческое деяние, поэтому мне, как миссионеру, приходится контролировать каждый свой шаг, соизмеряя его с Божией волей. Люди, смотря на пример преданного служения, меняют свой образ жизни и воцерковляются».
Позднее ночью, преодолев на вездеходе многочисленные горные ручьи и труднопроходимые даже для вездехода участки скальных дорог, мы въехали в высокогорное село Псху.
Фары машины осветили погруженные во мрак ночи незатейливые глинобитные сельские домики, покрытые деревянной «дранкой».
Наталья подвезла нас к единственному освещенному фонарем месту - площадке, на которой уже установлен фундамент храма и лежит у лесопилки сложенный штабелями сруб будущих его стен. Да, за несколько месяцев моего отсутствия здесь проделана большая работа.
На ночлег мы с отцом Иоанном разместились в маленьком, состоящем из одной комнаты, домике, расположенном в глубине большого яблоневого сада.
Ранним утром, после благодатного молитвенного правила, отслуженного отцом Иоанном, мы с ним направились в один из домиков села, пожертвованным моим другом отцом Александром Кобловым под храм.
В руках отец Иоанн держал служебное евангелие в богато украшенном окладе, то самое которое, он вчера на протяжении всего многочасового переезда, находясь в беззвучной непрестанной молитве, держал, обняв руками. Это евангелие, подаренное общине, было предназначено для строящейся церкви.
После благодарственной молитвы отец Иоанн торжественно возложил священную книгу на престол в алтаре. Этот храм, созданный во славу Божию пожертвованиями, начиная от здания до церковной утвари, наполнен духом молитвы. Мне радостно, что и мой скромный труд вольется в лепту этого великого богоугодного дела.
На обратном пути мы заходим в скит матушки Серафимы. Хозяйство это состоит из нескольких скромных домиков, в которых проживают инокини и послушницы. Нас встречает старшая сестра и ведет во двор, затененный виноградником, плетущимся по решетчатому каркасу.
Несколько молодых сестер, собирающих виноград на высоте 3-4 метра, увидев батюшку, встрепенулись, словно птицы и радостно приветствуют его, спустившись с лестниц, берут благословение.
Сестра, усадив нас за стол, угощает чаем с медом и фруктами. Она говорит, что большинство сестер сейчас находятся у матушки Серафимы в монастыре, а оставшиеся здесь заняты на уборке винограда.
Сестра, показав нам на стеклянные бутыли с недавно законсервированными овощами, фруктами и соками, сообщает: «Большую часть года мы полностью отрезаны от мира и, что заготовим, то и будет нас кормить. Грибы и ягоды мы уже заготовили, картофель и другие овощи также собрали».
Сестра поинтересовалась последними событиями, произошедшими в Сухумско-Абхазской епархии. Батюшка смиренным, тихим голосом поведал о решении наместника о. Виссариона войти епархией в состав Московского Патриархата.
«Мы здесь как в космосе, никакой информации, -- сказала сестра. «Наш старец, отец Рафаил Берестов, благословил не пользоваться современными паспортами, имеющими знаки сатаны, поэтому мы даже здесь находимся нелегально, втайне от властей. Но, слава Богу, именно это и укрепляет наш дух и веру. Наш батюшка Рафаил сейчас на Афоне в Греции молится о нас».
Отец Иоанн рассказал, что он намерен подняться в свою высокогорную келью и заняться ее ремонтом, а также помолится наедине, вдали от цивилизации. Вскоре мы распрощались с сестрами обители и, взяв преподнесенный ими для Натальиного скита виноград, направили свои стопы обратно.
Раздались звуки циркулярной пилы на лесопилке у строящегося храма, это бригада рабочих, приехавших с Украины, начала свой трудовой день. Когда мы подошли к строительной площадке, там уже вовсю кипела работа, контролируемая Наташей.
К пилораме подъехал грузовик ГАЗ-66, доверху загруженный очень толстыми в диаметре стволами.
Шофер Игорь из Сухума, выйдя из машины, подтащил к ней стальной трос и при помощи рабочего связал тросом свисающие с кузова бревна. Другой конец троса был привязан петлею к столбу, вмурованному в бетон и выполняющему роль якоря.
Игорь, сев в машину, очень осторожно тронулся вперед. Бревна, схваченные в пучок тросом, начали свое движение назад. Еще не дойдя до середины, их масса на ребро кузова оказалась больше допустимой. Кабина машины оторвалась от земли и медленно стала подниматься вверх. Когда концы бревен, завалившись вниз, коснулись земли, кабина вернулась на землю. Через секунды бревна с грохотом повалились на землю. Игорь невозмутимо вышел из машины отвязывать трос.
Шестеро рабочих, обслуживающих пилораму, при помощи блока, закрепленного к стальной раме, и лебедки подтащили бревно к распилочному столику, находящемуся на рельсах, и совместными усилиями уложили его.
Завизжала пила, бревно медленно стало подъезжать к ней, готовясь стать брусом. Началась распилка.
Рядом на поляне разместились штабеля сложенных друг на друга распиленных для будущего храма  бревен. Повсюду распространяется аромат от свежеспиленной пихты, мелкая фракция которой поднимается вверх и покрывает подобно снежинкам стоящих рядом людей. Вокруг поляны, которую условно можно назвать центром села, состоящего из одной улицы, по всему горизонту простираются вершины.
Гора «Святая» и «Серебряная» доминируют над всеми. Где-то там в пещерах подвизается иеромонах Серафим. Одному ему ведомыми медвежьими тропами он иногда спускается в село на праздничные богослужения, а также для того, чтобы во славу Божию поучаствовать в строительстве храма.
Наталья, подойдя к нам, сообщает: «Одна из двух машин, посланных за лесом, не вернулась. ЗИЛ, на котором поехали Тариел с Руфиком, сломался окончательно и хозяин этой машины Тариел хотел сжечь ее. Машина стоит загруженная. Что делать? Инок Арсений, монах Иоанн и послушник Александр, приехавшие с первой машиной, остались там. Они уже третий день в лесу, а еды с собой взяли мало. Слава Богу, у них есть спальные мешки».
Мы стоим в нерешительности и не зная, чем помочь. Наталья принимает решение: «Надо ехать перегружаться». Она подходит к шоферу Игорю и только в одной ей присущей манере общения, способной растопить лед или скале прийти к Магомету, убеждает его ехать обратно. Попытки Игоря оправдаться усталостью и ненадежностью машины обречены на провал. Ее обаяние, одесский юмор и некое качество, доставшееся ей от еще той Наташи ее молодости, умевшей разбивать сердца молодых людей, сделали свое дело. Игорь, хотя и является кавказским мужчиной, сломлен. Скрывая свое поражение, он начинает кокетничать и в хорошем настроении садится за руль, отправляясь на новое задание.
Наталья предлагает мне с отцом Иоанном зайти к схииеромонаху Лазарю. Его домик находится рядом. Идем через небольшой, поросший лесом и кустарником участок и выходим на поляну, на которой стоит ветхий, покосившийся глинобитный домик.
Нас встречает пожилая женщина, инокиня, проводит к отцу Лазарю и коротко рассказывает о нашем прибытии. Старец, лежащий на кровати, радостно улыбается, дает нам свое благословение и просит свою келейницу облачить его в подрясник и подать крест. Лишь только сейчас я понимаю, что старец ничего или почти ничего не видит.
Наталья своим оптимистичным  голосом ободряет старца, и сев рядом, передает принесенные ему подарки: конфеты, фрукты, халву, а также продукты. Монах Лазарь, являющийся одним из первых пустынников, подвизавшихся в этих тогда еще почти недоступных местах, начинает рассказ о своей жизни полной опасностей и скорбей. Но все-таки молитва здесь обладает особой благодатью, поэтому это место притягивает многих пустынников. Наташа спрашивает: «Удалось найти монахиню Марфу?». Тут я узнаю страшную новость. Оказывается, два месяца назад келейница старца Лазаря монахиня Марфа ушла в лес за грибами и не вернулась. Поиски ее всем селом с привлечением милиции ничего не дали. Предполагают, что ее задрал медведь и, видимо, утащил к себе на съедение в пещеру. Спустя сорок дней после ее пропажи старец Лазарь отслужил панихиду за упокой своей келейницы.
В доме, состоящем из одной комнаты, расположилась полуразрушенная кирпичная печь. Наташа спросила у инокини: «Матушка, как вы зимой будете отапливать дом?». Инокиня встрепенулась и обреченным голосом отвечает: «Печь наша совсем поломалась, а починить ее у нас нет ни сил, ни возможностей». Наташа, вздохнув и немного подумав, говорит: «Мы вам поможем».
Спросив благословения и простившись со старцем Лазарем и его келейницей, мы направились на стройплощадку.
Подойдя к рабочим, сидящим под деревом, которые в отсутствие своего начальника, то есть Натальи, успели расслабиться, она, поставив руки со сжатыми кулачками на пояс, говорит: «Так, хлопцы». Этих двух слов было достаточно, чтобы встали все шесть человек, но не одновременно, а в зависимости от их сложившегося в бригаде статуса. После продолжительной паузы встал и бригадир. Уставив свой взор на тех, кто еще имел неосторожность смотреть ей в глаза, она говорит: «Хлопцы, вы были у старца Лазаря?». Все переглянулись, не понимая сути вопроса. «Да бывали», - сказал один из них. «А вы видели, в каком состоянии находится его печь, а точнее, ее останки? А ведь скоро зима».
Наталья, жестикулируя руками, продолжает свою эмоциональную речь: «Старцы - это наша духовная защита и опора, чьими молитвами мы и живем. Помощь таким людям - это прямая возможность спасения, данная нам на земле. Нам должно быть стыдно, что мы избегаем этой возможности». Бригадир начал доказывать, что они присланы сюда выполнять работу по распилке леса и их контракт оканчивается через несколько дней.
Я уже знал, что все логические попытки бригады уйти от этой благой задачи обречены на провал. Вскоре речь шла уже о том, где взять печной кирпич, глину и кто будет класть саму печь.
Организовав процесс, Наташа предложила нам посетить монахиню Тихону. Мы сели в уазик, управляя которым она стала рассказывать: «Эта бригада, да и сама машина оплачена человеком Божиим, нашим благодетелем Сергием, живущим в Севастополе. Бригада из шести человек, приехавших сюда из Украины, считала, что они приехали на заработки, а оказалось все гораздо сложнее для них. Здесь святые места и то, что позволительно там в городах - непозволительно здесь. Им пришлось отучаться от матерного языка, молиться, ходить в церковь, кое-кто бросил курить. Здесь уже наблюдались чудеса исцеления от неизлечимых болезней. Все здесь не просто так, ведь любой желающий потрудиться даже во славу Божию без благословения старца Ионы не сможет оказаться здесь.
Проехав по каменистой дороге села, мы останавливаемся у калитки деревянного дома. Навстречу нам выходит инокиня Иустинья и ведет нас в дом. На жесткой досчатой кровати, облаченная в серый подрясник и апостольник, сидит монахиня Тихона, бывшая келейница патриарха Грузии Ильи II, являвшегося ранее наместником Сухумско-Абхазской епархии.
Монахиня, услышав приветливый голос Натальи и искренне обрадовавшись, улыбается.
После благословения мы расселись на поданные нам инокиней Иустиньей стулья. Наталья, передав инокине продукты, привезенные ей из Сухума, спросила: «Что еще может быть нужно? Вы скажите, привезем. Вам, матушка, благословение от старца Лазаря, он молится за нас».
«Спаси его Господи, и мы также молимся за него», - говорит матушка Тихона и неспешно начинает рассказ о том, как попала в Абхазию, как подвизалась в этих местах, какие молитвенники встречались на ее пути. Мы, затаив дыхание, слушаем ее смиренный, тихий голос. В лице этой пожилой женщины, сохранившей еще красоту былой молодости, отражается другая красота - красота духовная, связанная с миром горним.
«В то хрущевское время было очень страшно, как выйдет монах в город или село из нашей пустыни, так больше его мы и не увидим». Матушка Тихона спросила отца Иоанна Андрющенко: «Вы знали матушку Таисию?». «Да, ее убило снарядом» - ответил отец Иоанн. Монахиня продолжала: «Она была красивой женщиной и часто, пользуясь своим обаянием, вызволяла наших иноков из-под ареста. А вот доставка продуктов из города всегда ложилась на наши с Клавдией плечи, так как монашествующей братии нельзя было выходить из пустыни. Продукты и вещи в основном переносили ночами, идя тайными тропами».
В то время монастыри закрывались и к нам приходило много братии. Сколько бы мы не приносили, все равно на всех продуктов не хватало. Как сейчас помню иноков Виталия, Косьяна, Андроника и других.
Отец Серафим Романцов предсказал нам, что в нашем скиту не будет меньше семи и более восьми иноков. Так оно и было. А теперь там никого нет».
Наташа спросила: «Далеко ли находилась ваша пустынь?». «Да, очень далеко. Это от селения Азанты надо подняться на высокую гору, затем спустится к большой речке. Эта речка истекает с перевала и впадает в Амткельское озеро. Мы с сестрой Клавдией, предварительно заготовив продукты, с наших келий шли по руслу реки. Выше по течению наши пустынники встречали нас и перекладывали груз в свои рюкзаки и шли в свои горные кельи. Эта конспирация нужна была в целях безопасности от преследования властей.
Я была тогда самая молодая и отец Серафим Романцов с пустынниками вначале прогоняли меня, так как считали, что в таком возрасте я очень рискую испортить свою судьбу, потому что власти внесут меня в число неблагонадежных граждан».
Наташа сказала: «Недавно наш монах-хирург, отец Иоанн присутствовал при обретении мощей святого Серафима (Романцова), и не просто присутствовал, а сам их раскапывал. Там же присутствовал и приглашенный архиепископ и другие отцы».
Монахиня Тихона смиренно сказала: «Когда будете у святителя Серафима, поклонитесь и от меня, я молюсь за него, и вы меня не забывайте в своих святых молитвах. Много прошло времени с тех пор, много претерпели скорбей, много выдержали судов, а все надо было пережить. Теперь здесь относительно легко, а раньше отношения между братьями, сестрами и даже духовниками были очень сложными. Все хотели уединиться, все хотели славить Бога.
 Кто-то донес на братию и указал место, где они подвизаются. Пришла милиция, всех арестовали, затем братия каким-то чудесным образом вернулась.
Хотя сейчас, кажется, все хорошо устроилось, но того молитвенного делания уже нету. К Богу тогда было более трогательное отношение. Все только и стремились угодить Господу. А теперь почти никого не осталось. Отец Лазарь с 1925 года рождения, я с 28 года да и Константин с Давидом, но они пришли намного позже. Остались также пришедшие позже схимонахиня Мария Почаевская, жившая далеко у самого Кавказского хребта, схиархимандрит Иона и архидьякон Пимен из Одесского Успенского монастыря и старица Ольга. Трудно здесь было, но никто не хотел уходить отсюда». Монахиня перекрестилась и произнесла: «Помяни нас Господи во Царствии Твоем».
Мы прощаемся, унося с собой частицу живой истории, истории монашеского подвижничества уходящей эпохи. Было немного грустно, что неотвратимый натиск цивилизации вскоре, быть может, сравняет под асфальт и эти девственные места.
Немного отъехав, мы приостанавливаемся напротив поминального знака, расположенного почти в центре сельской улицы. «Здесь был убит глава администрации села. Хороший был человек, помогал нам в строительстве храма», - сообщила Наталья. С фотографии на кресте смотрели на нас добрые и ответственные глаза немолодого мужчины, безвременно покинувшего эту землю. Рядом в вазе стоял букет с цветами. Наталья продолжила: «Султан Алиевич был мусульманином по вероисповеданию, но принял твердое решение стать христианином. Он говорил, что первый придет креститься в наш храм, когда он будет построен».
Мы с отцом Иоанном  идем в скит. Завтра ему предстоит покинуть нас и подняться в свою келью, расположенную в горах в тридцати километрах. Нужно помочь батюшке собраться в дорогу. Рано утром в селе должен совершить посадку вертолет, идущий на Пшицу, расположенную в  двух километрах от кельи отца Иоанна.
Еще вчера батюшка собирался идти к своей келье пешком через дорогу, но Наталья настоятельно рекомендовала перелететь на вертолете, тем более, что пилот возьмет его во славу Божию. Да и груза можно взять побольше.
К трапезе подъезжает и Наталья. Замолкает отдаленный звук циркулярки. Бригада также скоро подойдет. Обедаем в две смены, так как все не вмещаются. Горный воздух усиливает аппетит и делает пищу гораздо более вкусной, чем в городе.
После трапезы иду к небольшой речушке, протекающей прямо за оградой. Ограда в этих местах нужна лишь для того чтобы защититься от назойливых коров и свиней, желающих полакомиться плодами чужого огорода. Раздеваюсь донага и, погрузившись в ручей, тут же выскакиваю. Ледяная вода освежает и наполняет энергией струящегося потока. Эта энергия струится в теле и связует меня с землей и небом. Я в восторге протягиваю руки к солнцу и растворяюсь в его лучах.
Одевшись,  бреду над ручьем обратно. Замечаю, что двое телят что-то исследуют в ручье рядом с калиткой нашего скита. Подойдя ближе, вижу, что они, открыв крышку большой алюминиевой кастрюли, пьют из нее фруктовый компот, поставленный остужаться в воду. Заметив меня, телята бросаются наутек, перевернув копытами кастрюлю. Фрукты компота поплыли вниз по течению. Я позвал из трапезной Галину и показал на место недавнего преступления. Галина отнеслась к этому философски. Видимо подобное случалось и ранее. «Да. Рабочим сегодня придется обойтись без компота», - сказала она.
Наталья провела нас по территории скита и показала строящиеся там деревянные здания: «Это наша будущая трапезная». Мы вошли в светлое просторное помещение трапезной, над которой разместился мансардный этаж. Рядом расположилась большая кухня и складское помещение: «Здесь не стыдно принимать и архиереев» - сказал батюшка.
Выйдя из трапезной, мы идем через яблоневый сад к строящемуся деревянному двухэтажному срубу. «А это наш келейный домик. Сейчас наши пустынники ютятся в сараях, а скоро переселятся в настоящие дома».
Наташа предлагает батюшке в качестве покрытия кровли его келии взять с собой небольшие дюралюминиевые листы, применявшиеся в типографии для оттиска печатных изданий. Их скиту пожертвовал Борис из Сухума.
Отец Иоанн обрадовался такой возможности, так как крыша его кельи, покрытая деревянной дранкой, прохудилась и требовала ремонта.
Посчитав предварительно площадь покрытия его кровли, мы переносим листы и, связав их стопкой, укладываем в багажник УАЗика.
Наташа наделила батюшку  необходимыми продуктами. Ему там предстоит провести многие дни вдали от людей и цивилизации, а поэтому надо все предусмотреть.
Утром следующего дня мы подъезжаем в местный аэропорт, находящийся в конце села и представляющий собой хорошо выкошенную прямоугольную поляну, разместившуюся между горными вершинами «Святая» и «Серебряная».
Наташа сообщила мне, что на «Серебряной» находится келья отца Серафима.
Еще не доехав к аэропорту, мы слышим шум винтов вертолета, совершающего посадку. Он прилетел раньше, чем предполагалось, и должен, подняв груз на борт, улететь. Наташа, добавив газу настолько, насколько позволяла нам ухабистая дорога села, вскоре подъезжает к вертолету, уже готовому взлететь. Под шум винтов и грохот двигателя мы перенесли груз в кабину вертолета и, получив благословение, попрощались с батюшкой.
Вертолет взмывает в небо и устремляется над высоким ущельем в сторону Пшицы. Там высоко в горах находятся пасеки жителей села, где нужно будет забрать собранный в бидоны мед и привезти его обратно в село. Эту операцию без вертолета проделать почти невозможно в связи с труднодоступностью этих мест.
Глядя на удаляющийся в сторону восходящего солнца вертолет, мне немного грустно, так как расстаюсь не просто с человеком, с которым успел подружиться, но и с настоящим духовным учителем, достойным подражания. Я пожалел, что не согласился полететь с ним и пожить в его закрытой для суетного мира монашеской келье. «Грехи не пускают, надо скоро ехать в Москву», - ответил тогда я. Видимо, так оно и есть, грехи не пустили.
Меня вернул на землю громкий голос пожилого, но еще крепкого мужчины, рассказывающего Наташе о чем-то интересном, что выдавало ее удивленное лицо.
Это Ананьич, как здесь его ласково называют по отчеству. Он только что погрузил свои алюминиевые бидоны в вертолет, улетевший на высокогорную пасеку.
Прислушавшись к словам, я понял, что история действительно интересная. Оказывается, его собака Шарик еще с ночи обнаружила медведя и своим лаем выдает месторасположение зверя. Василий Ананьич указал нам рукой в направлении западной части взлетного поля, где изредка раздавался медвежий рык и тявканье дворняжки. «Медведи часто приходят сюда полакомиться каштанами или иными плодами с чужого сада», - сказал он.
Наташа предложила подъехать поближе к тому месту. С нами напросились две девочки лет по 10-11. Мы, сев машину, понеслись по взлетному полю. Девочка Кристина, видимо, внучка Ананьича, оживленно стала рассказывать, как она, когда ходила к водопаду, видела медведя, кабанов и белок. В ее живых, смелых глазах чувствовались задатки волевого человека, способного принимать решение и достойно нести свой крест. К сожалению, в городских условиях молодые люди учатся принимать решение лишь за монитором компьютера, да и то на уровне – «перебить всех стоящих на его пути».
Подъезжая к единственному сооружению аэродрома, которым оказался строительный вагончик начальника аэропорта, мы видим небольшую дворнягу. «Это Шарик, он отогнал медведя и бежит домой», - говорит Кристина.
Вскоре мы слышим шум возвращающегося вертолета. Подъезжаем к нему. Мужчины оперативно выгружают бидоны с медом. Через пять минут вертолет снова взмыл в небо, направляясь на Пшицу за новой партией меда.
К нам подошел начальник аэропорта Михаил Шишин, являющийся сыном Василия Ананьича и с гордостью сообщил: «Этот вертолет подарил Абхазии бывший президент России Владимир Путин».
Неторопливо возвращаемся в скит. На улице машину останавливает мужчина и, подойдя к Наташе, протягивает трехлитровую банку молока. «Возьмите, молочко свежайшее, домашнее», - говорит он. «Спасибо», - говорит Наталья, - «Михаил, может, что-нибудь привезти из города, ты скажи». «Нет, ничего не надо», - говорит он вслух и, прислонясь к уху Натальи, оглашает шепотом свою просьбу.
Немного отъехав, Наташа со вздохом заявляет: «Кроме строительных вопросов мне приходится быть и скорой помощью, и дедом морозом, и перевозчиком товаров. Как говорится: «Я и лошадь, я и бык, я и баба, и мужик».
Через мгновение она, улыбнувшись, заявляет: «Местные жители - это также моя семья, где каждому нужно проявить внимание. Поэтому  и отношение ко мне от полного неприятия перешло в доверительное. Помню, как-то местные жители спросили меня: «А вы когда построите храм, уедете отсюда?». Тогда Михаил ответил вместо меня: «Нет, мы ее от себя не отпустим». «Теперь отношение ко мне доброжелательное».
Приехав в скит, Наташа как профессиональный прораб, собрав рабочих и иноков, дала указания, поставив каждому задачу на этот день. Бригадир, попытавшийся спорить с ней, вскоре осознал всю тщетность своих словесных трудов перед одесским напором и волевым, слегка саркастическим взглядом Натальи. Иноки и трудники восприняли свою поставленную задачу с христианским смирением.
Наташа предложила проехаться с ней к дому Михаила Шишина, с которым мы расстались на поляне аэропорта, начальником которого он и является.
Вскоре мы въезжаем на хозяйский двор Михаила, где он со своими сродниками укладывает вилами сено в скирду, находящуюся под навесом.
Увидев и поприветствовав нас, работу временно приостановили. К нам подошел хозяин и начал обсуждать с Натальей хозяйственные вопросы.
Не прошло и пяти минут, как к дому подкатил крутой внедорожник. Из черного джипа с нагловатым видом вышли несколько мужчин. Один из них спросил: «Где сейчас находится доктор Иван Свинухов?». Наталья ответила, что он ушел в свою горную келью.
«А где находится эта келья?». Наташа по-одесски ответила вопросом на вопрос: «А вам это зачем нужно?». «Мы приехали из Пицунды, там наш брат попал в серьезную аварию и нам срочно нужен доктор Свинухов, мы его отвезем в город».
Наташа сказала: «Я очень сожалею, но отец Иоанн нам адреса не оставил. Только одному ему ведомыми тропами он добирается к своей келье, которая находится очень далеко отсюда».
Мужчина ответил ей: «Я вам не верю, если вы не скажете где он, мы сами разыщем его». Это было уже похоже на угрозу. Лишь только присутствие крепких мужчин села с вилами заставило их трезво оценить ситуацию и уехать.
«Да», - подумалось мне тогда: «Отец Иоанн для многих всего лишь инструмент для излечения и найдя его, подобные родственнички непременно приволокли бы его к болящему. Но монах Иоанн не ропщет, он осознанно выбрал путь целительства души и тела всех нуждающихся в этом».



                ГЛАВА 3.

                ДУРНОЙ МЕД


          Снова возвращаемся в скит. Зайдя в трапезную, Наташа предлагает мне, а также женщинам, несущим послушание на кухне, отведать свежего парного молока, привезенного ей.
К столу присаживаются Галина и Виктория, приехавшие из Одессы. Они являются подругами Натальи и приезжают сюда потрудится не первый год.
Пробую налитое в стакан молоко. Вкус необыкновенный, чувствуется большая жирность и, я бы сказал, сила, приобретенная от местных сочных трав. Свежий горный воздух усиливает запах молока.
Галина спрашивает, как проводили отца Иоанна. Наташа рассказывает об этом, а также о том, как мы хотели увидеть медведя, затаившегося за взлетным полем.
Я спрашиваю женщин, не встречались ли они с медведями: «Да нет, мы дальше скита не выходим, а вот монахи и местные жители часто встречают зверя». И Галина начинает рассказ:
«Отец Харлампий, инок наш, рассказывал, как, однажды спускаясь с горы, где находится его келья, он увидел двух бегущих навстречу медвежат. Один из них подошел к ногам батюшки и начал ласкаться, второй в нерешительности остановился рядом. Вдруг из кустов выбежала большущая медведица и устремилась прямо на отца Харлампия. Шерсть на ней угрожающе вздыбилась и заколыхалась волнами. Когда до батюшки оставалось несколько шагов, а участь его была практически предрешена, он положившись на волю Божию и силу молитвы, перекрестясь, громко и уверенно произнес: «Да воскреснет Бог, да расточатся врази его». Также он перекрестил и медведицу.
Хищное животное остановилось как вкопанное. Через несколько секунд медведица повернулась и ушла в лес, за ней побежал и один медвежонок. Второй, немного постояв с батюшкой, осмысливая произошедшее, вскоре устремился в лес за своей мамой».
«А вот другой случай, который произошел с жительницей села тетей Ниной. Как-то раз она шла с сенокоса и увидела в ста метрах от себя идущего навстречу высокого мужчину, одетого, как ей показалось, в костюм бурого цвета с белым галстуком в виде манишки на шее. Приглядевшись, она увидела, что навстречу ей идет на двух лапах медведь, подражая человеческой походке. Тетя Нина застыла как вкопанная и стала молиться. Медведь остановился, встал на все свои четыре лапы и, повернувшись, ушел в лес».
Сидя за столом трапезной, я не переставал удивляться этим правдивым, неприукрашенным историям, из которых соткана жизнь жителей высокогорного села и иноков, подвизавшихся в этих местах.
Рассказ продолжила Галина: «Недавно тетя Нина шла со своей коровой с пастбища домой. Корова, почуяв опасность, остановилась, не желая идти дальше. Вдруг из зарослей вышла стая волков, ведомая волчицей,  и окружила испуганных женщину и животное, взяв их в кольцо.
Тетя Нина начала молиться Господу, защита которого только и могла уберечь их.
Волчица встала своими передними лапами на ствол поваленного дерева и, не отводя глаз с женщины, слушала тихие, но произносимые с верой слова молитвы. Звериная стая смотрела на свою волчицу, ожидая команды к действию. Немного еще постояв, волчица повернулась и ушла в лес, стая последовала за ней».
Подводя итог этим историям, Наташа говорит: «Без Божией воли даже такой хищник никогда не нападет на человека. Любая тварь спрашивает у Господа благословение. Волк всегда посмотрит на небо и спросит, можно ли трогать этого человека, или нет. А тетя Нина молилась Господу».
Вика добавляет, что тетя Нина начала молитву со слов «Господи да будет на все твоя воля и, если мне суждена такая мученическая смерть, я приму ее».
На мой вопрос есть ли тут змеи, все утвердительно качают головами. Вика начинает рассказ о том, как тетя Лена, также живущая в этом селе, изгоняла со своего огорода довольно-таки крупных и ядовитых змей. Рассказ был прерван скрипом дверных петель. Дверь в трапезную отворяется и на пороге появляется молодой инок.
Наташа представляет нас, и усадив за стол, предлагает попить чаю. «Это наш пустынник, монах Иов, который спустился со своей далекой лесной кельи, чтобы помочь нам в строительстве храма». Вика продолжила свой рассказ о змеях.
Монах также рассказал, что у себя на огороде недавно поймал двухметровую кавказскую гадюку. На вопрос женщин, убил ли он змею, инок ответил: «Зачем мне ее убивать, я отнес ее в лес».
Монах Иов раскрывает свой походный рюкзак и достает оттуда несколько банок меда. «Это вам с моей пасеки, мед только собрал, угощайтесь». Поблагодарив, Наташа спрашивает, нет ли у него «дурного меда», на что инок отвечает, что пока нет, а в прошлом году он приносил ей этот мед.
Я спросил: «Что такое дурной мед?». «Дурной мед – это мед, который собирается пчелами с цветов колючего кустарника родады. Он опасен для жизни, если скушать его больше, чем это допустимо. В малых количествах является очень полезным, так как хорошо очищает организм».
Вика продолжила рассказ Наташи, вспомнив, как их инок откушал больше, чем нужно, этого меду и чуть было не умер, испытав рвоту, галлюцинации, понос.
Галина в продолжение этой темы рассказала и свою историю:
«Год назад я привезла маленькую баночку такого меда, по просьбе своей дочери Татьяны, живущей в Одессе. Когда Татьяны не было дома, ее муж, обнаружив припрятанный в небольшой баночке дурной мед, покушал именно его, хотя на кухонном столе стояли два бутыля с вкуснейшим медом, также привезенным из Абхазии. Через некоторое время Татьяна приняла звонок мобильного телефона и услышала неестественно протяжный и тихий голос своего перепуганного супруга: «Та…..ня…., я умира…..ю!». «Что такое? Что случилось», - спросила Татьяна. «Не зна…ю. Я только ме….д кушал, который теща привезла в маленькой ба…ночке», - ответил ее супруг на другом конце телефона».
Мы все захохотали, вспомнив анекдот про тещины грибочки. Выдержав паузу, Галина продолжила: «Татьяна предложила мужу сделать промывание желудка, на что муж ответил, что не может подняться со стула и еле дотянулся до телефонной трубки. Таня успокоила своего мужа сказав, что скоро вернется домой.
Вскоре раздался еще звонок. В трубке Татьяна услышала еще более протяжный и обреченный голос супруга: «Та…..ня, у меня галюники, все плывет: и балкон, и стены. Я умираю». Супруга посоветовала вызвать скорую, на что муж сказал, что он уже не в состоянии дотянуться до телефонной книжки. Скорую помощь все же вызвали. Врач, сделав промывание, был крайне удивлен, что тещи уже и медом научились травить своих зятьев. Через шесть часов действие меда потеряло свою силу. «Теперь, - говорит Галина, муж Татьяны ко всем привезенным мной продуктам относится с большой осторожностью, даже прежде чем попробовать фрукт фейхоа, он поинтересовался о нем в Интернете».
Я попросил показать «дурной мед». Вика принесла поллитровую баночку с надписью на приклеенной бумажке – «дурной мед».
Попробовав его, я спросил, сколько нужно скушать для того, чтобы почувствовать галлюцинации. Галина ответила: «Три столовые ложки». На вкус мед оказался похожим на цветочный, но с горчинкой.
«Все зависит от дозы, я съел меду поболее», - говорит монах Иов. «Глюков никаких не было, но зрение пропало и давление упало 60 на 30. Я не мог двигать ни руками, ни ногами. Мои соседи еле меня откачали».
Виктория пояснила мне, что цветы родады имеют запах пива и имеют два оттенка цветов – фиолетовый и желтый, последний наиболее ядовит. Если пораниться о колючки кустарника, то рана долго не заживает и тело покрывается язвами.
Галина, вспомнив недавний случай, продолжила рассказ: «Как-то вечером мы с Викой приезжаем в Сухум к матери Марии и заходим в дом, но нас никто не встречает. Заходим в комнату и видим монахиню Марию, похожую на умирающего лебедя, которая протяжным, тонким голоском говорит: «Да во…т, поела ме…д». «Какой мед?, - спросила Галина. «Дурной», - ответила Мария и указала на другую комнату, где почти без чувств лежала ее подруга Алла. Оказывается, они на протяжении трех дней вкушали этот мед, совершенно не понимая причину их странных «недомоганий» и галлюцинаций. За эти дни они успели накормить дурным медом многих гостей. К примеру, монах Иоанн, испив чайку с медом, поехал к стоматологу, но, почувствовав, что теряет сознание, а перед глазами все двоится, позвонил своему другу Борису, чтобы тот забрал его. Когда приехал Борис, отец Иоанн уже не мог узнать его и даже войти в дверь машины».
Наташа, подведя итог этим рассказам, улыбнувшись, полушутя говорит: «У нас так все пустынники лечатся».
После благодарственной молитвы Наташа предложила нам посмотреть складское помещение, где хранятся строительные материалы, подаренные благодетелями для храма. И вот вскоре она с гордостью показывает склад материалов, уставленный коробками.
Взяв в руки из одной коробки красивый элемент кровельного покрытия в виде рыбьей чешуи, она говорит: «Мы очень благодарны нашему благодетелю Петру Ивановичу Чутчикову, который оплатил нам кровельное покрытие. Наш храм будет очень красивым».
Подъехав к строительной площадке, Наталья показала нам уложенную друг на друга тротуарную плитку. «Эту плитку подарил нам город».
Отдав некоторые распоряжения на строительной площадке, она предложила мне поехать встречать машину с лесом. Я с радостью соглашаюсь. С нами поехал и шофер разгруженной машины Игорь.
Снова мы трясемся в УАЗике, пробирающимся по скалистым и лесным участкам грунтовой дороги, которую таковой можно назвать лишь условно, да и распознать ее среди леса, усыпанному осенними листьями, непосвященному просто невозможно. Лес, покрытый золотистой опавшей листвой, наполненный каким-то внутренним свечением, необыкновенно красив. Я, упершись всеми конечностями и схватившись руками за поручни машины, дабы не пробить головой ее крышу, созерцаю прекрасные пейзажи. Наталья, сидя за рулем, который не отдает даже шоферу высочайшего класса Игорю, рассказывает ему о возможности вечного спасения через труд во славу Божию.
Мы въезжаем в довольно-таки странное, на мой взгляд, место, где стоят стволы деревьев, не имеющие кроны. «Здесь словно после Тунгусского метеорита», - говорю я. Игорь отвечает: «В прошлом году здесь прошел огромный селевой поток и срезал все на своем пути. Даже грунт, по которому мы едем, очень опасен, он состоит из плывущего щебня и грязи. Не дай Бог пройдет дождь и здесь долго нельзя будет проехать».
И вот из-за высокого кустарника появляется машина, загруженная доверху очень толстыми стволами пихты. Она неспешно пробирается сквозь сложный рельеф местности, то вздымаясь на холме и обнажая свое шасси, то опускаясь с него и отрываясь всей массой нагруженных стволов, на которых сидят двое людей.
Наташа, словно мать встречающая своих сыновей, с радостной улыбкой выходит на дорогу встречать бригаду. С бревен подъехавшего ЗИЛа спрыгнули двое мужчин, это инок Арсений и послушник Александр.
Шофер по имени Тариэл остался в кабине. «А где твоя машина», - спросила Наташа у него. «Я ее сжег», - пошутил Тариэл.
В действительности машина, на которой уже погрузили бревна, поломалась, сгорело сцепление. Пришлось оставить ее там и перегружаться на ЗИЛ, который сейчас стоял перед нами. Это легко сказать, но каково это было сделать, я тогда еще не знал.
Иноки перегрузили в нашу машину бензопилы и пересев к нам отправились в обратный путь. Монахи, на мои и Наташины вопросы, немногословно и без прикрас, рассказали о трудах на лесоповале, о ночевках в лесу, о любопытных медведях интересующихся, что делают эти двуногие на их территории.
Приехали в скит, где всех нас ожидала вкуснейшая трапеза из борща, жареного картофеля с грибами, овощей и прочих блюд с любовью приготовленных Викторией и Галиной.
Уже ночью возвращаюсь в свой келейный домик, расположенный на соседнем через улицу участке. Иду, освещая путь фонариком. Село, растворившееся в ночной мгле, спит. У местных жителей в отличие от городских свой режим. Они ложатся спать с наступлением сумерек, а поднимаются с восходом солнца. Этот режим отработан в веках.
Над моей головой необыкновенно красивое небо, которое кажется очень близким и глубоким из-за чистоты горного воздуха и отсутствия освещения.
Созвездие Ориона кажется неестественно большим. Частые метеориты из созвездия Льва, прорезают своими кратковременными лучами небо. Осень – это время падения метеоритного дождя называемого «Леонидами».
Огромные звезды Бетельгейзе и Сириус в созвездии Большого Пса, кажутся совсем близкими в связи с тем, что село расположено между скал, перекрывающих весь горизонт, со слабо видимыми звездами и открывая зрению яркую середину неба.
Я зачарованно иду, погасив фонарик, через сад, наполненный ароматом субтропических деревьев и трав.
На пороге домика, освещенного тусклым светом лампочки, меня встречает кот Васька и входит первый в открытую дверь. В центре небольшого единственного в этом домике помещения, имеющего из мебели лишь двое двухъярусных деревянных нар, сидит занятый нарезкой яблок для сушки Александр. С ним мы познакомились сегодня, встретив возвращающуюся с лесом машину.
Не отрываясь от работы, он приветствует меня. Кот прыгает ему на колено и наблюдает, как наполняется резаными яблоками небольшой алюминиевый лист, подвешенный на проволоку к потолку и висящий над электрическим обогревателем.
Александр приехал сюда из большого города и решил остаться здесь навсегда. Здесь он приобрел небольшой дом с огородом. Сейчас он по просьбе Наташи, во славу Божию помогает строительству храма.
«Зимы здесь длинные, поэтому, что заготовишь то и будет тебя поддерживать и питать. Здесь вокруг села очень много грибов и ягод, да и как иначе, ведь места святые. Грибы я уже заготовил, остались фрукты, да и картошку тоже нужно убрать» - говорит Александр.
«А места здесь интересные, да и сама история села много что повидала. Во время революции небольшой отряд белогвардейских офицеров, человек семнадцать, вошел в село. Обманным путем они забрали у местных жителей оружие, а всех мужчин закрыли в сарае, намереваясь сжечь его. Но один мужчина, живший у Святой горы на верхнем Санчере, был предупрежден об этой карательной экспедиции. Когда офицеры пошли за ним, он начал их по одиночке расстреливать. Каратели начали отступать. Спаслись немногие. Это Матерь Божия все решила, ведь здесь всегда было много молитвенников. После разгрома Ново-Афонского монастыря, сюда, скрываясь от гонений богоборческих комиссаров, перешло сто тридцать семь монахов. Эту историю мне рассказал старожил здешних мест, Василий Ананьич».
После вечерней молитвы мы, лежа на соседних нарах, долго еще не могли заснуть, продолжая разговор.
Ранним утром после завтрака, Наташа предложила мне поехать на лесоповал. Я с радостью принял это предложение. Необходимо было срубить и забрать несколько стволов деревьев, растущих на берегу реки Святая.
И вот мы уже в пути, едем за грузовой машиной вначале по грунтовой скальной дороге, затем через лесные заросли. Вскоре и этот путь прерывается бурлящими потоками реки Святая.
ГАЗ-66 осторожно съезжает в реку и едет по ее течению, то погружаясь до метра в глубину, то взбираясь на подводные валуны. Наташа в нерешительности останавливается.
Проехав метров триста по реке, грузовик-вездеход выезжает на намытый галькой островок.
Мужчины выходят из кабины, инок Арсений прыгает с кузова. Игорь с ухмылкой садится на камень и закуривает. Он абсолютно уверен, что этот путь могут лишь проделать настоящие мужчины. Арсений, ухмыльнувшись, жестом руки предлагает Наташе ехать к ним.
Наталья, перекрестившись, заводит машину в бурлящие потоки реки и с громкой непрестанной молитвой ведет ее по неровному каменистому руслу. Я с удивлением смотрю то на оглушительный поток реки, то на одержимое духом лицо Натальи, продолжающей непрестанно молиться. Также и я вслух повторяю молитву. Осторожно выбирая дорогу, если это можно так назвать, ориентируясь то по бурунам, то по водоворотам, Наташа вскоре въезжает на намытый островок. Лица мужчин слегка поблекли. Игорь, виновато отведя глаза, говорит: «Ты сдала экзамен на самую высокую квалификацию. Осталось вниз по реке проехать еще метров четыреста, но ты оставь машину здесь, дальше опасно ехать». Наташа саркастически ухмыльнулась и сказала: «Попробуем добраться без вашей помощи».
И вот мы снова, находясь в середине реки, движемся вслед за грузовиком, готовым взять нас на буксир. Путь кажется бесконечным, надежда только на Господа, молитву которому мы громко произносим. Наконец въезжаем на противоположный берег и останавливаемся. Мужчины скупо поздравляют Наташу с боевым крещением в водах святой реки.
До нашей предполагаемой делянки осталось совсем немного. Идем пешком за грузовиком, прорывающимся через молодую поросль деревьев.
Машина после сложных манипуляций, подъезжает к подножию горы и останавливается у самого ручья, отделяющего нас от крутого склона.
Наконец-то мы у цели нашего пути. Перед нами высокое, метров около тридцати дерево. Иноки Арсений с Иоанном обходя ствол, решают, как правильно повалить дерево и где начинать пилить. Решение принято. Арсений, одев наушники, защищающие от шума и заведя бензопилу, приступает к делу. Сделав клиновидный запил ствола со стороны его наибольшего наклона от вертикали, инок, находящийся в клубах древесной пыли, уже пилит противоположную его часть. Ствол дрожит, раздается протяжный оглушительный треск и дерево, с грохотом ломая мелкие деревца на своем пути, падает на землю. Осенние листья, потревоженные и сбитые падением дерева, еще долго кружатся в воздухе.
Взобравшись на поваленный ствол, иноки Арсений и Иоанн бензопилами срезают все ветви дерева, превращая его в огромное бревно. Ствол по отношению к машине лежит неправильно, перпендикулярно к ней. Александр с Игорем закрепляют к стоящему рядом дереву стальной блок, через который заводят стальной трос, связанный с лебедкой машины.
Наконец ствол распилен на несколько частей. Александр обвязывает пятиметровую часть бывшего древа, тросом. Игорь, стоя у машины, включает двигатель лебедки. Трос натянулся и ствол начал свое движение в сторону машины. Прежде чем ствол лег на кузов машины, пришлось трижды перевязывать блок. Совместными усилиями, используя также силу мускулов, мы, наконец, положили торец ствола на кузов. Игорь, сев в машину потихонечку начал сдавать назад, пока бревно не уперлось в переднюю стенку кузова.
Этот процесс, легко описанный на бумаге, на самом деле является очень трудоемким и опасным, так как все это выполнялось на крутом склоне с осыпающимся слоем грунта.
Во время небольшого перерыва в работе я спускаюсь через заросли к грохочущей на изгибе русла реке Святая. Бурлящая поверхность воды, находящаяся в непрерывном движении, искрится мириадами солнечных брызг, отраженных светилом. Я спускаюсь на небольшой покрытый галькой клочок берега, защищенного от стремительного течения уступом скалы. Пораженный красотой этих девственных мест, останавливаюсь и созерцаю вершину горы Святая, находящуюся за одноименной рекой.
Полной грудью вдыхаю аромат чистейшего воздуха, наполненного запахами горных деревьев и трав, и пропитанного мельчайшими брызгами бурлящего потока. Время словно останавливается и я, растворившись в звуках и запахах природы, став ее частицей, мысленно плыву вниз по течению. Любовь ко всему сущему, созданному Творцом, охватывает меня. Я, раздевшись донага, произнося Иисусову молитву и перекрестившись, медленно вхожу в кристально чистую, обжигающе холодную воду.
Трижды с головой погружаюсь в реку и выхожу, наполненный восторгом и счастьем, с ощущением душевного очищения и легкости. Ни одна мысль не может посетить мой, остановивший свою аналитическую работу разум. Глядя на вершину Святой горы, я поднимаю руки к солнцу и чувствую благодать, струящуюся через ладони по всему телу.
Звук бензопилы меня возвращает на землю. Нужно идти помогать ребятам. «Итак, за работу», - дал команду мой отдохнувший разум, и я пошел к нашему лесоповалу.
В этот день были распилены и уложены в машину несколько поваленных деревьев. Когда солнце стало садиться за хребтом, мы, собрав хворост, разожгли костер на берегу реки и устроили импровизированную трапезу. Картошка в мундире с огурцами, помидорами и хлебом, вкушаемые в самом святом в здешних скалах месте, кажется райской пищей.
И вот вещи собраны. Машины готовы в обратный путь. Решив заснять на видеокамеру подвиг шофера, покоряющего реку, иду по берегу и останавливаюсь на небольшой отмели. Издалека машина, почти плывущая против течения, кажется совсем маленькой по сравнению с руслом реки. За ней вперевалочку идет машина, груженая лесом.
Мы покидаем ущелье и возвращаемся в скит.
На строительной площадке кипит работа. Бригада ведет распилку бревен, привезенных вчера. На рельсовой платформе пилорамы лежит огромное, диаметром 1,2 м бревно. Наши бревна всего лишь до 0,8 м в диаметре.
Бригада рассказывает, что самое толстой бревно, которое они распиливали, было диаметром 1,5 м. Мне трудно представить, как это бревно массой три тонны можно погрузить в лесу на машину без помощи крана.
После разгрузки нашей машины Наташа просит погрузить на кузов продольные спилы бревен, которые не пошли на брус и балки. На втором дыхании грузим, скоро наступит ночь. Загрузив с верхом машину, едем в скит и в свете фар Уазика разгружаем. Эти тяжелые обрезки стволов вскоре станут строительным лесом, превратившись в бруски, вагонку и даже в плинтус. Но эту работу проделает зимой оставшийся здесь инок. Тогда перевалы на многие месяцы будут засыпаны снегом, отрезав село от цивилизации, и можно не спеша заняться творческой распилкой.
Очень уставший, но счастливый тем, что и мой труд пригодился, иду принимать душ в огороженную брезентом кабинку.
День оканчивается вкусной трапезой, после чего я знакомым путем возвращаюсь с фонариком в свою келью. Завтра день моего отъезда в Сухум.
Следующим утром мы с иноками и Наташей снова выехали в лес, но уже с другой целью.
В связи с тем, что в селе нет водопровода и других коммуникаций кроме электричества, воду для нужд скита приходится набирать в горной реке. Местные жители пользуются водой ручья, проходящего через село, но вода реки Святая обладает еще и качествами, соответствующими ее названию, поэтому мы и направились к одному из ее притоков. Вскоре мы уже наполняем ведрами алюминиевые пятидесятилитровые бидоны, стоящие в машине, прохладной и кристально чистой водой.
Трудовой день, на протяжении которого я в основном собирался в дорогу и занимался видеосъемкой, прошел незаметно.
Вечером все находящиеся в скиту вышли на улицу провожать нас с Наташей в город. Для меня все трудники, рабочие и иноки стали очень близкими людьми, с некоторыми из которых я подружился. Было немного грустно, но я все же был рад, что мне довелось с ними потрудится во славу Божию при созидании дома Божия – храма в честь Усекновения главы Иоанна Предтечи.
И вот под покровом ночи мы выехали в обратный путь, хотя сказать по правде я уже сомневался обратный ли этот путь, так как все пути должны вести к храму, а мы едем от него. Мысленно я осознал, что возможно обратный путь мне еще предстоит, когда вернусь снова в этот скит, а сейчас я направляюсь в свое прошлое, в город, где родился и живу, в город Москву.
Наташа на минутку заезжает на строительную площадку. Осветив лежащие стволы светом фар, она говорит: «Сегодня еще десять кубов наши ребята привезли». Я фотографирую ее напротив среза ствола диаметром немногим меньше ее. «Да», - подумалось мне, - «на плечи женщин, которые в основном молятся в храмах, Господь в последние времена возлагает и тяжкий крест их строительства. Мужчинам, особенно в больших городах, некогда заниматься этим невыгодным делом. Они заняты зарабатыванием денег земных, а не небесных».
Отъехав от села, Наталья остановила машину у одиноко стоящего домика. К нам подошли несколько человек. Женщина с девочкой и мужчина средних лет сели в нашу машину, двое других в кабину грузовика. Мы тронулись в путь, грузовая машина, управляемая Игорем, идет вслед за нами. Путь не близкий, а ночью еще и крайне опасен, поэтому присутствие второй машины очень кстати.
Женщина рассказывает нам, как она с мужем только что заводили по доскам, уложенным с земли на открытый борт грузовика, своего теленка, которого везут на продажу в город. Девочка, ее дочь, застенчиво улыбаясь, также комментирует это событие.
Мы едем через сказочный, ночной лес. Стволы и ветви деревьев, покрытых лишайником и мхом, словно лапы сказочных чудовищ тянутся к нам. Яркий свет фар усиливает этот эффект за счет контраста и светотени, оживляющей своим движением все видимое пространство.
Машина то погружается в грохочущий поток реки или ручья, пересекая его, то идет на подъем.
На очень крутом подъеме женщина говорит: «Здесь недавно Михаил чуть было не захлебнулся в собственном меду. Он ехал на кузове грузовика груженного досками, наверх которых были поставлены бидоны с медом. На этом подъеме машина перевернулась, и Михаил оказался под досками. Одна голова торчала из-под них. Крышки от бидонов открылись и начали заливать его голову медом. Он чуть было не захлебнулся в нем. Ели успели спасти».
Рядом с девочкой на заднем сидении сидит мужчина, о котором я расскажу несколько подробнее. Он - Александр Никитин, бывший католический священник, живший ранее в Москве. Несколько лет назад он купил участок с домом рядом с селом Псху, где некоторое время пытался создать общину. В связи с тем, что перекрещиваться в католики здесь не захотели, а молельный дом, построенный им, сгорел, он отошел от миссионерских дел и занялся хозяйством. Его сын и жена помогали ему в этом благом деле. Он даже стал задумываться, а не принять ли ему православие. Натальино подвижничество в деле строительства храма вызывало у него большое уважение. Наташа воспринимала его не как конкурирующую конфессию, а как хорошего доброго человека, который по своему ищет дорогу к Господу.
Итак, вернемся снова в нашу машину. Александр, сидевший до сих пор в роли пассивного слушателя, оживленный рассказом женщины, взял на себя роль рассказчика.
«Да, на этом подъеме многие пострадали. Недавно чуть было не погиб Сергей с Ригзы, который вез на грузовике пять тонн груза. Машина, не дотянув до вершины подъема, скатилась вниз. Здесь же перевернулся и Федя Третьяков, а другая машина, перевернувшись, завалила насмерть людей».
Наша грунтовая дорога вьется среди скал. Машина, прижимаясь к отвесному склону, осторожно опускается. Справа глубокая пропасть сокрытая непроницаемой мглой. Даже свет мощной фары не может пробить темноту, так как ширина ущелья очень большая и до соседних гор не достанет свет.
«Это место называется «Синяя глина», это одно из самых опасных мест, особенно после дождя», - говорит Наталья. Машина скользит по скользкой ползущей глине и может упасть в пропасть. Здесь не раз нам пришлось разгружать груз с машин, шоферы которых отказывались ехать далее».
Мы замолкаем и, затаив дыхание, переезжаем участок дороги, выстланный по вязкой глине ветвями и стволами деревьев, уложенных поперек дороги. Проехав этот участок, Александр продолжил: «Это место скверное, здесь целая гора ползет. Когда делали эту дорогу, завалило не один трактор. Пытались построить дорогу выше, чтобы обойти это место, ничего не получилось. После каждого дождя местным жителям приходится восстанавливать этот участок, так как его размывает или засыпает глиной с камнями. Недавно здесь перевернулась машина Хасика и вся мука, перевозимая им, посыпалась в пропасть.
К нам в село можно проехать лишь с середины августа по ноябрь, дальше мы живем, отрезанные от цивилизации. Когда перевал освобождается от снега, первый, кто едет, расчищает дорогу от завалов».
Наташа останавливает машину на самой высокой точке перевала. «Здесь 2280 метров над уровнем моря», - говорит она. Выходим из машины, нужно подождать отставшую машину Игоря. За пропастью, на фоне кромешной тьмы, мы видим небольшой движущийся огонек, это машина Игоря.
Над нами, искрясь мириадами бриллиантовых огоньков, раскинулась бесконечная вселенная. Здесь особенно чувствуется вся микроскопичность нашего бытия, наших помыслов и дел. Здесь наш дух остро осознает свое небесное отечество.
Александр говорит: «Несколько дней назад здесь семь больших волков окружили стадо лошадей, и погонщикам всю ночь пришлось отстреливаться от хищников. Затем они ушли к нам в село, я сам на Синей глине видел их отпечатки. Медведей здесь очень много. Недавно такой зверь одну монахиню убил и утащил в горы. Также отец Харлампий, пустынник наш, чуть не погиб от медведя. Ему пришлось залезть на высокое дерево и просидеть там до утра».
Прохладно, садимся в кабину. Дождавшись грузовую машину, едем дальше. Небольшой спуск и мы снова останавливаемся, но теперь для того чтобы отдохнуть от трудного пути. Женщины суетятся, выставляя на небольшой стол под навесом бутерброды, пирожки, яйца с овощами и чай в термосе.
Мы вкушаем трапезу, а Александр указав на небольшое сооружение с дверями, сообщает: «Это тот домик, где пастухи отбивали стадо лошадей от волков, о которых я недавно рассказывал. Лошадей здесь используют для выезда туристов в долину семи озер».
«А вот прошлой весной, - продолжил Александр, - мне с приятелем пришлось добираться на Псху пешком. До перевала мы доехали, далее нас не пустил снег. Мы пошли пешком, дошли до края отвесной скалы там, где должна быть дорога, а там снег глубиной до четырех метров. Пришлось по краю снежного обрыва пробивать тропинку. Вы не представляете себе, «какое это удовольствие», упадешь, костей не соберешь. Когда мы пришли в село, Миша Шишин, покрутив пальцем у виска, сказал: «Вы просто ненормальные, в это время у нас никто не ходит. Летом также почти невозможно пройти из-за бушующих от талых вод рек».
Мы, хотя и одетые в теплые вещи, изрядно замерзли, тем более рассказ Александра не способствовал согреванию, а даже наоборот.
С большой радостью мы садимся обратно в машину и включаем обогреватель.
Отъезжая, свет фар освещает небольшой обелиск в честь воинов, павших в годы войны с фашистской Германией. «Да, суровые здесь места», - подумалось мне.
Среди отвесных скал проезжаем в молчании, погрузившись в сладкую дремоту. Дорога с грунтовой переходит на асфальтовую. Останавливаемся у озера Рица. В тишине любуемся озером, отражающим в своей черной глади красоту звездного неба.
И вот мы в машине. Фары освещают извивающийся в ущельях серпантин дороги. Наташа притормаживает, проезжая отвесную пропасть.
«Это место называется «Прощай, родина», - говорит Александр. Здесь упала в пропасть грузовая машина, перевозившая солдат. Те, кто видел эту трагедию, рассказали, что из падающей машины был слышен окрик одного из солдат воскликнувшего «Прощай, родина». Погибли все.
Еще несколько часов пути и мы подъезжаем к городу. Александр просит остановиться, его дорога окончена. Мы расстаемся, он уходит в ночь.
Опережая хронологию событий и для того чтобы не потерять общность темы, я вынужден описать некоторое трагическое происшествие, случившееся спустя две недели после моего посещения Абхазии.
Вскоре после приезда в Москву мне позвонила Наталья и сказала: «Ты помнишь Александра Никитина, того, кто ехал с нами из села в Сухум и который рассказывал нам на перевале страшные истории». Я ответил, что помню. «Так вот, он погиб на том же перевале. Вчера его похоронили. Дней через десять после твоего отъезда он решил ехать обратно на Псху. Я ему советовала не делать этого, так как перевал уже покрылся снегом, но он меня не послушал. Местные жители, которые также намеревались с ним добраться до села, подъехав к заваленному снегом перевалу, вернулись обратно в город. Александр решил добираться к селу пешком, по снегу. Поскольку была ночь, он заночевал в том самом деревянном сарае на перевале с одной масляной лампой, а было довольно холодно. Утром он пошел к селу по снегу, глубина которого доходила до трех метров.
Видимо, он умер от разрыва сердца, не выдержавшего нагрузку от борьбы в снежной западне».
Слушая это скорбное сообщение, мне тяжело было представить, что совсем недавно здоровый, красивый человек погиб, да еще на том месте, где рассказывал нам страшные случаи, произошедшие с другими людьми.
«Как бренно наше тело и как тщетны его труды, если они не сообразны воле Божией», - подумалось тогда мне. Но как распознать Его волю нашим порочным умом? Неоспоримыми являются наши старания во славу Божию, пример тому строительство храма. В любую секунду нас может отозвать Господь с этой земли, а мы, не понимая этого, одержимо стремимся построить на ней «вечный дом» для тела, совершенно не заботясь о нашем настоящем доме, который «Там».
Поэтому пока мы живы, постараемся идти к спасению души, служа «Его» воле, а не воле Князя Мира сего, потакая своим желаниям. И да сохранит Господь всех христиан на многая лета, а усопшим вечная память.


                ГЛАВА 4.

                ОДИН МЕТР АСФАЛЬТА


Я снова возвращаюсь к прерванному повествованию. В три часа ночи мы, наконец, подъехали к дому в Сухуми, где нас радушно встретила монахиня Мария, угостив чаем с пирожками.
После короткого сладкого сна и утреннего правила, мы с Наташей посетили старицу Ольгу, молитвы которой сохраняли нас в пути.
После исповедального разговора со схимонахиней, я вышел на улицу окрыленный и очищенный от прежних сомнений. Господь через старицу еще раз посмеялся над моими планами. Сегодня утром я собирался ехать в Москву, а сейчас уже знаю, что будет иначе. Старица благословила меня остаться на праздник иконы Иверской Божией Матери и совершить паломничество на Иверскую гору к источнику.
Хотя празднование состоится завтра, мы направляемся в Сухумский собор на утреннюю службу, а вечером едем в Новоафонский храм в честь Симона Кананита. Нужно исповедаться и подготовиться к причастию. В этом древнем храме, построенном в X веке, находятся мощи святого Симона Кананита.
Вот наступил праздничный день. Ранним утром мы опять возвращаемся из Сухума в храм Симона Кананита, где после Божественной литургии принимаем причастие.
После торжественного богослужения, мы вместе с прихожанами храма под водительством батюшки, служившего литургию, совершаем крестный ход на святую гору.
Я очень рад тому, что вместе с нами в храме находились и те ребята из Абхазии, которые на Пасху были в Иерусалиме.
Борис несет храмовую икону, прижав к груди, мы идем вслед за ним и батюшкой. Поднимаемся в гору. На каждом из двенадцати поворотов грунтовой дороги останавливаемся, священник читает акафист и окропляет нас святой водой. В переходах между поворотами крестный ход сопровождает пение случайно образованного хора, в котором хорошо слышен прекрасный голос Натальи. Довольно-таки трудный и продолжительный подъем на гору в иное время, сейчас совершается с легкостью. Лица идущих паломников светятся радостью, ведь они идут в удел Божией Матери.
Я вспоминаю, как в свои школьные годы посетил эту гору, но изнутри. Мне довелось побывать в ее недрах, которые скрывают сложнейшую систему многокилометровых лабиринтов, открытых в 1961 году. Тогда, сидя в вагончике едущем по тоннелю, я созерцал огромные залы с подсвеченными причудливыми образованиями сталактитов и сталагмитов. В одном из залов впервые увидел глубокое подземное озеро. Я был потрясен увиденным.
Теперь мне с группой паломников, а не туристов предстоит подняться на эту святую гору, высота которой 345 метров над уровнем моря. Но это лишь земная высота, а высота ее в духовном мире не имеет границ.
Мы подходим к полуразрушенной сторожевой башне выложенной из блоков известняка. Это первый оборонительный пояс стены, построенный византийцами в IV веке. Во времена Абхазского царства здесь находилось поселение, являвшееся столицей этого народа. У этих стен в VIII веке, было остановлено шестидесятитысячное войско арабов под предводительством Мурвана ибн Мухаммеда. Тогда немногочисленные защитники крепости уничтожили более трех тысяч захватчиков, а тридцать пять тысяч погибло от поразившей их эпидемии. Мурвану пришлось уйти, а задуманный им поход через Абхазию в тыл Византии провалился. Божья Матерь явила тогда чудо, защитив абхазский народ.
Наш крестный ход останавливается у последнего, двенадцатого поворота. Здесь открывается великолепный вид на Новоафонскую бухту, берег которой пышно порос кипарисами и пальмами. Внизу у подножия горы в центре четырехугольника, образованного корпусами монастыря, стоит Пантелеймоновский собор увенчанный пятью золочеными куполами. Это Симоно-Кананитский монастырь, построенный в 1900 г., в нововизантийском стиле. От самого побережья к монастырю идет кипарисовая аллея, названная «Царской», в честь императора Александра III, посетившего монастырь. Тропу, которой шел русский царь, монахи высадили кипарисами. Нам вчера вечером довелось побывать в этом монастыре.
Мой взгляд погружается в бесконечную синеву моря, которое там, на горизонте сливается с бесконечностью голубого неба. Несколько судов ВМФ России стоят на рейде, охраняя морские границы. А там за мысом виднеется полоса пляжей города Гагры. Четверть века назад на одном из них я познакомился со своей первой женой Еленой, приехавшей на отдых из Белоруссии. Случайно ли это было, конечно нет. Не случись то событие, быть может, дорога судьбы не привела бы меня к храму.
Две недели назад я побывал в Гагре, где передал главе администрации города Феликсу Тарасовичу Даутия проект храма, который годом ранее он просил разработать для его города. Случайно ли это, конечно нет. Да и сам подъем на эту святую гору случайностью не является, это воля Божия, которая связывает воедино все цепочки, казалось бы, разрозненных событий.
Наконец мы поднимаемся на вершину скалы, увенчанной недавно отреставрированной, величественной Восточной башней, построенной на месте древнего языческого святилища. Небольшая площадка окружена мощной, до пяти метров высотой, стеной. Внутри цитадели находятся руины христианского храма VI века.
У подножия крепости нас встречает святой источник с прохладной водой. Откуда здесь источник, не знает никто, есть только предположения. Это чудо разрушает всю теорию законов притяжения, ведь из недр земли на такую высоту сквозь потрескавшуюся породу теоретически не может пробиться ни капли воды.
Через каменные врата идем к полуразрушенной часовне, построенной монахами в начале двадцатого века. Там два монаха ведут благодарственный молебен в честь Божией Матери. Мы располагаемся в небольшом дворике вокруг часовни, рядом с другими паломниками.
Наташа радостно улыбается и говорит: «Это наши пустынники иеромонах Николай и монах Константин, их редко можно увидеть в городе». После службы мы подходим за благословением. Монахи, узнав Наташу, радостно приветствуют ее и с интересом расспрашивают о строительстве храма на Псху.
Расставаясь, просим их святых молитв и идем через разрушенный древний храм к святому источнику.
Здесь царит радостное оживление. Паломники наполняют принесенные ими бутылки, бидоны и бутыли, водой из святого источника. Многие, произнося молитвы, обливают себя и пришедших с ними, живительной холодной водой.
Исцеляемся и мы, поливая трижды друг друга святой водой, произнося: «Во имя Отца, Сына и Святого Духа».
Наталья подводит меня к чудесной смоковнице, три ствола которой переплелись в единое древо. «Здесь, на этом месте в 1924 г. старцу Макарию, жившему после изгнания из Новоафонского монастыря, было чудесное явление Пресвятой Богородицы», - говорит Наташа. «В память об этом выросло это дерево, и забил источник. Раньше там воды не было».
Мы покидаем удел Божией Матери. Тело, кажется, потеряло свое земное притяжение и не зная усталости несет мою душу по скалистой дороге, среди дубового леса.
Ровно год назад я поднимался сюда в машине главы Краснодарского края, для которого разработал и передал эскизы храма для города Сочи. Надо сказать, тогда я действительно устал.
Месяцем позже у развалин храма на Иверской горе, мэром города Новый Афон был организован праздничный ужин, куда я был приглашен и доставлен на «крутой» машине. От большого количества застольных тостов, восхваляющих присутствующих я устал еще более. Да и можно ли восхвалять кого-либо кроме Богородицы и Господа в ее уделе? Наверное, нет. Да и въезжать сюда машинами на шашлык и барбекю, дело небогоугодное. Подниматься на святую гору нужно только своими ногами и с молитвой на устах.
Мы подходим к небольшому участку асфальтового покрытия ведущего на Иверскую гору. Этот кусок дороги длиной один метр, кажется нелепым и нелогичным. Я вспоминаю, как лет двенадцать назад, впервые поднимаясь сюда, услышал рассказ отца Александра Коблова, тогда еще мирянина. Он поведал мне историю, которую хорошо помнят абхазы, да и наши паломники.
На вершине святой Иверской горы, власти задумали построить ресторан. По этой причине к ее подножию прокладывали автодорогу. Рабочие корчевали деревья, а машины ломались, переворачивались, и дело не шло.
Но когда появился первый метр асфальта на самой горе, по камням сверху сошла высокая Женщина в черном монашеском одеянии и сказала бригаде строителей: «гора эта Моя. Здесь дороги не будет…». На людей нашел страх, и они,  оставив инструменты и технику, отказались работать. Бригадир начал смеяться и потребовал возобновить прокладку дороги. Вдруг он упал, стал кричать от боли, и был отвезен в больницу. Человек остался калекой, но поверил и стал большим молитвенником. А затем из колодца ушла святая вода. Приехала комиссия и решила: раз нет воды, то и ресторан не стоит строить. Вода через некоторое время появилась вновь, но никто больше не решался дерзко приступать к святыне. А в память об этом случае остался метр заасфальтированной дороги, ведущей к горе.
И вот мы возвращаемся в Сухум. По пути недалеко от Нового Афона останавливаемся напротив Приморского парка. Этот парк был обустроен в 1910 году к приезду царской семьи. Здесь были разбиты пруды с водопадами и каналами. Парк сохранил свою красоту до наших дней и является приятным местом для прогулок. В его прудах живут лебеди. Ради них Наташа почти всегда останавливается здесь. Мы идем кормить лебедей. Белые и черные красивые птицы грациозно устремляются по глади озера к нам. Теперь, глядя на Наташу, я вижу ни прораба и даже не благочестивую молитвенницу, а просто живого смеющегося ребенка, разговаривающего с птицами.
Вечером того же дня, получив благословение у старицы Ольги и попрощавшись с Натальей и монахиней Марией, я еду в город Сочи.
Далее мне предстоит поездка в Майкоп, где я должен встретиться с епархиальным Владыкой Тихоном, а уж потом домой.
И вот я в поезде, везущем меня обратно в Москву. Мысленно вновь возвращаюсь в Абхазию. Вспоминаю как годом ранее, мне посчастливилось встретиться с одним из пустынников, монахом Константином. Тогда мне предложили с группой корреспондентов, приехавших из Краснодара, поприсутствовать на встрече с монахом, который позволил взять у него интервью. Уговорить его на это интервью было крайне сложно. Представители телекомпании были огорчены тем, что монах запретил снимать его на фото и видео.
Встретив автобус с корреспондентами у самой границы, мы направляемся в город.
Дождливый вечер. Наш микроавтобус плутает в узеньких, извилистых, как серпантин, улочках горного селенья близ Сухума. Предстоит встреча с настоящим монахом-пустынником. Он как раз спустился с гор, монахи-пустынники сходят в мир довольно редко.
Мы добрались до нужного дома. У калитки нас ждет отец Константин, анахорет.
- Ну вот, по молитвам и добрались, - приветливо говорит он.
Отцу Константину на вид около пятидесяти. За внешней скромностью угадывается внутренняя сила.
Рассаживаемся в большой комнате, корреспонденты включают свои диктофоны.
- Как часто вы общаетесь с людьми в миру? – слышаться первый вопрос одного из журналистов.
- Жизнь монаха и жизнь православного человека всегда неразлучны. Монах молится о тех, кто в миру. Вы уже познакомились с проповедническим подвигом апостола Симона Кананита, который завершил свой земной путь здесь, в Абхазии. Так вот он сразу после своего брачного пира, на котором Христос явил чудо претворения воды в вино, оставил все земное и последовал за Спасителем. По сути, Симон Кананит стал первым монахом. Самая большая жертва – это когда человек посвящает всего себя служению Богу.
Когда монах принимает мантию, то в мир уже вернуться не может. Очередная ступень духовного роста – великая схима. С нею начинается непрестанная молитва о Церкви и обо всем мире…
По нашей просьбе монах рассказывает свою личную историю.
Отец Константин, в миру Михаил, вырос на Украине, под Киевом, в семье, где было пятеро детей. Когда учился в школе, то до поры до времени скрывал, что верующий. Но скоро все открылось. Тогда в церквах устраивались облавы. Директор школы вызывал отца и «песочил»: «Как ты смеешь! Все вокруг строят коммунизм, а вы на что детей наставляете, вам не стыдно?».
Тем не менее, школу Миша окончил неплохо, поступил в медицинское училище, потом служил в армии, а после нее стал студентом медицинского института. Практически везде приходилось скрывать веру.
- И меня это тяготило, - вспоминает наш собеседник. – В молитвах я стал просить Господа, чтобы Он послал мне такого человека, с которым бы я дружил и мог вести настоящую христианскую жизнь. Мне хотелось, чтобы он был не только благочестивый, порядочный, но чтобы у этого человека имелось свидетельство, что он спасется. Однажды в храме я увидел молодого человека, у которого на пиджаке был значок мастера спорта. По боксу. Чему он научит? Мордобою? Нет, это не лучший кандидат для знакомства.
Через некоторое время мне встретился другой молодой человек, из рассказа которого я понял, что Бог коснулся его судьбы. Его звали тоже Михаилом. Он страдал сильным недугом – организм плохо усваивал пищу. Вот он и стал повторять: «Господи, если ты есть, прости меня, помоги мне. Матерь Божия, если ты есть, прости меня!». И однажды почувствовал: будто кто рукой провел по пищеводу и желудку. И ему стало легче. Он подумал: если есть Царица Небесная, то ее надо как-то искать. И приехал в ближайший собор.
А тогда многие из входящих в храмы испытывали страх – боялись там встретить кого-нибудь из студентов или преподавателей. Могли быть неприятные последствия, вплоть до исключения. Ему показалось – кто-то пристально смотрит на него. Он только ниже опустил голову. Но чувствовал, что взгляд идет откуда-то сверху. Не выдержал, поднял голову. И увидел женский лик. Женщина, поворотив к нему голову, улыбалась. Он понял – это Она, Царица Небесная, исцелившая его от страшной болезни. И оттого у него слезы покатились градом, ему захотелось сказать всем: «Люди, обратитесь к Богу! Не ходите бесцельно по улицам, как я еще вчера ходил. А идите сюда, только здесь истина!».
- Так я получил свидетельство, - говорит отец Константин, - что этот человек спасется. И мы стали дружить. Вскоре у нас появился третий друг, тоже по имени Михаил, который уже окончил Киевский мединститут, поступил в аспирантуру. Мы считали, что живем недостаточно полнокровной христианской жизнью и пришли к решению, что хотели бы поселиться в монастыре. Узнали, что в Почаевской лавре есть старец Иоанн, перешедший в эту обитель из закрытой тогда Киево-Печерской лавры.
Именно к нему три Михаила приехали со своим вопросом. А отец Иоанн – с порога: «Собирайтесь и поезжайте. Сегодня же!». Это двум друзьям, а третьему, аспиранту, сказал: «А ты должен остаться в миру». Все правильно, у того была старенькая и больная мать. Спустя какое-то время он женится, а затем станет священником и врачом. Доктор медицинских наук Михаил Викторович Суховей – это врач до недавних пор был известен в Киеве…
Однако, сказав «Поезжайте!», старец Иоанн не уточнил куда. Молодые люди знали по прежнему опыту, что в известные монастыри их не примут. Тому же Мише Суховею в семьдесят первом году не сразу удалось даже в духовную семинарию поступить. Во-первых, тут же домой к родителям приехал секретарь райисполкома, чем старики были весьма удивлены – сколько живут, никогда такой чести не удостаивались. Этот товарищ и мысли не допускал, что молодой человек поступит в семинарию. Целое дело раздули. Парню пригрозили исключением из института, выдали непотребную характеристику. И только после звонка в институт министра здравоохранения он все-таки был допущен к поступлению в семинарию.
Два других Михаила пришли на вокзал и стали изучать карту СССР, искали, где меньше всего населенных пунктов. На Дальний Восток не захотели, в Казахстан тоже, а решили ехать на Кавказ. Будто какая-то ниточка их вела. Так оказались в Абхазии, у озера Мкела, где от местных жителей узнали: у этого озера видели монахов, но на них устраивались облавы с применением вертолета, и они ушли глубже в горы.
- Но нам удалось их найти, и мы были приняты братией, стали молиться. Поняли – надо видеть в каждом человеке не грешника и не преступника. Каждый – чадо Божие, каким его Бог создал. Только у многих случилось какое-то повреждение… Но человек сегодня такой, а завтра покается и станет лучше. Сделать это никогда не поздно.
- По вашим молитвам вам не открылось, что ждет Сухумскую и Абхазскую епархию?
- Мы знаем, что православная вера займет достойное место в жизни России и даже всего мира. Ведь люди чувствуют, что без духовной основы, без веры в современном мире жить все сложней и сложней… Что касается церковной жизни, мы не занимаемся ее исследованием, а просто молимся Господу, чтобы Он претворил все так, как Ему угодно, а нам спасительно. Потому что разделение на какие-то юрисдикции – это для структуры внешней, для внешнего порядка. И в этом смысле мы хотели бы связать дальнейшую жизнь с Русской православной церковью.
- В горах вы что-то строите, возделываете?
- Монашеская жизнь отличается от светской. Как сказано в тропаре преподобному Серафиму Саровскому: «Непрестанною молитвою и трудом в пустыни подвизался еси….» Да, монах должен быть и строителем, и печником, уметь печь хлеб, стирать, ремонтировать и прочее-прочее. Труд тогда не суета сует, когда ты его ведешь правильно и он не отвлекает от молитвы к Богу.
У отца Константина было немало случаев, которые научили правильному сочетанию труда и молитвы. Например, после кончины брата он получил благословение священника на уединение. А условие было такое: «Если хочешь жить один, то и стройся один, чтобы не братья к тебе, а ты к ним, когда нужно, приходил». Пришлось в одиночку готовить на склоне ровную площадку под жилище, пилить деревья.
- И уже сделав какую-то основу, я обратил внимание, что над моей кельей стоит огромная дуплистая чинара. Если не спилить, то упадет на мою площадку. Пилю и молюсь: «Господи, помоги мне, чтобы это дерево упало на другую сторону». Все и вышло по молитве.
Как-то занялся «возделыванием» - картошку решил посадить.
Об этом отец Константин вспоминает, подтрунивая над собой:
- Ровного-то места в горах практически нет, земля на склонах не держится, ее дождевые потоки смывают… Так что посадил четыре ведра, а выкопал два…
- Отец Константин, ваш жизненный путь рассмотрел старец Иоанн. Следует ли обращаться к прозорливым?
- Старец-то подскажет. Но тут можно ошибиться тому, кто совет слушает. Сначала нужно обращаться к Богу, а потом к человеку. Многие приезжали к Иоанну Крестьянкину, хотели с ним лично увидеться, устраивали к нему очереди. А две женщины, прежде чем к нему пойти, высказали Богу свою скорбь и беду - помолились в храме… И когда батюшка вышел к собравшимся, то только этих двоих позвал к себе. Остальные, сказал, пришли к человеку, а о Боге забыли…
Было уютно и тепло. Когда мы попрощались с анахоретом, долгий и нудный дождь прекратился.
Приехав в Москву, я полностью погрузился в разработку эскизов храма в честь «Всех Святых» в Магдебурге (Германия), фундамент которого был уже заложен. Группа архитекторов прекрасно справилась с выполнением проекта в электронном виде, который вскоре был благословлен Патриархом Кириллом и передан архиепископу Берлинскому и Германскому Феофану.
Этот храм, строящийся на площади рядом с Магдебургским университетом, станет частицей России, ковчегом православия, спасающим на своей палубе всех пришедших на него через воцерковление.
По словам архиепископа Феофана, Европа сейчас остро нуждается в окормлении православием. Многие католики, видя в нем свет истины, меняют свое вероисповедание и идут в наши храмы.
Настоятелем будущего храма назначен отец Борис, с которым меня познакомил и рекомендовал, как архитектора, руководитель Центра Инвестиционных Программ РПЦ Николай Аркадьевич Платонов.
Удивительным образом родной отец протоиерея Бориса Устименко оказался родом из того самого села Псху в Абхазии. Батюшка отца Бориса, протоирей Филипп, является духовником Ставропольской епархии и служит в городе Пятигорске.
Как могло так случиться, что предыдущий проект храма, выполненный для общины села на Кавказе и храма в Магдебурге, связал воедино фрагменты судеб сына и отца?
Их судьбы во многом схожи, отец Филипп служит благочинным в городе Пятигорске, а протоиерей является благочинным Северных Земель Германии.
Позвонив по телефону своему отцу, отец Борис обрадовал его, рассказав, что в их родном селе строится храм, автор которого является автором Магдебургского.
Отец Филипп попросил ходатайства о его служении в этом храме, так как собирается уйти на покой по старости и уехать обратно в родное село.
Через несколько дней из Абхазии в Москву приехала Наталья, которую я представил отцу Борису.
Радость и эмоции переполняли их, когда они беседовали о столь дорогом для них месте.
Наблюдая за ними мне было приятно, что мои скромные архитектурные труды, стали по Божиему замыслу некой осью, собравшей вокруг себя столь уважаемых людей, созидающих храмы в разных государствах.



                ГЛАВА 5.

                ПУСТЫННИКИ КАВКАЗА
 
               
     Только в начале марта, взяв благословение у владыки, мы вместе с Дарьей смогли вылететь в Абхазию. В Сухуми нас встретила Наташа с Борисом, племянником бывшего президента Абхазии, и мы на его машине направляемся на военный аэродром. Там, дождавшись экипажа старенького самолета-труженика АН-2, все мы поучаствовали в погрузке строительных материалов и продуктов питания для отправки в Псху.
И вот самолет с тремя пассажирами взмыл в небо. Я, прильнув к иллюминатору, любуюсь заснеженными вершинами Большого Кавказского хребта, горными реками и голубым безоблачным небом. Салон аппетитно пахнет свежевыпеченным хлебом, взятым для бригады рабочих. Наташа рассказывает Дарье, заворожено прильнувшей к иллюминатору, об истории места, куда мы направляемся.
Я думаю о том, как с помощью Божией нам удалось в тот же день вылететь на Псху, ведь, по словам Наташи, иногда по несколько недель продолжается нелетная погода и самолет туда не летает.
Мы рассчитываем через два дня вернуться в Сухуми. Там нас ожидает игумения Херувима и другие священнослужители, с которыми мы должны встретиться по вопросам строительства храмов.
Если бы знала тогда Даша, на сколь долго мы окажемся заложниками погоды в этих горах, то не полетела бы с нами. Через четыре дня ей нужно было быть в Санкт-Петербурге, а затем в Саранске, да и наши архитекторы требовали постоянного контроля и руководства.
Самолет подлетает к перевалу, в нескольких метрах под нами проплывают кроны лишенных листвы деревьев и вершины темно-зеленых сосен.
Отвесные складки отрогов, уходящие в пропасть, бушующие потоки горной реки, приближающиеся все ближе и ближе кроны деревьев – все это невольно наводит страх. Спастись в случае катастрофы здесь просто нереально.
Но вот тяжело груженый самолет преодолевает вершину горы и, попав в восходящий поток, летит за перевал, все выше отрываясь от поверхности скал. Мы крестимся, благодаря Господа. Вскоре среди бескрайних лесных зарослей, покрывающих горные холмы и отроги, яркой искрящейся точкой показывается какое-то строение.
Даша радостно сообщает нам, что видит вдали какое-то сооружение. Наташа улыбается: «Это наш храм».
Мы всматриваемся в приближающуюся точку, которая превращается в церковь. На храме уже установлена одна из трех глав, полыхающая золотом покрытия. Среди безжизненных, поросших лесом скал этот деревянный храм, разместившийся в небольшой долине между двух хребтов, кажется сказочным чудом, выросшим по мановению волшебной палочки.
Под крылом самолета проплывают скромные деревенские дома единственной улицы, покрытые в основном деревянной дранкой.
Я всматриваюсь в недавно укатанное катком поле взлетно-посадочной полосы, ожидая касания. Пилот, не сделавший круга над полем, не рассчитал и пролетел точку касания. Он резко направил штурвал вниз, чтобы не проскочить полосу.
От резкого удара о тающий снежный наст полосы самолет подпрыгнул, сделав, по терминологии летчиков, «козла». Послышался резкий хлопок и удар снежных комьев о закрылки. Но вот – снова касание уже более мягкое, мы останавливаемся у самой будки радиста, расположенной в конце взлетного поля. Снова крестимся. Сила молитвы часто летающих таким самолетом пассажиров укрепляется с каждым рейсом.
Штурман с пилотом, сойдя с трапа, недовольно рассматривают порванный подкрылок и клянутся, что в такую погоду больше не полетят сюда.
Позднее Наташа рассказала нам, что в связи с реорганизацией военного аэродрома хорошие пилоты, летающие на Псху, были уволены, и регулярные рейсы отменены. Остался единственный старенький АН-2.
«Это еще ничего» - говорит она. «Как-то при взлете оторвался винт пропеллера и улетел в лес. Мы его два дня искали. Нашли, привинтили к оси и полетели в город».
К самолету для разгрузки стали подходить люди. Также подошли несколько женщин, желающих улететь в город. Подъехал трактор с прицепом, управляемый монахом Иоанном. Все приступили к перегрузке груза на кузов прицепа.
Наташа, дав распоряжения рабочим, подошла к пилоту и успокоила его, посоветовав замотать порванный закрылок скотчем. К этому совету, вызвавшему у меня улыбку, пилоты отнеслись очень серьезно. Вскоре со скита был принесен моток широкого скотча и экипаж принялся за ремонт машины.
Женщины подходят к Наташе и спрашивают ее разрешения на обратный рейс. Она с радостью соглашается, ведь оплаченный ею борт летит обратно пустым. Пилот категорически отказывается, ссылаясь на поломку самолета и на то, что он летит не в город, а куда-то еще. Женщины умоляют его взять их, ведь у одной со дня на день должны случиться роды, а другая сильно заболела и ей также нужен врач, которого нет в селе. Эти аргументы не убеждают пилота и он, сказав «нет», идет к самолету.
Опережая события, я скажу, что через два дня беременная женщина успешно родила ребенка без помощи врачей, а ее супруг пришел в село из города, преодолев огромный и опасный путь через перевал по снежному насту. Один только отрезок пути от перевала до села занял одиннадцать часов ходу пешком.
Среди подошедших к разгрузке рабочих я увидел их руководителя Андрея. Мы обнялись как старые и добрые друзья. Мы познакомились с ним год назад в монастыре матушки Херувимы в Сухуми. Тогда он со своей бригадой производил демонтаж старой кровли и установку нового мансардного этажа одного из зданий монастыря. Я по поручению игумении выполнял чертежи мансард для нескольких зданий обители.
Андрей оказался весьма утонченным человеком, по духу близким мне. После работы мы часто беседовали на духовные темы, прогуливаясь возле монастыря. Ранее он учился в семинарии, но, выбрав другой путь, оставил ее.
Он поступил в строительный институт в Пензе и по окончании работал в архитектурно-строительной компании по строительству храмов. Фирма эта недавно распалась.
Тогда Андрей с грустью сообщил, что после выполнения этой работы других объемов у него нет, а ведь за ним стоит бригада. Чтобы она не распалась, ее нужно финансировать, а сейчас с работой очень туго. Он также рассказал, что недавно женился на девушке, которую очень любит, но гарантировать материальное благополучие семьи он пока не может.
Эта судьба, во многом похожая на мою, взволновала меня. Я предложил Андрею ехать в Москву и остановиться в моём доме со своей бригадой. Работа в столице найдётся. Тогда Андрей, взяв с собой супругу и трёх человек из бригады, поселился у меня. Работа действительно не заставила себя искать.
Вскоре позвонила из Абхазии Наташа и попросила найти хорошую бригаду на возведение кровли с главами и колокольни, я предложил ей бригаду Андрея.
И вот он здесь.
Мы тепло приветствуем друг друга.
После разгрузки и ремонта все присутствовавшие мужчины, взявшись за хвост самолета, развернули его на 180 градусов в сторону взлетной полосы. Машина, набрав обороты пропеллера, рванулась вперед по мокрому снегу и взлетела ввысь. Все восторженно следят за удаляющимся среди скал самолетом. Красивое и завораживающее зрелище прерывается ревом трактора, увозящего грузы и рабочих, сидящих в кузове.
Мы втроем, хлюпая по размокшему снегу, пересекаем взлетное поле и идем по ухабистой и каменистой улице села в скит.
Протекающий вдоль улицы ручей вторит своим журчанием пению птиц. Несколько коров равнодушно взирают на прибывших из столицы гостей. Группа свиней, мирно и довольно похрюкивая, роется в поисках желудей под раскидистым дубом. Ограда дворов в основном, необходимая для защиты от животных, выполнена из расколотых вдоль ствола щеп толщиной в руку.
Большинство глинобитных домов покрыты деревянной дранкой, но есть и относительно хорошие дома, выполненные из дерева и покрытые. Население села Псху уникально для Абхазии. Тут живут преимущественно русские, высокие голубоглазые блондины. Во времена русско-турецкой войны позапрошлого века абхазы ушли отсюда. В то время старались заселять и укреплять окраины, поэтому новым поселенцам обещали существенные налоговые льготы и даже иногда давали подъемные. Вот и поехали сюда жители Белоруссии, Украины, Эстонии. Появились кубанские казаки.
По причине отдаленности от мировой суеты облюбовали это место и церковнослужители. В окрестных горах много скитов с отшельниками. Село живет очень обособленно, на всем своем, натуральном хозяйстве. Единственная автодорога, на север, через перевал Анчхо с выходом на Рицинскую трассу, доступна только полноприводным автомобилям. Множество бродов на ней ограничивают дорогу сюда джипам двумя-тремя месяцами в году, а грузовикам четырьмя - пятью месяцами.
Помимо самого села, Псху состоит из множества хуторов, летников, балаганов и пасек, разбросанных по склонам и долинам окрестных гор. Жители чаще всего называют эти сооружения простым словом «дача». В летнее время население самого, центрального Псху уменьшается вдвое. Очень хорошо развито животноводство, и как следствие, производство мяса, масла, сыроварение. Кроме свиней все остальные животные летом где-то там, вне села, на пастбищах.
Археологическими памятниками местность не особо богата. Прямо в селе, на заднем дворе небольшой церкви со звонницей стоит маленький дольмен. Есть дольмены недалеко от горы Святая и возле впадения Решавы в Бзыбь. Но найти их непросто, они заросли и разрушены. Туристов нет, а местные жители совсем не интересуются кучами камней.
Крепость 8-10 веков, некогда охранявшая Псху возвышается над слиянием Бзыби и Бавю. Тут уже ничего не напоминает о былом величии, лишь кучи покрытых мхом камней в буковом лесу.
Ну, вот и сам скит. За время моего пятимесячного отсутствия здесь кое-что изменилось.
Построено новое здание трапезной и начата сборка сруба бани.
Нас с Дашей размещают на мансардном этаже трапезной в соседних комнатах. Распахиваю окно, через которое врывается свежий горный воздух и звук, давно забытый в больших городах. Неописуемые звуки тающего от яркого солнца снега, сливаясь с трелью птиц и бурлящими потоками ручья за нашим домом, всей своей мощью воспевают приход весны. Слева и справа раскинулись горные хребты, вершины которых покрыты снегом. В конце долины, усаженной фруктовыми деревьями, блистает своей снежной короной величественная вершина горы Святая.
Я завороженный стою у окна, растворившись без остатка в волшебных звуках. Голос Наташи, зовущей нас, возвращает на землю.
Иду за Дашей. Она стоит перед распахнутым окном и с восторгом созерцает другую сторону долины. Совсем рядом за ручьем и поляной раскинулась необыкновенно красивая в снежной короне гора Серебряная. Даша первый раз в этих местах, но они также заворожили и ее.
Спускаемся вниз и идем с Натальей по улице села к месту строительства. Оттуда разносятся звуки электропилы, болгарки и стук молотков. Работа идет полным ходом. И вот перед нашим взором в отраженных лучах заходящего солнца появляется величавый корпус деревянного храма, высокая кровля которого покрыта голубой черепицей, изготовленной в виде рыбьей чешуи.
Храм, стоящий на самой возвышенной части села, напоминает собой огромный деревянный корабль с голубыми парусами, взлетевший на гребень волны и несущийся к неведомым берегам. Я улыбаюсь такому сравнению, так как храм и должен символизировать собой корабль, идущий сквозь шторма в океане суеты и греха, и те, кто на его палубе крепко держатся за мачту – спасутся. Храм-корабль вовсе не несется к неведомым берегам, а стремится к берегам нашего всеобщего спасения, адрес которого – дом Божий, откуда мы были некогда изгнаны.
Останавливаемся у стоящих на земле двух глав, одна из которых высотой метра три до яблока, а другая – поменьше. Третья глава уже венчает барабан на шатре колокольни. Андрей, рассказывая о выполняемой его бригадой работе, ведет нас в храм. Большая высота внутреннего пространства центральной части впечатляет. Деревянным храмам нехарактерно иметь световой барабан, да еще на высоком шатровом своде. Здесь все иначе. Чтобы сохранить освещение через окна, в барабане пришлось запроектировать и изготовить мощную стальную весьма сложную конструкцию, над элементами которой в настоящее время и трудится бригада. Я поднимаюсь на четырехуровневую колокольню и с высоты птичьего полета осматриваю окрестности. Справа и слева от меня вознеслись стены Большого Кавказского хребта. Село, дома которого сокрыты в гуще деревьев, разместилось вовсе не в долине, как мне представлялось ранее, а на плато, и оно зажато между скал. Это плато оканчивается ущельем, которое образовано бурной горной рекой, шум от которой доносится до меня.
Внизу слышу радостный окрик Натальи и не сразу обнаруживаю ее с этой высоты. В проекции сверху вижу лишь голову с размахивающими руками. Рядом стоит Дарья.
Спустившись, узнаю от Наташи, что в храме будут не только молиться, но и жить. «Здесь, как мы посчитали, есть двенадцать небольших помещений, которые могут служить кельями для монахов и священников». Наташа продолжает: «Для наших пустынников это очень актуально, так как им приходится жить в сооружениях, почти непригодных для нормального существования, да и находящихся в весьма отдаленных и труднодоступных местах.
Нашим батюшкам надо регулярно вести службу, а инокам – молиться. Поэтому очень важно, чтобы они были рядом с храмом. У нас есть и пожилые, и немощные пустынники. В нашем храме должна непрестанно идти молитва. Мы даже сейчас ежедневно читаем акафисты и проводим вечером крестный ход. Покойный Александр, Царствие небесное, поздно вечером всегда приходил к деревянному кресту за алтарем и читал акафисты. А ведь целый день он не покладая рук трудился на возведении храма, ты же помнишь, Сергей?».
В прошлом году, находясь здесь, я жил с ним в одной комнатке ветхого небольшого домика. Его трудолюбие, смирение и молитвенная жизнь поразили меня. Но больше всего меня удивляло его спокойствие и незлобивость к придиркам и нападкам окружающих его людей. Он никогда никого не осуждал и молился за них.
Наташа предлагает нам зайти к старцу Лазарю, домик которого находится рядом с храмом.

                ГЛАВА 6.

                СХИМОНАХ ЛАЗАРЬ

Дверь маленького глинобитного домика, покрытого соломенной крышей, нам открывает келейница старца монахиня Анна.
Она приглашает нас в единственную комнату вмещающую в себе каменную печь, кровать, стол и несколько лавок. Мы подходим к старцу для благословения, и он по - очереди  благословляет: «Во имя Отца и Сына и Святаго Духа. Аминь».
Анна благодарит Наташу за печь, переложенную поздней осенью. Старая совсем рассыпалась. Тогда Наталья организовала строителей выполнивших её поручение.
Анна, узнав о том, что я нахожусь на послушании главным архитектором у митрополита Варсонофия, от радости всплеснула руками, сказав: «Я у владыки в Саранске в Иоанно – Богословском монастыре несколько лет трудилась на кухне. Жила я также рядом с монастырём в Макаровке». Она ещё больше удивилась тому, что в Макаровке по нашему проекту строится православный детский лагерь с сельскохозяйственным подворьем монастыря. Монахиня Анна обратившись к Наталье рассказывает: «Мои часы в прошлом году сломались и Александр, ныне покойный, подарил мне очень красивые часы. Он приходил к нам в половину первого ночи. Умер он тоже в это время. На третью ночь после смерти его часы не разу не ломавшиеся остановились именно в половину первого ночи. Что это обозначает? Это значит, он был у нас в доме? Наталья, ну ты объясни, почему часы прекрасно работающие остановились в час его смерти?».
Наташа ответила: «Моя мама умерла в шесть часов утра и ровно в это время остановились часы у нас в доме. Но я вам хочу сказать, что Александр был не только трудолюбивый послушник, работающий во Славу Божию, но и серьёзный и неутомимый молитвенник. Он умер, возвращаясь с работы. От его тела, пролежавшего пять дней, не было даже запаха. Такое впечатление, что он просто заснул».
Монахиня, дослушав Наташу, продолжила: «Тётя Нина, читавшая всю ночь молитвы у покойного Александра, не переставала удивляться застывшей улыбке на розовом лице усопшего. Она периодически щупала ноги и руки надеясь, что он всё же не умер, а заснул. Она многих мертвецов перевидала, но такого ещё не видела.
А вот на двадцать пятый день после его смерти во сне ко мне приходит Александр и настойчиво приглашает к храму. Я спрашиваю: «Ты, наверное, раньше работал начальником?», а он мне отвечает: «Нет, я мучился». Затем мы подходим к алтарю за храмом, где стоит крест и он начинает расчищать это место от строительного мусора. Рядом с ним трудятся три мужчины и одна женщина. Александр спрашивает меня: «Какое время сейчас?», тут я просыпаюсь. Это, наверное, он место для себя расчищал.
Он мне рассказывал раньше, что работал большим начальником, затем устроился на службу алтарником при храме, где выполнял это послушание в течении пяти лет. К нам на Псху он попал чудесным образом.
Однажды его, читавшего духовную книгу возле своего дома, осенил неведомый божественный свет. Он поднял глаза к небу и увидел, что среди туч появился красивый храм. Это был наш храм. Александр, поняв что это Божий знак, обратился к старцу, который и направил его к нам.
Ну, кто он мне такое? Даже по своей покойной сестре и убиенной в двадцать три года племяннице я так не плакала, как по нему.
Такой твердости духа я просто удивлялась. Как-то я говорю Александру, что надо бы поставить ночного сторожа при храме, а он мне твердо заявляет: «Анна, прочитай пятьдесят первый Псалом и никто, ни один человек не подойдет и даже не помыслит что-либо украсть». Я таких людей не видела».
В этой маленькой комнате я незримо чувствую, что рядом с нами присутствует душа Александра. Раздался отклик старца.
Наташа, подойдя к нему, угощает его принесенными конфетами и пряниками. Почти ослепший монах сейчас находился в состоянии свойственном пожилым людям, стоящим в преддверии вечности. Сознание часто покидает его, и он погружается в свой мир воспоминаний, почти не узнавая никого из этого мира. По какой-то странной иронии судьбы у него с Александром одна и та же фамилия - Лебедев.
 В годы Великой Отечественной войны он командовал разведротой и, получив многочисленные награды за воинские доблести, дослужился до высокого офицерского звания. По словам Анны, он был главнокомандующим в звании генерала, но она возможно и ошибалась, так как со слов Василия Ананьевича отец Лазарь был всего лишь офицером. Как судьба привела его к храму и монашескому постригу я тогда не знал. Мне очень хотелось расспросить его об этом, но состояние старца не позволяло это сделать. Тогда я ещё не знал, что вижусь с отцом Лазарем в последний раз, через месяц он отошёл ко Господу.
Наташа, продолжила: «Александр каждый день читал Акафист Николаю Угоднику и Матери Божией и с иконой обходил вокруг храма. Раньше он жил в Одессе, у него был свои бизнес, и, узнав о нас он стал жертвовать нам различные инструменты. А после Господь привел его к нашему старцу Ионе, который и благословил его к нам послушником».
Анна поднесла тарелку с сухариками, высушенными в печи и угостила нас. «Эти сухари очень любил Александр, без них я, говорит, жить не могу. Я ему целый мешок насушила». Сухари действительно вкусны, так как  приготовлены из булок, выпеченных в русской печи. Анна угощает нас и булками. На прощание, передав поклон владыке Варсонофию, она сообщает что её старший сын служит в Иоанно – Богословском монастыре священником и что на это его благословил сам владыка.
Лишь только ночью, после трапезы и вечернего правила мы с Дашей приступаем к проектной работе, то ради чего мы и приехали. Андрей и Наташа, сплотившись возле переносного компьютера, вместе с нами решают вопросы, связанные со строительством храма. Мы с Дашей предчувствуем, что пока не выполним проект храмового комплекса, включающий в себя храм, часовню, дом причта, дом для старца, врата, а также благоустройство территории нас отсюда не отпустят. Наше предчувствие укрепилось на утренней службе в домовой церкви, где священник отец Василий улыбнувшись, сказал, что небесный покровитель строящегося храма Иоанн Креститель, обретение главы которого мы будем праздновать на следующей неделе, не отпустит нас со Псху недели две.
Тогда мы не поверили в это, так как считали, что завтра или после завтра улетим в Москву.
Наташа представила Дарью сестрам игумении Серафимы, поющим на клире. С этого дня она стала желанным и постоянным участником церковного хора во время всего нашего пребывания. На службе мне было приятно видеть её в составе хора и осознавать, что здесь мы не приезжие туристы. А участники общины.
Под ангельские голоса клира и потрескивание дров в русской печи, обогревающей помещение, я погружаюсь в состояние гармонии и блаженства.
Скромное помещение храма наполнено жителями села от детей до стариков, есть и монахи пустынники. Сегодня праздник, день поминовения усопших. После службы отец Василий по-отечески с какой-то детской чистотой и любовью с амвона поздравляет всех и сообщает: «В следующее воскресенье состоится божественная литургия и это будет воспоминание об Адамовом изгнании, когда Господь изгнал из рая Адама и Еву.
Также это будет и «Прощёное» воскресенье. Кто может ходить - приходите, кто с Верхней Бетаги, кто с Нижней, кто с Решелье идите в храм, чтобы попросить друг у друга прощение.
Осталось семь дней до Великого поста и с седьмого марта, с понедельника начинается первая его неделя. Причастников поздравляем с причастием святых Христовых Тайн. Слава Тебе Боже, Слава Тебе Боже, Слава Тебе».
Инокиня приглашает нас в соседнюю комнату и представляет нам детей церковно–приходской школы. Она говорит: «Вообще у нас пятнадцать человек в школе, но сейчас некоторые уехали на каникулы». Девочки, сидевшие на лавочках, поприветствовав нас, оживленно начинают показывать свои рисунки и фотографии. Они также интересуются нашей профессией. Инокиня рассказывает нам: «Детки наши на рождество ходили по домам села  пели песенки, читали стихи и поздравляли всех людей. Мы также участвуем в художественной самодеятельности, ходим в походы в окрестностях села. Сегодня собираемся посмотреть детский видеофильм, который нам привезла Наташа».
Выйдя из храма Наталья, рассказав Даше об общине и о том, что я также являюсь её членом, предлагает ей тоже войти в её состав.
Даша с радостью принимает это предложение. Мы подходим к домику пожилой монахини, бывшей келейницы патриарха Грузии Ильи II, матушки Тихоны. На пороге нас встречает келейница старицы и упитанный серый кот. Лишь получив необходимую порцию ласки, он пропускает нас.
Заходим в просторную чисто убранную, скромную комнату. Келейница сообщает монахине Тихоне, лежащей в кровати, о нашем приходе и помогает ей подняться. Наташа приветствует матушку и представляет нас. «Я тебе и твоим гостям всегда рада, Наташенька»,- отвечает монахиня.
«Я всегда молюсь за тебя, за Сергия, а вот Дашу сейчас запишем в «помянник» и тоже будем молиться». Она попросила келейницу записать  имя в список для молитвенного поминовения. За тихими, смиренными словами и по – детски чистой улыбкой матушки чувствовался человек большой воли, проживший нелёгкую жизнь в трудах и молитве. Годом ранее мне посчастливилось впервые побывать у матушки Тихоны, где я записал её воспоминания о монашеской жизни в горах Абхазии.
«Как идет строительство храма?», - спрашивает матушка.
«Слава Богу, недавно подняли главу на колокольню, а завтра отец Василий освятит ещё одну главу, и мы поднимем её над алтарём», - сообщает Наталья.
Прощаемся с монахиней Тихоной и её келейницей и возвращаемся в скит, где нас ждёт трапеза с любовью и молитвой, приготовленная послушницами Викторией и Софьей. После вкусного обеда с братьями и сестрами, сдобренного душевной беседой, возвращаюсь в свою келью.
Рассматривая книги на полке, узнаю знакомый переплёт. Книга «В горах Кавказа», написанная по запискам монаха Меркурия, которую я взял в руки, погрузила меня в трепетные воспоминания двенадцатилетней давности. Тогда я впервые прочитал книгу, где каждая строка выстрадана и пережита автором и её героями.
Жизненный путь героев книги открыл для меня страницу ранее неведомую, сакральную. То, о чём ранее сознательно умалчивала пресса, разбудило во мне стремление познать закрытую от непосвящённых жизнь монахов – пустынников. Эта книга, раскрывшая совсем иную Абхазию, стала путеводной звездой, приведшей меня сюда. Тогда, двенадцать лет назад, впервые прочитав книгу, подаренную отцом Александром, моя жизнь неотвратимо стала обретать абхазский путь.
Мне захотелось вновь перечитать её, тем более здесь, в местах, в которых ныне подвизаются монахи – пустынники. Взяв книгу, я вошел в комнату к Даше, работавшей за компьютером. Моё сообщение о книге вызвало интерес, и она попросила прочесть книгу вслух. С этого момента наша творческая жизнь на Псху обрела новую грань. Прочитанное стало приобретать свою материализацию во встречах с монахами – пустынниками, в созерцании кавказских гор, рек, в ежедневных храмовых службах, а также в рассказах очевидцев тех событий. Когда я рассказал об этой книге отцу Василию, то с удивлением узнал, что именно она привела его в Абхазию. Прочитав её, он с легкостью оставил свой обустроенный монастырь в России и навсегда связал свою судьбу с молитвенным деланием в абхазской глуши, куда ещё не добралась цивилизация. По словам иеромонаха не он один, прочитав книгу, оказался здесь.
Возможно, и отец Александр, подаривший мне эту книгу, не случайно продал квартиру в Москве и купил здесь дом, который отдал под храм.
Меня поразило то, что с некоторыми персонажами книги мне довелось повстречаться ранее. Так, с отцом Косьяном, описанным в книге как «брат ленивец», я познакомился в абхазском скиту матушки Серафимы. А с отцом Пименом в настоящее время служащим архидьяконом у митрополита Агафангела в Свято–Успенском Одесском мужском монастыре мне посчастливилось даже отобедать в келье.
Сюжеты, описанные в книге о сестрах, подвизавшихся в келье на берегу Амтхельского озера, очень напоминали рассказы монахини Тихоны. Лишь только оказавшись в Москве, перечитав записанное мной интервью у матушки Тихоны, я понял, что она одна из героинь этой книги. Знать бы это раньше -- я о многом мог бы расспросить монахиню о тех первых пустынниках и их нелёгкой жизни. К сожалению, большинство из описанных персонажей уже ушли из жизни земной в иную. Монах Виталий, обозначенный в книге как «большой брат», ныне канонизирован. Его судьба крайне интересна.
Но более всего меня поразило то, что автором этой книги является очень близкий для меня человек.
Когда мне позвонил игумен Свято – Владимирского скита Валаамского подворья города Сочи архимандрит Ефрем, я рассказал об этой книге. Он сообщил, что эта книга написана им по запискам монаха Меркурия. Игумен  Ефрем (Виноградов) являясь членом Союза писателей, написал не одну хорошую духовную книгу. Интересно и то, что он как  патриот и гражданин России, корнями связан с Абхазией. Он прямой потомок владетельного князя Абхазии, дворец которого находится в поселке Лыхны. В 1810 году, его прадед, владетельный абхазский князь из рода Шервашидзе (Чачба) Сефир-бей добровольно принял подданство России и христианскую веру.
Абхазское население Псху, при содействии владетеля Абхазии Михаила Шервашидзе (Чачба), принесло присягу на верность русскому Царю лишь спустя тридцать лет  – в 1840 году.
Святейшим патриархом Кириллом ему дано поручение в 2011 году стать игуменом Ново – Афонского Симоно – Кананитского монастыря. Его заместителем назначен отец Александр Коблов.
Да, круг замкнулся на моих друзьях-священнослужителях. В этом я увидел то, что описание абхазско-пустыннической темы для меня является не случайным, а промыслительным.
Молитвами старца Ионы, ранее подвизавшимся в этих местах, молитвами святых отцов, я оказался здесь. Наверное, это угодно Господу.
Пасмурным утром идем на освящение и подъём главы храма. Помогаю ребятам из бригады установить крест на главу. Большинство рабочих находятся на крыше храма, занимаясь установкой барабана над алтарём и готовясь к поднятию главы тросами.
Мы стоим рядом с отцом Василием вокруг главы. Батюшка торжественно провозглашает: «Освящается, купол сей благодатью Пресвятого Духа окроплением святой воды во имя Отца и Сына и Святаго Духа». Он обходит купол со всех сторон, окропляя его. Хор, руководимый Натальей, поёт: «Спаси Господи люди твоя и благослови достояние твое». Окропляют и нас.
Рабочие поднимают купол, и устанавливают его на деревянную раму – салазки. Натягиваются тросы, и конструкция вместе с куполом медленно начинает подниматься. Мы все замечаем, что в плотной пелене облаков, прямо над храмом появляется отверстие, которое начинает расширяться. Лучи солнечного света, отраженные в позолоченной чешуе купола, ослепительными брызгами освещают храм и наши радостные лица. Все понимают, что это добрый знак. Это дело угодно Господу.
Рабочие бережно устанавливают главу, подвешенную тросами к стальной балке, и крепят её сваркой.
Храм приобрёл вторую главу. Мы обходим его, любуясь и радуясь новому элементу, венчающему алтарную апсиду.
Василий Ананьевич, подойдя к спустившемуся с крыши бригадиру Андрею, дает советы по установке третьей главы вручную. Андрей, мотивируя тем, что эта глава весом в пятьсот килограммов, в четыре раза тяжелее, установленной, предлагает поднять и установить её с помощью вертолёта.
Направляемся в скит. Заметив, что двери администрации открыты, Наташа останавливает машину. Вчерашняя попытка дозвониться до города оказалась неудачной. Не было связи, а сегодня утром не могли найти радистку тётю Катю, она ушла на поиски заблудившейся коровы. Связь из этих мест возможна только благодаря радиостанции, установленной в этом здании села, поэтому тётя Катя здесь особо уважаемый человек. Позвонить необходимо по трем причинам, две из которых наши, точнее Дашины. Она надеется, что самолет или вертолет  сегодня или завтра прилетит за нами, нужно только позвонить в аэропорт. Также ей необходимо успокоить и объяснить родителям, что в Абхазии её не похитили и есть места, куда дозвониться по мобильной или иной связи невозможно. Третья причина скорее приходская. Наташе необходимо заказать асбестовые трубы, предусмотренные нами в проекте и перевезти их вертолётом.
Радистка тётя Катя, как её здесь шутя, называют: «радистка Кэт», оказывается на месте. Выслушав, нашу просьбу она делает сообщение: «Пятьдесят четвертый двадцать девятому». Попытки связаться с оператором безуспешны. Из динамика слышаться лишь шумы и потрескивания. «Это грузины глушат нас. Мы находимся рядом с их границей, а они по-прежнему считают нас своей территорией, вот и вредят. А здесь не одну сотню лет живут русские», - говорит тётя Катя. Но вот, наконец, появилась связь, и она громко и четко выговаривая каждое слово телеграммы, передает её оператору для дальнейшей передачи в Москву. На том конце не сразу понимают, приходится пять или шесть раз повторить короткую телеграмму: «Папа и мама у меня всё хорошо, задерживаюсь на неопределённое время – погода не лётная».
Наташина телеграмма также уходит на «большую землю». Мы возвращаемся в скит.
Вечером за трапезой, старший по скиту монах Иоанн, рассказал нам, как он с братией строил первый храм, который сгорел в 2000 году. Тогда, не зная монаха Иоанна, выполняя проект того храма, я был с ним и братией в одной команде, хотя и находился в Москве. Теперь мы с ним члены одного прихода. Он рассказал нам, что хотя церковь и сгорела, многие её строители воздвигли храм в своих душах. Их жизненный путь был предопределён участием в создании храма.
Вечером выпал густой снег, насыпавший полуметровые сугробы. Машиной подъехать к церкви невозможно и мы, взяв фонарики, идём «гуськом» по протоптанной среди высоких сугробов тропинке. Храм наполнен прихожанами. Занимаю своё, уже ставшее привычным, место у панихидного стола. Даша с Натальей и сестрами стоит на клире, участвуя в хоре. Строгое лицо монаха Иоанна, облаченного в черную мантию, сосредоточенно во внутренней молитве. За его внешней простотой в общении чувствуется большая воля, выкованная в постоянных лишениях и трудностях жизни одинокого пустынника.
Строительство храма заставило его покинуть свою сокрытую в горах келью, но он всё же посещает её. Там находится его пасека. Сегодня он предложил нам с Дарьей в ближайшее время посетить его жилище.
Рядом стоит Василий Ананьевич, он также приглашал нас в гости. Возле него стоят две внучки и их мама.
Сегодня читают акафисты святого Василия Великого, служба продолжится в течение пяти часов.
Возвращаемся из храма в тишине, освещая занесённую тропу. Заснеженные кроны деревьев, освещаемые редкими уличными фонарями, кажутся сказочными персонажами на фоне черного неба из которого сыпятся огромные снежинки. Периодически то здесь, то там слышен шум от падения снежных шапок с ветвей деревьев. Мы пытаемся увернуться от подобных обвалов, прячемся под свои капюшоны и воротники. Где-то в горах раздается крик шакала очень похожий на человеческий стон. Проходим в калитку нашего скита, преодолевая завал от упавшей перед нами с крыши снежной лавины. На пороге нас ждет верный пес породы «лайка».
После вечернего чая и молитвенного правила, мы с Дашей приступаем к работе по проектированию скита, а уже поздно ночью начинаем проектировать храмовый комплекс с храмом в Честь Василия Великого. Усталость не чувствуется, работа спорится, видимо сегодняшнее чтение акафистов, написанных этим святым, приносит свои плоды. Даша профессионально воплощает на экране монитора ноутбука наш проектный замысел. В эти минуты я продолжаю читать вслух книгу, переносящую нас в иную реальность. Во втором часу ночи расходимся по кельям.



                ГЛАВА 7.

                «…И ВЫЙДЕТ ХРАМ ИЗ СВЯТОЙ ГОРЫ…»


Утром просыпаюсь от уханья снежных настов при падении с кровли. Открываю окно через которое вместе со свежим воздухом врываются журчащие звуки ручья под названием Ахей, несущего свои воды в горную реку Бетага, впадающую в Бзыбь. Далее река устремляется к Чёрному морю.
Выхожу во двор и направляюсь к ручью. Пройти несколько десятков метров не попав под очередное падение снежного наста с вершин деревьев почти невозможно. Найдя безопасное место, созерцаю вершину горы Серебряная. В лучах утреннего солнца она ослепительна в своём снежном убранстве. Гора словно сплошь покрыта миллиардами бриллиантов и золотых слитков.
Журчание ручья наполненного талыми водами уносит моё сознание прочь. Подходит Даша и с восторгом созерцает неописуемую красоту заснеженного Кавказского хребта. Падение снежного наста возвращает нас на землю. Подойдя к ручью омываем свои лица в его водах. Радость переполняет нас. Выйдя на улицу, идём по тропинке к полю аэродрома и там понимаем что ни завтра, ни послезавтра вылететь нам не удастся. Всё поле засыпано глубоким снегом, а перевал сокрыт густым туманом. Даша обречённо вздыхает, ведь дома много незавершенных дел, да и команда архитекторов лишилась руководства.
Возвращаемся. У дома меня ждёт монах Харлампий, интересующийся скорым приездом митрополита Варсонофия в Абхазию. С интересом узнаю, что этот монах был участником строительства сгоревшего храма. Оказывается, этот храм изменил и его судьбу, он остался здесь.
Наташа везёт нас по осевшему от яркого солнца снежному насту, создавая две колеи. «Я здесь работаю и дорогоукладчиком»,- говорит она. Останавливаемся у дома тёти Нины, которая тут же выходит, неся две трёхлитровые бутыли с молоком. Наташа, поблагодарив, передает ей пустые. «Это вас надо благодарить,  вы строите такой храм, и я последняя грешница своей малой помощью пытаюсь быть полезной вам. Может быть Господь и помянет меня во Царствии своем»,- говорит она.
«Наташенька, тут мне поросеночка зарезали, я хочу во Славу Божию тридцать килограммов мяса передать вам. Ведь рабочим вашим без мяса тяжело будет».
«Спаси Господи», - отвечает Наташа.
«Тётя Нина, мы вам заплатим. Мясо нам действительно нужно. Хотя через несколько дней начнется Великий пост, без мяса ребята не смогут».
«Нет, Наташа, денег земных мне не надо».
Поблагодарив тётю Нину, мы ставим бутыли в машину и едем на стройплощадку.
После обмеров территории под будущие строения часовни, дома причта и дома для батюшки Ионы, заходим в храм, Наташа с Дарьей читают акафист в честь св. Иоанна Предтечи. Стою рядом, вслушиваясь в слова молитвы. За эти дни пребывания на Псху я почувствовал себя настоящим членом православной общины. Ежедневные службы в храме, утренние и вечерние молитвенные правила, акафисты - все это делало свое доброе дело, постепенно ломая мою лень в молитвословии. Большой город остался где-то там, далеко за перевалами и хребтами, а здесь, втянувшись от безысходности в жизнь общины, я почувствовал всю мощь ее как единого организма и радость пребывания в ней. Не удивительно, что люди, оказавшиеся, казалось бы, случайно здесь, приехавшие потрудиться за деньги или во Славу Божию, оставляли свои негативные привычки и качества. Растворившись в строгом распорядке христианской жизни общины, наполненной трудом и молитвенной жизнью, многие переставали курить, сквернословить, а некоторые впервые начинали поститься.
После чтения акафиста, взяв с собой Андрея, подъезжаем к сельскому кладбищу. Оно совсем рядом с храмом. Стоя у свежей могилы, где упокоен новопреставленный раб Божий Александр, поминаем его. Да будет ему вечная память.
Во второй половине дня после трапезы Наташа предложила нам с Дашей поехать с монахом Иоанном к Святому источнику и окунуться в нем.
И вот мы на новеньком тракторе белорусского производства едем по занесенной снегом лесной тропе, прокладывая путь через сугробы. Монах доверил руль Даше и она с усердием и ответственностью ведет эту большую машину.
Сейчас пешком добраться к речке Святой почти невозможно. Тающий снег превратился в сплошное месиво, лишь сверху припорошенное пушистым снежком. Настает и мой черед порулить. Подъехав к ущелью, передаю руль Иоанну. Перед нами река, которую надо переехать. Переправившись через бурные потоки, и проехав по ее противоположной стороне, мы останавливаемся у святого источника. До сих пор погружаться зимой в источник мне доводилось лишь однажды. Это было в Грузии в Бодбийском монастыре святой Нины. Но там была купель со ступенями и махровые полотенца, выдаваемые монахиней после омовения.
Хотя в зимней реке я и не купался, решение принято. Раздевшись до плавок, растираюсь снегом и спускаюсь к реке, отогнав все сомнения прочь. Встав на камне, повернувшись в сторону деревянного креста, установленного на запруде из валунов, читаю молитву. Даша подбадривает меня. Захожу в ледяную воду, температура которой не превышает пяти градусов и трижды во имя Отца и Сына и Святаго Духа, погружаюсь в ее бурлящие потоки.
Холода не чувствуется. Необыкновенная легкость наполняет меня. Тело, лишенное силы притяжения, словно возносится над землей. В состоянии восторга возвращаюсь в кабину трактора. Даша остается для омовения в реке, а мы отъезжаем немного далее.
Но вот мы снова в кабине возвращаемся назад. Светлое состояние радости и чистоты переполняет нас. Едем в тишине, разум потерял свое значение. На наших лицах счастливые улыбки.
Проезжая большую поляну, с которой открывается чудесный вид на горные отроги, останавливаемся и выходим. Вершина горы Святая в лучах заходящего солнца блистает отраженным золотом.
Рядом со стволами могучих деревьев на образовавшихся в сугробах проталинах растут подснежники.
Мы, наслышанные о них лишь в песнях, впервые созерцаем белые цветы, растущие плотными группками на небольших оттаявших участках земли.
От покрытой снежным настом поляны идет пар. Природа дышит началом весны. Налюбовавшись пейзажем и цветами, возвращаемся в скит.
 
                ГЛАВА 8.

                РАССКАЗ ВАСИЛИЯ АНАНЬЕВИЧА


После вечерней службы едем на окраину села к Василию Ананьевичу, пригласившему нас в гости. Он встречает на пороге своего дома и приглашает к столу. «Сын мой Михаил пошел в лес на поиски коров. Несколько наших коров вечером не вернулись, скорее всего заблудились в лесу. Как бы чего не случилось, ведь там волки», - сообщил Василий Ананьевич. Он представил нас своей невестке, супруге Михаила, а также ее детям – двум девочкам лет двенадцати и четырнадцати и мальчику лет пяти. Мальчик присел со своим дедушкой, а девочки засуетились, накрывая на стол и помогая маме на кухне. Запахло ароматом свежеиспеченного хлеба, поставленного перед нами, и борщом, приготовленным на русской дровяной печи. Налив по рюмке крепкой домашней наливки на каких-то кореньях, он произнес тост за Дашу, чтобы она чаще приезжала на Псху. «Я помолился Богу и попросил у него нелетной погоды, так что ранее, чем через две недели вы не улетите» - сказал он. Даша пыталась объяснить, что в Москве очень много дел, на что Василий Ананьевич лукаво улыбнулся и ответил: «Вот посмотрите. Господь услышал мою молитву. Москва без вас немного обойдется, а мы без вас – нет, так что не переживайте, погоду я вам заказал нелетную».
Что удивительно – его слова подтвердились. Как не пыталась Даша молиться святому Спиридону Тримифунскому, а за нами прилетели лишь спустя две недели. Два дня назад иеромонах Василий нам предсказал такую же участь, поэтому я смиренно отнесся к этой неизбежности.
Мы попросили Василия Ананьевича рассказать о событиях из истории села. И он начал свой рассказ:
«Это было в 1922 году, когда в наше сокрытое в горах и лесах село пришли так называемые «зеленые». Это была банда из двадцати двух белогвардейских офицеров, чьи войска были разгромлены Красной Армией.
Их цель заключалась в истреблении коренного населения села, преимущественно мужчин и детей сознательного возраста мужского пола. Также подлежали уничтожению и женщины, противящиеся их злому замыслу.
Они планировали после зачистки села, притворившись коренным населением, скрыться от преследования Советской власти. Но в связи с тем, что вся мужская половина села имела оружие для охоты, было принято решение под каким-нибудь предлогом разоружить их. Некоторые офицеры вошли в доверие к местным жителям и разузнали, где и у кого оружие имеется.
Вскоре они разоружили все село. Их планы были раскрыты жителем с хутора Санчер. Его фамилия Козловский. Он скрыл свое оружие и после их ухода решил освободить село. Помощницей ему стала его жена. Когда карательный отряд приступил к уничтожению местных жителей, Козловский с женой подошли к офицерской заставе, находящейся рядом с тем местом на Святой речке, где вы вчера купались. Двое охранявших единственную дорогу из села офицеров были застрелены. На шум выстрелов пришли вскоре еще двое офицеров, которые также были убиты Козловским.
Найти этих партизан банде «зеленых» так и не удалось, ведь местному жителю каждое деревце, каждая кабанья тропа знакома.
Так по одиночке он истребил многих. И банда, поняв безнадежность своего положения, вскоре покинула село.
Многие жители села боялись мести «зеленых» и ушли тогда жить в селение на Красной Поляне.
Эту историю мне поведали моя мама и бабушка, ставшие очевидцами этих событий.
А вот монахи с Новоафонского Симона - Кананитского монастыря после закрытия Советской властью их обители, пришли сюда в 1920 году. Жители села были о них хорошего мнения.
Бабушка рассказывала, что в местечке Кириллова полянка на Санчере, была ими построенная церквушка. На один из больших церковных праздников мужики вернулись из храма, и как водится, хорошо выпили. Возвращаясь после службы, монах зашел к моему деду и говорит: «Погода портится, нужно сено убрать. Сено это как покойник, хоронить и убирать надо». Дедушка мой, ссылаясь на праздник, отказался идти в поле. «Давай нам вилы и грабли, мы с братией сами уберем его»- сказал монах.
До вечера сено было убрано, а ночью пошел дождь. Бабушка моя часто вспоминала это событие. А семья на Санчаре у нас была большая, одних детей душ десять было.
Старый дом в связи с усадкой грунта почти ушел в землю. Наш родственник, Волошин Игорь с семьей сильно беспокоились за то, как они переживут будущую зиму. Пришли монахи и говорят: «Ты приготовь четыре дубовых молодых ствола, навози камней, а мы дом и поднимем». Жители села не могли поверить в то, что тяжелый оштукатуренный дом можно поднять на новый фундамент. В назначенный день все жители села собрались у этого дома.
Монахи подвели стволы под углы дома, оперев их на толстые короткие бревна. Концы этих консолей они равномерно загрузили камнями, выверив массу до грамма, чтобы не было перекоса.
Горизонтальный уровень поднявшегося на полутораметровую высоту дома они выставили при помощи малых камешков. Под нависающим домом монахи выложили фундамент из больших камней и опустили его на дубовую раму из балок. Жители села, зайдя в дом, были потрясены тем, что в результате такой операции штукатурка на стенах дома даже не потрескалась.
В те времена у нас был деревянный храм, рядом стояла кузница. Когда пришла новая власть, комиссары вынесли из храма все иконы и книги и сожгли их. Моя бабушка тайно, ночью собрала тогда золу и отнесла в речку Святая.
Храм был разобран на бревна и унесен активистами по своим дворам.
Вспоминается такой случай. В селе жили несколько братьев Якименко, они записались в комсомол и в Бога не верили. Один из них говорит своему брату: «Я слышал от людей, что в икону нельзя попасть из ружья или пистолета, какая-то сила якобы отводит пулю».
Они решили проверить. Повесили конфискованную у жительницы села икону на ствол дерева. Один из братьев взял в руки винтовку, прицелился и почти в упор выстрелил в икону Божией матери. Внезапно затвор ружья выбило и он попал прямо в глаз стрелявшему, поранив его. Братья сильно перепугались и больше не делали подобных экспериментов.
Гонения начались в тридцать третьем году. Жил здесь человек один, дед мой называл его «волк в овечьей шкуре». Он, подпаивая местных, входил к ним в доверие, а позже сдавал властям за сказанные нелестные слова о власти. Пришлось десять лет деду отсидеть в тюрьме.
Когда монахов в селе арестовали и перевозили в Сухуми, один пожилой больной священник совсем занемог. Его посадили на лошадь. Охранники, видя, что немощный старик не держится в седле, скинули его и застрелили, не потрудившись даже закопать тело. В ту ночь одной женщине снится сон: она видит знакомого иеромонаха, который, подойдя к ней, говорит, чтобы она похоронила его.
Утром она рассказала сон родственникам, которые успокоили ее, сказав, что батюшка сейчас уже в Сухуми, ведь вчера он был живой. Они сами проводили его с колонной арестованных монахов. В следующую ночь снится аналогичный сон, который она также проигнорировала. Лишь на третью ночь она задала в сновидении вопрос: «Где же находится само тело?». Монах поведал ей об этом, указав место. Утром она собрала жителей хутора и провела к тому месту. Тело было найдено и захоронено в селе.
Позже мы узнали, что все афонские монахи были посажены в трюм баржи и затоплены в Сухумской бухте. Вечная им память. Теперь они все святые мученики.
После этих трагических событий осталась в селе монахиня Александра со старичком, кто он – не знаем. На Санчаре могилка его находится. Сама матушка жила до девяноста лет и упокоена там же. Кресты на их могилах до сих пор стоят там, где у Козловских сейчас сенокос.
Также здесь остался иеромонах Иосиф Матвиенко. Не знаю, с афонцев он или нет. Тоже упокоен здесь.
Жил у нас в селе один мудрый и прозорливый человек. Фамилия его Козаренко. Как он все говорил – все так и случалось. Одному из своих сыновей он предрек трагически погибнуть, назвав точную дату. Другому сыну сказал: «Тебе смерть предстоит тогда-то, но может, ты и избежишь ее, но через двадцать лет умрешь». Сыновья посмеялись над отцом, не поверив в его пророчество. Через несколько дней утром он собрал своих домочадцев  и сообщил, что сегодня он должен умереть. Сыновья с невестками посмеялись над этим, не поверив отцу. Они даже не исполнили его просьбу позвать священника Иосифа Матвиенко, чтобы причаститься перед смертью. «Ты что, отец, с ума сошел, что ли, ведь ты вполне еще крепок на вид» - говорили они. Но вскоре отца действительно оставили силы, и он сказал, что теперь священника звать не нужно, он уже вышел и идет ко мне, но живым уже не застанет. Зато панихиду отпоет вовремя. Так оно и случилось. Он умер до прихода священника. То, что он предрек своим сыновьям, также исполнилось.
Дар предвидения этот человек приобрел во Вторую мировую войну. Тогда его рота была окружена фашистами в Чехословакии. После неравного боя он был захвачен в плен и вместе со своими однополчанами расстрелян и сброшен в траншею. Тела убитых были засыпаны землей.
Но он выжил и выполз из-под окровавленных тел, зарытых в земле. Его, обессиленного и раненого, нашла местная девушка – чешка. До ухода немцев она скрывала его у себя в сарае. Они полюбили друг друга.
После окончания войны, когда пленным и депортированным разрешили вернуться в Россию, она решила ехать с русским солдатом.
Ее родители-католики, чтобы избежать пересудов и лишних проблем, инсценировали смерть своей дочери и ее похороны. Сами же они благословили ее на замужество с русским. Это она мне лично рассказывала. Так они и приехали к нам в село, и она устроилась на работу медсестрой. Она принимала роды у всех наших женщин, даже мои сыновья появились на свет при ее помощи.
Она приняла христианство, но любовь к органной музыке у нее была большая.
В город мы раньше ходили пешком. За перевалом у нас имелся балаган. Кто там останавливался, сколько продуктов съест столько и оставлял. Постель, посуда, вещи всегда были в целости. Сейчас в балагане ничего не оставить – все утащат.
Почту нам тогда раз в неделю приносили. Тогда к нам вела ныне забытая тропа в обход снежных лавин «элеваторов». На высоте 1500 метров снег под солнцем покрывается коркой. Человек идущий по склону как бы подрезает эту корку своей тропой. Если не успеешь перейти, то закрутит лавиной. Это и есть «элеватор». Бывало, гибли люди. Позже мы нашли обходную тропу.
Когда я был ещё маленьким у нас в доме жила монахиня Надежда. Мама моя была верующей женщиной и приютила эту странницу. Всем она тогда говорила, что это её родственница с Кубани. Позднее она переехала в Сухуми, где служила при храме.
Как-то раз моя мама приехав к ней увидела у храма толпу людей и среди неё высокого седовласого старца, ведущего духовную проповедь. Подойдя, она узнала, что это прозорливый старец, из его речей она узнала, что придет время, когда к горе Святая не будет никаких дорог. Оттуда уйдут все кроме верующих. Последняя литургия перед Концом Света будет отслужена именно там. И выйдет храм из Святой горы, все вошедшие в него обретут вечное спасение.
Моя мама поняла, что речь идёт о её селе Псху, так как гора Святая находится именно там.
Я помню, что от монахини Надежды у нас в доме на стене осталась фотография с иконы Божией Матери, а на обороте прикрепленная к ней фотография царской семьи Романовых.
И вот в наши дни, когда началась абхазско-грузинская война, все неверующие покинули село.
Тётка моя, отцова сестра имела двенадцать душ детей. Она жила у подножия Святой горы, там где купаются сейчас. Так вот она на Псху пришла к нам и сообщила, что постоянно слышит колокольный звон. Но в селе тогда колоколов не было. В селе бытует придание, что храм вошел в гору и там живет молитвенной жизнью святых, пребывающих в нем.
Как-то на Благовещение, мы дети не пошли в школу, не потому что собирались в храм, а потому что была хорошая причина увильнуть от учебы. Как раньше говорили старики: «На праздник работать нельзя. В это время птичка гнезда не вьёт, женщина косу не плетёт, и никаких работ нет». Мы лазили с пацанами в это время на Святую гору. Там мы нашли пещеру, а в ней чемодан темного цвета. В нем оказались богослужебные книги. На Санчаре, я также нашёл чемодан с книгами и отдал его дедушке.
Рядом с нами жила тётя Ксения. У неё были иконы, которые достались ей от священника Горбачёва.
Работала она тогда поваром в оленеводческом хозяйстве рядом с озером Рица, на Авадхаре. Когда туда приезжали большие люди она готовила им еду. Как-то раз к ним в хозяйство приехал на охоту глава Советского Союза товарищ Сталин. Прогуливаясь по территории он зашёл на кухню к тёте Ксении. Увидев, вождя народов она спохватилась, быстро накрыла висящую на стене икону. Сталин успокоил её, сказав: «Не надо прятать икону, если молишься и веришь в Бога, то молись». Позднее эту икону у неё украли.
Василий Ананьевич поведал нам, как он оказался проводником у Председателя Совета Министров ещё мы узнали от него, что он трудился в аэропорту, а так же в геологической экспедиции и даже был секретарём комсомольской организации. Этот последний пост довел его до тяжёлой депрессии и он собирался даже наложить на себя руки. Но Господь уберёг его от самоубийства и привёл к вере православной.
Мы прощаемся с гостеприимными хозяевами. Провожать нас выходит внучка Кристина и её мама. Даша расспрашивает девочку о её учёбе. Кристина рассказывает, что учится она в четвёртом классе. На все предметы у них один учитель. В свободное от уроков время она помогает маме и папе, а ещё пишет стихи. Мы просим прочитать что-нибудь из написанного. Смущённая девочка некоторое время колеблется, но вскоре приносит школьную тетрадь и с искренним чувством читает:
Я помню спальню и лампаду,
Игрушки, тёплую кровать.
И милый, кроткий голос твой.
Ангел хранитель над тобой.

Бывало, раздевает мама,
И полушёпотом бранит.
А сладкий сон глаза туманит,
К её плечу меня клонит

Мы изумлены. Девочка десяти лет, живущая так далеко от цивилизации, обучаемая в школе одним учителем, ведущим все предметы, это чудо.
Я фотографирую стихи на камеру и выключаю диктофон. Выйдя во двор Кристина ведёт нас к своим коровам в хлев. «Это Калинка, а это Красулька», - показывает она своих любимиц. Часть коров заблудилась в лесу. И её папа ещё не вернулся с поисков. Мы прощаемся. Садимся в машину и от Василия Ананьевича получаем в подарок по двухлитровой банке мёда.


               


                ГЛАВА 9.

                МОНАХ ИОАНН


На следующий день после трапезы монах Иоанн предлагает нам с Дашей пойти в его лесную келью на Решелье, как называет он это местечко. Мы с радостью принимаем это предложение, тем более что книга «В горах Кавказа» которую мы читаем, обязывает и зовет нас на горные лесные тропы. Нам выдают удобные сапоги, ветровки от дождя и снега, фонарики и мы, перейдя через ручей, пробегающий по границе заднего двора скита, направляемся в сторону хребта Серебряный навстречу уходящему солнцу. Подходим к глубокому ущелью, поросшему высокими деревьями, и завороженно созерцаем суровый вид противоположного отвесного склона, нависающий над грохочущей рекой Баул.
Спускаясь вдоль ущелья по горной тропе, встречаем монаха Харлампия. Иноки, сделав земляные поклоны и затем, упав на колени, приветствуют друг друга: «Прости меня, отче», - говорит один. «Бог простит, и  меня брат прости», -  смиренно отвечает другой.
После короткого делового разговора продолжаем свой путь.
«С монахом Харлампием мы познакомились ещё при строительстве первого храма», - говорит Иоанн. «Этот храм был построен рядом со строящимся сейчас. После пожара остался один крест. Когда привезли на вертолете отца Виссариона, нашего управляющего епархией, он сказал что храм надо строить там, куда указал недавно найденный крест от сгоревшего храма. Он освятил это место и сейчас по Воле Божией которую нам открыл старец Иона, стоит великолепный новый храм. Кстати, первый и второй храмы были разработаны Сергеем Гончаровым». Дарья, удивленная таким открытием, подробно расспрашивает монаха об этой истории.
«Отца Александра Коблова, бывшего тогда простым мирянином приехавшим в Абхазию, я тогда не знал. Жил я в Одессе и часто ходил в Успенский мужской монастырь к старцу Ионе, там и познакомился с рабой Божией Тамарой, сейчас она монахиня с именем Иона.
Это она мне рассказала об абхазском селе Псху и о намерении построить там православный храм. Она спросила меня, хочу ли я поехать возводить этот храм на что я дал согласие. Тогда я ещё не был монахом.
На строительстве храма мне и довелось познакомиться с Александром, Харлампием и другими соработниками. Кстати сказать, хоть и прискорбно, что храм сгорел, но труды наши не были напрасными. Сам процесс строительства изменил нас в лучшую сторону, мы сплотились в единую команду, стремящуюся стяжать спасение на небесах нашим трудом во Славу Божию.
Мы строили храм не только на земле, но и в наших душах, а это не менее важно. Позже я принял постриг у старца Ионы и стал монахом.
Когда мы узнали о строительстве второго храма, то с великой радостью собрались для его возведения. Если бы вы знали, сколько людей спаслось на строительстве дома Божия, сколько было чудес исцелений. Люди полностью меняли свою духовную природу. Правда, сказать посчастливилось попасть сюда немногим, без благословения старца Ионы здесь не примут».
Спустившись к руслу реки, идем вдоль неё по необыкновенным местам, напоминающим сюжеты из сказок. С огромных деревьев, покрытых лишайником, свисают лианы. Длинные тени от стволов ложатся на покрытый мягким мхом каменистый берег. То там, то здесь лежат упавшие стволы деревьев, в одном из которых мы обнаруживаем пчелиное гнездо. Подходим к могучему стволу с выгоревшим от удара молнии дуплом. Зайдя в него фотографируемся. Из крон деревьев раздаются звуки неведомых птиц. Где-то в отдалении кукует кукушка. Кажется, вот-вот мы попадем на сказочную поляну с избушкой на курьих ножках, где живёт Баба Яга.
Но вот сквозь ветви прибрежного кустарника появляется подвесной мост, протянутый через реку на стальных тросах. Зайдя на его шаткую основу и пройдя на середину, я останавливаюсь. С восторгом созерцаю и слушаю могучую реку несущую свои воды с горных ледников к Чёрному морю. Перейдя на противоположный берег, поднимаемся по тропе местами исчезающей. Иоанн показывает нам особые приметы указывающие направление тропы, но нам, городским жителям, найти обратный путь по выступам скалы, поваленным деревьям и даже по зарубкам на стволах не удастся.
Тропа становится все круче и круче, приходится хвататься за ветви рододендрона, лавровишни и мелких деревьев, а порою придерживаться и за скальные выступы. Иоанн, жалея нас, чаще останавливается, позволяя нам перевести дух. Много сил отнимает ходьба по глинистым оползням или осыпи мелкого щебня.
Осыпи образуются при разрушении так называемых камней трескунов. Эти камни постепенно разрываются под палящим солнцем на мелкие частички и затем сплошным потоком сползают к подножию горы.
Иоанн указывает на свисающий с деревьев вьющийся плющ и рассказывает нам о том, что самый вкусный мёд из цветков плюща. Он ободряет нас тем, что скоро мы поднимемся в хутор.
И вот мы на большой поляне среди скал, поросших ореховыми деревьями и дубами. Это хутор Ригзда. Вершины скал освещены заходящим солнцем. Хотя сам хутор уже и погрузился в тень, но отраженный от снежных вершин свет ровно и мягко освещает поляну, на которой мы видим несколько полуразрушенных строений и один побелённый известью жилой домик.
«Это келья отца Феодосия, здесь же и находится домовая церковь», - говорит Иоанн.
Переходим по мостику небольшой ручеёк, пробегающий перед глинобитным домом. Зайдя на крыльцо, с подвешенными на балке, тремя небольшими колоколами монах произносит: «Молитвами святых, Отец наш Господи Иисусе Христе Сын Божий помилуй нас». Через несколько секунд слышится ответ: «аминь», и на крыльцо выходит иеромонах Феодосий.
Монахи по чину приветствуют друг друга, мы с Дарьей берем благословение и заходим в аскетично - скромное жилище. Ничего лишнего, только лавка, полки для свято – отеческих книг, накрытый скатертью стол с лампадой и дощатая кровать. Вся мебель выполнена руками монаха. Отец Феодосий возжег лампады, перекрестился и стал читать акафист Богородице.
Попрощавшись с батюшкой и попросив его святых молитв, идем дальше в гору. Перейдя ручей с небольшим водопадом, вскоре оказываемся на Верхней Ригзде. Этот хутор, расположившийся так же на обширной поляне между скал, предстал перед нами своим единственным, добротно построенным двухэтажным домом. Первый этаж служит для хозяйственных нужд. Поднимаемся по скрипучим ступенькам на второй этаж. Дверь открывается и из неё появляется монах Иов. Он несколько смущен, так как гостей сегодня не ждал. Правда ещё вчера, будучи у Натальи на Псху, он приглашал нас к себе в гости, но мы и не предполагали, что побываем здесь. Он приглашает нас в дом. В просторном помещении с русской печью и лежанкой разместились у одной стены ульи для пчел бидоны и другая тара, а у другой -- бельевой шкаф, ручной работы гардероб и стол с лавками. Монах, угостив ароматным чаем на травах, рассказывает нам о своей пустыннической суровой, полной лишений и опасностей жизни, которую он бы ни на что не променял.
Слова инока полны оптимизма и утончённого юмора, он верит в то, что избрал правильный путь.
Строительство храма, на которое он также подвизался, укрепили в нём веру во спасение, которое он стяжает не только молитвой, но и трудом физическим.
Иов рассказывает нам, что этот дом принадлежит игумену Петру Пиголю, который сейчас в Москве, но собирается скоро приехать. Сам монах находится у батюшки Петра на послушании, присматривая за домом. Отец Петр ранее был настоятелем Ново – Афонского мужского монастыря, который он с братией полностью отремонтировали и благоукрасили. Именно при его игуменстве монастырь стал домом Божиим, а не местом греховных развлечений, ведь при советской власти в соборном храме располагалась дискотека.
Я вспомнил, что когда в 1984 году оказался с группой туристов в Ново – Афонском монастыре, то был поражён тем, во что превратили храм. На фресках стен зияли надписи типа «здесь был Вася» или нацарапанные гвоздём непристойные словечки.
По углам висели огромные музыкальные колонки и динамики. Сам разграбленный монастырь был отдан под турбазу, в кельях которого проживали туристы.
С отцом Петром лет пять назад нас познакомил мой друг из ОВЦС Валентин Радаев. Тогда игумен Петр занимал должность ректора Иоанно – Богословского института, а служил в московском Высоко – Петровском мужском монастыре.
В кельи монастыря и состоялась наша встреча. Батюшка был приятно удивлен тем, что другом моим является Александр Коблов, которого он весьма уважает за его труды в Абхазии.
В словах игумена об этой земле, о пустыннической жизни я почувствовал его ностальгию о прошедшем. Московская действительность тяготила его. Он тогда рассказал о своем намерении построить скит в центральной полосе России и уединиться с братией на молитвенное служение и труды физические. Но, как часто бывает, смиренный человек, стремящийся к уединению угоден Господу на другом поприще.  Божией волей он был назначен заместителем Председателя Синодального отдела Религиозного образования и Катехизации.
Монах Иов приглашает нас в соседнюю комнату, которая служит одновременно ризницей, спальней и библиотекой. По стенам на полках разместилось большое количество богослужебных и свято – отеческих книг, чьи переплеты вызывают большое уважение. «Это книги из старого Ново – Афонского монастыря. Наш батюшка собирал их по всей Абхазии и в монастырских хранилищах и вывез их сюда во время грузино-абхазской войны.
Каждый год батюшка приезжает к нам. Летом мы ждем его снова». Монах Иов берёт с полочки один из красиво иллюстрированных журналов. «Этот журнал «К свету» редактором и автором, которого является отец Петр, выпускался регулярно Ново – Афонским монастырём».
Беря журнал в руки, я потрясён странными совпадениями. Ещё вчера  держал в руках один из номеров этого журнала, в котором описана история села Псху, связанная с Ново – Афонскими монахами. Этот журнал мы попросили на день у сестер матушки Серафимы, живущих в селе. Для меня стало откровением, что автором этого журнала написанного высокодуховно и профессионально, является игумен Пётр Пиголь. И вот теперь довелось побывать в его келье. Я был бы еще более удивлен, если бы узнал что, приехав в Москву мне, ректором Иоанно – Богословского Университета будет предложена должность заведующего создаваемой кафедры «Архитектура».
Каким-то чудесным и непостижимым образом судьба ведет меня одними тропами с такими достойнейшими людьми, как игумен Петр, игумен Ефрем книгу которого «В горах Кавказа» я тогда читал, отцом Александром Кобловым и другими. Вот сейчас, вспоминая эти события, я чувствую некую сопричастность к общему делу описания пустыннической и приходской жизни подвизавшихся в Абхазских горах.
Прощаемся с монахом Иовом и направляемся вслед за Иоанном в сторону его уединенной сокрытой в горах кельи. Тропинок никаких нет, но монах идет бодрым уверенным шагом. Мы, доверяя проводнику, плетемся сзади, пробираясь сквозь колючий кустарник и ветви деревьев иногда хлещущих нас по лицам. Лишь когда лес погрузился во тьму мы, спустившись с крутой горы, подошли к келье Иоанна, расположившейся на небольшой поляне над отвесным берегом горной реки.
Луч фонарика осветил ограду, выполненную из ветвей деревьев, связанных проволокой, за которой виднелся навес для ульев и маленький побелённый известью домик с двумя крохотными оконцами. Кровля его, так же как и навеса на столбах, покрыта дранкой. Зайдя в калитку, монах подводит нас к деревянному кресту и говорит: «Здесь упокоен инок, живший в этой келье. Да будет ему вечная и благая память». Подходя к деревьям, он продолжает: «здесь на участке в основном растут фруктовые деревья. Это груша, ещё одна, это черешня, а это яблоня. Много ореховых деревьев».
Войдя в домик, состоящий из деревянной прихожей и одной комнатки, монах зажигает свечи, молится и целует иконы, лежащие на полке-аналое, мы так же прикладываемся к иконам.
«Это икона Тихвинской Божией матери, а эта моя постригальная икона Иоанна Предтечи. Когда везли эти иконы из Одессы в Абхазию пограничники не пропускали нас. Тогда мы стали петь Богородничную молитву. Когда пропели пятьдесят раз, нас пропустили и шофер, который хотел нас бросить, повез дальше, всё больше и больше удивляясь тому, что на всем пути нас ни разу не останавливали. А тогда без досмотра на дорогах проехать было почти невозможно. Матерь Божия нас на своих руках перенесла. А этот крест мне благословил батюшка Иона. К сожалению, сейчас я всё реже и реже поднимаюсь к своей келье - это связано со строительством храма, я же старший по скиту».
Монах тяжело вздыхает, вспоминая свое прошлое уединенное пустынножительство.
Я рассматриваю помещение, имеющее небольшую дровяную печь, столик с табуретками, дощатую кровать и полки с книгами. Вся мебель сделана руками инока. Иоанн угощает нас необыкновенно вкусным мёдом и горячим чаем, принесённым в термосе.
«Эту келью я назвал в честь своей любимой Одесской улицы Ришелье. Никому из паломников и туристов я её не показывал».
Иоанн, на минуту задумавшись, сказал мне: «А оставайся у нас. В Москве, там для православных жизни почти нет. Ты всё-таки член нашего прихода». Я поблагодарил монаха, сказав, что всё может быть, но сейчас я нахожусь на послушании у митрополита Варсонофия и обязан выполнять его благословение. Иоанн сказал: «Эту келью я хотел бы передать тебе, она всегда будет ожидать тебя, так что если надумаешь, то милости просим».
Монах просит нас помочь набрать мёд из алюминиевого бака в бидон. Густой мед, застывший от минусовой температуры, с трудом прорезанный ножом, медленно наполняет тару.
Даша с интересом расспрашивает об искусстве пчеловодства. Иоанн рассказывает и показывает рамки с ожидающими цветения пчёлами, соты с мёдом, приспособления для сгона мёда в виде центрифуги и прочие предметы пчеловода. Пробуем мёд в сотах, восторгу нет предела.
Прощаемся с кельей и выходим в темноту ночи. Путь предстоит не лёгкий. Идём по другой тропе, ведущей по крутому берегу реки. Дорога усложняется ещё и тем, что местами выпал небольшой снег. Даша, поскользнувшись на осыпи, вывихнула ногу. Слава Богу, всё обошлось, спасибо Иоанну, который вправил сустав. Прихрамывая, с палочкой в руках, она превозмогая боль пошла за нами. Представить страшно, если она не смогла бы двигаться. Пробираемся сквозь кустарник, делая частые остановки. Спустившись к руслу реки, переходим её вброд и выходим на ранее пройденную тропу. Идти стало легче, этому способствует непрестанная молитва, произносимая мною про себя. Идём в тишине под шелест падающих крупных снежинок. Луч фонаря освещает лишь тропу, проторённую Иоанном. Останавливаясь, созерцаю заснеженные вершины елей. На лицо ложатся и тают снежинки. Вспоминаю сюжеты из ожидающей нас для прочтения книги «В горах Кавказа» и благодарю Господа и, конечно, монаха Иоанна за то, что позволил нам воочию увидеть и прочувствовать своими ногами её содержание. Проходим через подвесной мост дубовую рощу и поднимаемся на плато. Вдалеке виден огонёк, это наш скит. Нас там уже заждались.
Собака даёт знак о нашем приходе. Наташа радостно встречает на пороге, расспрашивая о причине нашей задержки. Она с сестрами волновалась. Мы снимаем свои сапоги, умывшись и помолясь, усаживаемся за вечернюю трапезу. Сегодня блюда необыкновенно вкусны, ведь мы надышались горным воздухом, находились как никогда раньше и сильно проголодались.

               


                ГЛАВА 10.

                НЕОБЫКНОВЕННАЯ СУДЬБА               

               
     С искренней радостью она встречает нас: «Ой, Дашенька, Сережа, я так рада дорогим гостям, пойдемте в дом. Правда, у меня там как в пещере, но мне большего не надо».
С затянутых облаками и туманом небес, идет крупный дождь, разъедая вчерашний снег. Мы проходим по размокшему снегу, меся ногами хлюпающую грязь. Заходим в дом состоящий из трех помещений, в одном из которых находится хранилище для овощей, в другом – садовые инструменты, посуда, необходимая для дойки и кормления коров, и прочая утварь.
Мы располагаемся в третьем, точнее в прихожей, пол которой покрыт неокрашенными, потемневшими от времени досками. В нетопленном помещении прохладно. Единственной достопримечательностью дома является печь с лежанкой и духовкой для выпечки хлеба. Тетя Нина ища для нас местечко, где и на что можно присесть, второпях раздвигает всякую утварь. Стульев в доме не оказалось. Единственную скамейку я предложил Даше, а сам устроился на досочке, расположив её на ведре с кормом для коров. Такого аскетизма я не встречал ни в одном из домов.
Тетя Нина виновато объясняет нам: «Я привыкла жить в землянках, пещерах и даже в дуплах деревьев, поэтому мне ни чего и не надо. Печь я топлю только для выпечки хлеба, а так оденусь потеплее и хорошо. Я восемьдесят пять лет прожила и никогда не плакала за грехи, никогда. Но жизнь Ксении Блаженной, её служение Господу, открыли мне глаза».
Тетя Нина рассказывает фрагменты из жития блаженной Ксении Петербургской. Я тогда не знал, почему эта святая так близка ей. Лишь около года спустя, случайно прочитав житие святой, я вспомнил рассказанную тетей Ниной историю её собственной жизни, и понял главное. Их жизненные пути во многом похожи.
Тетя Нина спрашивает: «А вы из самой Москвы?» и удивившись, что это так, продолжает: «Вы так не похожи на москвичей, вы наши, у вас души светлые».
         Я, смущённый таким замечанием, вдруг вспомнил, что такие же слова нам с Дашей недавно сказала женщина, присутствовавшая на освящении креста под будущий храм во Владикавказе. Сейчас, по молитвам духовника патриархи, старца Илия, нами выполнен проект, а сам храм успешно строится. «Да, что же дальше будет, если нас уже не принимают за москвичей» - подумал я с улыбкой.
Тетя Нина достала с полки, зачитанное до дыр, видавшее виды печатное издание. «Эта книжица, мне особо дорога, в ней изложены основы веры, да она так и называется «Основы веры». Она прошла с нами весь путь наших скитаний и мытарств в этой жизни, она учила нас и оберегала в трудную минуту. Её мне дал брат Иоанн, за которым мы, его чада, шли около сорока лет, скитаясь по горам и лесам, гонимые врагами веры православной.
Я помню текст почти наизусть, но мне хотелось бы, чтобы вы почитали её для меня. Дашенька, прочти вот отсюда». И Даша с трепетом в голосе начинает: «Человек есть существо во времени рожденное, совершенен Бог…».
Тетя Нина, иногда останавливает Дашу и поясняет некоторые сложные для нашего современного разума старорусские церковные фразы и предложения.
Было несколько странно видеть то, что эта пожилая женщина, в старых резиновых мужских сапогах и поношенной телогрейке, по своим духовным знаниям и хоризме, ни чуть не уступала миссионеру-богослову.
Я позже узнал, что вечерами некоторые жители села приходят к ней не только за советом, но и за духовной пищей.
Мы с Дашей просим рассказать тетю Нину, о её нелегкой жизни, на что она улыбается и говорит: «Это сейчас жизнь нелегкая, а тогда я была счастлива тем, что мы были одним целым, единой силой семьёй, состоящей из десяти человек нашей духовной команды. Мы, как нам казалось, делали очень важное и спасительное дело. Сорок лет, живя в лесах и пещерах, гонимые властями и обществом, мы выходили в города и села для того, чтобы нести слово Божие людям, живущим в безбожном обществе. Я с радостью расскажу вам о нашей жизни странников и изгоев общества». И она начинает рассказ.
«Родилась я в Воронежской области. Отец мой был священником, он же и крестил меня. В тридцать шестом году, во время гонения церковнослужителей, он был арестован и этапирован в Сибирь. Мне тогда было очень мало лет. Остались у моей мамы двое сыновей и я, самая младшая из всех, двое дочерей умерли до моего рождения. Жили мы очень бедно, а в войну с фашистами и вовсе голодали. Мой брат Ефим пошел в лес собирать щавель и подорвался на бомбе, разнесло в клочья. Время было трудное. А нам было еще тяжелее, так как отец мой священник. После ареста отца, все его духовные книги были сожжены сотрудниками НКВД, а я очень любила читать.
Жила недалеко от нас женщина по имени Акулина. Она была прихожанкой храма, где служил мой отец. Я часто ходила к ней и брала что-нибудь почитать из книг. Как-то раз я увидела у неё книгу «Толкование Евангелия от святого Иоанна Златоуста». Я попросила прочитать, а Акулина меня отговаривает: «Эта книга для взрослых, а не для маленьких девочек». Но всё же я настояла, сказав, что не уйду, буду стоять на коленях у её иконы Спасителя в терновом венце, пока не получу книгу.
Эта книга стала для меня началом пути к Богу. После амнистии вернулся из Сибири, совсем больной, мой отец. Он долго плакал, сокрушаясь в том, что все эти долгие годы в заключении не смог участвовать в моем воспитании. Вскоре он умер от туберкулёза.
Я духовные книги любила безумно. Как только возьму у той женщины книгу и несу в школу. Во время урока труда или физкультуры мы с девчатами ходили за школьный гараж. Читаем мы про святых мучениц и плачем. Помню, как-то читали мы про священномученницу Варвару, а школьная уборщица, подслушав нас, доложила директору школы. Он вызвал меня и строго предупредил, чтобы я не читала «вредных» книжек, а ходила на все уроки. Я не слушала его и продолжала носить книги. Он терпел меня с четвертого до восьмого класса. Затем вызывает и раздраженно спрашивает, указывая на крестик: «Это что такое?» - я отвечаю: «Крестик». «Тебе не стыдно?» - Нет, не стыдно, я не воровала. «А ну сними его, иначе тебя исключу из школы». Я молчу, мне все же жалко расставаться с девчатами. Он спрашивает: «Ты знаешь, что такое агитация?» - Нет, говорю. «Это то, что ты сделала со своим классом, вбив в их мозги, чуждую социализму, религию. Я исключаю тебя из школы. Вон отсюда».
Я захожу прощаться со своими девчатами и забрать портфель. Они спрашивают: «Ну что, как директор?» Я отвечаю: «Все, меня исключили». Девчата очень переживали тогда.
Через несколько дней пришел из заключения мой духовный отец Иоанн. Я иду к нему, слезы текут, а он спрашивает: «Что ты детка слезы льешь?». Я и говорю, что исключена из школы, на что он радостно улыбнулся и сказал: «Слава Богу, мы теперь благодарственный молебен отслужим». Он надевает поручни, наливает святую воду в чашу и начинает молитвенно благодарить и славить Господа, что меня исключили.
Мама моя правда очень переживала: «Ну что ты, не могла скрыть от всех своё убеждение. Даже сняв крестик, ни чего с тобой не случилось бы». Девчонки  мою маму тогда утешили, сказав, что им надо учиться у меня, а не в безбожной школе.
Вскоре приехали милиционеры с пистолетами в кобурах. Мне подсовывают бумагу, где что-то написано, и говорят: «Подпишись здесь в том, что ты отказываешься от Бога, а мы тебя отдадим в техникум. Выучишься на бухгалтера и будешь нормально и счастливо жить». Я им отвечаю: «Заберите эту бумагу, ничего я подписывать не буду и от Бога не отрекусь». Мать мне шепчет на ухо: «Подпишись, а то посадят в тюрьму:.
Меня поставили на учет в милиции и обещали, что когда я стану совершеннолетней, меня посадят в тюрьму. Моя мама, боясь последствий, посоветовала мне переехать в деревню к бабушке. Книжки мои она все спрятала. Когда я уехала, пришли из милиции за мной, хотели посадить в лагерь для несовершеннолетних. Мама сказала, что отправила меня учиться в Воронеж на модистку. Найти меня им не удалось, так как я уже жила в селе.
Я не хотела быть в тягость своей бабушке и решила уйти в монашки. Как-то раз остановилась у нас группа паломников, едущих в Почаевскую лавру. Я напросилась взять меня с собой.
И вот с группой паломников, собрав свои вещи и немного денег, оставленных мне отцом, я отправилась на Украину, в Почаевскую лавру. Прибыв туда, я была очарована красотой монастырской службы и великолепием храмов. Первые несколько дней я проживала в паломнической гостинице, а затем пришлось искать ночлег на лавочках парка или на автобусной остановке. На территории монастыря ночевать можно было только в гостинице, а оставшиеся деньги мне нужно было экономить.
Исповедавшись у отца Всеволода, я рассказала ему о своем желании посвятить свою жизнь Господу. Он сначала отговаривал меня, но обещал помочь.
Я так полюбила монастырь, что не хотела ехать на ночлег в городской парк, да и милиция часто прогоняла оттуда. Наступавшие осенние холода заставляли думать о другом жилье.
За трапезной, в хозяйственном дворе, находилось множество деревянных ящиков от овощей сложенных друг на друга. Я решила построить из них жилье. Стараясь не привлекать внимание, начала строительство своего убежища. Не меняя внешнего вида складированных ящиков, я оставила маленький проход, ведущий к стене, у которой они стояли. Раздвинув ящики, я создала крохотное помещение, которое закрыла старыми синтетическими клеёнками, выброшенными из трапезной. Внутреннюю часть утеплила соломой и разным тряпьем, найденным на помойке.
Началась зима. Одев на себя все теплые вещи и укрывшись с головой под кусок брезента, я переживала холодные ночи, чтобы, дождавшись утра, идти на службу.
В середине зимы отец Всеволод помог мне устроиться на работу в трапезной и поселил меня с трудницами.
В лавре находилась духовная семинария, там училось много молодых ребят. Я очень нравилась одному из них. Один священник, отец Всеволод, как-то подводит этого молодого парня ко мне и начинает знакомить. Когда поняла, что он собирается сосватать нас, я сказала, что не за этим пришла в монастырь и не желаю иметь других отношений с мужчинами, кроме духовных.
На следующий день отец Всеволод снова заводит со мной разговор на эту тему. Я тогда поссорилась с ним.
 В ту зиму выпал хороший снег и нам, трудницам, раздали лопаты для уборки снега. Мне досталась поломанная лопата. Долго я с ней маялась, пытаясь загребать снег. Девчата мне говорят: «Ты сходи к отцу Всеволоду, он бывший столяр и поможет тебе исправить лопату. Я в начале не хотела идти, но все же смирилась. Подхожу к батюшке и говорю: «Отец Всеволод, не могу я этой лопатой трудиться, замучила она меня, дурные слова в голову лезут и матюками вырываются из уст. Хожу исповедуюсь, а они все равно повторяются. Помогите, пожалуйста, почините лопату». Он мне отвечает: «С большой радостью помогу тебе, пусть буду всю ночь трудиться, а сделаю тебе новую лопату». Прихожу я на следующее утро к батюшке, он мне дает искусно сделанную лопату и спрашивает: «Ну что, помирились, простила ты мне все?», а я отвечаю: «Простила, но не все». А он: «Дай мне адрес твоей тёти, я ей напишу, и  она вышлет тебе одежду, твоя совсем износилась». «Нет, не нужна мне одежда. Вы принесете мне красивую одежду, а потом покажете семинаристу и скажете, что вот она какая хорошенькая девочка». «Ну значит ты меня не простила» - с улыбкой ответил батюшка.
Вскоре мы с ним помирились. Как-то летом он, распределяя работу для трудников, спрашивает меня: «Тебе что больше нравится огурцы или помидоры?». Я говорю, что помидоры. Он мне дает хлеба, соли и говорит: «Я направляю тебя в монастырские парники, там поешь помидоров». Я была счастлива.
Ой, а как пели монахи. Как запоют втроем: тенор, альт и бас, да еще отец Даниил начнет вести службу, ни одна душа без слёз не могла стоять в храме.
 Вскоре отец Всеволод сказал, что договорился с игуменией монастыря, расположенного недалеко от лавры, которая готова поговорить со мной о возможном приёме в монастырь.
Выслушав и узнав, что у меня нет паспорта, игуменья отказала. Батюшка посоветовал зайти к прозорливому старцу, духовнику женского монастыря. Отстояв большую очередь из прихожан, вошла в небольшую келью, где сидел седовласый старец, от которого исходила необыкновенная любовь и благодать. Я рассказала ему о своей прежней жизни: о том, как попала в Почаев и о том, как сегодня получила отказ игумении. Выслушав мой длинный рассказ он встал, накрыл меня епитрахилью, и отпустив грехи, сказал: «Твоя прежняя жизнь была подготовкой к монашескому служению. Твоя настоящая жизнь и есть иноческий крест, тяготы которого ты несёшь ежедневно. В монастырь приходят ищущие путь к Богу люди, желающие побороться со своими страстями. Что может тебе дать монастырь, не много, ведь ты прошла через ежедневные лишения и тяготы, приобретя куда больший опыт.
Пребывание в монастыре может даже навредить тебе и твоей воле. Твой путь уникален, а там ты можешь облениться, так как келейный уют не твой удел. Ты уже несешь монашеский труд в миру. Я благословляю тебя на это и советую ехать в Абхазию. Там, среди пустынников, живущих в горах, ты обретешь свой путь и понесешь веру Христову. Такова Воля Божья.
 Старец дал мне денег на дорогу и адрес в Сухуми, где по началу я смогу остановиться. Весной этого же года я приехала в Абхазию.
Некоторое время жила у одной благочестивой прихожанки, которая, прикрывая меня от властей, заявила, что я её родственница. В кафедральном соборе Благовещения Пресвятой Богородицы в Сухуми, в который ходила на службу, я познакомилась с очень интересной женщиной. Она рассказала, что они, преследуемые властями за веру Православную, несут слово Божие, проповедуя и скитаясь без документов и печатей, как было завещено их духовником, а также их руководителем, братом Иоанном, который сжег свой паспорт в костре.
Я заинтересовалась их подвижнической жизнью и вскоре познакомилась с их группой. Тогда их было девять человек, которых собрал брат Иоанн, недавно вернувшийся с фронта Великой Отечественной войны. Спустя месяц, попросилась принять меня в их группу. Так я и оказалась среди них.
Мы, понимая, что нужно готовить к зиме и пищу и кров, подыскали в Каманах, это недалеко от Сухума в горах, большую пещеру. Туда мы носили пожертвованную нам муку и зерно. В город идем, всех святых поминаем, чтобы нас не остановила милиция за неимением паспорта.
В начале мы ночевали на автобусных остановках, затем поселились в лесу над рекой Келасури. Никогда не болели, а ведь спать приходилось даже на снегу. Брат Иоанн никогда не унывал и мы также не падали духом. Нашли мы как-то небольшую пещеру, там свиньи жили. Блох полно. Разожгли факелы и обработали от них пещеру. Построили печь, вывели трубу и начали жить. Грибы и ягоды собираем, в город иногда спускаемся помолиться в храм, что-нибудь из еды нам и пожертвуют.
Через некоторое время к нам в пещеру пришел мужчина – сван, сваны это такая горная народность. В пещере, как оказалось, жили его свиньи, которых мы изгнали.
Он спросил: «Что вы здесь делаете и где мои свиньи?». На что мы ответили, что собираем грибы. Он конечно не поверил: «Какие грибы, ведь уже выпал снег». Когда он ушел, брат Иоанн сказал, что срочно нужно уходить, так как сван приведет милицию.
И вот мы разутые, так как не было у нас даже обуви, в рваном тряпье пошли в Каманы, в ту пещеру, в которую мы еще летом нанесли муки и зерна.
Прийдя туда, мы обнаружили, что вся мука, которую мы оставили в бумажных пакетах, намокла и почернела. А мы пришли мокрые, а тут случился мороз. Брат Иоанн принёс с собой печку-буржуйку, растопил её, а нам велел  раздеваться и сушить свое барахло. Из части ненужного тряпья он сшил занавеску и закрыл ею вход в пещеру.
  Затем мы спекли из пропавшей, заплесневелой муки лепешки. Попробовали, а они горькие. Мы не стали их есть, а Валентин, ему лет тридцать, поев их, отравился, слава Богу, выздоровел.
Спали мы на сумках своих, прямо на камнях. Чтобы следить за печкой, один из нас поочерёдно читал акафист.
Иоанн был очень мужественным, ему постоянно нужно было заботиться о нас, где жить, что есть, как укрыться от преследования милицией. Однажды он принес нам резной деревянный крестик и сказал, что мы будем вырезать такие сами. Приобретя некоторые инструменты, мы занялись резьбой по дереву.
Вначале наши крестики получались неудачными, особенно долго не удавалось изобразить волосы на распятии Господа Иисуса Христа. Никто не хотел покупать их. Вскоре мы научились делать тонкую резьбу и крестики наши начали раскупать при храме в Сухуми, в начале за двадцать, а затем по тридцать копеек. Мы не переставали радоваться успехам своего труда, ведь теперь на вырученные средства могли купить и хлеб и горох, который стоил по тридцать пять копеек, и масло, килограмм которого стоил чуть больше рубля. Придем в церковь, причастимся, продадим крестики, купим продукты и радуемся. Бежим в лес к своему очагу в пещере или на поляне, тоже радуемся. Так вот и жили.
Одежду собирали на помойках, обувь тоже. Отрежем голенище от старых сапог и носим как калоши. По одежде нас сразу определяли кто мы такие, поэтому избегали встречи с властями и милицией. Если кто-то из наших идет в город, мы молимся за него. «Спаси Господи, чтоб его не поймали». Придёт обратно, мы обнимаем его: «Слава Богу, пришел, живой».
Мы каждый день купались в горних реках, а зимой температура воды всего около четырех градусов. Ни кто не болел. Больше всего мы боялись, чтобы по дыму из пещеры нас не выследили, поэтому очень осторожно топили печь.
Проживая в пещере на Киласури, нас взял под свою защиту лесник. Когда приходила милиция и спрашивала, есть ли посторонние на этом лесном участке, он говорил: «Есть». «А кто они такие?» - «Да просто верующие трудяги». «А паспорта у них есть?» - «Да, есть, у меня в доме лежат». Он тогда приглашал их к себе домой и угощал вином и жарил поросёнка. На прощание давал им меда со своей пасеки. Так и решалась проблема. Милиция на нас уже смотрела сквозь пальцы. «А это с Киласури, да пусть живут себе там, вреда от них все равно нет».
На Киласури раньше было греческое поселение, затем греки ушли и там остались брошенные сады, в которых росли гранаты, хурма, орехи, груши, яблоки, мандарины. Как-то раз в сухумском храме подошел ко мне молодой человек и, указав на икону, спросил: «Эта икона Иоанна Крестителя?» - «Нет, святого Пантелеимона», отвечаю я. Он поставил перед образом святого свечку и  спрашивает: «А ты не знаешь, где здесь святые родники есть, я хотел бы побывать и омыться в водах… Я страдаю от эпилепсии, иногда случается паралич, поэтому хочу исцелиться в святых источниках».
Я сказала, что мы часто посещаем эти места и вскоре собираемся снова побывать там. Он попросился пойти туда вместе с нами. Я сказала, что нас десять человек, и об этом нужно спросить в общине.
Так мы и познакомились. Его звали Атар. Брат Иоанн разрешил ему идти с нами. Вскоре Атар со своей мамой встретились с нами, и мы отправились через Гумисту. Увидев речку, Атар спросил: «Впадают в неё воды святых источников?» - «Да, впадают, но до источников в Каманах ещё нужно идти». «Ну раз впадают, тогда я здесь исцелюсь».
Искупавшись в реке, он трижды восторженным голосом прокричал: «Я исцелился! Я исцелился! Я исцелился!». Как он это почувствовал, наверное, духом почуял, и с этого момента действительно приступов у него больше не было. Интересно, что он, тогда учившийся на врача в институте, поверил на столько в силу Божию, что действительно выздоровел. Мать его тогда у реки испугалась, говорит, чокнулся умом мой сынок. Когда мы поздно вечером пришли в Каманы, то решили остановиться на ночлег в заброшенном домике с глиняным, как в хлеву, полом. Ни мебели, ни посуды там не было. Атар когда вошел в этот домик обрадовался и говорит: «Здесь как в раю, мне здесь так нравится, что и домой идти не хочется». Он начал расспрашивать о нашей жизни. Его не смущали горести и трудности, с которыми мы ежедневно сталкивались. Услышав о том, что наша община отказалась от паспортов, уничтожив их в огне, сказал, что он хочет так же жить и с радостью сожжет свой паспорт.
Его мать после таких слов подумала, что сын точно сошёл с ума. Она, под предлогом того, что ей нужно срочно позвонить брату, ушла в город. Сын отказался идти с ней, сказав, что вернется завтра.
Когда мать ушла, Атар сказал: «Братом моей матери является начальник районной милиции, и она решила сдать нас всех. Мы всё же решили побыть здесь до утра. Атар несколько раз погружался в источник святого Василиска и сильно замёрз.
Он попросил разжечь костер, на что мы ответили, что нас сразу обнаружит местная сельская милиция и отправят в районное отделение на освидетельствование личности, так как у нас нет документов. Мы обложили Атарчика мхом, и одели в свои одежды, лишь тогда он согрелся.
Ранним утром мы поднялись в село Каманы, расположенное вдоль реки Гумисты. Здесь очень красиво и вид на ущелье и горы, необыкновенный. Каманы – одно из самых почитаемых, благодатных и намоленных мест в Абхазии. Здесь мы посетили древнейший храм святителя Иоанна Златоустого, построенного в девятом веке. Там же находится каменный саркофаг. Где до перевоза в Рим после смерти, покоилось тело святителя. Побывали мы и на месте третьего обретения главы Иоанна Крестителя, расположенном в нескольких километрах от храма в скальном гроте.
Вечером, посадив Атара на рейсовый автобус, идущий в город, мы простились с ним.
Через некоторое время мы узнали, что мать Атара, по совету своего брата, отправила сына в сумасшедший дом для принудительного лечения.
Но все же сердце матери победило разум и она забрала его оттуда. Атар начал ходить в храм на службу. Исповедовался, причащался, а затем и полностью перешел в нашу общину. 
Он умер недавно, перед грузино-абхазской войной, попав в аварию. Тогда он вместе со священником отправился на машине в город, их автомобиль столкнулся с грузовой машиной в горах. Священник не пострадал, а Атар сильно повредил легкие и прожил недолго. Он сказал нам тогда, что на то воля Божия и он должен покинуть этот мир. Он всегда радовал нас, а теперь мы скорбим о его утрате.
В нашей общине было четыре мужчины: брат Иоанн, Валентин, Атарчик и еще Иоанн из Москвы, а из женщин: Клавдия, Ефросинья, Евгения, Евдокия, Елена и я.
Мы раньше такие дела проделывали, что спать спокойно властям не давали. От руки, через копировочную бумагу, писали листовки. На них писали, что человеку, которому будет даровано Царствие небесное, нельзя иметь паспорт, вступать в комсомол и коммунистическую партию, но кто это всё прошел, нужно покаяться, креститься и стать верующим во Христа. Там же мы писали выдержки из Евангелие о спасении через веру. Мы ездили по разным городам, тогда еще Советского Союза, и тайно расклеивали или раздавали листовки.
Как-то раз в Москве, раздав листовки у храма святителя Николая, в Кузнецкой слободе, я пошла по переулку. За мной, одетый во все чёрное, шёл молодой человек. Долго шел, затем остановил меня и потребовал документы. Я ответила, что оставила дома, да и вообще в храм с собой их не ношу. «А где же ты живешь?» - спросил он. Какая вам разница где я живу, что вы ко мне привязались? Тут подошел трамвай, я заскочила в него и дверь сразу закрылась. Подъехала к метро «Бауманская», еду на эскалаторе, а этот мужчина бежит по ступенькам за мной. Видимо путь к метро он проделал на такси. Подбегая ко мне, он упал и покатился вниз, сильно ударившись.
Народу было много, я в толпе и затерялась и на первой электричке уехала.
А вот когда в Абхазию приехали, был такой случай. Мы с братом Иоанном ехали в автобусе с Нового Афона до Сухуми. Все наши дожидались в пещере. Мы с Иоанном читаем Иисусову молитву, когда подходит мужчина, грубо рукой поднимает мою голову за подбородок и очень громко говорит: «Смотрите, какая красивая, а ведь она монашка, она занимается антисоветской агитацией, рассказывая советскому человеку о каких-то богах». Брат Иоанн, отведя его руку, говорит: «Что вы пристали к бедной девушке, как вам не стыдно?». «Ах и ты с ней» - воскликнул он. Народу в автобусе было много и все они искрение сочувствовали нам. Видя, что народ  не на его стороне, мужчина пошёл к кабине водителя. Когда мы въехали в город и проезжали управление милиции, мужчина потребовал у водителя остановить машину: «Мне нужно этих двоих сдать в милицию». Сам он вышел из автобуса, потребовав дожидаться его и не выпускать нас. Водитель вдогонку сказал, что он работает по графику, и у него нет времени ждать его. Шофер закрыл дверь и уехал, быстро набирая скорость.
Вы представляете, как мы тогда молились. Языки просохли, слюна не глоталась, а мы все твердим: «Господи, сохрани нас, Господи, сохрани». Вскоре смотрим сзади за нами, на большой скорости мчится милицейская машина и мотоцикл. Брызги из-под колёс от грязи летят во все стороны. Они обгоняют автобус и останавливаются перед ним. Водитель, затормозив, открывает двери. Мы выскакиваем и со всех ног бежим через парк от милиции, ели спаслись.
Уже в Каманах сидим под камнем и думаем, как пробраться к нашим на Новый Афон. Решили идти пешком. А затем наших таким же путем и выводили.
Тогда с нами девочка была, лет десяти, дочка Евфросинии. Мы идем, а она все хнычет: «Я есть хочу». Накормим её, а она: «Я пить хочу». Вот и пришлось нам, взяв две стеклянные банки, лезть на гору, чуть не погибли. Банку разбили, а другую все же наполнили водой.
Мы снова начали жить в Каманских пещерах, занимаясь переписыванием и распространением листовок.
Как-то раз, находясь в Грузии, мы с братом Иоанном и Галиной зашли в храм Божьей матери. В этом маленьком храме на окраине Тбилиси служба идет только по понедельникам.
Мы там сильно задержались. Народу было мало, а листовок заготовили много. К Иоанну подходит милиционер в штатском и грубо говорит: «Вы главарь банды». Он хватает брата Иоанна за руку и пытается выкрутить её за спину. Галочка набрасывается на милиционера, пытаясь высвободить руку. Тут нас окружают другие милиционеры, также в штатской одежде, и уводят в отделение. Начальник милиции на допросе сказал, что лет по пятнадцать нам обеспечит. Слава Богу, получили по три года. Меня отвезли дальше всех, в тюрьму города Потьма. Иоанна посадили в Абхазии в Ачамчире, а Галочку отправили в Грузинскую колонию, так как она была грузинкой.
Мне досталась очень вредная бригадирша, бывшая уголовница по фамилии Колдунова. Она меня сильно не любила. Нам поручили шить брезентовые рукавицы. Нужно было выполнить определенный план, а я привыкла бегать по горам, не могла долго сидеть за швейной машинкой.
Она меня все время ругала за невыполнение плана, лишая всяких мелких благ, которые возможны в колонии. Нитки она давала мне гнилые.
Когда шло следствие, меня держали в тюрьме три месяца. Шел допрос за допросом. Следователю я говорю: «Ну что такого, писала я листовки и раздавала их, ну посадите меня за это». А следователь мне: «Нет, я тебя сажать не хочу, нравишься ты мне очень. Ты откажись от своих убеждений, и я возьму тебя к себе на работу писарем. У тебя хороший почерк». Я ответила, что пусть лучше я отсижу в тюрьме, а работать у вас не буду.
А потом на свидание в тюрьме пришел один человек и говорит: «Я выкуплю тебя, и ты будешь моей, ты мне очень нравишься. Хочу на тебе жениться». Я ему прокричала: «Да воскреснет Бог, да расточатся враги его. Никогда не пойду за тебя замуж».
В камере, где я находилась, самой неприятной для меня являлась так называемая чайная церемония. Заключенные женщины заваривали целую пачку чая на литровую банку. Кипятили её на сжигаемой вате, вытаскиваемой из матрацев. Затем этот бесовский напиток пили по глотку, пуская банку по кругу, и курили сигареты. Пили и курили и так без остановки. Дым страшный, дышать нечем. Ой, мама родная, как будто бы в ад попала, из тюрьмы, со всем своим телом, прямо в ад. Мои просьбы и увещевания, перестать курить, не имели ни какого воздействия, пока мне не стало плохо.         
Меня переселили в другую камеру к «корпусной» по имени Кито. Она грузинка по национальности. Кито жаловалась, что её печень всё время болит. Я ей говорю: «Давай Иисусову молитву почитаем, хотя бы один час, и ты сразу почувствуешь пользу». А она мне: «Я не знаю на русском языке эту молитву». «Давай по-грузински» - говорю я и начинаю, а она за мной вторит. Через час она почувствовала себя здоровой. Кито меня так полюбила, что когда меня обыскивали и пытались снять крест, она вступилась за меня.
Рядом со мной сидела Мишина Люда, из Москвы. Её за хулиганство посадили. Она вышла замуж, без венца конечно, так просто. Вскоре муж её бросил. Люда была сиротой, и вот теперь одна осталась, в общежитии где жила как-то, она разрыдалась, слёзы льются, а тут соседка приходит с ночной смены. Зайдя к ней, соседка потребовала не шуметь и не мешать спать другим. Людочка с горяча, взяла сковородку и просто замахнулась на неё, прокричав: «Моя комната, хочу и плачу». Соседка вызвала милицию, вот и засудили Людмилу.
Так вот, сидит она рядом со мной в мастерской и говорит: «Нина, ну расскажи мне что-нибудь о Боге». Я ей отвечаю: «Ты хочешь, чтобы мне добавили срок? Ведь я и так здесь сижу за это. На свободу выйдем, я тебе все расскажу». Но она меня всё же уговорила, я ей немножечко рассказала. Вскоре она и пить и курить перестала, ходит и молитву про себя произносит: «Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй меня грешную».
Однажды ко мне вечером подходит «отрядная» Елизавета, она отвечала за отряд и относилась ко мне хорошо, и говорит: «Нина, ты что наделала, Лида, по своей простоте, рассказала замполиту о том, что уверовала в Бога благодаря тебе. Теперь тебе добавят срок, вызовут в Москву на пересуд, и добавят, так он и сказал».
Утром меня вызывает замполит и говорит: «Костромина, у тебя здесь подружки есть?» - Есть, говорю. «А ты им рассказываешь про Бога?» - Конечно, рассказываю, говорю. «А Лиде Мишиной ты тоже рассказывала о Боге?» - Да, рассказала. «А ты понимаешь, что я замполит, а не ты, и я должен её воспитывать?» - Почему же когда вы занимались её воспитанием, она и пила и курила, а сейчас нет? – Спросила я. «А ты знаешь, что я тебе срок добавлю» - Вот и хорошо, я тогда вовсе не буду бояться всем говорить о Боге, и вообще я не хочу выходить на свободу. Мне здесь нравится. На свободе я плохо питалась и жила в лесу или пещере, а теперь меня хорошо кормят, и живу я в тепле и уюте.
Пораженный моим отношением к свободе, он отправил меня в карцер и вызвал на допрос Лиду. Ей он повелел идти в клуб, убрать помещение и протереть портрет Ленина. Она ответила: «Я там не была и не пачкала портрет этого покойника». Он говорит: «Тогда ты мне кабинет помой», на что она отвечает: «Ты верующих притесняешь и не даешь им молиться, за что я тебе буду кабинет убирать». Она такая смелая была, молодая, ей всего двадцать лет стукнуло, а он такой маленький, толстый и противный. «Ах, ты и это не будешь делать, так я тебя…». Он достал наручники и закрыл на нё запястьях. Лида стоит и с улыбкой на лице читает молитву: «Господи, Иисусе Христе, сыне Божий, помилуй меня грешную». «Ты и этого не боишься?» - вскричал он. «Это вы меня, безоружную слабую женщину, боитесь».
Он посадил её в СИЗО. Там она возблагодарила Господа о данной ей силе духа. А потом я узнала, как замполит догадался о моей проповеди о Боге. Лида написала письмо своей тете, в котором писала: «Моя дорогая тетя, как я благодарна Господу, что попала в тюрьму, здесь я узнала от своей подруги, Татьяны, о Боге. Тетя, миленькая, повенчайся со своим мужем, так как ваш брак без венца Божьего неправедный и является грехом». Замполит прочитал её письмо.
Через день он снова вызывает нас и говорит: «Я срок вам добавлю». Я ему: «Как Господь даст, а не ты». На следующий день он тяжело заболел и слег в больницу. А в это время «отрядная» наша, Елизавета, набирала женскую бригаду для работы вне зоны, в этом случае  заключение заменяется отработкой на стройке оставшегося срока. Пока замполит болел, она меня выпихнула туда.
           Там я познакомилась с Валей, по фамилии Коча, тоже сиротой из Москвы. Она раньше училась в Болгарии и вышла замуж за верующего болгарина. Возвращаясь на родину, она позвонила бабушке и попросила встретить. Этот разговор был прослушан спецслужбами, и её на вокзале встретила не бабушка, а милиция. Обыскав её, они конфисковали вещи, которых она привезла не мало. Состоялся суд, и ей дали восемь лет за контрабанду. И вот, находясь в заключении, она пишет письма мужу, там у неё ребёнок остался, а письма все перехватывает Особый отдел. Она грустная ходит и часто плачет. Я ей говорю: «Что ты такая печальная ходишь? Для верующего человека это радость, а ты нос повесила. Давай я тебя святой  водой окроплю». «Ниночка, если бы ты знала, что у меря такое горе, мне как спекулянтке, восемь лет дали». Я ей отвечаю: «Знаешь что, давай мы три дня не будем ни есть, не пить, а будем святителю Николаю молиться, выпустят все равно».
Так мы три дня и проголодали с молитвой на устах. На третий день нас вызывают к себе и говорят, чтобы мы забирали вещи свои и готовились к отъезду. Валя мне говорит: «Если нам дадут хлеб и селёдку, то повезут далеко, если только хлеб – близко». Смотрим, хлеб дают. Нас довезли под конвоем до города Потьма и закрыли в камере. Утром приходит надзорный, и спрашивает: «Кто такая Коча?». «Я» - говорит Валя. «Ваш муж разыскал вас, идите, вы свободны». Мы с ней распрощались со слезами на глазах. Мне также сообщили, чтобы я собиралась на вольную отработку в Курск. «Идите, ваш поезд стоит на пироне» - сказал мне конвойный.
Вообще, зла я ни на кого из наших тюремщиков не держала, даже если и били меня. Помню, после очередных побоев я почувствовала, что потеряла память, молитву «Верую» не могу дочитать до конца.  Начну: «Верую во единого Бога Отца вседержителя, Творца…», а дальше не помню. Что такое не пойму. Я расплакалась и взмолилась: «Господи, что же такое, если я «Верую» позабыла». Но вскоре память ко мне вернулась.
Работая на стройке, мы начали переписываться с Валей, переехавшей к мужу в Болгарию. Она мне писала: «Нина, брось ты эту безбожную страну, приезжай к нам, в Болгарию, мы тебе поможем здесь обосноваться».
Работая на стройке также были свои радости. У нас прораб был еврей. Он на все праздники отпускал меня в храм на службу. «Иди, все равно ты не пьешь, а значит, вернешься вовремя. Только тебе надо будет отработать в ночь». Я спрашиваю, а что мне нужно будет делать? «Ночью привезут асфальт, нужно его укладывать». И я шла в ночную смену. Мужчины старались взять мою работу на себя, помогая мне.
 Я очень радовалась. Прораб, по окончании срока сказал: «Жаль с тобой расставаться, мало тебе сроку дали».
В 1971 году я освободилась. Когда мы встретились с нашими, обнялись и долго плакали от радости.
Брат Иоанн вместо трех лет был досрочно освобожден через полтора года. Он в тюрьме многих привел к вере. Один заключенный, после освобождения, отдал своего сына учиться на священника. Когда он стал батюшкой, то часто приезжал к нам в пещеры. Он все удивлялся: «Как вы тут живете? Давайте я заберу вас к себе».
Тамарочка отсидела всего год и была досрочно освобождена с условием трудовой отработки на стройке в течении года.
А как мы все встретились – это отдельная история. Мы условились еще несколько лет назад, предполагая, что нас могут арестовать, о том, что будем держать связь друг с другом через одну женщину из Сухуми. Когда я вернулась, то оставила у нее записку для своих, где писала: «Где вы, голубчики? Я уже свободна». Они вскоре написали ответ: «Приходи на Гумисту, как дойдешь до родников, то трижды крикнешь». Так мы и встретились, обнялись и плакали от радости.
Как-то раз из Сочи приехала к нам одна женщина – паломница со своим сыном. Он тогда только выучился на врача. Ему я очень понравилась, и он предложил выйти за него замуж. Я отказала, на что он ответил, что если сама не пойду, то выкрадет меня. Я ему тогда ответила: «Как тебе Бог даст». И вот, когда он уехал, я пошла собирать каштаны на Киласури. В тот день выпал первый снег и я, поскользнувшись, понеслась по склону вниз. Пятьсот метров меня крутило и ломало. Крестик, четки, сапоги все послетало. Одежда разодралась в клочья. Я потеряла сознание. Нашли меня беспамятную брат Иоанн с лесником. Очнулась, а Иоанн плачет: «Что же ты наделала?». Я не пойму в чем дело, боли не чувствую. Смотрю, кровь с лица течет и не останавливается. Иоанн спрашивает: «А ты можешь дойти до Киласури?» -«Дойду». Только когда дошла, почувствовала адскую боль и потеряла сознание. У меня была порвана губа, выбиты зубы, перебит и порван нос, а также поврежден шейный позвоночник и кости. Все тело было в ссадинах и гематомах. Мой порванный нос и губу залили йодом, заклеили пластырем и уложили меня обогреваться возле костра.
Утром, на телеге с лошадями приехали греки, чтобы увезти меня в сопровождении Иоанна в наш балаганчик. В больницу нам нельзя было появляться. Греки испугались, укладывая меня в телегу, такая была страшная и окровавленная. Уже в балаганчике брат Иоанн наложил мне несколько швов на раны, но для моего носа, это было уже поздно, так как плоть уже отмерла. Так я лишилась своего носа и своей девичьей красоты. Два месяца я боролась за жизнь, но все же вылечилась.
Вскоре приехал тот самый врач, обещавший жениться. Когда увидел меня, испугался и сказал: «Ни за что я тебя такую страшную не возьму в жены, надо было сразу соглашаться». Я ему в ответ: «Слава Богу, что он сберег меня от греха жить с безбожником. Мой дом – это лес, а семья- моя община». Крепкая я была, поэтому и выжила.
Мы раньше ни чем не болели, купались в ледяных реках, растирались снегом, часто спали на снегу. Растелим клеенку прямо на снег,  ляжем на нее и укроемся другой клеенкой. Все радовались от души. Никогда не скорбили ни о чем, что есть нечего, что одеться и обуться не во что.
Как-то раз мы в лесу нашли груши, так обрадовались. Иван, что из Москвы, полез на высокое дерево и упал. Расшиб себе ногу, стопа распухла, а идти то надо. Брат Иоанн и говорит Ивану, чтобы тот обождал нас здесь, а мы сходим в город и на помойке найдем какой-нибудь сапог или валенок, чтобы сделать ему обувь на распухшую ногу. Идти по лесным горам, усеянными колючками и острыми камнями, с раздутой ногой просто невозможно.
Мы пошли. У какого-то селения, возле Киласури, нас встретили дети и пригласили зайти к ним домой. Родителей там не было, они ушли на работу. Увидев на стене бумажные портреты с изображением Сталина и Ленина, брат Иоанн рассказал детям, что эти люди являются гонителями православной веры и есть антихристы. Он разорвал эти изображения.
Когда мы ушли, в дом вернулся хозяин. Дети ему и говорят: «Папа, только что к нам заходили странники и порвали портреты с вождями».
Их папа расспросил, куда мы пошли, и отправился нас искать. Вскоре у окраины города, где мы нашли старую, нужного размера обувь, он нас разыскал.
Подойдя к нам, он распахнул рубаху, показав нам на своей груди наколки с профилем Сталина и Ленина, и сказал: «Видите, кто я, зачем вы порвали портреты вождей? Сейчас я вас сдам в милицию». Мы отвечаем: «Как Бог даст». Когда он пошел за милицией, мы скрылись в горах, где, переобув ушибленного Ивана, отправились к себе в пещеру.
Брат Иоанн такой мужественный был, терпеливый, ведь он еще на фронте Великой Отечественной войны набрался большого опыта связанного с выживанием.
Помню в сухумском храме служил отец Арсений, как-то раз он собрал нас и говорит: «Как вы собираетесь жить? У вас ни одной копеечки денег нет, жилья нет». Мы отвечаем: «Ничего, Господь нас не оставит».
У него дочь была, она нас сильно любила. Как приедем в храм, она бежит к алтарю и кричит: «Папа, папа, дай просфорочек, лесные люди пришли, дай им просфорочек, они голодные». И отец Арсений нес нам просфорки. Нас тогда называли «лесные люди».
На зиму мы ничего кроме грибов не заготавливали. Найдем старые дырявые ведра, заклепаем дырки  и засаливаем в них грибы.
Поздними вечерами в пещере, одни из нас вырезали крестики, другие изучали догматы. Только выучишь, а они снова забываются, надо повторять. Заповедей сколько? – Десять.  – А какие бывают заповеди? И мы учим: «Аз осмь Господь Бог…» и так далее. Блаженств сколько? – Девять. А блаженств Духа Святого сколько? – Семь. – А какие они? – Дар мудрости, дар разума, дар знания и благочестия, дар крепости и совета, дар страха Божия. А от этих получаются девять даров: любовь, радость, крепость, воздержание, милосердие и т.д.
Зубрим все это, пока не выучим. Я радовалась и никогда не плакала. Даже в тюрьме сидела и думала, что не буду здесь рассказывать о Боге, чтобы срок не добавили. Тоска на душе страшная. А потом не удержусь да расскажу. На душе радость такая, что летать хочется от счастья. Начальник тюрьмы вызывает и кричит: «Я тебе срок добавлю», а я ему: «Добавляй».
Перезимовав в своей пещере, в Абхазии, мы в начале лета уходили миссионерствовать в Москву, Сергеев Посад, Тулу, Рязань, Воронеж, Липецк и другие города. Поймать нас не могли. Поймали лишь в Дирубийском храме на окраине Тбилиси, я уже рассказывала об этом.
И вот мы, десять человек, оборванные, без копейки денег, документов, но все же счастливые, в очередной раз идем в Москву пешком. Иногда, если посчастливится, кто-нибудь  подвозил нас на кузове грузовика до ближайшего колхоза или города. Идем и проповедуем с полными портфелями листовок, заготовленных еще зимой. В листовках было написано, что в коммунистическую партию, комсомол и пионеры вступать нельзя. Кто вступил, нужно покаяться.
Также нужно креститься и ходить в храм на исповедь. Брак должен быть осуществлен не в ЗАГСе, а только повенчавшись в церкви. Писали также и другое, необходимое для воцерковления.   
Пришли мы в Москву, ночевать негде. Брат Иоанн говорит: «Пойдемте ночевать на Новодевичье кладбище». А тут дождик начал моросить. Смотрим, на одной могилке захороненного генерала, лежит хорошая клеёночка. Брат Иоанн говорит: «Зачем умершему клеёночка, давайте её возьмем и накроемся ею». Я говорю: «А не будет ли это грехом?». «Завтра пойдем и покаемся» - ответил Иоанн. Так мы, укрывшись клеёнкой, заночевали прямо на кладбище. Утром, припрятав клеёнку в трубе, мы пошли на исповедь. Когда вернулись, чтобы взять её, она оказалась изрезанной на полоски. Видимо это Господь так вразумил нас, а ведь мы её очень хорошо спрятали. В тот день с нами на кладбище ночевала Лариса, она еще год назад пришла к вере после проповеди брата Иоанна. Лариса сама из Орла, хотела выучиться на художника. Приехав в Москву, пошла работать на почту, готовясь к поступлению в институт. От работы ей выделили комнату в общежитии. В общежитии мы не могли остановиться, поэтому пошли на кладбище.
Так вот, идем мы обратно с Новодевичьего кладбища на автобус, а нас догоняет милиционер. «Кто вы такие? Предъявите ваши документы».
Мы объясняем, что пришли помянуть своих усопших родственников, а документы мы никогда не берём с собой, тем более на кладбище. «А что у тебя в портфеле?» - обратился он к Ларисе. Она прижала портфель, в котором находились листовки, и смело ответила, с улыбкой посмотрев на милиционера: «Бомбы». Он говорит: «А ну дай сюда». Она отвечает: «Взорвемся, мне жалко тебя, не могу дать». Он попытался вырвать портфель. Тут подъехал троллейбус и мы, заскочив в него, оттеснив милиционера, уехали. 
А вот помню такой случай, это было зимой на Новом Афоне. У Иверской горы, рядом с источником Симона Канонита, мы сделали навес, присыпав его снегом, сделав рукотворную пещерку, и там начали жить. Утром ходим в храм помолиться, днем идем купаться в источнике Симона Канонита. Перемещаясь в ту и эту сторону, мы протоптали тропинку. Как-то раз к нам приходит группа туристов, заметивших нашу тропу, а мы как раз читали «Жития святых».
Они и спрашивают: «А что вы здесь делаете и кто вы». Мы и отвечаем, что сами туристы, но деньги кончились, поэтому остановились здесь. Сейчас почитаем книги и уйдем».
Мы знали, что они расскажут о встрече с нами, и нас будет искать милиция. Пришлось в тот же день через горы пойти на Гумисту. Целый день шли, устали страшно, есть хочется, а нечего. Искупались в холодном роднике, усталости и голода как не бывало.
Поселились мы в пещере. Через несколько дней приходит милиция: «Вы кто такие?» - говорим: «Отдыхающие». Милиционеры нам не поверили и пошли в глубь пещеры, чтобы обыскать её. А мы в это время потихоньку вышли и скрылись в самшитовой роще.
Брат Иоанн повел нас в гору, где мы спрятались за камнями. Милиционеры долго искали нас, бегая по лесу, но так и не нашли. Поздно вечером мы вернулись в пещеру. Все наши съестные запасы были варварски уничтожены: мука высыпана в грязь, вещи сожжены.
Оставаться здесь было нельзя, и мы в ту же ночь покинули пещеру. Так вот и жили, прятались как зайцы, но не унывали. Каштан, груш наберём и счастливы. Единственные деньги, которые мы имели, это от изготовления крестиков. Раньше можно было посылочку отправить. Наполним мы коробочку крестиками и отправим в храм того города, где заранее договаривались о продаже.
В Воронеже больше всего брали наши крестики. Там люди очень добрые. Там даже незнакомые люди увидят нас и спрашивают: «А где вы будете ночевать? А деньги на дорогу до храма есть?». Так вот они и денег дадут, и одежду, и ночлег предложат.
 Хорошие там были люди, сейчас не знаю какие. Вот пошлем мы посылку с крестиками, а они нам высылают валенки, шерстяные носки, варежки, одежду.
А вот как-то раз приехала к нам женщина из Краснодарского края и привезла целый мешок добротной прочной одежды: платья, рубашки, брюки и другие вещи. Она сказала, что её послал прозорливый старец, поручив ей разыскать «лесных людей», которые живут без паспортов, и передать им эти вещи.
Раньше не только люди, но и цены были другие. На один рубль можно было купить семь буханок хлеба. Очень радостно и весело жили.
С монахами-пустынниками, живущими в горах, мы дружили. Там же на Киласури жил отец Рафаил Берестов, отец Паиссий, отец Мордарий, он потом ослеп, не знаю, жив ли он сейчас.
Наместник Сухумско-Абхазкой епархии митрополит Илья, сейчас являющийся Патриархом Грузии, нам тоже помогал. Мы старались быть на всех его службах.
Хочу рассказать еще один случай. Как-то раз мы пришли в Тбилиси, идем оборванные, грязные ну кто нас возьмет на ночлег. А уже темнело. Одна женщина, Александра, фамилия её Мамацашвили, пожалела нас и взяла на ночлег. А полы у нее в доме паркетные, она ходит за нами и тряпкой вытирает их. «Чем же я вас десять человек накормлю?», смущенно и виновато спрашивает она. Брат Иоанн её успокаивает: «Да у нас все есть, соли дай и все».
Потом она нас так полюбила, что вскоре совсем к нам ушла, а мы тогда жили в горах, рядом с Тбилиси. Как-то она спрашивает меня: Нина, покажешь, где вы живете?». «Хорошо, пойдем» - говорю, а идти далеченько, там, от Мцхета,  дорога есть к монастырю святого Шио Мгвинского. Этот святой, живший в шестом веке, является одним из самых почитаемых в грузинской церкви. Он основал монашество в Грузии. Там, рядом с источником святого Шио, мы устроили себе балаганчик, закрепив на четырех колышках целлофановую пленку. На земле была постелена трава, в уголочки поставили иконки и ни чего больше. Ей там очень понравилось, правда ночью спать она мне не дала. Сплю, а она будит меня и спрашивает: «Нина, а что там за деревьями, какие-то огоньки светятся?». «Волки» - говорю. Там действительно волки подошли. Я опять заснула, Александра будит меня и испуганно говорит: «Нина, так они нас съесть могут?». «Пусть едят, спи и не мешай другим». Только заснула, а она: «Нина, смотри, а огоньки приближаются». Тяжелая была ночь.
Александра тогда еще губы красила, потом бросила. Потом кто-то пришел к нам в балаган, когда нас не было, и иконки украл, вещи тоже. Пришлось уходить из этого места. И после этого мы попали в тюрьму, а эти бедняжечки остались без нас. Трудно им было без брата Иоанна. Они вырыли яму, накрыли хворостом и там жили, недалеко от монастыря святого Шио. Выходить боялись, питались одной травой. Когда брата Иоанна отпустили из тюрьмы, они встретились снова в Мцхетском храме.
Один раз в морозный зимний день мы нашли пустой колодец и решили в нем остановиться на ночлег. Покрыли сверху хворостом, залезли туда, а теплей все равно не стало. Евгения простыла, кашляет. Брат Иоанн говорит: «Пойдемте в дом к Илье, этот хороший человек предлагал как-то свой кров». Приходим к Илье, а у него в доме включен телевизор. Брат Иоанн сразу назад, на улицу. Илья, понявший причину, выключил телевизор и попросил нас вернуться. Предложил поесть, а брат Иоанн: «Не буду, у вас телевизор». Деньги начал давать, брат Иоанн не берет. Спать предложил в комнатах, Иоанн снова отказался, сказав: «Если позволишь, мы в коридоре заночуем». Пришла двоюродная сестра Ильи и говорит: «У меня телевизора нет, пойдемте ко мне». Мы и пошли. Баню нам сделала, накупала, накормила, и спать уложила.
Когда мы жили в пещерах, нам много унижений пришлось претерпеть от сванов, это такая народность, живущая в основном в Грузии. Они частенько заходили к нам, иногда с оружием. Под дулом пистолета или ружья они отбирали все, что им было нужно. Иногда даже били.
Самые спокойные времена для нас наступили, когда мы жили рядом с лесником, взявшим нас под опеку. Там мы даже спасались от Всесоюзной переписи населения, которая была в 1979 году. Узнав о предстоящей переписи, мы оставили свою пещеру, так как боялись, что нас найдут, и ушли, заметая следы метлой. В лесу построили маленькую, но тепленькую келейку. Взяли с собой муки и орехов, и целый месяц жили там.
Когда вернулись в пещеру, к нам пришел председатель колхоза и удивленно спросил: «Я к вам два раза поднимался, где вы были все это время? Ни следов ваших, ни вещей в пещере я не нашел». Мы ответили, что ходили в лес за грибами.
Позже, мы по просьбе лесника, прикрывающего нас перед администрацией села, начали разводить свиней. Каштанов у нас много росло, так что пищи для них было вдоволь. Мы им только кукурузу и воду давали. Выращенных свиней забирал колхоз, давая нам муку, зерно, овощи. Был у нас тогда и ослик свой. Радостная тогда жизнь была.
Иоанн был нам как отец родной, мудрый, мужественный и терпеливый. Бывало, идем, а кто-нибудь из наших взмолится: «Брат Иоанн, не могу идти, устала, ноги подкашиваются, есть хочу. Был бы у нас хотя бы кусочек хлебушка». А он и отвечает: «Не волнуйся, сейчас нам Господь что-нибудь пошлет». Идем, идем и вдруг перед нами целая поляна черемши. А её поешь, и уже кушать не хочется, она очень калорийная и питательная.
Одно время мы жили у перевала Курджимова, это недалеко от Красной поляны, если ехать в Сочи. Там мы построили два балаганчика, в одном жили женщины, в другом находился брат Иоанн.
Как-то раз, когда мы легли спать, в дверцу нашего балаганчика постучали. Спросили кто, нам очень грубо кто-то прокричал: «Открывайте, ваши документы». Мы говорим: «Какие документы ночью, приходите утром». Посыпались удары ногами в дверь: «Быстро откройте, милиция». Мы отвечаем, что ночью ни кому не откроем. Из другого балаганчика раздался голос брата Иоанна, осуждающего незваных гостей. Они тут же окружили жилище брата и начали взламывать дверь. Мы, чтобы отвлечь нападавших, выскочили из балаганчика, а они погнались за нами. Пока эти злые люди искали нас среди кустарника, мы заскочили в балаган брата Иоанна и закрыли за собой дверь.
Они снова начали выбивать дверь. Хорошо, что балаган наш был крепко построен. Ударом приклада ружья было разбито стекло единственного маленького оконца, на подоконнике которого лежало евангелие. Один из мужчин взял святое писание и сказал: «Я сожгу его». Другой начал отговаривать его: «Не надо, одумайся, Бог накажет». Но тот всё же сжег евангелие.
Мы услышали, что уходя они решили утром, взяв подмогу, арестовать нас. Ранним утром мы покинули нашу поляну.
Вскоре мы узнали, что один из нападавших милиционеров, сжегший евангелие, застрелился. Женщина, работавшая в милиции уборщицей, рассказала нам, что этот милиционер ненавидел всех пустынников, а нас, странников, в особенности.
Перед тем, как идти к нам он заявил своим коллегам, что намерен перестрелять нас в лесу как собак: «Ни у тех, ни у этих нет паспорта, значит они такие же бродячие псы, от которых нужно очищать не только город, но и лес». Эта женщина рассказала, что в начале у этого милиционера случилось какое-то помешательство, личность в нем начала раздваиваться. Затем он взял пистолет и начал стрелять в своей комнате по подушкам, считая, что убивает нас. Последний выстрел он сделал себе в висок. Так Господь покарал богоборца.
В горах, где мы жили, находились селения не только абхазцев, но и греков и грузин. Там, общаясь  в основном с детьми, я научилась понимать и немного говорить на этих языках. Особенно мне нравились молитвы на греческом. Послушайте, как красиво они звучат: «Кире Иесусе Христе офелос эрейсон эмен тин Амарталон». А вот как греки поют Христос воскресе: «Христос анесте...»
Хотя мы странствовали и жили в разных местах, но всегда возвращались в лесничество на Киласури. Здесь нас ни кто не преследовал. Милиция иногда останавливала, но узнав, что мы с лесного хозяйства, отпускала: «А, это киласурские труженики, о вас Лаврентий хорошо отзывается, ну идите к себе. Передайте привет своему благодетелю».
Лаврентий, сван по национальности, отвечал за киласурское лесничество. Мы с ним жили хорошо и дружно. Ему мы помогали выращивать кукурузу. Он никогда даже матом не ругался. Наша Клавочка, помню, говорит ему: «Мы тебе помогать собирать кукурузу не будем» - «Почему?» - «Потому, что ты не молишься. Ану, давай молись с нами» - «Так я по-русски молитву не знаю» - «Так давай молиться по-грузински». И он начал с нами регулярно молиться.
К нам часто на Киласури заходил отец Рафаил Берестов. У нас тогда козы были, и мы его угощали молоком. Он очень красивые иконы писал. Перед тем, как уехать на Валаам, где его избрали духовником монастыря, он зашел попрощаться.
У нас как раз отец Паиссий находился, были и другие монахи. Отец Рафаил захотел остаться у нас на пару дней, я и говорю: «Батюшка, так где же вас разместить, места у нас больше нет, только с козочками в сарае и осталось». А он улыбается и говорит: «Я козочек люблю и с радостью останусь на ночлег у них». Помню, доит он козу, а она брыкается. Надоил пол кружечки и говорит: «Значит мне столько и надо». Паиссий смеётся.
Когда в 1992 году грузины напали на Абхазию, и началась война, многие грузины и сваны ушли через Сванетию в Грузию, чтобы не пострадать от абхазцев, мстивших за нападение. Лаврентий остался. Он сказал нам: «Ну куда я пойду, я старый, здесь мой дом, новый уже не построю».
Когда в село пришли чеченские боевики под командованием Шамиля Басаева, Лаврентия выволокли из дома и отрезали голову, лишь за то, что его сочли за грузина.
Мы в то время спрятались в горах, конечно мы слышали стрельбу, видели зарево от пожаров, но ничего о происходящем не знали. В тот день, когда убили нашего лесника, мне снился сон. Вижу Лаврентия, почему-то молодого, красивого. Он подходит ко мне и говорит: «Нина, а ты знаешь, где голова моя лежит? Возле реки Киласури. Хочешь, я тебе её принесу?». АК я отвечаю: «Нет не надо её приносить». Я, проснувшись, рассказала брату Иоанну о увиденном во сне. Он говорит мне: «Нина, сходи в село и посмотри, может быть Лаврентию можно чем-то помочь». Я и пошла. Село, в котором ранее проживали грузины и сваны, было сожжено. На улице лежали убитые и обгоревшие трупы людей. Дошла до церкви, это местечко называется Екатериновка, вдруг слышу голос: «Подождите, подождите». Смотрю, пожилая женщина идет ко мне. Я её узнала, её дом был рядом с домом Лаврентия.
Она мне рассказала, что ему чечены отрезали голову и бросили в реку. Я тогда пошла и отслужила по покойнику панихиду. Тело мы нашли и похоронили по-христиански, предав земле.
Мы войну эту пережили спокойно, а вот девчонки наши, которые имели грузинскую фамилию, вынуждены были переехать в Грузию. Александра Мамацашвили, Тамарочка, Галина покинули нас. Долго плакали расставаясь, ведь сорок лет мы, как библейский Моисей со своим народом, скитались, по пустыне, по горам и лесам. Мы так любили друг друга, а тут судьба заставила нас расстаться.
А в том же 1992 году мы оставили Киласури, и ушли через Гадаутский перевал на Псху. Там, недалеко от села, на Санчара, в пихтовом лесу мы сделали себе новое жилище.
Вокруг пихты, под углом, сходящимся к стволу, мы установили стропила из молодых елей и обшили их дощечками от старых ящиков. Всю эту конструкцию, похожую на шалаш, покрыли рубероидом. Стены утеплили мхом. Внутри установили печку-буржуйку с трубой. Хотя там и было тепло даже в морозные зимы, а вот во время дождя, вода по стволу дерева все равно лилась к нам.
Здесь мы жили до 2009 года. Отец Александр Коблов, тогда еще будучи мирянином, часто заходил к нам и даже фотографировал. У него есть фотография, где я с собакой стою рядом с балаганчиком. Я Александра очень люблю, он очень хороший.
Вскоре мы обзавелись коровами, которых выращивали на продажу. Их было восемь голов.
А сколько раз нас обманывали. Я плакала тогда не за себя, а за брата Иоанна. Он столько трудился, заботясь о коровах, а их обманным путем забрали. Как-то я не удержалась и сказала одному нехорошему человеку: «Зачем ты обманул Иоанна, ведь он совсем старый, еле ноги перемещает, ухаживая за коровами, а ты его обманул. Ладно, пускай меня ты обманул, я еще в силах потрудиться». А он мне в ответ: «Не приходи больше, а то застрелю как собаку». На том самом месте, где были произнесены эти слова, он вскоре был зарезан ножом.
Я люблю так жить, как написано в святых писаниях, а иначе лучше не жить. Только душу спасти надо, больше ничего не надо. На Страшный Суд придем, будет страшно. Всех нас ждет Печать, но в начале будет Мировая война, прийдет Антихрист. Всем верующим нужно будет собираться и уходить в недоступные места. Но это нужно делать по душе, чтобы единый дух был в общине, тогда с Божией помощью, спасемся. Я благодарю за все брата Иоанна, как он нас всех научил жить. Он говорил: «Не ропщите ни на кого и ни на что, даже на холод. Крепок мороз, да сладок рай».
Брат Иоанн плакал за грехи свои и наши. На наш вопрос отчего он плачет, он говорил: «Я ведь на фронте был, может кого-то застрелил, грех то какой». А я вот думала про себя: на фронте не была, аборты не делала. Гордость фарисейская,  ведь фарисей я, самый настоящий. Я не плакала за грехи. Меня сейчас скорбь берет за это. В письменах пишется, взять хотя бы Иоанна Лествичника, где он пишет, как осужденные на ад плачут и рыдают. Но мы ведь все сейчас осужденники, а за грехи свои плакать не желаем. Грешников таких нет как мы. В грехе цареубийства повинны все. Затем пионеры, комсомол, телевизоры, паспорта, глобализация. Все это грех. Даже если мы от кого-нибудь услышали новость, услышанную из экрана телевизора, это тоже грех. Все это нас затягивает и затягивает. Мы хотим вырваться, да сил нет. Я также как собаки на цепи, скулю, вырваться хочу, да не могу.
Года три назад, зимой, сгорел наш балаган под пихтой. Брат Иоанн как ребеночек стал. Я печку натопила, поесть приготовила, накормила  его и говорю: «Ты полежи, отдохни, не трогай  ничего». Сама ушла в село.
Я сама виновата, с одной женщиной мы долго болтали. А брат Иоанн пождал, пождал меня, ему видимо жарко стало, и он решил угли в печи залить водой. Он вышел из балагана и нашел стоявшее неподалеку ведро с соляркой. Зрение у него было уже плохое. Вернувшись обратно, он вылил солярку в топку. Печь мгновенно воспламенилась, и балаган загорелся.
Я как раз с копной сена возвращаюсь, смотрю, дым идет с нашей поляны. Подхожу, а балаган наш полностью сгорел, но трупа внутри не вижу. Смотрю, следы идут по снегу к лесу, а там с виноватым видом стоит брат Иоанн и плачет. Я его утешаю: «Чего же ты в прятки играешь, ничего страшного не произошло, найдем новое жилище».
Так оно и вышло. Священник отец Арсений нас пожалел, «Нина» -говорит: «Давай домик купим, я помогу, у меня пять тысяч долларов есть». Остальную сумму принесла батюшке, Катерина. Она корову продала и принесла деньги. Отец Арсений не хотел брать, но она уговорила. Так дом и купили, правда документов мы не оформляли.
Я так думала, поживу здесь, пока брат Иоанн жив, он такой слабенький, замерзает. А он же на фронте был контуженный. Иоанн всё тосковал по лесу, по горам. Сидит бывало у окна, слезы льются, и говорит: «Нина, я не умею и не хочу жить в доме, давай уйдем отсюда в лес. Там наш дом».
Умер брат Иоанн два года назад на восемьдесят четвертом году жизни. Похоронили мы его на сельском кладбище. «Вечная ему память» - сказала тетя Нина перекрестясь и замолчала. После продолжительной скорбной паузы, тетя Нина встрепенулась, её глаза оживились какой-то светлой мыслью, и она продолжила: «Вы думаете я здесь все время сидеть буду, нет, как только снег стает я корову и котелок с собой возьму и в лес. Попила молока даже без хлеба и сыта, а если пост, то и голодной переживу. Спать я ложусь с коровой. Она такая теплая и никогда не встанет, чтобы на тебя не наступить. Костёр большой разведу, чтобы волки ночью не подошли и спим спокойно.
Как-то раз коров гоню из леса, вдруг они остановились. Я их окликаю, чтобы дальше шли, а они стоят. Смотрю, впереди бревно лежит, а за ним семь волков. волчица, являющаяся, вожаком в стае, стоит упершись передними лапами о бревно и смотрит на нас. Я стала кричать на них. Волчица видимо поменяла свой замысел и увела стаю.
А про медведей кому не расскажу, все хохочут и считают, что я не правду говорю. Я гнала коров, уже вечерело. Почти до села дошла, как моя бурая коровка, тогда она еще тёлочкой была, увидела медведя. Буренка издала странный для коров, очень низкий протяжный звук: «ээээээ», и прыгнув, как горный козёл, побежала на медведя. Медведь в припрыжку побежал от неё. Вторая моя корова, постояв несколько секунд, тоже побежала в лес за бурой.
Я решила идти домой, подумав, что коровки вернутся домой раньше меня, пойдя наискосок. Прихожу домой, их нет. Пошла к Клаве и говорю ей, что мои коровы побежали за медведем, а она мне: «Да ты в своем уме, ведь коровы всегда боятся медведей, а ты говоришь еще, что они погнались за ним. Он одним ударом перешибет хребет корове, а вторым разорвет пополам. Так что попрощайся с ними». С нами рядом находился местный житель, армянин, так он сказал: «Нет, если медведь испугался, он уже никогда не нападет на эту корову». Рано утром, все грязные, приходят мои беглецы, где-то по болотам бегали.
А вот этой осенью мои коровы заметили на противоположном береге горной речушки, медведя, поедавшего дикие груши, которые упали с дерева. Буренки, перейдя ручей, бросились за медведем, а тот от них галопом. Я из с виду потеряла, боялась за них, но вскоре они вернулись.
Я очень благодарна Наташеньке, она прислала ко мне плотников и они мне сделали сарай для моих коров, а то хоть на улице держи».
Мы с Дашей слушаем интереснейший рассказ, в котором заключена вся жизнь, являющая собой тяжелый подвижный труд группы людей, объединенных одной целью. И эта цель – спасение души. За окном, сквозь пелену туманна, видна снежная вершина горы Серебрянная. По металлической крыше все так же, как и несколько часов назад, когда мы зашли в этот дом, стучат капли дождя. Корова, видимо услышавшая похвалу в свой адрес, протяжно мычит, зовя хозяйку к себе в хлев. Воробьи, укрывшиеся под навесом крыши, чирикают о грядущей весне.
«Как я рада вас видеть, Дашенька, Сережа. На душе у меня такая радость, что я вас отпускать не хочу. Посидите у меня еще» - говорит тетя Нина, почувствовавшая нашу неловкость за отнятое у нее время. Она берет с самодельной тумбочки, застеленной кухонной клеенкой, резную икону, обрамленную рамкой. «Эту икону подарила мама брата Иоанна, благословляя его на странничество. На ней изображено успение Пресвятой Богородицы. Посмотрите, как искусно вырезаны фигурки Иисуса Христа, Богородицы, святых ангелов. Все сорок лет наших скитаний она сопровождала и берегла нас. Посмотрите, какие сострадательные лица. Это моя самая дорогая реликвия. Икона вырезана из кипариса, понюхайте, как она пахнет».
Мы с Дашей прикладываемся к иконе. Тетя Нина показывает нам резной крестик: «А это я сама вырезала из можжевела. Спасибо брату Иоанну, что научил нас вырезать крестики». Крестик действительно интересен, чувствуется самобытная рука мастера-самоучки и дух этих святых мест. Несколько грубоватый с точки зрения профессионалов, вырезанное распятие, говорит об отсутствии нужных инструментов, но в целом крестик завораживает энергетикой вложенного в него усердия веры и любви. 
«Да, к сожалению инструментов, для резьбы кроме складного ножичка и бритвы у меня нет и не было, поэтому резьба грубоватая, особенно тяжело лик Христа изобразить».
Вспомнив, что я взял с собой скальпель со вставными лезвиями, говорю, что завтра подарю ей его, а в следующий приезд обязательно привезу инструменты для резьбы по дереву. Тетя Нина по детски радостно улыбается и благодарит меня.
Я прошу тетю Нину рассказать о дальнейших судьбах её соратников, где они сейчас?
«Здесь я осталась одна. Александра Мамацашвили  уехала к сыну в Москву. Аннушка наша армянка, сделала себе документы и уехала жить в Иерусалим. Атарчик, после аварии недолго прожил, мама его тоже умерла. Нона Адамашвили, сестра Атара, сейчас живет как странница. Она за это время успела неудачно выйти замуж. Муж её сильно притеснял, не давая молиться. Теперь она в Грузии несет слово Божие на грузинском языке. Ефросинья, Евгения, Клавдия умерли. Валентин тоже умер. Царствие им небесное, да будет им светлая и благая память. Вот если бы Мишину Люду нашли в Москве. Мы с ней в одной тюрьме сидели и освободились в 1971 году, ей тогда двадцать лет было».
Я прошу тетю Нину рассказать что-нибудь из истории села Псху, о монахах, пустынниках, о местных жителях.
«У нас на Санчаре жил благочестивый мужчина по имени Петр. Он всегда принимал монахов и помогал им. Так вот, у него икона Матери Божией обновилась и засияла. Когда местные власти узнали о таком чуде, то повелели ему говорить, что икону просто отреставрировали. Петр отказался лгать своим односельчанам. Его арестовали, долго мучили и вместе с еще одним жителем, тоже по имени Петр, расстреляли на месте, где сейчас находится дом отца Александра, отданный под храм. Их могилки сейчас находятся на Санчаре. Там же расстреливали и монахов.
Очевидцы рассказывали, как им сказали выкопать яму, они смиренно выкопали. Затем им повелели стать возле ямы. Монахи попросились помолиться перед смертью. Когда началась молитва, был дан приказ одному из солдат совершить расправу. Солдат поднял оружие и начал стрелять. Но ни одна из пуль не попала в монахов. Солдат в испуге бросил ружье и сказал, что никогда больше не будет стрелять в монахов. Командир расстрельной команды отдал приказ другому солдату совершить расправу. Тот уже не промахнулся. Всех расстрелял.
А вот там где сейчас построен гостиничный домик, были расстреляны монахиня Рафаила и её послушница Иппатия. Я их всех сейчас поминаю, читая псалтырь.
Здесь в те времена было много скорбей  и смертей, но об этом лучше расспросить у местных старожилов. А лучше всего об этих временах написал игумен Петр Пиголь в журнале «К свету». Он от начала грузино-абхазской войны был игуменом Новоафонского Симоно-Канонитского монастыря, а также был редактором этого журнала. Он очень хорошо описал и изучил, используя архивы монастыря и НКВД, а также истории очевидцев тех событий. Этот журнал можно попросить почитать у сестер матушки Серафимы».
«Дорогие вы мои, хочу вам показать, из чего я делаю четки». Тетя Нина подходит к подоконнику, на котором стоит горшок с каким-то непонятным растением, похожим на маленький кустик с белыми круглыми ягодками с фиолетовым оттенком. «Из этих ягод, которые христиане называют «слезы Богородицы», я и делаю четки. Это растение по преданию росло на Голгофе, когда распяли Иисуса Христа». Тетя Нина показывает нам готовые четки из высушенных ягод, размером с вишневую косточку.
Я вспоминаю, что это кустарниковое растение называется Базиликом священным, является самым священным в Индии. Там оно называется Туласи. Из его ягод делают бусы и четки для верующих индуистов.
«Это моя драгоценность» - продолжает тетя Нина. «Посмотрите, в этой бусинке не надо даже отверстия делать. Я к вашему следующему приезду такие же четки сделаю.
Я вам хочу еще показать эти камешки». Тетя Нина подходит к тумбочке, на которой стоит резная икона брата Иоанна, а рядом лежат три камня, размером с кулак. Кроваво-красный цвет сколотой части камня и темная, словно запеченное мясо, его наружная оболочка нас с Дашей приводит в изумление.
«Эти камешки со святого источника, где вы купались. Красный цвет на их поверхности – это кровь. Здесь еще до войны были обезглавлены или расстреляны многие невинные люди.
Некоторые в наше время не верили в это чудо, считая, что это осадок ртути или какого либо другого химического элемента. Недавно в химической лаборатории был проведен анализ этого налета на камнях источника. действительно – это оказалась кровь, причем многих.
Как-то раз к нам из Воронежа приехала женщина по имени Александра. Она искупалась в святом источнике, взяла с собой красный камень и увезла домой. Там со временем красный цвет сошел. Александра, подумав, что вся благодать сошла, решила выкинуть его, но передумала и положила его, как гнет на засоленные в бочке огурцы. Её огурцы, которые были ничем не лучше других, вдруг стали пользоваться огромным успехом и славой. Жители Воронежа приходили и просили ее дать огурчика, так как даже у болящих людей проходили боли, хоть головные, хоть желудочные или какие либо иные.
Кстати говоря, если перенести камень из Святого источника в другую воду, он теряет красный цвет, а если взять с собой немного воды из «Святого» и положить камень в неё, то он хоть тысячу лет не потеряет свой цвет. Вы можете его увезти с собой в Москву, только наберите воды из источника,  кровь не будет сходить с камня.
Вокруг горы «Святая», четырнадцать разных источников, в которых по разному себя чувствуешь при купании. Некоторые боль исцеляют, некоторые радость душе дают, а в иных слёзы на глаза наворачиваются, плакать и рыдать хочется.
А вот икона Святителя Спиридона Тримифунтского, я очень люблю этого святого».
Мы с Дашей подходим к иконе, подвешенной в углу дома, и крестимся.
«Сергей, разве так нужно креститься?» - восклицает тетя Нина. «Нужно сотворять крест, плотно прижимая троеперстие ко лбу, к пупку, а затем широким движением к плечам. Сила тогда будет и здоровье.
По кресту на Страшном суде и принимать будут. Кто небрежно крестится, небрежной жизнью живет. По кресту можно определить верующего от неверующего. И обязательно нужно произносить: «Во имя Отца и Сына и Святаго духа, аминь. Персты нужно прижимать к телу так, чтобы оно чувствовало, потому, что в этой молитве сила».
Даша просит рассказать тетю Нину о догматах в христианстве. «Догматы – это непререкаемые истины веры, данные через божественное откровение. Вот в этой растрёпанной, пожелтевшей от времени книжице, которая прошла с нами вместе, сорок лет, содержатся истины веры, сформулированные Церковью на Вселенских Соборах. Она называется «Символ веры».
Вы знаете, сколько раз родился Христос»  – спрашивает тетя Нина нас. Мы пожимаем плечами. «Христос родился два раза, один привечно от Отца, другой – от Богородицы.
Бог Отец, Бог Сын и Бог Дух Святой, как это понять? Они в трех лицах, но он один. Это как у нас, есть душа, дух и тело, но мы одни. Без духа душа мертва, без души тело мертво.
Я мертвая душа, засохшая. Я семьдесят пять лет прожила и ни разу не плакала за грехи, вы представляете? Вот землю высушите, попробуйте ее отмочить. Дождь даже пройдет, а вода сверху остается, не впитывает земля ее. Как собака на привязи плачет, а толку от жизни такой, так и я.
Сейчас Господь послал мне слезы, теперь я плачу, но что толку от моих слез, мне нет прощенья за грехи мои».
«Да» - подумалось мне тогда: «Насколько я грешен, если эта пожилая женщина, всю жизнь положившая служению Господу, лишая себя не только комфорта и нормальной пищи, но и семьи, детей, жизни в обществе, и вот она считает себя последней грешницей. Я вспомнил недавний рассказ Натальи о тете Нине, утверждающей, что она так и осталась девственницей. Эта миссионерствующая странница во истину является образцом монахини в миру.
У меня возникает искушение задать ей некорректный  вопрос, и я по своей духовной немощи и глупости спрашиваю: «Тетя Нина, а как вы боролись с промыслами физической близости. Неужели среди вас не случалось простых человеческих отношений, ведь все вы были молоды, да и жили на природе, а не в городских общежитиях».
«Сергей, миленький, если ты будешь под таким страхом жить, какие тебе мужчины и женщины. Мы жили как братья и сестры, в дружбе, уважении и христианской любви».
Я предлагаю тете Нине принять от нас некоторую сумму денег, на что она отвечает: «Мне ничего не надо, у меня все есть, а вам в Москве без них не прожить, вот книжки для меня дороже всего на свете».
Даша записывает название нужных книг, а я видя на тете Нине мужские сапоги сорок четвертого размера,  обещаю к следующему приезду подарить ей женские резиновые сапожки и инструмент для резьбы по дереву. «Спасибо вам, я с радостью приму ваши подарки, но мне ничего не надо кроме спасения души».
Со двора раздался трубный глас буренки, призывающий свою хозяйку навестить её. Мы, восприняли этот глас, как возможность покинуть гостеприимную хозяйку, потратившую на нас несколько часов своего времени, прощаемся с тетей Ниной.
«А хотите, я вам покажу своих коровок» - говорит тетя Нина. Выйдя во двор мы осторожно по дощечкам, уложенными в огородной грязи, пробираемся к хлеву. Дождь уже прошел. Во все свое птичье горло щебечут птицы, радуясь приходу весны. Скрипучая дверь впускает нас в свои пределы. Раздается радостное мычание буренок, от которых пахнет чем-то знакомым с детства. Тогда мне доводилось, будучи в селе у родни, бывать в хлеву.
«Вот та самая буренка, которая гоняла медведей в лесу, её назвали Чайкой. Она раньше была беленькой, а потом потемнела. А вот этот черненький бычок, его зовут Соловей. А эту вот буренку зовут Милка, от нее этот маленький теленочек. Его я еще не назвала. Они меня все любят и отходить не хотят. Передайте большое спасибо Наташеньке, это благодаря ей построили этот хлев, сарай и забор. Спасибо и вам, что зашли и выслушали рассказ о моей жизни. Мне теперь на душе как-то радостно и светло. Заходите завтра».
Мы прощаемся с тетей Ниной, обнимаясь по христиански и обещаем завтра зайти.
Еще дважды нам довелось побывать у неё и услышать еще много интересных сюжетов из жизни их общины.


                ГЛАВА 11.

                ОПАСНЫЙ ПЕРЕВАЛ

               
         В ноябре этого же года, мне еще раз довелось побывать в селе Псху. 
     Честно говоря, я совершенно не собирался выезжать из Москвы в связи с загруженностью нашей мастерской, взявшей на себя функцию генпроектировщика большого храмового комплекса с соборным храмом в честь св. Василия Великого в Санкт – Петербурге.
     Настойчивость Наталии, регулярно звонившей мне, с просьбой поехать в Абхазию, сделала свое дело. Важным аргументом, сломившим мое упрямство, стал предстоящий день её рождения, а также компьютер-ноутбук, купленный по её просьбе в Москве, и загруженный необходимыми программами нашим специалистом. Прежний ноутбук утонул этой весной при переправе её УАЗика через реку Каменная.
     И вот я в Сочи. В Адлерском аэропорту меня встречает Владимир и Александр и на своем Лендровере Тойота «Прадо» везут в Абхазию. Владимир, хозяин машины, является сыном благодетельницы из Киева, Натальи Ивановны, которая вот уже два года помогает во славу Божию строить храм. Недавно на её средства были приобретены и установлены колокола для храма в селе Псху.
     Рассматривая из кабины автомобиля горные абхазские пейзажи, я вспомнил тот день, когда мне позвонила из Киева Наталья Ивановна и сообщила, что недавно была у старца Ионы в Одесском Успенском монастыре. Прощаясь, батюшка подарил ей цветную копию эскиза Владимирского собора, разработанного мной.
     Наталья Ивановна восприняла это как знак того, что надо встретиться со мной и помочь в финансировании будущего строительства этого храма. В связи с тем, что ни адреса, ни моего телефона на этой картинке не оказалось, Наталья Ивановна  разыскала меня в Интернете на сайте украинской епархии. Там было указано о моём награждении орденом Почаевской иконы Божьей Матери. Наталья Ивановна искренне считала, что я живу и работаю на Украине. Лишь только связавшись с епархией, она узнала мой московский телефон.
     Услышав её рассказ и желание встретиться и помочь в строительстве Владимирского собора, я был несколько обескуражен.  Такое случилось у меня впервые. Я сообщил, что через неделю должен быть на Украине в Одессе и рад буду встретиться с нею.
     На встречу в Свято-Успенский монастырь мы  отправились с Наташей, ожидая, что встретим очередную бизнес-леди, которую временно посетил духовный порыв, основанный на гордыне, ведь сейчас так модно среди бизнесменов, создание фондов, главной целью которых является прославление себя любимых, а не реальная помощь церковным приходам. Подъехав к воротам монастыря, мы встретили совершенно других людей.
     Наталья Ивановна, скромная и простая русская женщина с полным отсутствием качеств характерных бизнес-леди. Её сын, Владимир, худощавый, высокий парень и второй сын Ростислав,  оказались очень скромными молодыми людьми, хотя и приехали на дорогой иномарке. 
     Я представил Наташу, как  келейницу старца  Ионы и его духовное чадо, которая в далекой Абхазии строит  храм по благословению батюшки. Я также объяснил что, еще нет готовности в правительстве Москвы возвести Владимирский собор, проект которого получил благословения патриарха. Я рекомендовал им направить свои усилия на помощь храму в Абхазии. Наталья Ивановна с радостью принялась за столь богоугодное дело. И вот теперь её сын, тоже бизнесмен, везёт меня по дорогам Абхазии.
     В Сухуми нас встретила Наташа, у которой вкусно отобедав украинским борщом и прочими блюдами, мы были отведены к старице Ольге.
     Матушка Ольга долго не отпускала Наташу от себя, как будто что-то предвидя. Мы в это время с ребятами ожидали своего приглашения во  дворе её старенького домика. Но вот настал и наш черёд.
     Мы вошли в очень скромное жилище схимницы, состоящее из двух помещений, в одном из которых, вдоль стены разместились дрова для печи и пучки сушеных трав, подвешенных под потолком, а в другом, сама печь и две кровати. На одной из них сидела матушка Ольга, глаза которой вот уже несколько лет не видели.
     «Где же Сергей?» - спросила старица, от которой исходило сердечное тепло и искренняя радость. Я присел на колени рядом. «А вот и он. Мы давно ждем и молимся за тебя. Как твои дела?» Матушка обняла меня и на протяжении всего разговора не отпускала.
     Я стал рассказывать о том, что после первой встречи с ней и старцем Ионной, их молитвами, происходят постоянные чудеса, связанные с моим служебным ростом в Патриархии. Рассказал и о том, что недавно был отмечен Патриархом орденом Серафима Саровского, а перед приездом в Абхазию вышел указ о назначении меня заведующим кафедры «Архитектуры» в Иоанно-Богословском университете. Даже сегодня, только переехав границу Абхазии, мне позвонил член Патриаршего Совета по Культуре, настоятель храма священномученика Папы Римского Климента и  сообщил, что меня зачислили в состав Патриаршего Совета по строительству двухсот храмов  в Москве.
         Матушка спросила: «А у кого ты сейчас работаешь?»
- Нахожусь на послушании главным архитектором у Управляющего Делами Патриархии, митрополита Варсонофия -  ответил я.
        Матушка, улыбнувшись, вспомнив события прошлых лет, сказала: «А ведь 
    раньше, когда он ещё был простым батюшкой, он часто приходил ко мне за
    благословением».
    Такой информацией я был потрясен, да… как тесен мир православных. Теперь вот и я пришел за благословением старицы, находясь на службе у её бывшего чада, теперь второго по статусу после Патриарха. Старица поинтересовалась и моей семейной жизнью. О многом я тогда поведал ей и получил  мудрые советы и утешение для своей души и сердца.
        Жизнеутверждающим, подающим надежду на спасение голосом, матушка 
   трижды перекрестив, благословила меня.
    Также благословение получили Володя с Александром, которых она также тепло приняла.
     Мы все стали у иконы, матушка Ольга, горячо, с теплом в голосе, прочитала молитвы и стала крестить нас. «Этот крест от внезапной смерти, этот крест от врагов и лютого зверя, этот крест чтоб дорога была легкой, а этот от милиции и полиции». Старица, совершая над нами крестные знамения, продолжала благословлять нас в защиту от всяких бед и напастей. Она попросила каждого из нас перекрестить и её.
     Выйдя из кельи, Наташа рассказала нам о причине своего долгого пребывании у старицы. «Матушка, сегодня, почему-то долго не отпускала от себя. Мне уже стало неудобно за вас, на улице не жарко. А матушка все говорит: «Побудь ещё со мной, Наташенька». Затем она как будто погрузилась сама в себя и просматривая какое-то грядущее, говорила сама с собой. «Так-так, да-да, да, ой-ой…», а затем твердым голосом произнесла: «Все же надо вам ехать, эта поездка будет очень нужной и полезной  всем. Я буду молиться за вас».
     Да, дорога предстоит видимо не легкая, да вот и дождь моросит. В горах выпадет снег, а это нам совершенно ни к чему, нужно быстрее выезжать.
     Действительно шел мелкий дождик, которому я выходя от матушки, не придал значения.
      Лишь только в начале второго часа ночи, после загрузки, наш авто-караван, состоящий из трех машин, выдвинулся в путь. Впереди едет УАЗик с бригадой рабочих, ведомый Наташей. Тойота, управляемая Володей, идет следом. Я, трудник Виктор и шестилетняя девочка Евдокия, которую мама попросила отвезти к бабушке на Псху, сидим на заднем сидении. Часть рабочих, разместились в кабине КАМАЗа, идущего за первыми двумя машинами.
     Дождь все усиливается, мерно работают дворники, в теплой кабине Лендровера клонит ко сну. Путь предстоит не близкий. Хоть и неоднократно мне доводилось ездить в сторону озера Рица по этой дороге, узнать её ночью, даже с включенными фарами, невозможно. Где-то слева или справа простираются невидимые нашим глазам пропасти и ущелья. Лишь только освещенные крутые стены скал на поворотах и постоянный подъем по извилистому серпантину напоминает, что мы в горах.
     Вскоре капли дождя превращаются в снежинки. Наталья тяжело вздыхает. Снег все усиливается, накрывая дорогу белым покровом сантиметров на двадцать. Подъехав к озеру Рица, останавливаемся минут на пять, дожидаясь отставшие машины.
     Наш караван ещё некоторое время продолжает движение  по асфальтовой дороге, но скоро она заканчивается. Начинается подъем по грунтовой заснеженной дороге.
     Лендровер пробуксовывает на крутом подъеме, не в силах ехать дальше. Мы с Виктором выскакиваем из салона и начинаем толкать. Наши усилия тщетны, учитывая, что я обут в летние туфли. Никто не ожидал, что мы так быстро погрузимся в зиму. В легкой куртке и без шапки поначалу холодновато. Но вскоре в раскачку машина все же трогается. Мы бежим за ней, чтобы запрыгнуть в салон на более пологом отрезке дороги.
     Вскоре ситуация повторяется. Наших сил недостаточно. Наташа пересаживается за руль, а мы  с Владимиром и Виктором выталкиваем машину и бежим за ней вслед по неосвещенной дороге. Такие же манёвры выполняют и ребята, следующие за нами на УАЗике. Лишь только КАМАЗ гордо и неторопливо покоряет все препятствия на нашем пути. Через некоторое время от подобных манёвров я согреваюсь.
     Мне вспоминается мой первый армейский марш-бросок, когда, будучи ещё новобранцем, покорял по-пластунски колхозное поле, покрытое коровьим навозом, прикрытым припорошенных снегом. Жаловаться было некому. Сзади шли сержанты и подгоняли нас, яко скот, военными ремнями с медными бляхами.   
     Теперь ситуация несколько иная. Подгоняют нас уже не сержанты, а простой страх и желание выжить. Заскакивая очередной раз в салон, читаю про себя Иисусову молитву. 
     Наташа говорит: «Кто в горах не побывал, тот Богу не молился»- так сказал монах Исакий, когда мы также ехали через перевал на КАМАЗе в снег, долго копали, много молились, а когда машина юзом шла в пропасть, то мы криком кричали «Господи помоги, Господи помилуй».Здесь очень хорошо идет молитва. Давайте читать Иисусову молитву нараспев, вслух, по очереди. В начале мужские голоса, а затем женские».
     И вот мы, как во время крестного хода, поем Иисусову молитву. Это благотворно действует, едем без проблем довольно долго. Наташа «утешает» нас: «Это ещё хорошая дорога, а вот дальше…».
     Она просит Владимира остановить машину у деревянной беседки в виде грибка. Здесь нам предстоит немного отдохнуть и подкрепиться. Она достает термос с ароматным травяным чаем и лаваш с сыром. Шофер КАМАЗа Игорь, выносит полуторалитровую бутылку домашнего вина.
     Наташа торжественным голосом объявляет: «Сегодня у нас есть именинник. У нашего киевлянина Александра - день рождения». Поздравляем его, чокаясь пластиковыми стаканами с вином и угощаясь лавашом с сыром, передавая его  по кругу.
     Свет фар, в лучах которого мы расположились, не отражая ни одного объекта, кроме нас, теряется в глубине ночи. Мы где-то возле перевала, под нами пропасть. Лишь крупные снежинки сплошной пеленой, кружась, ложатся на землю и наши одежды. Холодно. Расходимся по машинам и выключив двигатели, погружаемся в кратковременный полуторачасовой сон. Скоро рассвет.
     Просыпаюсь очарованный сказочной картиной. На моих глазах происходит преображение гор. Снежные вершины отражают предрассветный багрянец ещё не взошедшего солнца, затем при первых его лучах, цвет вершин меняется на ярко-оранжевый.  Вскоре заснеженные скалы облачаются в золотые одежды. Их ослепительное сияние заставляет прищурить глаза. В машине холодно.   
     Но вот солнце освещает и нашу машину, просыпаются и все находящиеся в ней. Выходим из салона на хрустящий полуметровый снег. Морозно, зато воздух необыкновенно чист и прозрачен. Подходят к нам и ребята из других машин. Игорь улыбается и прищурив глаза говорит: «Надо было ехать раньше, до дождя в городе, а теперь не знаю, видимо придется копать снег, не дай Бог намело на дороге снежные элеваторы».
     После небольшого завтрака состоящего из вина и лаваша, чай выпит ещё вчера, двигаемся в путь.
     Наташа садится за руль УАЗа. Александр, освободившись от шоферских обязанностей, пересаживается в нашу машину. Колону  возглавляет КАМАЗ Игоря, прокладывающий нам дорогу. Глубина снежного покрова увеличилась, это видно по срезаемому днищем КАМАЗа, сугробу.  Александр, несколько смущенно говорит Владимиру, ведущему Тойоту: «Да, на скольких авторалли мы с тобой не участвовали, но такого не видели. Наш внедорожник здесь, словно коза на льду. Даже Наташин УАЗик гораздо лучше ведет себя в этих условиях. Японцы не могли предусмотреть в своих тестах для машин, таких препятствий».
     Я из разговора понимаю, что Володя с Александром являются многократными участниками авторалли по бездорожью и даже завоевывали четвертое и другие места в соревнованиях. Владимир продолжает: «Я уверен, что победитель последнего ралли «Бездорожье», тут он называет фамилию, оценив ситуацию, вернулся бы назад». Я, подумав о том, что вряд ли легковая машина смогла бы вернутся назад, говорю: «В нашем ралли иные правила и проигравший выбывает на всегда,  возможно даже из жизни». Ребята соглашаются со мной.
     На крутом подъеме машина пробуксовывает и её начинает тянуть назад, а это значит в пропасть, так как мы только что совершили поворот, а прямая, по которой повело машину, ведет на дно глубокого ущелья.
     Мы все, за исключением шофера выскакиваем и удерживаем машину, затем в раскачку, пытаемся вытолкнуть ее.  После нескольких мучительных минут машина трогается. Становится жарко. Мы, чтобы не останавливать ползущую, но все же в гору машину, идем, а иногда и бежим следом за ней. Часто падаем, сердце учащенно бьется, дышим   не носом, а глотаем воздух ртом, но все же с надеждой смотрим на впереди идущую машину. Ноги промокли, штаны по колени также мокры, но холода не чувствуется. На пологом участке заскакиваем в салон. Наш отдых длится недолго, все повторяется снова и снова.
     Вот и сам перевал, до него кажется рукой подать, всего лишь метров триста, нужно совершить всего два поворота, но  машина снова буксует и медленно скользит вниз. Наши попытки толкнуть машину обречены, мы лишь только останавливаем её движение вниз.
     Владимир глушит машину. УАЗик, ехавший впереди нас, также застыл на крутом подъеме, хотя КАМАЗ уже скрылся за поворотом. Бежим толкать машину Натальи, но даже восемь человек из двух машин не смогли ни чего сделать, лишь только ухудшили положение, так как машину увело скольжением к краю пропасти.
     Бежим за поворот искать КАМАЗ. Игорь, почувствовав что-то неладное, осторожно спускается задним ходом. Не дай Господь, чтобы его повело вниз, об этом страшно и думать. Но вот совершив задний крутой поворот, машина останавливается рядом с УАЗиком. Игорь, оценивая ситуацию, надевает стальной трос. Предыдущий капроновый трос был порван ещё вчера, да и лебедка с тросом, закреплённая на Наташиной машине, сломалась сегодня.
     КАМАЗ начинает медленно двигаться вверх, трос натягивается. УАЗик благополучно, удаляясь от края пропасти, движется за грузовиком начинающим делать крутой поворот градусов на девяносто влево. Середина троса медленно приближается при повороте к краю пропасти. Машину тащит туда же. Даже вывернутый Натальей руль вправо не спасает от неминуемого. Мы в ужасе начинаем орать во все горло, чтобы остановить КАМАЗ. И только когда переднее левое колесо коснулось края пропасти, машина стала. Игорь вовремя остановил грузовик.
     Наташа позже вспоминала: «Когда машину потащило к краю обрыва, я начала выруливать в противоположную сторону. Это оказалось бесполезным делом, машину тянуло за тросом. Начала давить на клаксон, сигнал не работает, он ещё несколько дней назад сломался. Выпрыгнуть уже поздно, дверь с моей стороны над пропастью. Слава Богу, думаю, что погибну одна, в машине кроме меня никого. Дай Бог, чтобы трос не потянул за собой КАМАЗ, ведь он под крутым уклоном на накатанной, почти ледяной горке. Но, скорее всего, оборвется трос и УАЗик полетит в пропасть. Я погибну, это ладно, но кто же будет достраивать храм? При этой мысли машина остановилась над обрывом. Значит, Господь решил, что я ещё нужна».
     Игорь, остановив машину, подходит к Наталье, застывшей у руля. Он тогда не знал, что сигнал УАЗика неисправен, да и с противоположной стороны поворота край дороги просто сливался с заснеженным обрывом. Мы также собираемся у машины, пытаясь оттолкнуть её от края пропасти. Игорь принимает новое решение. Подъехав к УАЗику, он цепляет его на очень короткий трос и благополучно вытаскивает машину на пологую часть дороги. Такая же операция производится и с Тойотой.
     Наш караван перестраивается. Внедорожник едет первым, за ним УАЗ и КАМАЗ. Когда до перевала остается несколько метров крутого подъема, Тойота буксует и начинает скользить вниз. Снова толкаем враскачку. Подходят ребята с Наташиной машины и наши совместные усилия дают результат. Бежим за машиной.
     Наташин УАЗик, наехавший на скользкий участок дороги, оставленный после нас, начинает тащить обратно. Все её усилия остановить машину безрезультатны, тем более что ребята с её машины не успевают подбежать к ней, помогая толкать Тойоту. УАЗик юзом катится к пропасти и зависает одним колесом над ней. И снова КАМАЗ вытаскивает на тросе Наташину машину.
     Мы стоим на верхней отметке перевала на высоте 2200 м. над уровнем моря. Перед нами по всем сторонам раскинулись заснеженные вершины Большого Кавказского хребта. Яркое солнце, находящееся в зените, отражаясь от свежевыпавшего снега, миллиардами искр озаряет белое безмолвие. Под нами огромная пропасть.
     Где-то там, внизу, притаились заснеженные кроны деревьев, размер которых с вершины перевала кажется не более спичечной головки. Я задаю сам себе вопрос: «Почему я не восторгаюсь этой красотой? Видимо красота имеет и другие грани восприятия. Нам она показала свою теневую, опасную сторону. Да, красота – это та же стихия». Мы незваные гости этого белого безмолвия и поэтому должны жить по её правилам. Я вспоминаю, что год назад, здесь на этом месте и в это время, также попав в первый снегопад, погиб Александр, житель села Псху, с которым мы неделю до трагедии ехали ночью из села в Сухум. Он тогда рассказывал об опасностях горных дорог в этих местах и о трагических случаях произошедших с местными жителями. 
     Проезжаем небольшую долину на перевале. Рядом с лесным массивом, расположившемся на отроге горы, замечаю лошадь. Она, разгребая мордой снег, отыскивает ещё зелёную траву и тут же поедает её. Я спрашиваю у Наташи: «Видимо здесь есть люди, приехавшие сюда на лошади?» «Нет, посмотри, на ней нет седла, а то что осталось от поводьев представляет из себя оборванный и распущенный конец веревки. Эта лошадь, скорее всего, заблудилась или отбилась от стада. Такое здесь часто встречается, особенно если их испугали дикие животные. Эта лошадка обречена погибнуть в лапах медведя или от стаи волков. С собой её также не возьмешь. Она к чужому не подойдет».
     Некоторое время дорога, если её можно назвать таковой, идет полого вниз. Машина своим бампером и днищем кузова срезает рыхлый снег. Но вот крутой спуск, под нами река, которую предстоит проехать, причем не теряя скорости, так как далее не менее крутой подъем. Наташа, заменившая штурмана, успокаивая Володю, координирует и направляет его действия. На этом пути за годы пребывания здесь, она не только запомнила, но и прочувствовала на себе каждую переправу через русло реки, каждый опасный камень или упавшее дерево, лежащее на дороге. Даже засыпанные снегом, они не могут скрыться от её взора. Машина, погрузившись под самые дверные пороги, в стремительный поток, прыгая на камнях, переезжает на противоположную сторону и рывком, оттолкнувшись всеми четырьмя ведущими колесами, устремляется вверх.
     Проехав 25 м, на повороте она теряет ход и начинает пробуксовывать. Мы выскакиваем из машины, и начинается все сначала. После оставленного мокрого следа от машины, выехавшей из реки, да ещё отутюженного протекторами колес до гололеда, с трудом верится, что мы выедем отсюда.
     Володя спускает машину задним ходом до русла реки. Резко оттолкнувшись от скалистого дна, внедорожник устремляется вверх. На повороте машину почти кидает в скальную стену, но, слава Богу, все обошлось и она благополучно покоряет длинный подъем. Преодолеваем также не без труда ещё три русла, и крайне опасное место над пропастью под названием «Голубая глина». Эта часть дороги расположена на постоянно текущем глинистом участке, а опасен он тем, что по нему струится небольшой ручеёк, размягчающий глину голубоватого цвета, которая, под собственным давлением сползает вниз. Здесь соскользнула в пропасть не одна машина, да и грузовик, везущий грузы для скита, в прошлом году пострадал именно здесь, хорошо, хоть живы остались. А некоторые бывалые водители разворачивали свой транспорт обратно, не решались ехать далее.
    С большой осторожностью, проехав опасный участок, оказываемся на поросшей с двух сторон высоким лесом тропе. Поперек нее замечаю крупные следы от чьих-то ног. «Это медвежьи следы. Медведь-шатун ещё не набрал нужный для зимовки вес вот и ищет чем поживиться» - говорит Наташа. Я тогда подумал: «Как хорошо, что мы в салоне автомобиля, а не на тропе. Не хотелось бы повстречаться с хозяином леса».
     Минут через тридцать подъезжаем к повороту над обрывом, с которого просматривается значительная часть проделанного нами пути, видимого на противоположной части ущелья. Машин нет, начинаем волноваться, не подождать ли? За поворотом оказываемся у непреодолимой на наш взгляд, гряды камней засыпанных снегом, через которые протекает горный ручей. Мы с Володей выходим из салона и пробираясь через валуны, пытаемся понять, как через этот завал можно проехать. Нереально. «Это речка «Каменная». Весной она сильно размывается и переправа через нее довольно таки сложна, а иногда просто невозможна. Здесь, весной этого года, мы застряли на УАЗике и здесь же утонул мой ноутбук, выпав из машины» - говорит Наташа.
     «Проехать сейчас ещё возможно, но только следом за КАМАЗом, поэтому сейчас давайте отдохнем и дождемся наших».
     Да, этот отдых необходим. У Володи от усталости уже сводит пальцы рук, да и только что он поскользнулся и промочил ноги в горной реке. Мои носки и полы джинсов также вымокли, хотя я и переобулся в резиновые сапоги.
     Вскоре в салоне все замолкает. Выключен двигатель, ребята спят. Рядом со мной, посапывая, спит девочка лет шести, отправленная своей мамой на зимовку в горное село к бабушке. За всю долгую дорогу я не слышал от неё ни одной жалобы или каприза. Она стоически переносит со всеми  трудности и неудобства. Как сильно отличаются местные дети от городских, ни истерики тебе, ни слез, молодцы. Спать совершенно не хочется, видимо я получил ударную дозу адреналина. От частых толканий машины в гору, руки болят, да и ноги тоже.
     Я представил себе, сколько раз за несколько лет Наташе доводилось покорять эту путь. Раньше, когда она рассказывала о трудностях и опасностях этих дорог, я не мог осознать этого, считая её рассказы частичным преувеличением. Теперь я понял, почему перед каждой такой поездкой она берет благословение у старицы Ольги или у старца Ионы. Без молитвы здесь долго не протянешь.
     Под размеренный, монотонный шум реки,  погружаюсь в короткий сон, но вскоре просыпаюсь. Прошло полтора часа, а машин ещё не видно. Я бужу ребят и предлагаю вернуться. Минут тридцать едем без особых проблем, но на крутом повороте с высоким подъемом машина буксует. Наших слабых усилий по толканию не хватает. Володя многократно опускаясь делает попытку вывезти машину на гору. Все усилия тщетны. Дорога раскатана до гололеда. Наташа просит нас дожидаться её здесь, а сама идет искать потерявшийся КАМАЗ.
     Лишь спустя час УАЗик с ребятами и Наташей подъезжает к нашему внедорожнику. Тогда мы и узнали причину их столь долгой задержки. Как оказалось КАМАЗ, преодолевая оставленный после нас при выезде из реки ледяной подъем, и таща на прицепе УАЗ, поломался. Полетел компрессор. Все попытки починить машину закончились безрезультатно. Игорь решил остаться в КАМАЗе до приезда трактора из села. УАЗ с ребятами отправился за нами.
     Позже Наташа рассказывала: Когда мы пытались вернуться за машинами, к нам подъехал Уазик с перепуганными узбеками, на вопрос где КАМАЗ с Игорем, они только развели руками, сказав что он не может накачать колеса. На вопрос, кто пойдет со мной, поняла что никто, пошла сама.
     Дошла до следов медведя, остановилась, посмотрела назад, никого из наших не видно, впереди тоже. Подумала, вот сейчас мишка положит мне лапу на плечо и скажет, идём в берлогу, успеть бы перекреститься. Сердце выскакивает, но всё же бегу вперед, ответственность за людей выше всякого страха, а тут ещё всё время дорога вверх, задыхаешься. Бежала долго, оказалось, машина застряла ещё там, где грузовик нас тянул. За это время замёрзли трубки гидроцилиндра, и уже нельзя было накачать колёса. Пропали тормоза и сцепление.
     Когда подбежала к машине, увидела Игоря укрывшегося с головой от холода, шерстяным одеялом. Он  пытался уснуть. Дело шло к вечеру, шёл снежок, оставлять так машину в горах – это верная смерть, да ещё и медведи, для которых кабина машины, вовсе  не помеха, они двигатель с грузовика одной лапой снимают.
     Я ругаю Игоря, что он с собой никого не оставил и начинаю крестить машину.  Принимаю решение самой с ребятами побыстрее добираться на Псху за помощью, чтобы  взять трактор и местных жителей. Для КАМАЗа также нужно взять спирт, чтобы  разморозить трубочки гидроцилиндра. Вскоре к нам подошел Виктор, который  волнуясь, решил пойти за мной. Ещё раз перекрестив машину, бежим обратно к  УАЗику с ребятами ожидающими нас.
     Встречает меня  Александр, и говорит- «Наталья, сядьте за руль, у вас машина ровнее идет» - я ему отвечаю, что здесь горы и неважно как едешь, лишь бы ехать. Он, подойдя вплотную ко мне, тихо,  чтобы не услышали ребята из бригады, говорит: «Наташа, я вам честно скажу, я боюсь вести машину в этих местах». Действительно, дорога плохая, если вообще груду камней можно назвать дорогой.
     Вскоре две  машины подъезжают к месту недавнего нашего отдыха у речки «Каменная». Мы, чтобы облегчить технику, выходим из салона. Наташа, сев за руль УАЗика, перекрестя предстоящий путь и машину, направляет её на груду запорошенных снегом камней. Этот, казалось бы непреодолимый участок, разместившийся между скалой и ущельем, был благополучно преодолен. Машина, прыгая на камнях, словно необъезженный мустанг, ринулась вниз, в русло реки.
     Мы, затаив дыхание, заворожено, с надеждой глядим на чудо экстремального вождения, всё ещё сомневаясь в успехе. Проехав по руслу реки, УАЗик с налёту взбирается на каменистую гряду противоположного берега.
Вдохновленный Наташиным примером, Владимир на Тойоте также преодолевает этот участок пути. Переходя через речку, Александр, снимающий на камеру нашу переправу, поскользнувшись на камнях, намочил свою одежду. Уже в машине, переодеваясь, он с Владимиром ещё раз с иронией вспоминают своё недавнее участие в авторалли «Бездорожье», где их машина заняла четвертое место. Да, здесь не игра, в которой проигравший, немного погрустив, вернется в свой теплый дом.
     Проехав некоторое время без особых проблем, мы с радостью обнаруживаем, что наш заснеженный и непроторенный путь окончен. Впереди наезженная колея, причем от нескольких машин, видимо скоро село.
     Уже вечером въезжаем в сказочный, запорошенный снегом, дубовый лес. С могучих деревьев, стволы которых с одной стороны покрыты мхом, свисают лишайники и лианы. Кажется, вот-вот появится избушка Бабы Яги или еще какой нечисти. А вот и брошенная изба, возможно в теплое время года здесь находится отдаленная от села пасека пчеловода.
     Переехав еще несколько речушек, мы наконец-то въезжаем в село, на окраине которого стоят УАЗ и еще грузовая машина. Наташа, находящаяся впереди нас, останавливает машину перед застывшими в изумлении, мужчинами. Это местные жители Руфик и Амиран. Как оказалось, они сегодня пытались выехать из села. Следы от колёс, встреченные нами, оставлены их машинами, которые не смогли дальше пройти и вынуждены были вернуться. Представьте себе их удивление, когда, только возвратившись после неудачной поездки, эти сильные мужчины для которых эти горы и это село являются домом, видят за рулем машины выезжающей из леса, женщину.
Они смущенно, как бы оправдываясь, рассказывают о своей неудавшейся поездке и расспрашивают как это она, на стареньком УАЗике  без цепей на колесах, да и еще с Тойотой сзади, смогла проехать через перевал.
Наташа позже рассказала о своем въезде в село: «Немного  оторвавшись от Тойоты вперёд, я со своими шестью рабочими въехала в село, на окраине которого  стояли грузовой ЗИЛ и три УАЗика. Выскочившие из стоящих машин Руфик и Амиран, с изумленными лицами, перебивая друг друга, стали расспрашивать меня, как это мне удалось доехать:      «Как всегда, с Божьей помощью и с молитвой», отвечаю я.    Руфик мне и говорит, что их караван сегодня второй раз пытался выехать, но даже не доехав до речки Каменной, вернулся  назад.
И тут у них  на глазах выезжает «Прадо» с украинскими номерами. У Руфика фуражка поползла вверх: - «А эти как проехали?». «Так же, по благословлению», отвечаю, и прошу у них помощи для Игорева  КАМАЗа. Они в шоке. «Даже КАМАЗ сломался, а вы каким-то чудом доехали».  Сажусь в машину, Руфик не выдерживает, подбегает ко мне и говорит: «Я тебя ещё больше зауважал». Да, меня в здешних горах считают мужиком в юбке, ну и Слава Богу! 
Тогда я с улыбкой подумал, как прав был старец Иона, поручив именно Наталье возглавить строительство храма. Именно её, казалось бы противоречивые качества, такие как смирение и настойчивость, доходящая до упрямства, одесский юмор и набожность, а также женственность и мужественность, явились незаменимыми  в данных условиях для выполнения возложенного благословения.


                ГЛАВА 12.

                ЧУДО ПОД СВОДАМИ ХРАМА


      Мы подъезжаем к скиту, расположившемуся где-то в середине единственной улицы села. На пороге трапезной нас встречают инокиня София, послушница Виктория, монахи Иоанн и Иов, а также послушник Владимир. Кажется, за время моего полугодового отсутствия, здесь ничего не изменилось. Те же знакомые и дорогие мне люди, такой же снег, пышно покрывший своим белым саваном ветви могучих деревьев, те же строения, кроме столярной мастерской, недавно отстроенной.
     Наташа с Иоанном идут к Михаилу Шишину, в хозяйстве у которого имеется вездеход ГАЗ-66 , с помощью которого возможно помочь застрявшей в горах машине Игоря.  Михаил, оценив ситуацию, обещает рано утром, часов в пять, отправиться на помощь Игорю. Ехать в ночь бесполезно. Обсудив количество людей, тросов и всего прочего, Наташа с Иоанном вернулись в скит.
     Меня размещают в той же келье над трапезной, где я проживал две недели, весной этого года. Здесь также все по-прежнему. Распахиваю окно, через которое врывается в комнату чистейший, прохладный горный воздух и мелодичное, жизнеутверждающее журчание ручья.
     Владимир с Александром разместились в келье, напротив, там, где раньше жила Даша. Зайдя к ним, замечаю в окне нечто ранее отсутствовавшее. Это маковка центральной главы храма, манящая своим золотым блеском.
     В сопровождении Натальи идем на стройку. Усилившийся снегопад, крупными снежинками, кружащимися в каком-то беззвучном танце, сокрыл своей белой пеленой все видимое пространство. Лишь подойдя к храму метров за семьдесят, мы увидели его очертания. И вот он предстал во всей своей красе. За время моего отсутствия на его фасадах появились килевидные фронтоны-бочки, кровля  окончательно покрыта черепицей в виде рыбьей чешуи. Над центральной частью храма, вознесся великолепный восьмиметровый барабан, завершенный позолоченной главой на цилиндрическом барабане. На всех выступающих элементах фасада протянулись позолоченные подзоры. Наташа, указав на колокола, развешенные на ярусе звона колокольни, сказала, обратившись к Владимиру: «Наши земные поклоны и огромная благодарность твоей маме, Наталье Ивановне, и Ростику,  и тебе, за эти чудесные колокола подаренные нашему храму».
     Поднимаемся по недавно отлитым железобетонным ступеням паперти в храм. «Наша церковь предусмотрена не только для богослужения, но и для проживания в ней духовенства и монашествующих. Здесь имеется двенадцать небольших комнат-келий, размещенных на разных уровнях. А это наши окна и резные двери. Западные врата еще находятся в Сухуме. Иконостас также готов и ожидает своего переезда в Киеве». 
     Вместе с монахом Иоанном взбираемся на верхний ярус колокольни и он начинает профессионально звонить. Мы заворожено слушаем, рассматривая красивые колокола, на которых рельефно изображен евангельский сюжет усекновения главы Иоанна Предтечи.
     Мелодичный звон колоколов распространяется по всей небольшой долине между скал и, отраженный эхом, возвращается к нам. Трудно себе представить что вокруг нас, на многие десятки километров, непроходимый лес, горы, и ни одной живой души кроме диких медведей, волков и кабанов.
     По предсказанию старцев, этот затерянный в зелёном океане, мирок, станет центром монашества, с монастырем, подворьями и скитами. Меня посещает мысль, что этот храм, строящийся в таких сложнейших условиях с любовью и смирением в святом месте, где  подвизаются истинные монахи, быть может, гораздо нужнее чем тысячу первый храм в Москве.
     Я вспомнил как пару лет назад, еще сомневался, стоит ли браться за деревянный храм, когда в Москве или даже на греческом Афоне, ждут от нас проект  каменного храма.
     Спустившись вниз, не удерживаюсь от искушения подняться по лесам, установленным в центре зала, под барабан храма. Преодолев разные стремянки, помести и лесенки, взбираюсь под своды храма и через световые проемы в восьмерике барабана, созерцаю окрестности. Тишину этого сказочного, белого безмолвия, нарушает монотонный шелест крупных снежинок, сталкивающихся в своем танце друг с другом и ложащихся на кровлю храма. Надо возвращаться.
     Вскоре стемнело. В горах это происходит словно с закрытием театрального занавеса. Всё видимое пространство погружается во мрак ночи. Возвращаемся в скит, где нас ожидает накрытый стол, соблазняющий запахом своих блюд. Лишь только мы приступили к трапезе, как дверь отворилась, и на пороге появился улыбающийся Игорь. Радость наполнила наши сердца, ведь оставив его одного в лесу, мы чувствовали и свою вину в том, что ни чем не смогли ему помочь.
     Выдержав с загадочной улыбкой череду наших вопросов: как? где и почему? Он рассказал следующее: «Когда вы уехали, я решил отоспаться и тем самым скоротать время вынужденного ожидания техники из села. Во время сна я ясно увидел, как можно починить машину и чем заменить пробитый шланг гидроцилиндра. Провозившись пару часов, я все-таки смог починить машину и без проблем добраться до села».
     «Да, это Господь по молитвам святителя Николая и наших старцев, вразумил тебя в сновидении» - говорит Наташа. После бурного обсуждения нашего похода через перевал, я попросил рассказать Наташу о чудесах случившихся недавно в строящемся храме.
     Она, подойдя к шкафу, взяла с его полки две литографии с иконы Божьей матери на одной из которых был изображен самопроявленный лик  Богородицы. «Это образ Царицы Небесной Умиление, перед которой молился Серафим Саровский. Сама икона находится у патриарха Кирилла. Этот образ был распечатан на календарях. Как-то раз одна женщина, зайдя в магазин, увидела на прилавке этот календарь, на котором стояли различные товары. Она обратилась к продавщице: «Как вы можете на образ Царицы небесной класть все это?». Продавщица ответила, что календарь уже просрочен и скоро будет выброшен. Женщина попросила продать его и все имеющиеся в наличии календари. Придя домой, женщина обрезала всё лишнее на календаре и образ Царицы Небесной повесила на стене, закрепив скотчем. Эта литография стала для неё иконой.
     Через некоторое время скотч от стены стал отклеиваться и картинка свернувшись, открыла свою обратную сторону. Женщина была потрясена, на обратной, ранее чистой стороне листа проявился образ Богородицы. Вскоре он начал мироточить. Она пригласила в дом своего духовника, священника, являвшегося духовным чадом святого праведного Иоанна Кронштадского, который посоветовал показать проявленный образ главе епархии.
     Владыка, увидевший это чудо, сказал, что этот образ должен находиться в красивом окладе. Он посоветовал заказать оклад в Софрино.
     Приехав в Софрино на комбинат церковной утвари, был получен отказ: «Что вы привезли? Это не икона, а просто картинка, литография. У нас много серьёзных заказов на писанные иконы. Сейчас выполняем заказ патриарха, а вы всякую ерунду привозите. Если хотите, мы выполним этот заказ, когда у нас появится время, но это будет стоить…» «Но где же мы возьмем такие деньги, ведь мне придется продать дом, да и то не хватит». «Это ваши проблемы» - ответил заведующий мастерской. После этих слов произошло чудо.
     Помещение озарилось ярким светом, проистекаемым от образа. Все находящиеся устремили свой взор на лик Богородицы. Внезапно её опущенные глаза открылись, из них проистекал необыкновенный свет. Все, а было их человек около десяти, рухнули на колени перед Богородицей.
     Это чудесное событие вразумило администрацию настолько, что вскоре, во славу Божию, была изготовлена очень дорогостоящая, позолоченная с каменьями риза.
     При выполнении ризы случилось ещё одно чудо. Мастер, положив самопроявившуюся иконочку на стол, обойдя ее, вдруг увидел, что с одной стороны проявилась Царица небесная, а с другой сам Господь с туринской плащаницы.
     Когда изготовили красивую двухстороннюю ризу, то увидели, что изображение Матери Божьей, на литографии с обратной стороны, проявилось в виде стопочки. Такое ощущение, что Царица Небесная ходит по земле своими ножками, но так ведь оно и есть.
     Икону выполнили двухсторонней. С одной стороны изображена литография Богородицы и проявившаяся плащаница, а с другой – проявленный образ Богородицы.
     Наташа показала нам всем цветную фотографию, с проявленным изображением Богородицы, её стопочку и  плащаницу с ликом Христа, которые не очень четко, но все же, хорошо просматривались.
     Наталья продолжила: «И милостью Божьей, когда эта икона, объехавшая многие монастыри и храмы, прибыла в Одессу, наш старец Иона благословил привезти её в Абхазию. В тот день, когда она прибыла в Абхазию, у нас были гости - Андрей, Давид, Борис, Игорь и другие. Так вот, я, стоя возле храма нашего, рассказываю Борису о строительстве и вдруг слышу пение молитвы доносящейся из него.
     Я начинаю подпевать. Борис спрашивает: «Что у вас сегодня богослужение, кто молится в храме?». «Никого». «Но вы слышите молитву?» -«Слышу конечно, и сама подпеваю». А он говорит: «Так кто же там молится?» С противоположной стороны храма подошли ребята из бригады, и тоже поинтересовались, откуда раздается такое прекрасное пение.
     Мы зашли в храм, но там никого не оказалось, неземное пение проистекало под сводами храма. Вечером то же самое повторилось. Под куполом храма мы услышали уже более отчетливо и громко торжествующие звуки ангельского пения. В это время подъехал Игорь, привезший песок и наш монах Иоанн на тракторе. Бригада узбеков, работавшая там, подошла к нам с вопросом: «Что это в храме происходит, кто поет, мы боимся».
     Игорь перебивает Наташу и продолжает рассказ: «Подходит ко мне бригадир и спрашивает: «А это не опасно?..боюсь!», наоборот, говорю я ему, это полезно».
     Наташа продолжает: «Так вот, когда икона прибыла в Абхазию и находилась в соборном храме в Сухуме, я встретилась с теми, кто привез икону, и стала рассказывать о том, что у нас на Псху строится храм. А они мне говорят: «Да, знаем, его строит раба Божия Наталья». Я им отвечаю: «Я и есть эта раба. Наш храм очень не простой, да и находится в труднодоступных местах. Все мы очень ждём вашу икону».
     И милостью Божьей, она прибыла к нам. Помню, когда мы её везли, а это огромная икона, весом сорок пять килограммов, в наших душах было великое ликование.
     С приездом иконы у нас состоялся молебен с акафистом. Нам дали миро с иконы и маленькие образа с её ликом. Но самое главное, когда мы шли крестным ходом с иконой Божьей Матери, все мы увидели что на обратной проявленной, стороне, по всей высоте иконы, тонкой струйкой полилась миро.    
      Это не просто так. Когда, вернувшись в Сухуми, я спросила матушку Ольгу, что за невидимые певчие пели в храме, она сказала: «Это ангелы молились, ангелы пели». Что интересно, именно в этот день Царица Небесная пришла в Абхазию. Так что видите, какие у нас необыкновенные чудеса происходят».
        Я вам расскажу ещё об одном чуде, которое случилось в селе Псху.
     Девочка, дочь Ананика, которая живет возле горы Святая, прогуливалась возле этой горы с фотокамерой с целью сфотографировать джейранов зашедших туда. Вдруг перед собой, на фоне горы Святая, она увидела хоругви, внезапно проявившиеся  средь утреннего тумана. Она, позвала отца, который сразу вышел.
     Как рассказывал Ананик, сам не понимая почему, он ничего не видел кроме теней, но сдвинуться не смог, так и простоял больше получаса.
     Сфотографировав это и отпечатав фотографии, девочка увидела, что на том же узнаваемом фоне природы, появились хорошо различаемые иконы Господа Иисуса Христа, Матери Божией и Николая Чудотворца. От них, в виде лучей исходили стрелки, указывающие на место в скале,  где проявилась какая-то пещерка. На самом деле пещеры там никто не встречал.
     К указанному месту поднялись отец Иоанн и местные жители. Там, на Святой горе, провели литургию, и после этого монахиня Мария исцелилась.


               
                ГЛАВА 13.

                В ПЛЕНУ ЗАСНЕЖЕННЫХ ГОР


     Наташа рассказывает нам, как долго её не отпускала матушка Ольга. «Конечно, она предвидела все трудности нашего пути через перевал. Да вот и в прошлом году перед поездкой на Псху, я зашла к ней за благословением.
Старица, погрузившись в молитвенное состояние и просматривая одной ей видимые события, вдруг начала говорить слова напугавшие меня: «Ой, ой, Господи помилуй, ой-ой-ой…». Затем, крестясь, снова и снова повторяла: «Ой, ой, Господи помилуй». Я, испугавшись, говорю: «Матушка может быть мне не ехать», а она мне: «Ехать надо, на то есть Божья воля». И действительно, поездка оказалась очень трудной и опасной, но она была необходимой.
     Уже много таких случаев бывало и я знаю, что если она сказала, то это надо выполнять, потому что по её молитвам открывается воля Божья.
     Как-то к матушке Ольге, после службы на Светлую Седмицу, пришел отец Михаил. Этот батюшка, которого она очень любила, попросил у старицы благословения поехать в Москву: «Матушка, благословите, мы с сестрами посетим многие храмы и монастыри первопрестольной». А матушка посмотрела на него и очень строго сказала: «Тебе батюшка, нет благословения ехать». Отец Михаил стал доказывать, что эта поездка необходима, на что старица ответила: «Отец Михаил, ты батюшка, тебе и решать, твоя воля».
     Сказав это, она стала благословлять его, читая прощальную молитву, словно прощаясь с ним навсегда.
     Батюшка вскоре, посадив двух монахинь в машину, выехал в Москву. В тот же день они, попав в страшную аварию, разбились насмерть.
         Да и я как-то раз чуть не ослушалась.
     Собралась ехать в Одессу домой, купила билет на субботу и к матушке за благословением. Я радуюсь, что удалось взять билет, сообщаю ей, а она: «Ты на какой день взяла билет? На субботу? Тебе нет благословения ехать в этот день». Я начала оправдываться и настаивать, что нужно ехать, не все ли равно какой день, если билет уже на руках. Матушка мне ответила: «Тогда я молиться за тебя не буду, поступай по своей, а не по Божьей воле». Я тогда испугалась: «Как, матушка, молиться не будете? Да я без ваших молитв никак не смогу». Пришлось сдать билеты.
     Монах Иов продолжил: «Да, без молитв в этих горах никак нельзя, тут даже зверь чувствует её силу. Как-то спускаюсь  по крутой тропе, слышу впереди какой-то шорох у ручья, через который мне предстояло пройти. Смотрю, стоит медведица, а рядом с ней малые медвежата. Я остановился, не зная что делать, а самому интересно, первый раз тогда их увидел. Медведица, стоявшая спиной метрах в пятидесяти, почувствовав меня, повернулась и стала на задние лапы. Страшно рыча и наклоняя свою морду, то влево, то вправо, эта двухметровая зверюга килограммов на двести пятьдесят, уставилась на меня не отводя глаз. Три, четыре минуты мы смотрели друг на друга. Потом я ей говорю: «Ты, пожалуйста, уйди с тропы, так как обойти я тебя не смогу, слева пропасть, справа скала». Но, видимо, она не поняла человеческий язык. Я начал произносить про себя Иисусову молитву, похлопывая в ладони. Медведица повернулась и по склону полезла вверх, а за ней малые медвежата».
     Игорь продолжил тему, начатую монахом: «Не дай Бог встретить гималайского медведя, здесь редко, но встречаются, у этой породы на груди белое пятно.  Так вот, он тебя будет всё время вести, ты для него пища. При первой возможности он обязательно нападет.
     А вот недавно наши мишки, не гималайские, спустились в село Ачандары, это ужас какой-то. Зашли они на огороды с кукурузой. Один из них зашел на середину, сел и, загребая кукурузные початки лапами со стеблей, стал пожирать их. А уши у него работают как локаторы, чуть малейший шум, он замирает. Хозяин дома, взяв ружье, затаился в начале своего огорода, думая, что медведь, наевшись, обязательно пойдет обратно тем же путем. А он не дурак, пошел с другой стороны.
     Некоторые медведи обладают и своеобразным юмором. Мои знакомые как-то собрали яблоки у себя в саду, мешков шесть на самогон, и увидели свежие следы медведя. Они решили сделать засаду на зверя. В качестве приманки поставили мешки с яблоками под деревом, а сами с ружьями забрались на него. Караулили они долго, лишь под утро заснули. Проснувшись, они обнаружили, что яблоки наполовину съедены, а остальные понадкусаны, а под самим стволом дерева он наложил большую кучу дерьма».
     Мы, слушавшие этот рассказ, схватившись за животы, смеёмся от души. Игорь продолжает: «Охотники, если медведь находится выше по хребту, в него не стреляют. Если его поранить, то не успеешь оглянуться, он будет возле тебя. Он катится к вам, свернувшись клубком и встает на ноги возле вас. Он даже отнимает ружье из рук охотника». «А не стреляет?» - спрашивает Наталия. «Нет, бьет прикладом по голове» - отвечает монах Иоанн. Мы снова смеёмся.
     Игорь продолжает: «Вырвав ружье, он разбивает его о ствол дерева, а затем только расправляется с охотником. Одни знакомые пошли на охоту, он им головы поотрывал. Достаточно одного его взмаха чтобы голова отлетела».
     Монах Иов добавляет: «Это ладно голову, у соседей одним ударом корову пополам разорвал. А вот сосед мой Николай рассказал, что как-то подстрелили медведя на скале, находящегося метров на тридцать выше его. Зверь с высоты прыгнул на него и врывшись когтями в землю, в двадцати сантиметрах от Николая, застыл навсегда. Это был его последний прыжок, так как пуля попала ему в лоб».
     Наташа, испуганно, говорит: «Так это значит, что я сама сегодня пошла на медведя. Где же наши мужчины? Меня могли принять за обед и никто бы не спас».
     Игорь продолжает: «Вот говорят, зверь ума не имеет. Медведь, забравшись на пасеку, берет улей и несёт его к реке, там погружает в воду, топит пчел и лишь потом открывает улей. А Миша рассказывал, наглые медведи совсем обленились. Лень медведю тащить целый улей в речку. Один из них, не стесняясь, открыл улей, нанизал все рамки себе на лапу и пошёл, оставив улей пустым. Потом в лесу, возле большого дерева, нашли пустые рамки»
     Да, медведей в последние пару лет здесь слишком много, да и зверь пошел какой-то непуганый, ничего не боится, ни собак, ни людей.
     Мы долго ещё сидели за столом, слушая и делясь своими историями. Лишь во втором часу ночи, прочитав вечернее правило, мы расходимся по кельям.
     Ранним утром я проснулся от голоса Натальи, читающей евангелие под звон ложек о стальную посуду. Это в трапезной, под моей кельей, завтракает бригада рабочих. Я не перестаю удивляться неутомимости Наташи, в вопросах служения я чувствую свою духовную лень и немощь. Хочется чем-то кроме своих профессиональных трудов быть полезным общине.
     Спускаюсь вниз на кухню, к Виктории и Софии, работающим там, и прошусь чем-нибудь помочь. После трапезы собираю посуду и с огромной радостью перемываю её, а затем протираю полы в трапезной. На душе становится легче.
     Вдруг вспоминаю о подарке, привезенном мной из Москвы для тёти Нины. Это два разных профессиональных набора для резьбы по дереву. Принеся их из кельи, показываю женщинам. Их глаза сияют радостью, но они немного огорчаются, узнав, что эти наборы я привез тёте Нине. Виктория говорит: «Мы мечтаем заняться резьбой по дереву, ведь здесь, особенно зимой, есть время и хочется заняться творчеством. У нас в лесу произрастает прекрасная древесина, необходимая для резьбы. Это можжевел, пихта, дуб и другие». София сообщает: «К нам летом и осенью приезжают паломники, гости, туристы и они спрашивают -- нельзя ли что-нибудь купить из изделий народных промыслов и церковных сувениров, сделанных руками местных жителей. Мы им ничего не можем предложить. Было бы здорово, если бы в нашей общине были свои инструменты для резьбы». Я с сожалением в голосе, говорю женщинам, что эти инструменты я обещал тёте Нине. Она занимается вырезанием крестиков из дерева одним лишь перочинным ножичком уже многие годы. Обещаю в следующий свой приезд привезти такие инструменты.
     Владимир с Александром, после вчерашнего путешествия через перевал, крепко спят в своей келье. Мы с Наташей идем в храм на утреннюю службу. Узкая, протоптанная в сугробе, тропинка вьется по заснеженной улице села. Вот, среди снежных шапок, на ветвях деревьев, на фоне белоснежных гор появляются, отраженные в лучах солнца, купола строящегося храма. Фотографирую это творение рук человеческих, гармонично вписавшееся в неземную красоту и величие этих мест, созданных Творцом.
     Ручеёк, протекающий вдоль улицы, радостно журчит, неся талые воды к морю. На душе радостно и спокойно. Суета городской жизни осталась  где-то там, за перевалом. Зачерпываю руками свежий снег и подбрасываю его вверх. Закрыв глаза, с восторгом ощущаю прохладу падающих на лицо снежинок. Наташа, увлеченная этим примером, вспомнила детские годы, воплотила их в пару увесистых снежков, полетевших в мою сторону.
     Подойдя к  домовой церкви, встречаем нескольких человек. «Это гости из города. Они приехали на свадьбу. Наши односельчане, парень с девушкой решили пожениться. Это хорошая и трудолюбивая пара» - говорит Наташа. «Жениха зовут Олег, он сын Миши Бутова, а невеста – одна из дочерей-близнецов Светланы».
     От встреченных гостей узнаем, что сегодня  на свадьбу, которая состоится через неделю, а также для того, чтобы  поохотиться на дикого зверя, прибыли очень достойные люди. На своем четырехместном самолете прилетел с гостями начальник авиации Абхазии генерал-майор Эшба Вячеслав Ахметович. Прибыл также и начальник госбезопасности Абхазии. Все они дальние родственники или друзья семьи новобрачных.
     Это Абхазия, и законы семейного родства здесь свято чтут. Пару лет назад мне довелось присутствовать гостем на абхазской свадьбе, где под огромным шатром на берегу реки, на окраине Сухума, разместилось за многочисленными столами более пятисот человек. Туда я прибыл по приглашению министра правительства Абхазии и был усажен с ним за почетный стол старейшин общины. Тогда я очень посочувствовал участи жениха и невесты, обходившим поочередно столы, и смиренно слушая  поздравления и очень многословные речи гостей. Не прийти на подобное мероприятие просто нельзя, это кровная обида.
     Тропа привела нас к калитке домового храма, из которого доносится молитвенное песнопение. Зайдя в помещение, Наташа присоединяется к хору женщин, я с прихожанами стою перед алтарем. Сегодня священника не будет. Отец Василий заболел, и утреннюю службу читают сестры игумении Серафимы. По завершению утреней, Наташа благодарит сестёр за их молитвы и по их просьбам, коротко, по-военному рассказывает о нашем вчерашнем походе. Она обращается ко всем присутствующим с просьбой, чем можно помочь при строительстве храма.
     «Вы думаете, одними молитвами мы обретём Царствие Небесное, нет. Для этого нужно ещё и потрудиться. А что может быть благодатнее, чем строительство храма. Дома Божьего?
     На строительстве сейчас трудятся тридцать человек, всех надо кормить, а что я, немощная, могу сделать?  Продуктов, что я вожу из Сухума, не хватает. Прошу вас хотя бы по одной картошине принесите в общину, уже легче будет. А кто и своим трудом поможет. Ждать пока построится храм и не участвовать в его строительстве - это не путь ко спасению». От такой речи Натальи и я почувствовал неловкость за свой малый вклад, не говоря о присутствовавших, потупивших свои взоры. Все признали справедливость её слов и пообещали помогать не только молитвенно.
     На обратном  пути заходим на стройплощадку, а затем возвращаемся в скит, где нас ожидает трапеза. После обеда, монах Иоанн с интригующей улыбкой говорит: «Пойдем в мою келью, что-то покажу». Мы идем через сад скита в крайний, похожий на сарай, убогий домик, состоящий из двух небольших помещений,  в одном из которых сама келья, а в другом – хозяйственный склад. На его полу стоит несколько больших бутылей. «Это наше церковное вино, из винограда, растущего у входа в скит, ты его видел» - с гордостью говорит Иоанн. «Здесь виноград плохо растет. Этот сорт я привёз из Одессы, и он прижился и закрепился прямо на ветвях деревьев. Попробуй вино на вкус». Монах подает мне стакан с вином и я с наслаждением вдыхаю его аромат и не спеша выпиваю. «Да, для литургического причастия у вас уже есть своё вино, очень похожее на кагор», говорю я.
     На завтра планируется отъезд. Снег становится выше и есть опасность не выехать отсюда до конца лета следующего года, если перевал накроет высокими снегами. Больше всего волнуются Володя с Александром, им надо возвращаться в Киев, а дорогую машину, на которой вскоре нужно участвовать в авторалли, оставлять нельзя. Мне также нужно торопиться.
     На следующий день собираемся в обратный путь. Наташа огорченно сообщает мне, что бригада узбеков не согласившаяся работать за предварительно оговоренную сумму, решила вернуться с нами в Сухум. Так же и бригада из Пензы, в связи с отсутствием прораба, задержавшегося в Пензе, решила покинуть село.
     Собрав вещи, я вспомнил о некоторых проблемах недавнего перехода через перевал. Взяв полиэтиленовые пищевые пакеты и обрезав их дно, я натянул их поверх сапог на колени и привязал скотчем верхнюю и нижнюю части к сапогам и брюкам. Мокрые ноги в многочасовом походе зимой – это опасно, сапоги в глубоком снегу не спасают. Также из большого пакета я сотворил нечто похожее на капюшон.
     И вот вечером наш караван из пяти машин, в составе которого оказались два УАЗика местных жителей, поверивших в то, что под предводительством Наталии они уж точно доберутся до Сухума, двинули в путь. Бригада из Пензы, укрывшись брезентом, разместились на кузове КАМАЗа, узбеки едут в Наташином УАЗе, ведомом Александром. Она сидит рядом со мной в Тойоте, управляемой Володей.
     Идет сильный снегопад, но мы спокойны, так как ещё днем монах Иоанн выехал на тракторе с ковшом расчищать путь, да и перед нами идёт КАМАЗ, укладывающий плотную и широкую колею. Радует и то, что сопровождать нас взялся житель села Михаил Шишин, знаток здешних мест и бывалый охотник.
     Вынеся из недавнего похода опыт того, что в горах, двигаясь в караване машин, необходимо следить за следующим за нами транспортом, мы иногда останавливаемся, дожидаясь проявляющегося света фар отстающей машины.
     C трудом преодолев крутой подъем, где пришлось несколько раз, толкать машину, мы заметили, что УАЗ, ведомый Александром, забуксовал на месте. Усилие бригады узбеков оказались тщетными и, в довершении этих неприятностей, заклинил мотор.
     Было принято решение оставить машину, а бригаде с Александрам пересесть на кузов КАМАЗа. Напуганные узбеки, увидавшие на снегу следы медведя, с опаской озираясь по сторонам, идут к грузовой машине. Вскоре с дистанции сходит ещё один УАЗ, едущий сзади. Дело в том, что впереди идущие машины, скользя на крутых подъемах или переезжая русло речки, образуют за собой скользкую ледяную колею.
     Да, путь только начат, а уже такие потери, что же дальше нам предстоит? Я пытаюсь отбросить дурные мысли и, ободряя всех, шучу. Подъехав к речке «Каменная», КАМАЗ погружается в её русло и, переваливаясь по камням, тяжело взбирается на противоположный берег. С молитвой на устах,  также преодолеваем этот участок, но буксуем на крутом повороте. Машину тащит в пропасть. Мы выскакиваем и вместе с пензенской бригадой вытаскиваем машину. Снег сплошной пеленой покрывает все видимое в лучах прожекторов пространство. Я рад, что мои приспособления из полиэтилена защищают тело от влаги и холода, но жаль ребят, многие уже вымокли. Машина, идущая последней, застревает прямо в русле реки. Я иду за КАМАЗом, поджидающим нас на вершине холма в пятистах метрах.
     Фонаря нет, иду лишь на слабый свет, отраженный от снежного, падающего  с небес, белого безмолвия. Да, не хотелось бы сейчас встретиться с волчьей стаей или медведем. Минут через десять подхожу к КАМАЗу. 
     Спустившись обратно, грузовая машина тросом вытаскивает УАЗик, но сама, скользя на повороте, начинает сползать в сторону пропасти. Миша Шишин по-военному строго дает команды ребятам из бригады и своим примером, взяв в руки лом, скалывает лед под колесами машины. Ребята осознавшие, что путь домой зависит от труда, усердно работают лопатами и ломами. Попытка выехать на дорогу оканчивается неудачей, и ребята снова очищают колею до самой скальной породы.
     С третьей попытки выбраться удалось и нашу Тойоту на тросе КАМАЗ тянет вверх. Хозяин последней машины, застрявшей на гололеде, принимает решение вернуться в село.
     Мы периодически выскакиваем из салона и толкаем буксующую машину вперед. Выхлопная труба Лендровера и снежные комья, летящие в лицо, в последствии ещё долго вспоминались и снились мне. Руки от усталости ноют, колени подкашиваются, но все - же мы не сдаемся.
     Все наши надежды рухнули, когда на очень продолжительном крутом подъеме, Тойота, идущая на тросе с КАМАЗом, начала сползать вместе с тяжелой машиной вниз. Мы понимаем, это конец пути. Попытки всей бригады что либо сделать, оказываются тщетными, даже усилие трактора подтащить КАМАЗ, напрасны.
     На душе стало легче, есть надежда, что сегодня мы заночуем в скиту. Если бы мы и поднялись на гору, то дальше предстоял еще более сложный путь, где даже развернуться невозможно.
         Сползя назад и развернув машины, отправляемся в обратный путь.
     Лишь под утро мы въезжаем в село. Виктория с Софией, разбуженные шумом мотора, с распростертыми объятиями и радостными улыбками встречают нас и усаживают за стол. Сегодня замечательный день, у Наташи праздник, день её рождения. Ещё вчера был испечен торт, который мы взяли с собой, намереваясь съесть его в Сухуме.
     Теперь этот слегка помятый  торт-путешественник внесен на кухню к своим создателям Виктории и Софии и  наконец-то порезан на куски. Спать совершенно не хочется, избыток адреналина наполняет нас радостью.
     Я поднимаю тост за Наташу и за то, ради чего мы здесь сегодня собрались, объединённые общей целью. Поочередно поздравляют её: Игорь, Володя, монах Иоани и другие. Долго ещё льется задушевная беседа, по окончании которой Наташа говорит: «Ребята, я вам всем очень благодарна. Во всем есть промысел Божий, даже в этой, казалось бы, неудачной поездке. Господь нам что-то показывает. На самом деле я не строитель, мне очень сложно, я многого не знаю. В горах, в чужой стране, мы строим эту сказку. Без благословения отца Ионы, выполнить эту миссию нереально. На самом деле это Господь строит по молитвам старца, а мы как ручки, ножки выполняем его волю. Я вот уже девять месяцев как не была дома. Старец Иона позвонив, сказал мне, что ехать домой в Одессу он не дает благословения, нужно строить храм. И я полностью отдаю себя этому, хотя дома ждут муж, сын, внук, которому три с половиной года, племянница, которую я удочерила. Она окончила на отлично медучилище и поступила мединститут. Но я понимаю, что и вы не по собственной, а по Божьей воле оказались здесь, кто подвизался монахом или послушником, кто приехал потрудиться во славу Божию. Всем вам земной поклон и наши молитвы. Спаси вас Господи ».
     Проснувшись к обеду, выхожу во двор, где Наташа дает какие-то распоряжения ребятам из Пензы. Вскоре она подходит ко мне и с радостной улыбкой сообщает: «Ты представляешь, две бригады, которые отказались вчера работать и хотели уехать домой уже трудятся. Бригада узбеков, пока мы спали, уже приварила четыре секции стальных решеток забора к столбам. Просто чудеса какие-то. Вчера они осознали, что выбраться отсюда нереально и сразу согласились на все ранее предложенные условия. Теперь их все устраивает».
     Я так же рад, и вспоминаю загадочные слова матушки Ольги, благословившей нас и несколько озадачившей Наташу своим предвиденьем, говорю: «При всех трудностях и опасностях, свершившееся было необходимостью, промыслом Божьим. Старица Ольга видела это. Первый поход на машинах через перевал, был необходим прежде всего благодетелям, Володе и его маме Наталье Ивановне, направившей его сюда для ознакомления с жизнью прихода и на что потраченны их пожертвования. Также Володя с Александром почувствовали на себе путь через горы, и чем отличается ралли «Бездорожье» от поездке через перевал, которую ты осуществляешь даже одна, без сопровождения. Обратная, казалось бы, неудачная поездка, была необходима прежде всего рабочим из Пензы, и бригаде узбеков, которые отнеслись безответственно к строительству храма, желая только подзаработать денег и не окончив дела, убежать. Вчерашнее испытание вразумило их как никто иной. Мне также необходимо было это пройти, чтобы описать об этом в статье про жизнь нашего прихода, в котором я имею честь состоять. Сколько раз я слышал от тебя рассказы об опасностях горных троп, но пока сам не испытал на себе это, не мог представить, а ведь это твоя ежедневная действительность».
     «Ты абсолютно прав и я рада, что ты это понимаешь» - говорит Наташа «эти поездки оказались необходимыми и для благодетелей и для рабочих. Они уже видят другими глазами. А главное, я теперь спокойна за то, что работа продолжается. Страшно представить, чтобы работа до следующего лета была остановлена».
     Мы идем на стройплощадку, где во всю кипит работа. Территория храма обретает своё завершение красивой стальной оградой из установленных сегодня решеток. С монахом Иоанном обмеряем и фотографируем территорию для выполнения проекта благоустройства.
     Последующие несколько дней прошли в общинной трудовой жизни и ожидании вертолета из Сухума. Погода стоит нелётная, перевал затянут облаками. Лишь только после состоявшейся свадьбы местных жителей небо прояснилось. Если бы не высокопоставленные гости, приехавшие на свадьбу, сидеть бы мне здесь в селе неведомо сколько. Генерал-майор Эшба Вячеслав Ахметович, с которым мы в тот день познакомились, оказался не только главнокомандующим авиации Абхазии, но и начальником военного аэродрома. Он и дал указание выслать вертолет, чтобы забрать гостей приехавших на свадьбу.
     Быстро собираю вещи. В сопровождении членов общины идем с Натальей в сторону аэродрома, откуда раздается шум винтов, только что, севшего вертолета. Зайдя на взлетное поле, вижу редкостную картину.
     Группа мужчин пытается закатить через открытый хвостовой проем вертолёта УАЗик, поставив его на толстые доски. Двое других мужчин поднимают хвост вертолёта, чтобы машина свободно проехала под ним. Эта операция, как они не пытались, закончилась неудачей. Лишь разобрав крышу и двери, машину благополучно устанавливают в салоне, предварительно расперев колёса подпорками. В случае смещения машины в полёте, вертолёт неминуемо потерпит катастрофу.
     Крышу уже в салоне кладут на машину. Её хозяин садится за руль рядом со своим другом, остальные пассажиры выстраиваются у кабины пилота. Я занимаю плацкартное лежачее место на крыше авто. Вертолёт набирает обороты винтов и тяжело, вибрируя всем своим корпусам, поднимается над землёй. Наташа совершает крестное знамение над собой, а затем крестит машину с пассажирами. Все мужчины смеются. Командир экипажа, повернувшись от штурвала, стыдит мужчин. «Вы зря смеетесь, может быть по ее молитвам вы благополучно и летаете, а так всякое бывает…. Все замолкают.
     Машину, на которой я лежу, за счет собственной амортизации, трясет ещё больше. Она почти подпрыгивает, пытаясь прижать меня лежащего на крыше к потолку, до которого всего сорок сантиметров.
     Вспоминаю волнение командира вертолёта, по поводу неработающего ручного тормоза автомобиля, который может просто выкатиться из салона в случае смещений распорок. Я нахожу ниши в потолке и проверяю на прочность светильники, способны ли они меня удержать в случае выезда машины из салона.
     Да, не завидна судьба шофера, сидящего за рулём. Со временем, поняв, что эти бредовые мысли нужно отогнать, начинаю произносить про себя Иисусову молитву. В иллюминаторе под нами проплывают заснеженные вершины гор. А вот все ближе и ближе, почти касающиеся нас, макушки деревьев. Мы пролетаем над перевалом. Слава Богу. Мы крестимся. Перелетели, а ведь на борту груз выше допустимого на целую тонну.
     Вскоре мы приземляемся на военном аэродроме «Дранды» возле Сухума. В этот же день я вылетел в Москву. Через неделю мне позвонила Наташа и рассказала, что Тойоту благополучно перевезли через перевал на кузове КАМАЗа, а Володя, приехав в Киев, взял на себя ответственность по финансированию элементов внутренней отделки храма.
     Была и плохая новость. Руководитель пензенской бригады, Андрей,  с частью своей бригады, в числе которой находился и брат его супруги, Константин,  приехали в Сухум. Константин ранее, по просьбе Андрея, проживал более года на моей московской даче, работая на столичных стройках. Ребята остановились в одном из многоэтажных домов, попавших под обстрел в годы грузино-абхазской войны. Константин ночью решил выйти на улицу, чтобы проверить машину, на которой они приехали, но вход в подъезд оказался закрытым на ключ. Он поднялся на второй этаж и, увидев щель между стенами, решил, что пролезет в нее и выберется на улицу.
     Пытаясь пролезть, не имея возможности за что либо ухватиться или  упереться,  он упал в эту расщелину и повис на куртке, зацепившейся за арматуру. Куртка, сдавила его, не позволяя сдвинуться с места. Кричать он не мог, так как горло тоже было сдавлено, да и в опустевшем после войны, полуразрушенном доме без жителей, никто бы, не услышал. Андрей с ребятами спали на восьмом этаже. Провисев так пару часов при минусовой температуре, он умер от холода и удушья. Так его и нашли.   
     А ведь в тот день он вместе с Андреем, должен был ехать на Псху. Трагедия случилась далеко не случайно. Желающие потрудится на строительстве храма, едут туда только по благословению старца Ионы. Многим он не давал благословения на этот труд, читая душу непостижимым для других духовным взором. Константин не получил благословение ехать на Псху, да и я не советовал ему  покидать Москву. Приехав в Сухум, он хорошо выпил, и бесы сделали своё дело. Силы зла пытаются разрушить любое благое дело, а дело создания храма тем более. Не готовый к такой духовной брани и слабый духом человек, тем более одурманеный алкоголем, зачастую обречен на смерть или серьезную травму. Бесы бьют по слабым местам.
     Занимаясь проектировкой храмов около пятнадцати лет, я такое встречал не раз, тем более в святых местах. А Псху, это место особой силы, за которое идет борьба не только сил земных.
     Наташа рассказала мне о благословении старца Ионы: «Батюшка поручил нам срочно строить два деревянных дома, в одном из которых он будет жить и принимать паломников и духовных чад, а в другом – старица Ольга. Нужно делать проекты этих домов». Я пообещал выполнить это поручение.
     Через полтора месяца позвонила мне игуменья Сухумского Свято-Троицкого монастыря матушка Херувима и сообщила, что сегодня на восемьдесят втором году жизни скончался иеромонах Кассиан, доживавший на подворье матушки Серафимы. Он был в горах 53 года и у него сгорел домик с документами. Вывезти из Абхазии без его документов архидиакон Пимен не смог, таможенники высадили Кассиана с поезда. Поэтому и остался батюшка в Сухуме. Он сам предсказал день своего ухода. Три года назад, будучи на подворье, мне довелось исповедаться у иеромонаха Кассиана, одного из тогда ещё живых персонажей книги «В горах Кавказа». Вечная ему память.


                ГЛАВА 14.

                БЛАГОСЛОВЕНИЕ ПАТРИАРХА


     Весной 2012 года, Наташа позвонила в Москву и сообщила, что есть благословление старца Ионы строить дом для него и матушки Ольги на Псху, срочно нужен проект этого дома, в котором также должны быть предусмотрены комнаты для келейников.
     Выполняя благословение, я с большой радостью взялся за этот труд во славу Божию и вскоре чертежи были готовы. В начале лета Наташа приехала в Москву, где приняла эти чертежи. От неё узнал, что она имеет благословение от старца на монашеский постриг, так как старцами предсказано, что община с храмом на Псху станет монастырём.
     Идя в Патриархию к митрополиту Варсонофию, управляющему делами РПЦ, на очередную рабочую встречу, я взял с собой Наташу, где представил её владыке. Рассказав о деятельности общины в составе Абхазской епархии, она показала фотографии храма, которые очень понравились ему. На её предложение приехать к ним, он ответил, что рад будет посетить эти святые места и сам храм, простым паломником, возможно, этой осенью, так как Абхазия очень близка ему.
     По моему ходатайству, владыка предложил провести постриг Натальи в его епархии, в Иоанно-Богословском монастыре.
     Несколько дней находясь в Москве, Наташа проживала у меня дома, занимаясь экономическими и хозяйственными делами общины и встречаясь с различными людьми. В день ее отъезда, я попросил рассказать её о возвращении в село после того, как я покинул Абхазию. И она начала свой рассказ: 
     «Была ещё одна поездка, нужно было вывезти на грузовике, УАЗ и Татьяну. В тот день, когда мы выехали, снова пошёл снег, но самое неприятное для нашего предстоящего путешествия было в том, что снег припорошил уже образовавшуюся, в связи с потеплением, корку гололёда. Ехать было совсем невозможно, мы даже не доехали до Каменной, пришлось вернуться. На протяжении всего пути, машина шла юзом, но милостью Божией, мы вернулись обратно. От постоянных выкапываний и выталкиваний машины мы тогда сильно устали.
     Не прошло и двух дней, как нам снова предстояло отправиться в путь, но уже не одним. Дело в том, что одного из местных жителей призвали в армию, и ему необходимо было явиться на призывной пункт. Сопровождать нас отправилось ещё человек двенадцать из местных жителей, среди них три брата Колодяжные, Миша Шишин, брат Ананика, а также наши Владимир и Сергей. Впереди каравана шёл трактор с ковшом, которому всё время приходилось счищать снег. Особую опасность представляли снежные надувы – элеваторы, высотой в человеческий рост, образовавшиеся на нашем пути. Их приходилось копать лопатами. За целый день мы смогли преодолеть путь лишь до середины перевала. После того, как перед нами сошёл элеватор, чуть было не столкнувший нас в пропасть, мы решили вернуться обратно.
     На следующий день в шесть утра, мы снова двинулись к перевалу. Несколько раз колёса машины зависали над пропастью, а, переехав речку «Каменная», чуть было не потеряли машину, начавшую скатываться по мокрым ледяным камням с крутого обрыва.
     Слава Богу,  все остались живы. Стараниями нашей группы сопровождения, мы благополучно преодолели перевал и уже под утро следующего дня прибыли в Сухуми. Пребывание в Сухуми оказалось недолгим. В связи с тем, что наш скит в горах остался без электричества, а значит без света и работающих электроинструментов, включая циркулярку, матушка Ольга благословила меня сделать ещё одну ходку на Псху.
     Необходимо было доставить солярку и бензин, для того, чтобы обеспечить существование и работу скита на продолжительную зиму и весну. Ехать, конечно, не хотелось, но благословение нужно выполнять.
     И вот в декабрьское холодное утро, загрузив в Игорев КАМАЗ бочки с соляркой, бензином и трубами для молниезащиты, а  также продуктами и прочим скарбом, мы двинулись в обратный путь. С нами также отправились инок Арсений и фотограф Александр, который намеревался отснять наш храм для размещения фотографий в иллюстрированном издании с изображением храмов Абхазии.
     Была пятница, и мы  надеялись попасть в воскресный день на празднование в честь святого Спиридона Тримифунского. Дорога оказалась очень сложной из-за гололёда, особенно в районе Аватхары. Нам часто приходилось выходить из машины, чтобы освобождать её из снежно-ледяного плена при помощи ломов и лопат, а затем, накопав камней с грунтом, подсыпали их под колёса и толкали машину вверх.  Доехать в тот день удалось лишь до деревянного навеса в виде грибка.
     Переночевав в машине, утром мы продолжили путь. Уже, спускаясь по крутому спуску к реке, тяжёлую машину понесло вниз. От неминуемой катастрофы грузовик остановил скальный выступ, обнажившийся на крутом повороте. Это спасительное препятствие, развернуло машину и направило под прямым углом по скользкому заснеженному насту, в котором нельзя даже было  различить дороги вниз. Движение машины остановило лишь русло горной реки.
     Подъем наверх с мокрыми колёсами страшно даже описывать. Намучившись, целый день, нам удалось добраться до последнего поворота перед перевалом. По рации мы связались с селом и попросили помощи в вызволении из снежного плена. Снег, не переставая, продолжал сыпать с неба, заваливая нашу колею и не оставляя шансов вернуться обратно. Даже  развернуть машину на узкой горной дороге не представлялось возможным. Глубина снежного наста на засыпанной дороге уже достигла трёх метров. От бесполезного копания в снегу мышцы пальцев сводит судорога, ноги подкашиваются от усталости. Успокаивает лишь то, что наше сообщение по рации, принято в селе и помощь организована.
     Мы тогда ещё не знали, что на той стороне перевала снега намело ещё больше и попытки пробиться к нам, окажутся безрезультатными.
         Пришлось ещё раз заночевать в машине.
     Вскоре по рации мы получили сообщение о том, что пробиться к нам невозможно. Наутро  приняли решение возвращаться обратно. С большим трудом мы всё же вернулись в Сухуми. Монах Арсений тогда вспоминал: «На протяжении всего пути молитва не сходила с наших уст, а у Натальи она достигла такой силы, что в храмах он не видел столь молитвенного радения». Кто в горах не бывал, тот Богу не молился, так говорят пустынники.
     Мне приходится отвечать не только за себя, но и за людей находящихся рядом, поэтому и молю Господа за всех нас. Помню, года два назад, зимой, мы перевозили бригаду на Псху, был сильный мороз и ребят, ехавших на кузове, пришлось укрыть брезентом. Не доехав до перевала, колесо КАМАЗа лопнуло. Пришлось дать команду снимать борта машины и жечь в костре для того, чтобы согреться и демонтировать резину колеса. Так что, кто хочет экстрима, это к нам.
     Расставаясь, я передал Наташе обещанные их общине наборы инструментов для резьбы по дереву, а также печатную литературу по этой теме.
     Дописываю эти строки в вагоне поезда везущего меня из Мордовии в Москву, и тут зазвонил телефон, взяв который, я услышал знакомый голос: «Благословите». Это была Наташа. Она сообщила, что на Псху недавно приезжало телевидение  из Москвы и по первому телеканалу только что показывали храм, строящийся общиной.
     «Конечно же, о нас там не было сказано ни слова» - посетовала она. «Ну, ничего, слава Богу, главное - храм строится». Также она сообщила, что фотографии храма, отснятые фотографом Александром, были опубликованы в иллюстрированном альбоме, описывающим святые места и храмы Абхазии.
     Я также поделился радостью о том, что присутствовал на праздновании 1000-летия единения мордовского народа с российским народом. В этот день  Патриарх Кирилл принимал детский православный лагерь, построенный по нашему проекту. О том, что мы являемся авторами проекта, там также не было сказано ни слова и слава Богу. Главной наградой для нас были улыбки нескольких тысяч детей, приехавших в этот лагерь на Фестиваль Православной молодёжи и встречу Патриарха. Нам также были приятны слова Святейшего, сказавшего с трибуны: «То, что мы сегодня видим - это прекрасное место для отдыха, занятий, общения наших детей и молодежи. Хотелось бы сердечно поблагодарить всех тех, кто вложил свои средства, свою энергию, чтобы на мордовской земле появилось такое прекрасное место – не просто лагерь, а настоящий молодежный центр, где можно и отдыхать, и работать, и учиться. Лагерь у вас прекрасный, я думаю, что самый лучший лагерь в русской церкви. Таких прекрасных зданий и такой ухоженной территории, я просто не припомню» 
     Великой радостью было и то, что Святейший Патриарх благословил своей подписью эскизный проект, разработанный нами колокольни для храма св. Михаила Архангела. Этот храм для него особенно дорог, так как находится на его родине в селе Ичалки. В этом красивейшем храме построенном в русско-византийском стиле в 1916 году служили дедушка и отец святейшего Патриарха Всея Руси Кирилла. В молодости он стоял вместе с прихожанами на службах под сводами этого храма, в котором не была отстроена колокольня, а её проект утерян. И вот нам было благословлено выполнить сей проект.   
      С трепетом вспоминаю те минуты, когда   развернув перед Патриархом альбом проекта, я услышал слова глубоко тронувшие меня: Он тогда сказал: «Я рад, что эта колокольня  достойно украсит столь близкий и родной для меня храм. Только такая величественная колокольня должна притворять этот дом Божий. Данный проект выполнен высокопрофессионально и масштабно. Я своим указом и подписью, благословляю на строительство сию колокольню».
         Патриарх поставил подпись на альбоме проекта.
     Стоящий рядом со Святейшим митрополит Варсонофий, радостно улыбнувшись, сказал: «Ну, теперь вам придется контролировать строительство,  а вам, отец настоятель - обратился он к протоиерею Сергию, - строить колокольню вашего храма».
     После окончания церемонии освящения лагеря мы с Дашей, приехавшей со мной на авторский надзор за строительство, были приглашены на патриарший обед. На обеде митрополит Варсонофий предложил Патриарху, через год приехать на освящение колокольни. Святейший дал своё согласие.
     Вспомнилось мне и то, что прибыв с Дарьей тремя днями ранее, в монастырь, подходя к строящемуся детскому православному лагерю, первого кого мы встретили, был владыка Варсонофий, идущий к нам на встречу.
     Радостная, солнечная улыбка озаряла его чело. Благословив нас, он сказал: «Ну что, теперь вам предстоит начинать проектирование производственно-хозяйственной части монастыря». Он указал рукой на поле за лагерем, на котором до самого леса нам предстоит запроектировать цеха, гаражи,  скотный двор, теплицы и прочие хозяйственные постройки. Мы поблагодарили владыку за оказанное доверия и то усердие, благодаря которому был построен православный лагерь, на территории которого разместилось около двадцати двухэтажных домой с мансардами, а также с двумя церквями и домами причта. На площади перед трапезным и клубным корпусом гордо, на высоком флагштоке, развивается патриарший флаг.
     Мы счастливы, что и частичка нашего труда, отражена в этом комплексе, столь необходимом  для детей России.
В конце октября 2013 года я вновь был приглашен Наталией для осуществления авторского надзора в Абхазию. Ею был приглашен и отец Александр Коблов, с которым мы должны были также посетить и город Сочи. Там, по дороге на Красную Поляну на его участке, должен быть построен келейный дом, запроектированный нашей мастерской.
Самолет рейсом Москва-Адлер, набрав высоту, плавно ложится на заданный курс, от отца Александра, читающего акафист св. Николаю Чудотворцу, исходит спокойствие и умиротворение.
В мыслях своих я пытаюсь подвести итоги прошедшего года.
В этом году мы завершили серьезнейший проект храмового комплекса «Дом Милосердия» с храмом св. Василия Великого в Санкт-Петербурге, выполнили эскизный проект храма св. Архангела Михаила в Москве в усадьбе Архангельское-Тюриково. Завершили проект храма св. Иоанна Воина во Владикавказе. Также выполнили рабочий проект храма в честь Пресвятой Богородицы в деревне Воре-Богородское, Щелковского района Московской области, а также и другие храмовые объекты, некоторые из которых уже строятся.
   В этом же году в составе фонда св. Апостола Павла, мне довелось побывать в Сирии на интронизации Антиохийского патриарха Иоанна Х. Месяцем спустя меня назначили вице-президентом Фонда.

                ГЛАВА 15.

                ЛИТУРГИЯ В ГОРАХ КАВКАЗА


Поездом Москва-Сухум я снова возвращаюсь в Абхазию. В прошлом  году было проложено прямое железнодорожное сообщение между нашими столицами, нарушенное после грузинско-абхазкой войны. Ранее мне приходилось ехать вначале до Адлера, затем  переходить границу и далее автобусом до Сухума.
 На днях должны привезти из Задонска иконостас. Его по благословлению митрополита Задонского Никона и на его пожертвования изготовила мастерская Задонского монастыря.
Мне дважды довелось с Наталией посетить этот монастырь и встречаться с владыкой. Это настоящий молитвенник и человек большой духовной жизни, пожертвовавший на храм в далекой Абхазии большие средства.
На вокзале Сухума меня встречает Наталия с монахом Иоанном и на своем внедорожнике  «Нисан», везет в квартиру на побережье, где я проведу несколько дней до отъезда на Псху
Наталья рада моему приезду и оживленно рассказывает о проделанной за этот год в скиту работе, и о том, что предстоит выполнить мне как архитектору.  Я с гордостью смотрю на эту волевую, деятельную и симпатичную женщину, уверенно и по-абхазски дерзко ведущую большой внедорожник с поднятой над капотом выхлопной трубой.
«Не удивляйся, так водят машину все абхазцы, единственным приоритетом которых является величина и стоимость машины. Едущих осторожно водителей, дорожный патруль, как правило останавливает,  заподозрив в водителе чужака.
УАЗик, который я раньше водила, был более поворотлив в горах, но менее грузоподъемен, а раньше мне доводилось управлять даже КАМАЗом». Проезжая пост Госавтоинспекции, патруль радушно, кивком головы приветствуют Наталию.
«Меня здесь все считают абхазкой» - говорит она. Я уточняю: «Не только абхазкой, но и джигитом на хорошем коне».
Наташа размещает меня в жилом пятиэтажном доме у самого берега Сухумской бухты, в квартире монаха, ныне подвизавшегося на Афоне в Греции.
После московской суеты и забот, нахождение  здесь весьма полезно для души и тела.
Прогуливаясь как-то по набережной, я был приятно удивлен, увидев на баннере турагентства фотографию нашего храма. Там я прочитал: «Псху, самое высокогорное село в Абхазии – село облаков и туманов, расположенное в верховьях Бзыби на высоте 760м. Исторически там проживало Абхазское горное общество. по окончании Кавказкой войны они целиком переселились в Турцию, а эти места заселили русские монахи. Жители села сохранили уклад 19 века. Вы увидите горы и ущелье с высоты птичьего полета. Вы сможете осмотреть руины средневековой крепости».
Да, появился еще один туристический маршрут, пусть даже и самый интересный и экстремальный, но не нанесет ли это непоправимый вред «монашеской республике», это покажет время.
Пляжи Сухума через день стали надоедать своей многолюдностью, а через пару дней меня потянуло в горы.
Вечером четвертого дня, машина загружена и мы выдвигаемся в путь. В салоне вместе с Наталией, Иоанном и мной находится  инок Арсений. Три года назад мы встречались с ним на Псху. Это красивый, атлетически сложенный, волевой мужчина, лет тридцати пяти, похожий на индейца. Сам он принадлежит редкому малочисленному народу, число жителей которого не превышает 500 человек. Этот народ – «тофалары», проживает на берегу Енисея в Томской области.
Во времена правления Чингиз-Хана его проводниками были тофалары. Их врожденные способности следопытов -  жителей леса, умение выживать в любых условиях, высоко ценилось в войске Чингиз-Хана.
Этот древний народ во времена «великого перехода» осваивал Северную и даже Южную Америку. В воинственных инках течет кровь потомков Тофаларов. Арсений рассказал мне, что слова инки и инок т.е. монах имеют общий смысл.
Несколько лет назад в Перуанских Андах на берегу Амазонки, я встретился с потомками Тофаларов. Фотографию инструктора по рафтингу, который руководил нашим сплавом по реке, я  переслал Арсению. Индеец, потомок инков с Амазонки как две капли воды был похож на инока Арсения, единственным отличием была татуировка с ликом Иисуса Христа в терновом венке.
Лишь в четвертом часу утра, преодолев перевал и многочисленные горные речушки, мы добрались до Псху. Проезжая мимо храма, останавливаемся. В свете прожекторов на фоне звездного неба в обрамлении горных вершин, освященных светом полной луны, храм кажется сказочным и  неземным.
За год моего отсутствия многое изменилось, фасады освобождены от строительных лесов и полностью завершены, цоколь и крыльца входов облицованы плиткой под дикий камень. На месте прежнего сгоревшего храма поставлен резной деревянный крест, водруженный над символической голгофой в виде альпийской горки. Справа от храма залит фундамент под  крестильню, а слева от храма возведен цокольный этаж будущего келейно-трапезного корпуса. Наташа сообщает нам, что в храме ведется роспись сводов алтаря.
И вот, наконец-то мы подъезжаем к скиту и разгружаем вещи. Меня селят в ветхом, глинобитном, покрытом деревянной дранкой, домике, являющимся библиотекой скита. С трепетом вхожу в намоленное помещение, в котором жили ранее первые иноки и пустынники скита. Две устланных железных кровати с деревянным настилом среди книжных полок и икон составляют интерьер помещения. Под шум холодильников в коридоре, вдыхая аромат трав которые сушатся в различных углах и аромат ладана, я засыпаю.
Утром, выйдя из кельи на улицу, любуюсь священными вершинами гор, окружающих долину. Вот гора «Серебряная», а вот и «Святая», застывшая в своем молчаливом величии. По единственной, размытой потоками дождевых вод, каменистой улица села, идут на свои пастбища и наделы свиньи, гуси, а изредка и коровы. Каждая божья тварь знает здесь свое время и место.
Возвратясь во двор, иду к трапезной через ряды парников с помидорами, огурцами, перцем и баклажанами. В прошлом году их не было.
Иоанн окликает меня: «доброе утро, пойдем, покажу нашу новую столярную мастерскую». Зайдя в обширное помещение, я удивляюсь наличию в нем современных профессиональных инструментов и прочему оборудованию. Хозяин мастерской, высокий, полный, лет шестидесяти пяти мужчина приветствует нас. Это Володя, бывший супруг Натальи, а ныне трудник скита. Ранее он был бизнесменом и руководителем одесской футбольной команды «Черноморец». После встречи со старцем Ионой он начал воцерковляться и даже привел всю свою команду к старцу. Владимир материально стал помогать храму. В настоящее время его главной целью стало служение во славу Божию в скиту. Он с любовью показывает нам новое столярное и токарное оборудование, а также результаты своего труда, резную дверь, оконные наличники и пр.
Рядом с мастерской построен гаражный бокс со складским помещением, а у ручья разместилась великолепная баня с сауной. Да, сделано немало.
На пороге трапезной появляется Вика с Софией, я рад снова встретиться с ними. Выходит и Наташа: «Приглашаю всех на завтрак, рабочих мы покормили, остались вы».
Зайдя в помещение, знакомлюсь с новым членом трапезной команды, послушницей Ниной она, как и другие женщины скита из Одессы. После вкусной трапезной и благодарственной молитвы, идем на строящийся объект, над которым мне предстоит потрудиться.
Метрах в сорока от трапезной возводится большое, в четырех уровнях, здание келейного корпуса с просторным трапезным залом и кухней.
Сейчас поднято два уровня, цокольная и трапезная часть, предстоит построить еще два келейных этажа. Наташа задает вопросы и просит помочь с планировкой этажей. Едем на храмовую территорию.
Храм в утренних лучах солнца особенно красив, как я позже узнал, местные жители его называют жар-птицей. Резные двери и наличники окон с коваными решетками, цоколь и крыльца входов облицованные плиткой под дикий камень и другие элементы фасадов, завершили внешний облик храма.
Внутри также произошли большие изменения, выполнен балкон храма с кованой оградой, облицован разными элементами притвор и церковный киоск, обшиты и подготовлены под роспись своды, а апсида алтаря уже покрыта фресковой живописью. На лесах под сводами храма трудится стройная, немолодая женщина, это иконописец из Киева Наталья. Она позже рассказывала: « Слабая, уставшая и немощная  по утрам я иду к храму, но стоит подняться на леса, наполняюсь силой и радостью, и с непостижимым рвением тружусь над фресками».
Иоанн спрашивает меня: «Завтра наш храмовый праздник, день Усекновения главы св. Иоанна Предтечи, нам нужно подготовить храм к праздничной литургии, расставить иконы, застелить полы. Ты нам в этом поможешь?» Я, конечно же рад потрудится.
Монах Иоанн предлагает мне взобраться на колокольню. Он с гордостью и искренней радостью показывает привезенные из Задонска установленные недавно колокола, управляемые при помощи своеобразной клавиатуры и предлагает попробовать поиграть. Я с восторгом, но все же осторожно нажимаю на клавиши, вслушиваясь в мелодичный звон колоколов. Вид с колокольни великолепен, горы завораживают. Выйдя из храма, Наташа ведет меня к крещальне.
У фундамента крещальни трудится бригада рабочих, мне предстоит разработать чертежи крещальни с купелью и раздевалкой.
Подходил к строящемуся зданию келейного корпуса на 15 келий и трапезной. Сейчас отстроен цокольный этаж с котельной. Работы выполнены на высоком уровне, да и как иначе у Натальи схалтурить не удастся. Она ставит мне задачу по проектированию этажей здания, к чему я в тот же день и приступаю.
К обеду подъезжают гости предстоящего праздника: игумен Свято-Владимирского подворья Валаамского мужского монастыря Ефрем с братией, Игумен Афанасий с Сухумского кафедрального собора с инокинями, Иеромонах Диомид, иерей Александр, Дмитрий и другие. Подходит и настоятель храма иеромонах Василий. Ожидается игуменья Серафима с сестрами.
После, с любовью и молитвой приготовленной трапезы и размещения гостей, идем на вечернюю службу, где предстоит исповедь.
Утром состоялась праздничная литургия, на которой присутствовала значительная часть села, а также гости и духовенство. К сожалению, схимонахиня Тихона по своей немощи не смогла прийти. За ней ухаживают сестры игуменьи Серафимы. Завтра мы собираемся посетить ее.
Такого количества духовенства и прихожан храм еще не собирал. В лицах прихожан храма считывается не только радость, но и гордость за возведенный среди этих труднодоступных мест чудесный храм, в котором сегодня отмечается праздник в честь его небесного покровителя Иоанна Крестителя.
Лица Наталии и монаха Иоанна, монахинь Софии и Виктории отражают не только радость, но и колоссальную ответственность и усталость, ведь на их плечи лег основной груз, связанный с приемом гостей и организацией праздника.
Они почти не спали, подготавливая храм и праздничную трапезу. Как мог, и я поучаствовал в этом процессе, начистив пару ведер картошки.
После причастия и благодарственного молебна, отец Василий в торжественной речи особо отметил заслуги в строительстве храма Наталию с братьями и сестрами прихода, не забыв и жителей  участвовавших, кто молитвенной помощь, а кто и своей копеечкой. Также похвалил и меня, представив прихожанам как автора проекта храма. После службы состоялся праздничный обед, где присутствовало, кажется все село. 


PS. Статья в стадии дописания. Продолжение скоро последует.


Здравствуйте, Сергей Григорьевич.
Искренне благодарю Вас за публикацию «Пустынники гор кавказских». Много души вложено, что называется, попадает в самое сердце!
Вышел на нее просматривая в интернете наставления старца Ионы, в котором батюшка говорил, что усердно молится за успех в строительстве храма Иоанна Предтечи в Абхазии. Как завороженный стал просматривать все, что есть о долине Псху. Так и потянулась цепочка, которая вывела на Вашу документальную повесть, наверное, так ее можно назвать. Прочитал на одном дыхании и скажу Вам, что это самая ценная информация близкая мне по эмоциональному настрою.
Живу в Уфе, а в Абхазии  побывал год назад. Мои друзья собирались там купить квартиру и попросили отвезти их туда на машине, чтобы проехаться по этим местам и осмотреться.
Огромнейшее впечатление оставил Новый Афон, да и вся Абхазия. Ведь это особый удел Пресвятой Богородицы. Там и дышится свободней!
Жаль только, что не довелось побывать в Псху, да и понятно, это место не для случайных посещений.
Хотел бы услышать Ваш совет вот о чем. Работал я главным инженером на довольно крупном предприятии легкой промышленности, а на сегодня на несколько месяцев образовалось окно в работе.
Лет мне немного за полтинник и хороших рабочих навыков приобрел много. Могу плотничать, отремонтировать трактор или автомобиль. Занимался изготовлением церковной утвари. Есть качественное советское образование – инженер по авиационным двигателям. И, слава Богу, здоровье  есть.
 Так вот, очень хотел бы поработать во славу Божию на строительстве храма в селе Псху, если, конечно, там еще осталось что строить. Специфику жизни в Абхазии хорошо представляю. Кстати, мои друзья так и не решились на покупку квартиры в Сухуме, очень там все специфично. Однако, от поездки остались самые светлые и яркие воспоминания.
О жизни же в долине Псху по Вашей документальной повести можно довольно полную картину составить, за что Вам еще раз большое спасибо! Жизнь там хоть и не простая, но несравненно правильнее, чем в наших городах.
Вы несколько раз указывали, что без благословления это место может и не принять. Эта тема  понятна, потому как мне посчастливилось быть духовным чадом  очень хорошего и сильного батюшки – отца Михаила (Егорова). Жил батюшка в поселке Приютово в двух ста км от Уфы и часто я к нему ездил за советом и за благословлением на дела.  Несколько лет назад его земная жизнь закончилась, а помощь его и сейчас многие чувствуют, такой был силы священник! Отправляю  фото батюшки, жизнь его это особый рассказ, там и ссылка семьи в тридцатые годы и фронт и десять лет лагерей…особый рассказ.
Очень сильное впечатление произвела Наталья Гершова. То, что она делает, это самый настоящий подвиг, причем повседневный. При случае передайте этой прекрасной женщине низкий поклон и огромную благодарность за ее дела!
Мог бы я еще написать и о впечатлениях от статьи и о своих жизненных ситуациях, но не буду отвлекать Вас от более важных дел.
Если можно, то я через некоторое время позвоню по номеру указанному на сайте в надежде услышать добрый совет.
Еще раз огромное спасибо за статью.

С уважением,
Сергей Илларионович Явовлев















 

 

 
.