Тапочки. Глава 1

     1. Прощание затягивалось…

     2. Волны бросали баркас на пристань.

     3. Капитан орал на матросов, что из последних сил держали канаты. С ободранных ладоней капала кровь.
    
     Пробежавшись по списку, Вечный удивлённо хмыкнул на третьем: “Рыбари! Кто так держит? Это не сети”. Он стоял на огромной каменной глыбе, подпирающей пристань. Дразнил ветер: то пропускал его через себя, то борясь с ним, останавливал. “А-а, пустая забава”, – отвернувшись от моря, спустился пониже, в тишину.  Скользнул взглядом по  деловито снующим крабам. (“Двенадцать”.)  Смутное беспокойство не находило выхода и не имело причины. Будто он что-то забыл, но этого “что-то” не существует, его просто нет. Не было слова…
 
                ***

     Он выбрал СЛОВО, когда, кивнув, стал Вечным. Чувствовал, что слово глубже всего. Основа. Другие хотели петь и танцевать, рисовать и лепить, он – играл словами. Перебирал пальцами, подбрасывал; принюхивался, поймав открытой ладошкой, и взвесив, слизывал (иногда и проглатывал от волнения); перекатывал языком, прислушиваясь к внутренним ощущениям; спрятав за щеку, ходил  счастливым и гордым, а насытившись этими первыми (земными) чувствами, надкусывал и осторожно пробовал на вкус, замирая: ”Да?”; и (за-сту-пив) останавливался на пороге этой правды, и своим предстоянием бросал вызов: “Смотри, я сорвал!”; и смиряя  торжествующего завоевателя, потерявшегося в паутине своих побед, простым: “Как я мог жить? – без тебя”, – продлевал мгновение волшебства, сбрасывая с себя шелуху и превращая вино в чистую прозрачную воду, где вопрос и ответ – одно; и отдаваясь этому простому чуду, входил в неё, – как одно; раскрывал ароматную сливочную мякоть; осваивался в этой Вселенной, погружаясь всё глубже, всё медленнее; и поднимался высоко-высоко, почти в невесомость, и дышал открывшейся мятной свежестью, лёгкой как сон, и пил, пил брызнувший сок, захлёбываясь от сладости и восторга; и отваливался – как насытившийся младенец, выпив всё до конца, добравшись до самой сути и присвоив себе – как одно…,
     или… (бывало и так: до’! Перехода) вздрагивал, подавившись отравленным толчённым стеклом; раззявливал набухающий израненный рот, заходясь исступлённым криком до изнеможения и, падая, оглохший и задыхающийся, сворачивался, озябший, обхватив колени; медленно погружаясь в слёзную бездну, выпуская яд, процеживая и отплёвываясь; и затихая, примиряясь, отпускал. И не было никого…)
    
                ***

     Когда горы мусора почти завалили Землю, когда понятия политика, государство практически утратили смысл, Оди’н решил всё и за всех. Оди’н скупил “мозги” и ядерный потенциал. За возможность не видеть, не знать. Задача была простой: ”Я хочу жить!” Все хотели. И у них получилось. Земляне покинули Землю. Что это было, точнее, что это есть – космос, параллельная реальность, – Вечный не знал. Какая разница. Капсула, сон, предельная перегрузка, позволяющая сбалансировать пиковую мозговую активность. Техническая сторона дела не интересовала Вечного (официальная версия – планета, пригодная для жизни, и телепортация, – вполне устраивала). Его больше занимала образная подробность Перехода. “С собой ничего не унесёшь”. (Знакома тебе такая фраза, Читатель?) Так вот, туда можно было унести, но буквально столько, сколько помещается в ладонях и, немного, в желудке. С набитым ртом и перекормленные – погибали. Несли всё, в первую очередь микросхемы и элементы питания. В мусорно-информационный век пушечным мясом стали связисты. (Получилось.) На Земле остались только атомные электростанции, питающие ЦУГи (центры усиления и гармонизации мозговых частот) и горы  (да и моря тоже) отбросов. Порталы появились позже. Лет через пятьдесят. (Успели.)

     Оказалось, что человеческие особи, родившиеся на Земле нежизнеспособны. (На новой Земле, читатель. Не думаешь ведь ты, что человечество изменилось настолько, что смогло назвать свой дом  как-то по-другому. Да, конечно, любителей пофилософствовать и побунтарничать от нормальной жизни развелось много, и слава Богу. Но, даже они, забывшись, выдавали исконное: “Земля”. Так и путались сами в себе. Вот если просто Земля, то это значит здесь – где я, где дом: а если “шу-шу-шу” таинственно: “Земля…” – сокровенно как-то; или наоборот: “А-а, Земля”,  – как про родственника непутёвого,  – то значит, откуда мы, где Родина. Не буду тебя дёргать, читатель, сам разберёшься.) Малыши, детки, подростки – растут, умнеют-здоровеют. А потом бац, и не проснулся… Вот как нервы родителям трепать начинают, так и всё… (Да, читатель, меня тоже коробит эта лёгкость: "Бац". "Не проснулся…" Для Вечного они просто уходили в свет. Как когда-то, очень давно, ушла любимая жена. Однажды утром она просто превратилась в свет, нежный розовый свет. В солнечный жёлтый и безбрежный синий убежали дети: как на прогулке в парке – наперегонки. Младший, поскрёбыш, растворился в слепящем белом…)

                ***

     Сон Вечный видел, на Земле ещё – перед свадьбой. Будто старуха он, что в войну своих птенчиков, всех, схоронила. В Ленинграде…  Уже пятьдесят годин с той поры минуло, а каждую ночь землю ледяную руками дерёт. “Пусти! Пусти… – требует.  –  Я их в жизни не сберегла, Ты в смерти их схорони”. (Каждую ночь – пальцы в крови, ладони…) Идёт будто она, старуха, – в белом вся, на Симферопольское.  Цветы в руках – ромашки, васильки полевые ("Где набрала в Питере?"), – птенчикам своим на могилки.

     В палисаднике бабка какая-то внуков чехвостит: “А, всё бегать вам, лодыри такие, потоптали мне клумбу, помогать не хотите”.  “Счастливая какая, – старуха думает. – Внучки’ какие резвые. Бегают…” Дальше идёт. Окно нараспашку. Отец сына “тунеядца-поганца” воспитывает, надрывается. “Господи, счастья своего не ведает,  не видит, – цветы под сердце прижала. – Уж близко, недолго идти осталось. Дойду”. Мальчик навстречу, большой уже, во весь рот улыбается, руками машет, бубнит себе что-то. (Сбоку – мать. Съёжилась. Виновата пред всеми: исчезнуть старается.) “Теперь точно дойду, спасибо тебе, солнышко. Пригляди за тобой Боженька”.  Так и дошла. На лавочке сидит, цветы на коленях разложила, гладит, с детьми разговаривает: “Не знаю я зачем, деточки, выжила? (По имени к каждому обращается, как только не ластит. Не могу я только, читатель, слов тех ласковых  повторить – сердце подскакивает, горло пережимает; туманом застит. Не могу…) Видеть какие они все счастливые? Не знаю я, зачем мне столько счастья  – снаружи… “

     Пророческим сон оказался. Не было больно только. Вечным когда становишься – всё что болеть может, светом покрывается. (Как бы тебе, читатель, объяснить это. Не знаю даже. Когда на свет смотришь, вроде и так всё понятно. А, вот: если ты, читатель, взрослый, советский ещё, точно поймёшь. Это как – МИР! ТРУД! МАЙ!) Да и годков сколько прошло уж. После трёхсот и считать перестал… Знает, зачем он – Вечный.

                ***

     Когда поняли, что что-то не так на Земле идёт, Оди’н опять объявился, тревогу забил. Труднее только оказалось “мозги“ работать заставить: с мусором-то разобрались вроде – нет его, мусора, если с умом за него взяться. Не суть…  Дети-то у них тоже бывают, у “мозгов”, да и жизнь вечную в придачу посулил им. Так появились Мудрые. (Если тебя, читатель, всё-таки интересуют технические подробности, ну этой вечной жизни, хотя бы, я поясню. После Перехода появилась возможность доступа к мозговой активности каждого человека. Иначе просто не было бы этого Перехода. Были и такие, конечно, кто не дал согласия и остался. Зря, по-моему. Потому что доступ-то доступом, но фактически можно управлять только той частью, что личной волей не охвачена. Получается  – каждый себе голова. (И тоже буквально. Прикольно…) Есть такие, кого и не выдоишь (самозанятые:)), а есть такие, что только для этого и живут почти (Мудрых кормить, например) со всем своим удовольствием. Ну, понял уже, наверно, читатель, – собрали всю лишнюю (неиспользуемую!) мозговую активность и направили её на общее дело). Иудеев древних сорок лет по пустыне водили, Мудрые в тридцать уложились. (Успели.) “Строка в строку…” – улыбался Вечный, наблюдая как эти два факта сплавляются в нём в один образ. (Образ пересказывать – дело неблагодарное, но примерно, разложив на исходные и на крайности заодно, – я бы представил чёрное и белое, и один, закрыв глаза, бьётся о стену лбом, д-о-о-о-о-л-го бьётся, упорно, и добивает-ся: добивает себя; а у другого – стена та же, только настрой другой, помягче что ли: и себе и стене волю даёт, – и глаза открыты: полюбовно расходятся. Квинтэссенция (какое слово, о-о-о!, долго любить можно): жить – рентабельно!, выгоднее, чем умирать.)         

     (Я не знаю, как ты читатель ко всяким психологическим глупостям относишься, но выяснили Мудрые (Ну как? Как? – наблюдение, анализ, синтез… Читатель, это я сам с собой, зарапортовался чуть, извини.), что отдельные особи (ну так по науке они, вроде,  называются, по вашей науке, а по настоящему – обычные человеки) живут себе и живут, горя не знают. Внимание, читатель, ключевые слова уже прозвучали: ”Горя не знают”. Живут себе спокойненько, с родителями не ругаются. Или ругаются, а тем “по барабану”: “Всё хорошо, деточка, не сержусь я”. Не, не, читатель, совсем не бред. Полностью согласен с твоим возмущением, мол там до мордобоя доходили и ничего, а здесь поругались и умирай давай. Биологов подключили, антропологов, теологов даже. (Блин, физиков в строку впихнуть не смог. Они главными-то были.) Да всех подключили. И когда все эти товарищи всё измерили и подсчитали, то увидели… (сначала лист перевернули, что из принтера выполз) – восьмёрку набок завалившуюся. Ну, им-то понятно, конечно, стало, а вот мне лично уже надоела вся эта галиматья. Восьмёрка  у них упала! И всё это за счёт моей мозговой активности! Ладно, хоть объяснить сподобились. Я с правого  кружочка начну. Окей? (Так безопасней для меня будет.) Человеческая особь начинается в двух измерениях (в биологических организмах матери и отца, и в их общем психическом пространстве). Развитие по этим двум измерениям не полностью синхронизированы, но рано или поздно птичка улетает. Улетала, там на Земле! А здесь? А здесь кружочек – в момент психологического созревания человеческой личности, – не может сомкнуться, потому что нет левого кружочка. (Всё, всё, перехожу.) Развитие в левом кружочке тоже двумерно – духовное и энергетическое. Душа (в каких отношениях ты, читатель, с душой, это твоё личное дело, а я со своей в ладу – на днях, по случаю, так пел: ух!), точнее – Человек, начинается на Небесах (фигуральное выражение, отсылающее к идее непознаваемости Источника - по определению), и полностью формирует свою энергетическую матрицу на Земле. На Земле!)

               
                ***

     Вечный поёжился… и улыбнулся.


продолжение  http://www.proza.ru/2018/11/18/1144

                2018, ноябрь