Вова - любовь... к искусству

Вова, как мы знаем, всегда был ленинградцем и жил, соответственно, дома. А мы не всегда… Поэтому мы остро нуждались в общежитии и в то время эта нужда замечательно удовлетворялась нашим любимым ВУЗом. Таким образом, мы, его друзья и однокашники, жили в общежитии на пр. Большевиков. Жили одной большой дружной семьей, праздники и будни вместе, в общем, - интересно и всегда нескучно.
  Те, кто приходил в наше общежитие в гости, вахтерским языком так и назывались – «гости». Им, естественно, было скучно дома, в своих квартирах, поэтому они регулярно вырывались из цепей обыденности и одиночества и приходили к нам «в гости». Иногда эти гости оставались столь надолго в запутанном быту общежития, что их даже разыскивали родители (например Зимин)… Опять же жилище наше всегда славилось изобилием весьма привлекательных студенток, что подчас роковым образом влияло на наших гостей, кои решительным образом не желали покидать сии Эдемовы кущи…
  Итак, как вы уже догадались, наш любимый друг Вова также бывал в роли «гостя». Приходил он к нам, своим однокашникам, и иногда оставался на всю ночь, в комнате, где было свободное место. Конечно, у нас бывали дискотеки, конечно, те, кто хотел познакомиться с девушкой, делал это.
   Однажды Вова приехал к нам в общежитие и зашел в гости ко мне, в мою комнату. Мы поболтали, попили чаю, что-то обсудили, и Вова пошел дальше, навестить остальных друзей. Меж тем начинался вечер, это была суббота, общежитие ожидало дискотеку и в коридорах было довольно оживленно. После, когда дискотека началась, я с некоторыми товарищами посетил ее. Вовы там я не заметил и подумал, что он уже ушел домой.
   Потанцевав до окончания музыки, это было около 4-х часов утра, я отправился в свою комнату и улегся спать. Мне уже начал сниться первый сон, когда я услышал на общем балконе знакомый голос… Общий балкон – это тот, что между блоками, туда народ выходил покурить, хранили коляски и велосипеды. Так вот, с этого балкона доносился голос Вовы. Причем, у него была собеседница! Столь ранним утром обычно полная тишина и любые звуки разносятся далеко и очень отчетливо… Короче говоря, эти речи не давали спать ни мне, ни моему соседу. Было слышно практически все, что говорилось. Вова увлекался… Он горячо…  спорил! О театре, об искусстве вообще, он говорил, что такой-то актер гораздо более достоин столичных подмостков, чем многие там, что театр меняется, что получить удовольствие от игры московских актеров все труднее, что некоторые питерские эксперименты весьма интересны и поучительны… Собеседница попалась тоже театралка и знаток! Даже когда их мнения были близки, они все равно признавали это достаточно громко…  Я не мог позволить себе прервать эту беседу, ради друга я был готов терпеть неудобства, и я ждал. Ждал, когда же, наконец, горячая речь и споры прервутся страстными поцелуями или нежным воркованием, не тревожащим покой трудолюбивых студентов…  Но увы!.. Вова был в ударе! Его было не остановить…  В эти моменты я пытался вспомнить, сколько часов подряд мог говорить Фидель, как убедительны в своих длинных речах Дуче и Геббельс… Как подолгу стоят и слушают наши съезды. Жалел, что у ораторов на съезде нет так близко столь обаятельного собеседника… - живого, теплого, трепетного…
  В общем, что я только не передумал, на какой только бок я не переворачивался, - мне так и не удалось уснуть в то утро под такой живой и звонкий аккомпанемент. Но я подумал, как же нужно любить искусство, каким неравнодушным нужно быть к нашему искусству, чтобы отстаивать свою точку зрения в таких необычных обстоятельствах, пренебрегая предоставляющимися возможностями, делая это АБСОЛЮТНО ИСКРЕННЕ ТАК ДОЛГО, ТАК ГРОМКО. Вот она – настоящая, неподдельная, искренняя, всепоглощающая ЛЮБОВЬ…  К ИСКУССТВУ!