Контроль
Засунув руки в карманы галифе, я раскачивался на мысках сапог бессмысленно рассматривая стену комнаты. крашенную до половины зеленой масляной краской. Шел шестой час утра.
Сняв висящие на стойке наушники и прислонив их к уху, я вслушался в эфир. При этом я, опустив голову, рассматривал свои сапоги, пыльный вид которых мне совершенно не нравился. Я потер мыском правого сапога о голенище левого, затем повторил то же с левым сапогом. "Кофе попить, что ли?" - подумал я.
Наша ночная смена, состоявшая из четырех человек, выпивала за ночь трехлитровую банку. И хотя есть и пить на боевом дежурстве категорически запрещалось, все равно, ночные смены варили кофе за стойками и, начиная с двух ночи, по радиоцентру разносился чудный, бодрящий запах свежесваренного кофе. Площадка смотрела на это сквозь пальцы, понимая, что бесконечные дежурства выматывают личный состав, и кофе из солдатского буфета не пропадало. Пройдя за стойки, я взял в руки трехлитровую банку, в которой оставалось немного кофе и, стараясь не взболтнуть осадок, аккуратно сделал глоток . Брр. Гадость.
Я вернулся на свой пост, к котороаму относилось с десяток стоек с разнообразной радиоаппаратуры и половина вышеупомянутого серого стола, на котором стояло некоторое количество разномастных телетайпов. Вновь послушав эфир и убедившись, что сигнал основной станции уже почти не слышен, я перестроил радиоприемник, выставив знакомую частоту. На дневную она будет выходить минут пятнадцать. Интересно, что они там в Найроби в это время делают.
"Письмо что ли домой написать?" Я порылся на столе и не нашел тетрадочной бумаги. И хотя чего-чего, а уж бумаги здесь было достаточно, но на местной телетайпной бумаге писать было не принято, и я отложил эту затею.
По времени станция уже должна выйти и я, решив проверить слышимость, встал и, подойдя к стойке и уже как следует надев на голову наушники, вслушался в эфир. В наушниках был слышен лишь шум и треск эфирных помех, что было неожиданно. Станция не вышла.
Я бессмысленно покрутил ручку настройки вправо, влево, не понимая, что дальше делать. Эфир в этом участке диапазона я знал наизусть, и сейчас все было как всегда. Только на нужной частоте- тишина. Я знал, что мой контроль дублируется еще двумя-тремя гавриками по Союзу, да ещё, по слухам, выборочный контроль осуществляет госбезопасность." Гаврики уже ,наверное, мечутся у стоек, наложив в штаны",- подумал я. Да, воспитание тут, правда, грубое, но доходчивое. Поразмышляв так, я снял наушники и подцепив носком сапога тяжелую солдатскую табуретку, придвинул ее к столу и как следует усевшись, неторопясь, обдумывая каждое слово, внес запись в журнал ведения боевого дежурства о создавшейся ситуации. Понятно, что никакой моей вины в этом не было, но ощущения были такие, как будто я совершил промах. Ладно. Давай покрутим, посмотрим, как там у меня вообще хозяйство. Я медленно, даже нежно, с оттяжкой кручу ручку настройки, прочесывая диапазон. Так. Еще. Еще. Дальше. Стоп. Назад. Это что еще такое? Сужаем полосу. Здесь никогда, ничего не было. За все два года- ничего. Незнакомая, невесть откуда взявшаяся станция еле-еле жужжала, пробиваясь сквозь помехи. Поскольку станцию было плохо слышно, то тип передачи был пока непонятен. Постепенно еле слышное жужжание переходило в знакомый рев, который становился все громче и громче. Похоже, тип станции мой. Перехожу к соседней стойке и, вглядываясь в экран осцилографа, анализирую спектр. Так, первый канал-мой, второй-мой, третий-мой. Начало отлегать. Четвертый, пятый, двенадцатый. Все типы передач в каналах совпадали с исчезнувшей радиостанцией. Неужели просто сместилась по спектру? Чудеса. Но пока окончательной уверенности не было. Нужен материал. Покрутив несколько ручек и щелкнув десятком переключателей, выставил нужный канал. Теперь просто надо ждать. Прошло какое-то время, может быть, минут двадцать, и медленно, непривычно медленно открытым текстом зачпокал телетайп:
-Hellow Djon!
-How are you.
-As the audibility.
Ну, дела. Прямо открытым текстом. Они, конечно, ориентировались на контроль, но вряд ли догадывались, что мы их читаем. Очень вряд ли. Я, сев за стол, сделал запись о произошедшем.
В коридоре, грохоча сапогами, расходилась новая смена. Тычком сапога распахнулась дверь аппаратной. Ребята бодрые, румяные с мороза, поспавшие первый раз за несколько суток целых восемь часов ночью, входили в комнату и, повесив шинели, расходились по своим постам.
Сменялись основательно, неторопливо. Нужно было проверить аппаратуру, разобраться со слышимостью, почитать журнал. Расписаться там:" Пост сдал, пост принял". Да и выкурить сигаретку и обменятся солдатскими сплетнями со сменщиком тоже нужно было.
-Паш, тетрадка есть? Письмо надо написать быстро.
- Да, иди в шинели возьми, пока я тут все закончу. Во внутреннем кармане шинели сменщика лежала ученическая тетрадь за две копейки, сложенная пополам. В принципе, уже положив тетрадь в карман и принеся ее на дежурство, он совершал нарушение. Ну, это я так. про местные порядки. Возвращаюсь на свое место, сажусь на табуретку, собираясь быстренько накатать письмо родичам, пока смена идет, пока рота собирается. Разворачиваю тетрадь. А в ней, прямо на первой странице незаконченное предложение.
-Товарищ капитан довожу до вашего сведения что рядовой ...
Бляха - муха, Пашка - стукач. То-то его из роты в роту переводят, из аппаратной в аппаратную. Как не боятся, что напортачит что-нибудь по работе? Ну, да ладно, не мое дело. Письма писать я не стал, а вот листочек вырвал и, аккуратно его сложив, положил во внутренний карман к документам. Так, на память." Паш, я тетрадь положил обратно." "Да, давай"-, ответил Пашка, разбираясь с настройками аппаратуры.
Роту отвели в часть. Накормили завтраком и положили спать. В час разбудили и покормили еще раз, обедом, и снова положили спать уже до четырех вечера. А в четыре, когда разбудили, меня вызвал к себе в каптерку старшина роты и сказал, что площадка дала мне отпуск на десять суток и можно прямо сейчас ехать, документы готовы." Кстати, что там у тебя произошло на смене?" " Как что,- ответил я.- Танк подбил". И мы понимающе заулыбались.
Свидетельство о публикации №218110600506