Всекосмическое единение Разума...

Это было показательное действо на всё село. Кто-то не поленился нашлёпать самодельные объявления с датой и точным временем и наклеить бумажки на дверях сельпо, деревьях, заборах угловых дворов. Событие! В клубе выездной городской суд осуждает односельчанина за злостное хулиганство. В назначенное время народ потянулся к клубу.

   - Слышь, Петро, ты знаешь Ваську?
   - Это которого? – скорчил удивлённую мину Николай, в надежде услышать очередную сплетню.
   - Да тракторист из колхоза. Ну, вспомни, он как-то трактор гусеничный у двора месяц продержал, а председатель обыскался.
   - Кого? Ваську?
   - Тьфу ты, бестолочь! – возмутился Николай. – Трактор обыскался, - махнул рукой и побрёл дальше сосед.

     Погода была подстать настроению: хмурая, слякотная, зябкая. А тут ещё и дождь заморосил. И не остановила, ведь, распутица односельчан.
Дороги тогда ещё в селе были глинистые, склизкие какие-то. То и дело, глядишь, скользнёт нога и угодишь в грязь.

 Бабка Дунька засеменила мимо мужиков.
   - Глянь, Петро, совсем зашлёпалась, коза старая, - засмеялся Николай.
   - Эй, Дуняха, куды летишь? Танцы в клубе, поди?
 Бабка, не оборачиваясь, продолжала торопиться: место бы повыгоднее присмотреть в клубе, чтобы всех разглядеть можно было. Такого ещё не было на селе. Суд! Самый настоящий.


 1

   - Дочечка, ты обязательно заплачь. Громко заплачь, чтобы судья пожалел тебя и отпустил папку, - науськивала Зинаида свою старшенькую.
 Трудно ей было с мужиком: не любил работать, не любил по двору помогать. А самое главное – получку не любил в дом носить. Худо-бедно, получалось что-то стряпать на полуразваленной, но обязательно побеленной мелом печке из того, что покупалось в сельпо. Спасибо, в то время продавались дешевые копченые рёбрышки. Дешёвые, ароматные, с тоненьким слоем мяса или плёночки, рёбрышки могли издавать аромат, как ей казалось, на пол-улицы. Чтобы соседи думали, что в этом доме живёт настоящая хозяйка. Или нажарит лука полную сковороду на постном масле. Опять же – аромат. А дома – дешевый, часто постный борщ или капустняк – это такая сборная солянка из пшена и кислой капусты, приправленная жирным жареным салом. А где денег взять? Трудно было. Ой, как трудно. Она по этому поводу проводила среди детей целые объемные науськивания, чтобы по подружкам не ходили. Нечего делать в чужих домах. Правильно делала. Пусть дети не сравнивают достаток своих родителей и соседей.

   - А зачем плакать, мам? – начала было допытывать дочь, но получила костяшками пальцев по лбу.
 Этих тычков было столько в её детской жизни, что она уже и не обижалась. Обиднее всего было слышать от матери: «Твердолобая». Плакать – значит, плакать. Наверное, так надо для мамы.
Зина пыталась одеться быстро, выискивая в стареньком, кем-то подаренном шкафу, самое неприглядное платье (можно подумать, что у неё было что-то изысканное), чтобы растрогать товарищей судей.


 2

   Жалкое было зрелище: мать и дочь в старых резиновых сапогах шлёпали по улице в направлении клуба. Зина то и дело раскланивалась по сторонам, здороваясь со всеми, при этом, не забывая шепотом рычать дочери:
   - Не переломишься, здоровайся, я сказала.
 Здоровались. Не убудет. И всё пялились в землю, словно искали под ногами тропинку почище.
Как бы ни тянулось время, а клуб предстал неожиданно и во всей красе. Народ сельский толпился, шушукался, плевался лузгой от семечек. Кто это когда-то сказал: «Переведи меня через Майдан»?.. Наверное, это было о них – двух женщинах – большой и маленькой. Как страшно было проходить сквозь толпу зевак. Как-то неуютно висели на матери с дочерью старые поношенные вещи. Глаза… их было столько, что спрятаться от них не было никакой возможности. От злости и обиды девочка засунула в карманы руки и до боли сжала кулачки.

   «Я хорошая», - твердила она мысленно, не останавливаясь ни на секунду. – «Я очень хорошая. Это мой папка плохой. Он очень плохой. Я его боюсь. Очень боюсь, но мама заставляет плакать за ним, чтобы его отпустили домой. Я боюсь. Я не хочу его домой, с ним всегда страшно. Надо тихонечко сидеть в другой комнате и не попадаться ему на глаза. Так учила мама. Это чтобы я не видела, как они дерутся. Они всегда дерутся. Я это слышу».
   С этими мыслями ребёнок сидел тихонечко в холодном коридоре на поломанном стуле. Что происходило за дверью, никто не знал. Девочку не пустили в зал, мотивируя тем, что это зрелище не для детской психики. Ребенок папку не видел, только слышал отдалённый шум из-за двери. «А плакать? Когда мне плакать? Почему меня не зовут плакать?» - думала Женя и заплакала.


 3

   Какая-то соседка прошла мимо и с презрением плюнула в сторону ребенка:
   - Дочка тюремщика!
Ничего не понятно. Девочка знала, что плевать на пол – некрасиво. Она никогда не плюёт на пол. И фантики от конфет никогда не бросает под ноги. Стало еще обиднее. И тут Женя услышала из-за двери голос матери. Только голос. У девочки защемило сердечко: её там обижают… Она быстренько подбежала к двери, но какой-то дядька резко её остановил.
   - Ты куда лезешь?! Там взрослые собрались.
   - А я? Меня мама там ждёт.
   - Сиди, тебе говорят, - грозно ответил чужой человек.
 Это длилось целую вечность. На ребёнка никто не обращал внимания. Женя потихоньку плакала. Было холодно, сопливо и обидно. И не было носового платка. Его никогда не было, и она по привычке вытерла лицо и под носом рукавом пальтишка.


 4

   Дверь спокойно открылась и мимо Жени два милиционера повели папку. Почему она не закричала? Почему ей не было его жалко? Что произошло там, за дверью? Папка дочуру не заметил. Она привыкла быть невидимой, когда было страшно. Куда его повели?
 Народ потихоньку выходил из зала. «Да что там произошло? Почему все молчат? Почему никто не подходит ко мне?» - думала девочка.
 Немного осмелев, она сползла с высокого стула и пошла к двери зала.

   Мама сидела где-то в уголочке и плакала. Слёзы градом покатились по Женечкиным щекам. Пусть бы мама стукнула по лбу костяшками пальцев больно-больно, пусть бы подзатыльник дала, только бы не плакала. Дочь прижалась к матери, у которой не было носового платка для слёз, и девочка по привычке стала вытирать ей лицо своим грязным рукавом.

   - Всё, дочь, забрали папку, - сказала мать и вдруг быстро шепнула на ушко: - Слава Богу! Слава богу, мы теперь одни.
Женя удивлённо заглянула матери в глаза:
   - Это как?
   - Как? - шепнула женщина, - Нам теперь некого бояться. Теперь дома можно будет просто жить. Пойдём домой, я блинов напеку.

   Девочка своим детским умом не понимала, о чём говорила мать. Еще очень долго ребёнок ждал стука в дверь, ещё долго боялся, когда кто-то стучал в окно. На целых четыре года «за злостное хулиганство». Целых четыре года можно жить спокойно. Она научится  не бояться стука… может быть… Она хорошая девочка. И тут в ушах зашипело: «Дочка тюремщика…». Это показалось?

   Она вырастет самой лучшей девочкой в селе. Она еще не знает слова «безотцовщина», у неё ещё всё впереди. Но… только бы мама не плакала. Только бы в доме больше никогда не пахло копчёными рёбрышками. Спустя много времени Женя узнала причину, по которой из дому забрали отца. Оказывается, он во время скандала бросил в мамину племянницу лопату. Бросил то, что попало под руки. Лопата оказалась ближе всех. Никакой траектории полета. Просто ржавый металл разрубил девушке мягкие ткани ноги выше колена. Женя помнит крик, ругань, вой и приезд врачей «скорой». Милу увезли в травмпункт, а за отцом приехала милиция. Мама бы никогда в жизни не решилась посадить злого мужа в тюрьму, а вот ее родная сестра состряпала это за один вечер.

Розалия не боялась Василия. Она думала, что мужчины в принципе не должны поднимать на женщин руки. Ее Аким этого себе никогда не позволял. Двухметровый мужик одним шлепком ладони мог уложить любого, кто подойдет с претензиями. Поэтому никогда не ввязывался в скандалы. Розу тем более не трогал. Да и зачем. Они – однополчане. Вместе воевали, вместе остались живы, родили дочь и сына. Они – семья, не то, что Зинка  со своим. И как она терпит его характер? Убила бы.
Но с тех пор две родные сестры – Зина и Роза – старались встречаться по минимуму. Делить им было нечего, а вспоминать скандал – тем более никто не хотел. Роза, на правах старшей, считала, что поступила правильно, а Зина приняла событие как должное. Она пару-тройку раз передачки в тюрьму передавала, а потом успокоилась как только оформила развод.

5


Вернулся Василий тихо. Просто вошел в дом, кинул ватник у печки и завалился на него. Как-то все стало серым и напряженным. Кто знает, что там за тюрьма была. Женя много читала приключенческих книг о пребывании героев в застенках.
- Вы меня не бойтесь. Я скоро уйду, - обратился новоявленный хозяин к своей бывшей семье. Отсидка наложила отпечаток на его лице новыми глубокими морщинами и только. Взгляд стал еще колючее и проницательнее. Гордым ушел, гордым вернулся. Зина съежилась в ожидании скандала и драки, но Василий вдруг подскочил с пола, схватил ватник и направился к двери.

- Вася, я не хотела, - начала было оправдываться запуганная женщина.
- Не плюй словами. У меня давно есть баба. В отличие от тебя, она часто ко мне приезжала на поселение.
- А зачем приходил?
- Соскучился. Детей ты серьезно против меня настроила. Вон, волчатами зыркают. Хоть под кровать не полезли.
- Так больше и не прячутся, - бубнила Зинаида.

Гость хлопнул дверью, а Зина заплакала…

Она не стала рассказывать бывшему, что его друзья приходили к двери когда с ножом, когда с топором и угрожали, что порежут всех за другана, что надо забрать какое-то заявление и совсем съехать отсюда куда подальше. В один из таких «визитов» она не стала ждать, когда выставят окно, а сама чугунным совком для угля разбила стекло и натыкала чужаку по роже.  Жить было голодно и страшно. Спать молодая женщина ложилась только после того, как проверит все засовы и спрячет потихоньку от детей топор под подушкой. Только с тех пор, как первой дала отпор через разбитое стекло, никто не пытал «счастья» отомстить.
Василий исчез на много лет. Зинаиду никогда не интересовало, где и с кем живет бывший. Старалась при детях быть спокойной и уверенной. Но только она знала цену этой уверенности. И нет-нет, да и глянет в сторону старой двери и отшатнется, вспомнив невеселые события молодости.

6


Объявился мужчина так же неожиданно, как исчез. Теперь он был не в ватнике, а старом терракотовом примятом пиджаке и клетчатых брюках. Эдакий франт времен НЭПа. То, что эти вещи были с чужого плеча, Зинаида заприметила сразу.  Нет, не исправился Василий за это время. Сколько еще раз был «там»? Страха не было. Страх она похоронила вместе с воспоминаниями. Удивляло, что ни одной татуировки и ни одного вставного зуба. Да и манера держать себя молодцевато  еще осталась. Худой, щуплый, жилистый стареющий мужчина чем-то напоминал Василия Шукшина. У них и имя одинаковое.

- Не бойся. Я теперь простой старик, уже 69, - засмеялся он полным ртом костяных желтых зубов. – Теперь чтобы со мной пообщаться, люди в очередь записываются.
- Массажист-костолом? Ой, костоправ?
- Экстрасенс.
- Кашпировского насмотрелся?
- Насмотрелся, Зинуль. Я понял, что вся сила в психологии.
- Ты можешь предсказывать?
- Я что, дурак по-твоему? Я лечу израненные души.
- Так бабки с крестами ходят, по церквушкам мотаются, постятся. Не верится, чтобы ты стал таким набожным.
- Здесь не Бог. Здесь – Всекосмическое единение разума, - по слогам произнес новоявленный лекарь. - Да что я распинаюсь?  Вот, например, что у тебя болит?
- Шпоры на ногах.
- Нееет. Шпоры – это слишком приземленно. Вот если бы голова, или сердце. А почки у тебя болят?
- Может, почки, может и радикулит.
- Ты всегда была невыносимой, - хлопнул ладонями по коленям Василий.

Пауза затянулась. Разговор не клеился. И тут в комнату вплыла дочь. Время над ней поработало отменно: огромная дородная деваха с копной черных кудрявых волос и коротком халате встала в позу «сейчас уложу». Отца она больше не боялась. Да и что мог с ней сделать лысеющий старик? Время его царствования безвозвратно кануло.

- А меня слабо вылечить?
- Садись, я бесконтактный массаж сделаю.
- Ну-ну. Бесконтактный – это можно.
Василий подскочил со стула и засуетился возле дочери.  Он не мог взять в толк: то ли боится ее, то ли уважает. Но какое-то трепетное чувство вдруг охватило его душу.

- Всекосмическое единение Разума, я обращаюсь к Тебе через Централы, - начал сеанс Василий, четко произнося каждое слово. Дальше он перешел на глухой нечленораздельный шепот.

- Это что сейчас было? – подхватилась с места Женя. – Ты ко мне прикоснулся?
- Нет. Сиди спокойно. Похоже, ты обладаешь силой похлеще меня. Ты почувствовала энергетическую волну. Мы можем работать в паре.
- Я не хочу с тобой работать в паре.
- У тебя самостоятельно не получится. Тебя надо научить.
- А тебя кто научил? У нас в роду никогда не бывало повитух. А ты тут вот такой нашелся.
- Это за мои мытарства.
- Ну-ну…

Женя хотела напомнить отцу о мытарствах по нарам, но почему-то вдруг осеклась. Каждый прожитый без отца день она мысленно с ним разговаривала. Ей хотелось рассказать о том, как трудно им жилось, как ей хотелось носить красивые вещи и есть дорогую колбасу, как мечтала о море. Но все слова застряли в горле. Разве этому чужому старику будет интересно слушать о жизни чужих, по сути, людей?
- А хочешь, я помогу снять лишний вес? – решил зацепить девушку за живое.
- Не получится. Это у меня с детства.
- Вот и проверим, - не унимался отец. – Ладно, я ухожу. Можно будет тебе позвонить?
- Звони, - вдруг, удивляя саму себя, разрешила дочь.


7


- Привет, Женулька!
- Ты кто?
- Папка твой.
В первые секунды девушка хотела бросить телефонную трубку на аппарат, но что-то ее остановило.
- Ты готова начать сеанс похудения?
- Готова, - прошептала Женя. Она уже ничему и никому не верила. Никакие диеты, никакие медовые массажи и иглоукалывания не помогали. И тут всплыла картина, как она идет с мамой по селу в резиновых сапогах судить папку… Как больно думать о детстве. Как невыносимо вспоминать унылое состояние. Зачем он напомнил о себе? Почему не отказала сразу, а решила наверстать упущенное время?


8

На похороны никто не приехал. Худенькая девушка стояла у чужого гроба с чужим телом и всматривалась в черты лица, которые так походили на ее. Плакать хотелось разве что от обиды, что не знала слово «папа», не сидела на коленках, не таскала его за розовое ухо. О чем он думал перед смертью? Успел ли попросить прощения у…
Женя оглянулась: кто-то мягко положил теплую ладонь на плечо. Никого рядом не было. Теплый ветерок коснулся ее щеки.
 
- Кто здесь? – по спине пополз холодок.

- «Всекосмическое единение Разумааааа….  Продолжай….  У тебя получится…


Ирина Горбань