Разоблачение отравительницы трех человек

РАЗОБЛАЧЕНИЕ ОТРАВИТЕЛЬНИЦЫ ТРЕХ
ЧЕЛОВЕК

Следователь прокуратуры Кировского района Риги младший юрист И.И.Озолс поведала историю о расследовании уголовного дела об отравлении трёх человек.

10 июня 1956 г. в прокуратуру Кировского района Риги поступило анонимное письмо, автор которого сообщал, что новый управляющий домоуправлением 55, некая Заринь Хелена Бенедиктовна, совершила будто бы в прошлом два убийства.

Учитывая, что автор анонимного письма говорил о преступлениях, совершенных Заринь в прошлом, я предположила, что, возможно, это был человек, работавший с ней в те годы. Через жилуправление я выяснила состав работников 166-го домоуправления, в котором Заринь работала после освобождения Риги от немецких оккупантов. Путь оказался правильным: первые же два-три человека сообщили, сославшись на слухи, что в 1946 и 1952 годах на квартире у Заринь умерли от отравления цианистым калием два человека—девушка Марга Гринблат и ее друг Теодор Крейцберг, с которым Заринь находилась в близких отношениях. Первой умерла Марга, на которой Крейцберг собирался жениться, а через 6 лет после нее— Крейцберг. Граждане, с которыми я беседовала, говорили, что Крейцберга перед смертью часто видели с некой Маргой Сталбе, которая в настоящее время работает бухгалтером 55 домоуправления и очень боится Заринь.

У Сталбе есть подруга — Анна Клявинь, которая тоже хорошо знала о странной смерти Марги и Крейдберга и сейчас работает бухгалтером 56 домоуправления. Круг людей, среди которых надо было искать автора анонимки, суживался... Я отправилась в жилищный отдел, где сравнила почерк автора анонимки с документами, составленными рукой Сталбе и Клявинь. Без особого труда мне удалось установить, что письмо написала Клявинь.

Вызванные для объяснений в прокуратуру и Сталбе, и Клявинь подтвердили то же, что сообщили и предыдущие граждане, но добавили, что по поводу смерти Марги и Крейдберга прокуратурой Кировского района в 1952 году уже велось расследование, которое почему-то было затем прекращено. Обе женщины не допускали мысли, что Крейцберг мог отравиться сам, как об этом говорит Заринь, и были уверены, что он погиб от ее руки.

Разыскать прекращенное уголовное дело и ознакомиться с ним оказалось нетрудным: 56 подшитых в папку листов лежали в пыли архива с короткой надписью на обложке: «Прекращено по ст. 204 «б» УК РСФСР».
Уголовное дело решено было возобновить. В первую очередь я решила допросить родных и знакомых Крейцберга.

Сестры Крейцберга и его ближайшие друзья рассказывали, что Крейцберг, был школьным другом мужа Хелены Заринь - Арнольда Зариня, которого в 1943 году, в период оккупации, призвали в немецкую армию. В 1944 году при ликвидации Курляндской фашистской группировки Заринь был взят в плен Советской армией и как офицер карательного батальона трибуналом фронта осужден к 10 годам лишения свободы по ст. 58-1а УК РСФСР.

Через Арнольда Крейцберг познакомился и с его женой —Хеленой. Несмотря на то, что Хелена была на 11 лет старше Крейцберга, она с ним подружилась и в 1943 году, когда ее мужа взяли в армию, переехала со своими тремя детьми из Елгавы в Ригу, где жил Крейцберг.

Несмотря на веселый характер и жизнерадостность, Крейцберг был слабохарактерным человеком и вскоре оказался в полном подчинении у властной Хелены, которая  поселила его в Риге рядом с собой, требовала, чтобы он каждый день бывал у нее, имела ключи от его квартиры и в любое время дня и ночи ходила к нему. Крейцберг был хорошим ювелиром и часто брал работу домой. Заринь помогала ему в работе и требовала за это плату.

В начале мая 1946 года к Крейцбергу приехала Марга Гринблат, молодая красивая, но болезненная девушка, которую Крейцберг любил уже несколько лет. У Гринблат умерла мать. Не имея никого из родных, девушка приехала в Ригу. Она и Крейцберг решили пожениться. Через две недели после своего приезда в Ригу, Марга внезапно умерла на квартире Заринь, отравившись цианистым калием. Крейцберг тяжело переживал смерть девушки, у него поседели волосы, он опустился, пристрастился к вину, но продолжал бывать у Заринь и поддерживать с ней близкие отношения.

В 1951 году Крейцберга часто встречали с Маргой Сталбе, работавшей в то время буфетчицей столовой. Встречи со Сталбе становились все чаще, но внезапно 17 января 1952 г. Крейцберг был обнаружен утром мертвым в квартире Заринь в ее спальне, на ее постели.

Заринь всем объясняла, что Крейцберг пришел к ней поздно ночью сильно пьяным; она его уложила спать, но вскоре ему стало плохо; она побежала за врачом и, вернувшись, нашла его мертвым.

Подозрительным был уже сам факт смерти двух людей на квартире Заринь от одного и того же яда.

Прежде всего надлежало проверить утверждение Заринь о том, что Крейцберг отравился сам или был отравлен кем-то до прихода к ней.

С этой целью я вызвала всех дворников соседних с Заринь домов, чтобы узнать, не видел ли кто-нибудь из них, когда и откуда пришел в тот раз к Заринь Крейцберг. Один из дворников припомнил, что Крейцберг прошел в парадное дома Заринь около половины первого ночи 17 января 1952 г. (дату он запомнил, так как это случилось накануне смерти Крейцберга). Насколько мог заметить дворник, Крейцберг был трезв.
Снимавшая в 1952 году комнату в квартире Заринь свидетельница подтвердила, что 17 января 1952 г. Крейцберг пришел к Заринь около половины первого ночи и она открывала ему дверь.

Цианистый калий является одним но сильнейших ядов и действует он, попадая в организм человека, очень быстро. Крейцберг же пришел к Заринь поздно ночью, а смерть его, по данным экспертизы, наступила между семью и семью с половиной часами утра. Таким образом, уже только это говорило о том, что яд был принят Крейцбергом в квартире Заринь, а не раньше.

Для ясности вопрос о сроках действия цианистого калия на организм человека был поставлен на разрешение комплексной судебномедицинской и судебнохимической экспертизы, которая дала категорическое заключение, что цианистый калий приводит к смерти в течение нескольких минут после его введения в организм.
Оставалось бесспорным, что Крейцберг принял яд около семи часов утра на квартире Заринь. Может быть, действительно, он решил покончить счеты с жизнью и отравился? Цианистый калий у Крейцберга имелся. Он как ювелир пользовался им при некоторых работах по золочению.

Однако из протокола осмотра квартиры Крейцберга, произведенного 17 января 1952 г. утром, было видно, что хозяин квартиры не помышлял покидать ее навсегда.
Каждая мелочь говорила о том, что человек собирался выйти не надолго: была включена электроплитка, расстелена для сна постель, на столе лежали заведенные ручные часы и аккуратно, нарезанный для еды хлеб.

Из акта вскрытия трупа Крейцберга явствовало, что у него в желудке обнаружена буро-коричневая жидкость. Заринь в своих показаниях в 1952 году говорила, что Крейцберг утром попросил у нее кружку черного кофе и после этого ему стало плохо. Заринь объясняла, что Крейцберг после выпивки всегда любил пить черное кофе. Но... двукратное химическое исследование внутренностей трупа Крейцберга показало, что винный спирт во внутренних органах трупа отсутствовал. Значит, Заринь говорит неправду о том, что Крейцберг пришел к ней пьяным, значит, не с похмелья попросил он у нее кофе. Зачем эта ложь? Не в этом ли кофе был дан Крейцбергу яд? Казалось, проще всего было бы вызвать Заринь и потолковать с ней обо всех противоречиях, но мне хотелось в отношении Заринь действовать наверняка, во всеоружии, отрезав ей сразу все пути для отступления, а для этого я еще не располагала достаточным количеством доказательств.

Поэтому поиски доказательств продолжались. Из допроса одной из знакомых Крейцберга — Звирбулис я установила, что за два дня до смерти Крейцберга он попросил Звирбулис взять для него и Сталбе билеты в драматический театр. Звирбулис взяла на 17 января билеты и сообщила об этом Крейцбергу. 16 января, то есть накануне смерти, Крейцберг пригласил на следующий день Сталбе в театр и договорился встретиться с ней 17 января на улице около ее дома.

«Свидание не состоялось. Он был уже мертв», — говорила на допросе Сталбе, полностью подтвердившая показание Звирбулис.

Сестры Крейцберга — Вилма и Александра на допросах категорически отрицали возможность самоубийства Крейцберга. Они в один голос заявляли, что брат никогда не думал покончить с жизнью, что он последнее время мечтал о поездке в Москву, что 15 января он принес к ним свое белье в стирку, был весел, смеялся, шутил.
Все эти показания делали все менее вероятной версию о самоубийстве Крейцберга. Что могло заставить человека, строящего планы на будущее, пригласившего в театр нравившуюся ему женщину, внезапно изменить все свои планы и покончить жизнь самоубийством.

Я стала разыскивать тех людей, которые видели Крейцберга около 12 часов ночи 16 января. Может быть, кто-либо из них повлиял на его настроение?
После долгих поисков мне удалось найти двух свидетелей, встречавших Крейцберга непосредственно перед его уходом к Заринь. Один из них Август Каминский был ближайшим другом Крейцберга, делившим с ним и горе и радость, знавшим всю подноготную его жизни.

«Не удивляйтесь, что через четыре года, я буду рассказывать вам много подробностей. Я не забыл их и не мог забыть. Всю жизнь я буду помнить их, потому что это забыть нельзя», — сказал мне Каминский перед началом допроса.
И, действительно, его «подробности» были исключительно важными. Он сообщил, что вечером 15 января 1952 г. он зашел к Крейцбергу. Тот был очень расстроен. Когда Каминский спросил о причинах его грустного настроения, Крейцберг рассказал, что только что у него была Заринь (Каминский знал о близких отношениях между Заринь и Крейцбергом) и они поссорились. Он выгнал Заринь из своей комнаты. Поскольку Каминский неоднократно слышал от Крейцберга, что ему надоели близкие отношения с Заринь и он хочет порвать с ней, он удивился, почему же Крейцберг так огорчен этой ссорой.

«Ты но знаешь этой женщины, Густ. Помни, что если я вдруг умру, то в моей смерти будет виновата только Заринь», —сказал Каминскому его друг, и этот ответ Крейцберга Каминский воспроизвел дословно.

Вечером они вместе вышли от Крейцберга и гуляли по улице, когда к Крейцбергу внезапно подошла Заринь и потребовала, чтобы он вечером же пришел к ней. После этого Крейцберг и Каминский расстались и встретились на следующий день, 16 января, под вечер. Каминский спросил у Крейцберга, был ли он вчера у Заринь. Тот ответил, что не был, а пойдет сегодня. Крейцберг был совершенно спокоен, рассказал Каминскому, что на следующий день идет в театр, и проводил его до «вокзала (он ехал на взморье).

Вторым свидетелем, которого мне удалось установить, была знакомая Крейцберга — Страздыньш. Она показала, что около половины одиннадцатого вечера 16 января 1952 г. встретила Крейцберга около дома, где он жил; они  гуляли вместе примерно с час.
Крейцберг, как показала Страздыньш, смеялся, шутил, поддразнивал ее и ушел часов в 12 в таком же хорошем настроении.

Я уже не сомневалась, что Крейцберга отравила Заринь. Все говорило за это.
Вопрос о мотивах убийства оставался, правда, не достаточно ясным. Он стал основным, и ответ на него был получен в результате сопоставления многочисленных свидетельских показаний и анализа фактических обстоятельств.
В квартире Заринь в 1950—1952 гг. жил «поднаниматель, молодой человек по фамилии Маноим, он занимал смежную со спальней Заринь комнату и благодаря тонким стенам невольно слышал разговоры Заринь и Крейцберга. Маноим показал, что незадолго до смерти Крейцберга у последнего происходили частые скандалы с Зарииь. Она упрекала его в измене, укоряла встречами с другими женщинами, грозила убить, если он будет продолжать так вести себя, неоднократно выгоняла его из комнаты, а потом бежала за ним и умоляла вернуться.

Свидетельница Сталбе показала, что Заринь однажды пришла к ней в буфет и устроила скандал, требуя, чтобы Сталбе прекратила знакомство с Крейцбергом, угрожая в противном случае расправиться с ними обоими. Эти же угрозы Заринь повторяла несколько раз, встречая Сталбе на улице и на базаре.
С другой стороны, друзья Крейцберга показывали, что им Крейцберг неоднократно говорил о своем стремлении порвать с Заринь и начать новую жизнь.
Таким образом, был выяснен и мотив, толкнувший Заринь на убийство Крейцберга. Мне представлялось весьма важным проверить, как себя вела Заринь после смерти Крейцберга. И вот здесь удалось путем допроса свидетелей — работников милиции, осматривавших место происшествия, врача «скорой помощи» и сестры Крейцберга, установить еще одно важное обстоятельство, подтверждавшее виновность Заринь в отравлении Крейцберга.

Когда на квартиру Заринь утром 17 января приехала «скорая помощь», врач, сразу заподозрив отравление, осмотрел карманы одежды Крейцберга. Ничего, кроме ключей и перчаток, там не оказалось. Пришедшая вслед за врачом сестра Крейцберга вторично тщательно осмотрела карманы его одежды и также не обнаружила там ничего, кроме ключей в одном кармане пальто и перчаток в другом. Но вот пришли на осмотр места происшествия работники милиции, выслушали версию Заринь о самоубийстве Крейцберга путем отравления, взяли с собой его сестру и ушли осматривать квартиру Крейцберга, не осмотрев предварительно его одежды и оставив Заринь наедине с трупом. Когда они вернулись обратно и приступили к осмотру одежды Крейцберга, в кармане пальто, где лежали ключи, был обнаружен завернутый в газету большой кусок цианистого калия весом в 20 гр.

Цепь косвенных доказательств замкнулась. Все собранные факты говорили о том, что Крейцберг убит и убийца его Хелена Заринь.
Можно было приступать к ее допросу.

28 июня 1956 г. я совместно с работниками милиции произвела обыск на квартире Заринь и задержала ее. Она категорически отрицала свою виновность в убийстве Крейцберга, клялась, что между ними никогда не было близких отношений, плакала и уверяла, что сама тяжёло переживала это несчастье.

Тогда я решила в ходе допроса постепенно предъявлять ей доказательства, опровергая ими выдвинутую ею версию о самоубийстве Крейцберга. Заринь медленно стала отступать. Она факт за фактом признавала доказательства и, наконец, полностью признала себя виновной.

Заринь рассказала, как поссорилась с Крейцбергом в ночь с 16 на 17 января 1952 г., потому что он обманул ее со Сталбе. Движимая ревностью и обидой, решила отравить его, и, воспользовавшись тем, что Крейцберг рано утром попросил пить, налила ему в кухне кружку кофе, достала кусок цианистого калия, который раньше еще взяла от Крейцберга, опустила его в кружку и, поболтав там некоторое время, вынула обратно и зажала в руке. Заринь даже припомнила, что, когда она вошла с отравленным кофе в спальню, её охватил страх, что Крейцберг заподозрит ее и не будет пить кофе. Поэтому она поднесла кружку к своим губам и сделала вид, что пробует кофе. Только после этого она подала кофе Крейцбергу, и тот выпил кружку до дна.
Я направилась вместе с Заринь к ней на квартиру, где она в присутствии понятых показала, где стоял каждый предмет в ту памятную для нее ночь.
Заринь была арестована, но следствие продолжалось, ибо оставалась нерасследованной причина смерти Марги Гринблат. И вот снова начинается собирание мелких и самых незначительных, на первый взгляд, данных, которые в своей совокупности привели опять-таки к одному единственному выводу, что Гринблат погибла от руки Заринь.
О Марге и обстоятельствах ее смерти было известно много меньше, чем о Крейцберге. Это была одинокая девушка, судьбой которой никто не интересовался. По этой причине ее смерть не привлекала чьего-либо внимания. Даже протокола осмотра места происшествия в архивах найти не удалось. Правда, в деле смерти Крейцберга оказался приобщенный акт судебномедицинского исследования трупа Гринблат, из которого следовало, что смерть наступила в результате отравления цианистым калием. Но ... никаких материалов, из которых было бы видно, что следствие заинтересовалось этим фактом, в деле не имелось.

Данные о Марге Гринблат пришлось собирать по крохам. Зная, что Заринь систематически сдавала две комнаты своей квартиры в поднаем, я решила разыскать тех жильцов, которые снимали эти комнаты в 1946 году. Но здесь меня сразу постигла неудача: после обширной переписки с десятком районов Латвии я установила, что одна квартиросъемщица в 1949 году скончалась, а вторая вышла замуж и под неизвестной новой фамилией проживает где-то на Украине. Более поздние квартиросъемщицы — девушки-студентки помнили только, как им сама Заринь рассказывала о том, что какая-то девушка отравилась у нее на квартире.

Одна из студенток еще вспомнила, что Заринь ей показывала маленькую бутылочку с порошкообразным ядом, название которого она не запомнила.
Надо было установить лиц, которые могли иметь общение с Заринь в те годы, когда в Ригу приехала Марга. Для этой цели я изъяла на квартире Заринь всю переписку прошлых лет и все записные книжки с адресами ее знакомых. Затем пришлось вызывать и допрашивать десятки людей, адреса которых так или иначе оказались у Заринь и большинство из которых никогда не слышали имя Марги. Но среди этих многих в конечном счете нашлись трое, показания которых оказались ценными.
Первой из них была Цеханович — дворник одного из домов города. Она хорошо знала Крейцберга и помнила дни, когда он собирался жениться на Марге. Цеханович показала, что Заринь была очень недовольна приездом Марги, девушки приятной наружности, ревновала к ней Крейцберга и во избежание его встреч с Маргой даже запрещала ему ночевать в его собственной квартире, требуя, чтобы он оставался у нее.

Грин, вызванная в прокуратуру, показала, что она приходила на квартиру Заринь в день смерти Марги. Дверь ей открыла квартирантка Заринь и сообщила о смерти девушки.

«Она шепотом сказала мне, что отравилась невеста Крейцберга и сказала, что надо молчать об этом, а то будут неприятности», — рассказывала Грин.
Показания Цеханович и Грин уже в какой-то степени  объясняли мотивы убийства и свидетельствовали о попытке скрыть его следы.

По одной из повесток в прокуратуру пришел подполковник медицинской службы Рудский. Он, как оказалось, в 1946 году жил в одном доме с Заринь и был вызван ею к умирающей Марге сразу после ее отравления. Рудский пришел на квартиру Заринь, когда девушка уже умерла. Он сразу увидел, что налицо отравление сильным ядом, и спросил у растерянной Заринь в чем дело. Она ответила, что девушка отравилась цианистым калием, который хранится у нее — Заринь в шкафчике в столовой.
Я тщательно проанализировала все показания Заринь в отношении смерти Гринблат, начиная с 1952 года. Они были очень противоречивыми. В одном месте Заринь говорила, что Марга пришла к ней вместе с Крейцбергом в гости, но у нее разболелась голова и она попросила у Заринь стакан воды, чтобы выпить порошок. После принятия этого порошка она и умерла. В другом месте Заринь утверждала, что Марга пришла к Крейцбергу, когда тот топил ванну у Заринь, показала ему принесенный с собой порошок, затем приняла его и умерла. В третьем случае Заринь вообще отрицала, будто знала что-либо об обстоятельствах смерти девушки. Наконец, доктору Рудскому она рассказывала, что Марга взяла цианистый калий у нее из шкафчика в столовой.

Естественно было предположить, что больше всех об обстоятельствах смерти Гринблат знал Крейцберг и, возможно, что еще при жизни он рассказал кому-либо о Марге и её последних часах. Так оно и оказалось в действительности.
Вызванная на допрос сестра Крейцберга Александра показала, что Крейцберг неоднократно рассказывал ее умершему мужу о том, как Заринь отравила Маргу, упоминая все время, что Заринь подсыпала яд в питье, которое предложила Марге.
Свидетельница Сталбе также припомнила, как Крейцберг однажды в ответ на ее вопрос о его седых волосах рассказал, что седина появилась у него после трагедии с любимой девушкой, которую отравила Заринь, подсыпав ей в питье яд. Когда Сталбе. возмутилась и спросила, почему же он молчит об этом, Крейцберг только махнул рукой и ответил, что он не может ничего доказать.
Друзья Крейцберга — Каминский, Гринусс, Клейнберг воспроизводили со слов Теодора именно то, что уже говорили Сталбе и Рейс, им всем Крейцберг называл имя Заринь как убийцы Гринблат.

Подробнее всех воспроизводила рассказ Крейцберга об этом случае Сталбе. Но она была личным врагом Заринь, и к ее показаниям следовало относиться осторожно. Они требовали дополнительной проверки.

Сталбе показала, воспроизводя слова Крейцберга, что весной 1946 года Заринь пригласила его и Маргу к себе в гости; там была выпивка с угощением. Там же Марга после предложенного Заринь питья умерла. К ней был вызван военный врач, проживавший в том же доме, который написал какую-то записку.
Этим военным врачом и был упоминавшийся Рудский. При дополнительном допросе он показал, что, когда его вызвали весной 1946 года к умирающей девушке, в комнате Заринь, где лежала Марга, стоял круглый столик с бутылками вина, лимонада и закуской. Рудский подтвердил, что, действительно, написал записку, где заявлял об отравлении умершей сильным ядом и запрещал хоронить труп до вскрытия.
Таким образом, даже незначительные мелочи в рассказе Сталбе нашли объективное подтверждение в показаниях Рудского. Наконец, жена доктора Рудского припомнила, что когда она встретила Заринь непосредственно после смерти Гринблат, та была крайне взволнована и на какое-то незначительное замечание Рудской ответила, что, если смертью Марги заинтересуются, она вынуждена будет лишить себя жизни.
Имея все изложенные выше данные и показания родственников Крейцберга, рассказавших о ненависти Заринь к молодой девушке, пытавшейся войти в жизнь Теодора, о ее стремлении во всех случаях помешать предполагавшемуся браку, о чем она не стеснялась говорить его родным, — я решила начать допрос Заринь по поводу убийства Гринблат. Это был долгий разговор. Опять были слезы и клятвы в невиновности, опять под напором поочередно предъявляемых улик Заринь путалась, металась и наконец, попросила приостановить допрос, так как она не может собраться с мыслями. Я ничем не рисковала, предоставляя ей эту «передышку», так как кольцо косвенных доказательств уже сомкнулось вокруг обвиняемой. Это почувствовала и она, так как через день я получила собственноручно написанное Заринь заявление,  в котором она полностью признавала себя виновной в убийстве Гринблат на почве ревности, еще раз подтверждала во  всех подробностях свою виновность в убийстве Крейцберга. Но этими убийствами не ограничилась преступная деятельность Заринь.
О покушении в апреле 1956 года на жизнь бухгалтера 56 домоуправления Клявинь мне стало известно вскоре после начала следствия. По этому поводу в прокуратуре имелся материал, возникший в связи с письмом Клявинь.

В нем Клявинь писала, что 27 апреля 1956 г. Хелена Заринь угостила ее печеньем, высыпав перед ней на стол пару штук из пакета. Это происходило, когда в комнате никого не было, и Заринь, отдав Клявинь печенье, мгновенно ушла. Съев половину печенья, Клявинь через несколько минут почувствовала вдруг  слабость, сильную жажду и едва превозмогая головокружение, добралась до дворника дома, а затем с его помощью в ближайшую поликлинику, где ей была оказана медицинская помощь.
Жизнь ее оказалась спасенной, и Клявинь обратилась в прокуратуру с просьбой установить, чем ее хотели отравить. С этой целью остатки печенья, предложенного ей Заринь, были отправлены в лабораторию на судебнохимическое исследование. Оттуда пришел ответ, в котором перечислялось большое количество химических элементов, не обнаруженных в печенье, и на этом основании прокуратура отказала в возбуждении уголовного дела. В связи с делом Заринь я проявила к этому материалу живейший у интерес. Список отсутствовавших в печенье элементов  мне ни о чем не говорил, и я стала выяснять, что же там  все-таки было или могло быть. Естественно, что, поскольку речь шла о Заринь, меня больше всего интересовал анализ на цианистый калий. Но оказалось, что этого анализа как раз не делали, так как работники лаборатории не допускали возможности, чтобы отравленный цианистым калием человек мог остаться жить. Случай с отравлением у Клявинь представлялся настолько странным и неясным, что у меня не раз появлялась мысль о его неправдоподобности. Зачем, в самом деле, Заринь понадобилось через  четыре года после последнего своего преступления покушаться на жизнь тихой, незаметной женщины. Но и на этот вопрос удалось найти исчерпывающий ответ.

Клявинь рассказала мне, что за неделю до происшедшего с ней несчастья она ходила жаловаться на Заринь в Министерство коммунального хозяйства. Это она сделала по просьбе Сталбе, которая боялась работать в одной комнате с Заринь и попросила Клявинь сходить с ней в министерство и попросить там перевести Заринь в другое домоуправление. Обе они были в министерстве, но, поскольку Клявинь там знали лучше, она и рассказала все, что ей известно о прошлом Заринь, которую она знала с 1945 года: о смерти Гринблат и Крейцберга и о причинах, по которым Сталбе не может работать вместе с Заринь. В министерстве в их просьбе отказали, и они ушли.
Я установила, что в министерстве работало много старых знакомых Заринь и они, естественно, передали ей во всех подробностях о визите Клявинь и о том, что она рассказала.

Таким образом, вопрос о побуждениях, толкнувших Заринь на новое, третье преступление, можно было считать выясненным. Однако мне оставался неясным один вопрос. Ведь если предположить, что Заринь использовала против Клявинь свое обычное орудие — цианистый калий, то чем объяснить, что Клявинь, испытав такое бурное начало отравления, осталась жива?

Ответ на это могла дать только комплексная судебно химическая и судебномедицинская экспертизы. Представив в распоряжение экспертов все материалы дела, я поставила перед ними вопрос о соответствии клинической картины заболевания Клявинь отравлению цианистым калием и о причине, которая могла вызвать внезапное облегчение в положении больной в ее выздоровление.

Отмечу, что к тому времени уже были допрошены все лица, общавшиеся с Клявинь в момент заболевания, и врачи, оказавшие ей первую помощь.
Одновременно с назначением экспертизы я решила подробно допросить по этому случаю Заринь.

И вот Заринь созналась еще в одном преступлении. Она показала, что хотела устранить Клявинь, опасаясь, что та знает о ее преступлениях. С этой целью она натерла одно печенье старыми остатками цианистого калия, хранившегося у нее дома еще со времени смерти Крейцберга. Это печенье она и положила перед Клявинь на стол, угощая ее.

Заключение экспертизы полностью подтвердило показания Заринь. Комиссия экспертов пришла к единогласному мнению, что клиническая картина заболевания Клявинь характерна для первой, начальной стадии отравления цианистым калием. Что же касается выздоровления Клявинь после отравления этим сильно действующим ядом, то экспертиза указала, что цианистый калий при  длительном хранении значительно теряет свои отравляющие свойства. Кроме того, как видно из клинической картины болезни Клявинь, в ее организм попала доза этого яда значительно меньшая, чем необходима для смертельного исхода. Учитывая обе эти причины, а также быстро оказанною Клявинь медицинскую помощь, экспертная комиссия пришла к заключению, что цианистый калий попал в организм Клявинь, проявил свои отравляющие свойства лишь частично, но привести к смертельному исходу не мог. Последний эпизод этого дела можно было считать выясненным.

Назначенная мною судебно-психиатрическая экспертиза признала Заринь вменяемой в отношении инкриминируемых ей преступлений.

Заринь была предана суду. На судебном заседании она отказалась от своих показаний. Однако всеми материалами дела виновность Заринь была бесспорно доказана, и Верховный Суд Латвийской ССР вынес ей обвинительный приговор.