Забытые ценности

Ой, страсть как люблю старое барахло перебирать!
Хлебом не корми — дай по чердакам да по домам заброшенным поползать, покопаться в том, что осталось от прежних жильцов и чего еще не растащили местные безработные или заезжие цыгане в надежде продать в металлолом или же приезжим старьёвщикам! И до того мне интересно да по душе это занятие — век бы только этим и занималась! Как только дом купила да обиходила, времени- то свободного больше стало и понесло меня безделье да недюжинное любопытство по окрестным заброшкам, которые смотрели печальными пустыми окнами, манили и звали меня, как будто до меня в них никто и не копался.
Вот и сосед мой да помощник дядя Лёня, видя в глазах моих задорный огонёк, с полувзгляда понимал мои причуды и, озираясь осторожно по сторонам, дабы не быть замеченным кем-либо из редких соседей, брал фонарик и говорил вполголоса : "Ну, пошли, Ира, посмотрим, ведь не отстанешь!" . И потихонечку, гуськом мы шагали с ним в сторону еще не проверенного ничейного дома, то и дело глядя, нет ли кого рядом. Боязно было попасться на глаза людские, зная, куда и зачем мы идем, ибо языки у соседей длинные: оговорят да разнесут по околотку , а нам слава худая ни к чему.
И вот уже близко желанная цель...
В большинстве своем все старые дома начинали без догляда да ухода рушиться со стороны дворов да сеновалов, во многих из них ломались от времени и сырости печи, падали трубы, пробивая потолки да полы. Дожди да снега делали своё дело, добивая когда-то крепкие бревенчатые каркасы да широкие половицы, оставляя после себя гниль и плесень, обрекая нетопленое жильё на погибель. Время не щадило деревянных великанов...
Рядом с домом дяди Лёни стоит двухэтажный пятистенок 1869 года. Ах, какие стены у этого дома! Лес отборный брали, лиственницу огромную, да такую, что я только - только в силу размаха своих рук с трудом смогла обнять и измерить одно из упавших брёвен.А какие тёплые эти стены, как живые. Прислонишся вот так и стоишь, а стена, как живая, теплом дышит, обволакивает тело и разум зполоняет, как будто говорит что-то ...
Сколько всего видели эти стены: свадьбы, рождение детей, внуков, проводы на фронт сыновей, похороны родителей... Полтора века назад был этот исполин крепок и молод... Все та же река Ёрга несла свои воды под угором, а на берегу тянули свои неокрепшие ветки к солнцу кедры - подростки. По середину окон первого этажа врос этот домина в землю, но стать и мощь его не заставила поклониться или завалиться на бок. Не сгорбилась его огромная покатая крыша, как и прежде - конёк лежал прямо по струнке, лишь резные наличники кое-где выбились , да крылечко обвалилось. Дядя Лёня тщательно и неторопливо убирал по частям двор, распиливая его на дрова, тем самым даря старому дому еще время про запас пожить на этом свете.
Не обошли это дом и люди с металлоискателями,- сколько ни бегала, ни ругалась сестра дяди Лёни, тетя Рая, но не могла усовестить да выгнать лихих искателей лёгкой наживы.
А меня больше всяких денег да драгоценностей интересовали предметы быта, старые платья да книги, коих в больших количествах валялись под ногами в каждой из таких заброшек немеряно.
Книги имели для меня огромную ценность. Каждая из них была открытием и загадкой - откуда она тут, в каком году ее выпустили и была ли она любима хозяевами дома. Перебирая очередную кучу книг, я между слипшихся от сырости страниц нашла припрятанный кем-то то кошелёчек со старыми купюрами да монетками. Дядя Лёня подивился: и как никто до меня не нашёл этот клад!? Назвал меня везучей, добавив: "Пусть на счастье тебе, Ира, эта находка будет!"
Никак не ожидала я подобного подарка судьбы, но, видно, фортуна решила и мне сегодня поулыбаться, одарив сполна эмоциями, которые переполняли меня еще пару дней!
Нашла я и подкову старинную, которую решила прибить над входными дверями моего дома; "Новый Завет и Псалтирь"
в синей дермантиновой обложке, мятый-перемятый до такой степени, что добрая половина хрупких листочков из папиросной бумаги склеилась между собой от влаги и времени так, что при малейшей попытке их разделить бумага плыла под руками, становясь серой ватной массой.
Еще одна находка меня поразила - пять кусков нераспакованных обоев с печатным ценником и датой "1955 год" цвета бордо с коричневыми цветами. Даже не сомневалась - сразу заграбастала этот раритет в охапку, как будто это были не обои послевоенных лет, а золотые слитки.
Что еще меня привлекало в таких домах, так это десятки, дюжины чугунов и чугунков. Количество этой посуды просто сводило с ума мой разум, и я, как маленькая девочка, не наигравшаяся посудкой, радостно таскала их в кучу посреди разграбленной кухоньки и составляла недюжинные пирамиды. Душа моя в такие моменты рыдала от эйфории и впадала в неописуемую нирвану. Странно одно: почему их никто не забрал с целью последующей сдачи в металлолом?
Из приятных мелочей мне на память об исследовании очередной заброшки осталась латунная гравюра с симпатичным кудрявым мальчиком и витиеватой надписью "Володя Ульянов", две старинные дверные ручки узорной ковки, пара фабричных платьев из мягкой и податливой ткани, приятной расцветки, и, конечно же, книги - они-то и служили для меня настоящим кладом!
Про "Новый Завет и Псалтирь " я упомянула , добавлю, что издан он был, как ни странно, в Англии, о чем свидетельствовала надпись на титульном листе. Еще приглянулась старая энциклопедия из серии " Сделай сам", а вот " Родословно - племенная книга и стандарты охотничьих собак " повергли в неописуемый восторг. И странное чувство овладело мной, когда я наткнулась случайно на томик уроженки этих мест Ольги Александровны Фокиной " Матица". До ее родины рукой подать, километров пять - шесть всего...
Уже уходя восвояси с кучей ценных находок, у обрушенного крыльца я заметила торчащие из хлама резные ножки маленькой деревянной скамейки. Дядя Лёня по моей просьбе вытащил ее из мусора, заботливо обмёл от остатков жухлой травы своей рукавицей и, увидев в моих глазах восхищение и одобрение - мол, берём! - схватил скамеечку за ажурную спинку и потащил, догоняя меня, озираясь внимательно по сторонам: нет ли где лишних глаз .
Перебирая дома свои находки, пересчитала деньги, - они оказались 1955 - 1961 годов, не столь и ценность их привлекла, сколько красота и размер - маленькие цветные прямоугольники так приятно и удобно размещались в руке, а бумага так ощутимо скрипела и хрустела, согревая пальцы , что я почувствовала себя на миг маленькой миллионершей. Платья оказались в пору, и фасон по душе пришёлся, - бросила в стирку, летом буду щеголять, нечего такому добру гнить.

Сколько живу на свете - поражаюсь глобальности таких старинных пятистенков, выстроенных вручную без всяких кранов да подъемников. Сколько силы людской вложено в них, сколько умения и труда. И долго ли еще им стоять на земле, брошенными да забытыми, тепля надежду в глубине тёмных комнат, как умирающую душу, ждущую громкого звяканья дверного колечка или кованой узорчатой запорки, которое возвестит о приходе доброго хозяина, а не вот такой, как я, любопытной особы.