Тетки и дядьки мои. 2. Дядя Митя и тетя Нина

Дядя Митя был старше нашей матери на год, вряд ли на два. Видимо, 1927 года рождения. Он был сыном той самой Матрены, у которой в войну жили сироты Тамара и Толя. И приходился им двоюродным братом.  Был еще один двоюродный брат  - Коля. Не знаю, был ли он сыном Матрены или кого-то из ее братьев. Он был принудительным рабочим в Германии и исчез где-то там после очередной бомбежки, когда в конце войны союзники бомбили немецкие земли. Скорее всего – погиб. А если уцелел, вполне возможно, умотал куда-нибудь в Аргентину, лишь бы не возвращаться на родину. Он ненавидел советскую власть.


Но я о дяде Мите. Это первый мужчина в моей жизни, чью красоту я заметила, будучи шести лет от роду. Он был смуглым, не то, что наши бледнолицые северяне. Черные брови вразлет, как два крыла. Синие-синие глаза и белозубая сияющая улыбка! Тогда, в детстве, он казался мне очень высоким, а на  самом деле – среднего росточка, вряд ли выше ста шестидесяти пяти сантиметров. Но видный, ох, видный был парень!


Еще в школе влюбилась в него девчонка из параллельного класса, Римма. О любви помалкивала, но в Германии призналась в этом своей землячке Тамаре, моей матери. Девушки оказались в одном лагере для принудительных рабочих, на одной фабрике в городе Билефельде в западной части Германии.


Сам Митя, когда началась война и появилась угроза оккупации, вместе с другими парнями погнал на восток колхозное стадо – спасать от немцев добро. Жителей советская власть бросала на произвол судьбы, а скотину пыталась спасти. Не спасли. Пригнали куда-то (почему-то мне помнится по рассказу дяди Мити – в Элисту), а там уже немцы. Митя, как и Тамара, попал в Германию, только немного позже, чем она. Позже на пару эшелонов. Шестнадцатилетний мальчик попал на тяжелую работу, на кирпичный завод. Он рассказывал, что весил тогда всего сорок килограммов. Немецкие охранники нещадно избивали его за малейшую оплошность. Какие-то эпизоды той его жизни я записывала, слушая его рассказы, а потом при одном из очередных переездов на новое жилье выбросила тот блокнот с записями. Уверена была, что и так все запомню. И ведь знала, что буду об этом жалеть. До сих пор локти себе кусаю!


Мама рассказывала, что она ехала в Германию в одном эшелоне с Колей, с тем двоюродным братом, кто ненавидел советскую власть. Позже она пыталась разыскать его, написав объявление в русскую газету. Была в годы войны в стране победившего фашизма такая газета. Коля не откликнулся, зато ответил Митя. И у Тамары появилась на чужбине родная душа. Они переписывались.


Но вот закончилась война. Тамара ехала на родину на крышах вагонов, зато вольным человеком, повезло ей. А Митя… Митю и других мужчин теперь уже под конвоем наших солдат посадили в теплушки, наглухо закрыли двери вагонов и повезли в СССР. На север, на лесоповал, в коми край. Так дядя Митя вместо родной станицы попал в лесной поселок Трехозерку под Сыктывкаром на другом берегу Вычегды. Кажется, именно там жил какое-то время автор сценария знаменитого веселого фильма «Девчата». Фильм – оптимистическая советская комедия, в которой успешно решался наш вечный проклятый жилищный вопрос, даже бараки для людей строили. Видимо, дядя Митя попал туда раньше автора сценария, потому как жил он в землянке, а не в бараке. Но и в землянке его настигла первая любовь. Девчонку звали Лидой, она жила в поселке с матерью. Когда Лида впервые осталась ночевать в Митиной землянке, мать пыталась всеми силами заполучить дочку обратно. Она стучала кулаком и колотила в дверь ногами, но землянка устояла. Лида и Митя сидели тихо, притаившись, слушали вопли матери о том, какие кары могут обрушиться им на голову, но дверь так и не открыли.


Закончилось всё, как и положено у людей, – рождением сына Сашки. Прожили они вместе недолго. С Лидой случилось несчастье, ее засыпало землей, и она задохнулась.


Дядя Митя после смерти Лиды написал матери и попросил ее приехать нянчиться с маленьким Сашкой. В это время, после возвращения из Германии, Тамара жила в станице, успела выйти неудачно замуж и развестись. Она узнала от тетки, что Митя овдовел, и написала брату письмо, выдала сердечную тайну своей подружки Риммы. Дядя Митя в то время был согласен на любую маму для сына, поэтому позвал на край света и Римму. Вот и поехали на север большим табором, в том числе Матрена и Римма. Матрена – бабка для Сашки, Римма – новая жена. Но не получилось из Риммы хорошей мачехи. Не всякая женщина и не всегда может полюбить чужого ребенка. Римма не смогла. Зато в браке с дядей Митей родила двух своих детей, Зину и Сережку. А Сашка остался с бабкой. Матрена увезла ненужного ребенка к себе в станицу.


Когда разрешили уехать с севера, вернулся в родные края и Митя, с семьей, конечно. Поселились они с Риммой не в станице, а в городе Волгодонске, в небольшом частном доме. Растили детей. Дядя Митя работал, где получится. Когда – и бухгалтером приходилось. Грамотный был, до войны успел восемь классов закончить. Но было - и  дорогу в Волгодонске  ремонтировал. Однажды летом на дорожных работах в его бригаде оказалась новая работница, симпатичная и кокетливая девушка Нина. Стрельба глазками по женатому красавцу увенчалась успехом. Дядя Митя оставил нелюбимую жену Римму, детей Зину и Сережу, и с полюбовницей подался подальше от места грехопадения. И снова на север, в Сыктывкар.

 
Этой самой полюбовнице, тете Нине, всего восемь лет было, когда война началась с немцами. Первый класс успела до войны окончить, а во второй уже никогда и не пошла. Так и осталась с образованием в один первый класс. Родилась где-то на юге. В Кисловодске? В Георгиевске? Где-то там. Ничего я не знаю о ее родителях, сестрах, братьях, как будто и не было никого, а саму тетю Нину ветром надуло. Ни словом тетя Нина о них не обмолвилась. Забыла, может? А может, и не знала. Всяко бывает.


И  вот   однажды она заявилась вместе с дядей Митей к нам в гости. Я считала ее его женой. У нее в те годы было модное темно-синее сильно приталенное зимнее пальто с пышным воротником из чернобурки. Достаточно миловидная, узкий лобик скрывался под светлыми кудряшками, как их тогда называли - перманентом. Мелкие черты лица, губки бантиком подведены алой помадой. Видать, именно такие дамочки  нравятся синеглазым красавцам? Своих детей у тети Нины так никогда и не случилось, но жить они стали втроем: выписали к себе Сашку, старшего сына дяди Мити. В то время он был сложным, плохо управляемым подростком, хотя тетю Нину признал, называл мамой. Признал, выходит, ее право на него. Прожили они так по съемным комнатам несколько лет, а потом разбежались. Не получилась семья. Оказалось, тетя Нина не одна успешно строила глазки дяде Мите. Нашлись и другие охотницы до нашего  белозубого ходока. Наверно, виной всему был взрывной и ревнивый характер тети Нины. В гневе она могла распотрошить альбом с совместно нажитыми   фотографиями, с которых они с  Митькой голова к голове строго взирали на зрителя, и  отрезать от своих светлых кудряшек  темноволосую башку коварного изменщика, стараясь при этом не испортить себе прическу. А потом  раскрошить  подлеца на мелкие кусочки, собрать чемодан и укатить к чертовой матери через всю страну. В моем старом альбоме неведомо как сохранилась фотография дяди Мити со склоненной набок головой, с криво отрезанным левым краем. И на этом левом краю – остатки женского плеча.


Сашку за ненадобностью отослали снова к бабке в станицу, дядя Митя отправился с повинной головой к брошенной Римме, к покинутой семье в Волгодонск. Там у него случился очередной загул налево,  и он очутился в маленьком домике на окраине города у новой жены Надежды. Надя была новой, но немолодой женой, на несколько лет старше дяди Мити. И, наверно, мудрее? Они прожили вместе тихо и мирно лет пятнадцать. Остепенился дядя Митя. Надя не терзала его скандалами, не затевала сцен ревности, не била тарелки, не рвала совместные фотографии. Они просто жили спокойно. В те годы Волгодонск усиленно строился. Когда их домик пошел под снос, дядя Митя с Надей получили новую однокомнатную благоустроенную квартиру в панельном доме. Купили машину, хоть и подержанную – но жигуль! И все у них теперь было. Только здоровье стало пропадать, и чем дальше, тем больше.

 
А тетя Нина тогда, махнув рукой на изменщика, махнула еще и на край света, в Магадан. Жила там у нее подружка, вот к ней и поехала. Обжилась на новом месте, даже грибы собирала на сопках среди карликовых елок и берез росточком по колено. Нашла себе нового мужика, но и тут жизнь не заладилась. Терпеть – это не для тети Нины. Она снова вооружилась ножницами, отрезала от себя на всех  фотографиях того очередного недостойного претендента на ее сердце, погрузила свои шмотки в контейнер и отчалила из Магадана.


И нарисовалась в квартире моих родителей в Сыктывкаре. Побегала по городу в поисках работы – и нашла. Комендантом в новом большом строящемся студенческом общежитии. Тем временем прибыл из Магадана ее контейнер. Пришлось, пока у нее не было своего жилья, разгрузить вещи в нашей квартире. Целый месяц высилась до потолка груда из кастрюль, баков, узлов и коробок в комнате наших родителей. Потом тетя Нина взяла и самовольно вселилась в одну из комнат в общаге, где работала, и все ее вещи перекочевали туда. На полу в комнате на память о тете Нине осталось большое желтое пятно: в контейнере вслед за хозяйкой по стране зачем-то путешествовала большая бутыль с соляной кислотой. Вот она-то пролилась и наследила в спальне моих терпеливых родителей.


Общагу достроили, сдали в эксплуатацию. Стали распределять комнаты среди студентов, и тут в одной из них обнаружилась жиличка. А она-то надеялась, что о ней под шумок забудут, ведь в девятиэтажном здании так много комнат! А она-то уже успела присобачить на стену свой красивый плюшевый ковер с лебедями на озере!Застелила тахту ярким покрывалом и в свободное от работы время возлежала там в невозможно пестром халате среди буйства красок.В своем неустроенном мире она пыталась создать хотя бы островок благополучия, богатства и красоты. Но начальству наплевать на красоту, оно  категорически потребовало освободить полюбившееся жилье,и пришлось съезжать. Вздыхая,тетя Нина снова заказала  контейнер, погрузила в него свои узлы и коробки и укатила.


Иногда наша мать получала от нее письма с разными обратными адресами и с множеством ошибок. Тетя Нина колесила по стране в поисках лучшей доли, но так ее и не нашла. Моя мать жалела свою непутевую и неприкаянную подружку и с досадой говорила о ней: « У нее г..но в ж..е горит! Не сидится ей на одном месте!» Мама переписывалась не только с Ниной, ей писал иногда и Митя. Писал он, что Надя болела – и умерла. Римма, мать его детей, тоже к тому времени умерла. Дядя Митя жаловался Тамаре на свою незавидную бобыльскую участь. И Тамара второй раз нашла ему жену, в ответе написала, что Нина, прежняя его зазноба, живет сейчас в Георгиевске то ли у родни, то ли комнату снимает. И она одна, как не было мужа, так и нет.


Дядя Митя, узнав про это, в ближайшую субботу заправил  доверху бак своего жигуля и поехал за невестой. Жених был уже не первой и не второй молодости. Дядя Митя  превратился в одышливого грузного старика, много курил и сильно кашлял. Он по-прежнему был очень смуглым, а его брови вразлет теперь срослись как у Брежнева. Казалось, дядя Митя всегда смотрит насупившись из-под своих лохматых бровей. Желтые от курева зубы уже давно не сияли белизной, но улыбка оставалась прежней, дружелюбной и обезоруживающей.


К тому времени, когда за ней явился принц на подержанном жигуленке,  сама невеста превратилась уже  в пышную зрелую тетку. Голова в шестимесячной завивке, в ушах золотые висюльки.  Дядя Митя увидел ее в ярком цветастом платье, облегающем ее объемный живот и необъятный зад. К тете Нине еще никто никогда не сватался всерьез, тем более такой состоятельный человек, квартировладелец и машиновладелец в одном лице. И она не стала манежиться, забыла прежние обиды. Она собрала манатки и гордо, на глазах у всей улицы, села в машину. Жигуль, кряхтя, припал на одну сторону, а потом, загруженный по уши ее скарбом, тихонько потрусил в Волгодонск.


В Волгодонске тетя Нина, наконец, впервые в жизни официально вышла замуж, с печатью в паспорте и пропиской, как полагается. И зажили они вдвоем.  Это были голодные 80-е годы прошлого века, пустые полки магазинов. Тетя Нина подружилась с нужными людьми, работавшими около продуктов, грузчиками и уборщицами. Один приносил ей несколько палок копченой колбасы, другой тащил ящик консервов, третья – несколько килограммов свежего мяса. Она отсчитывала денежку, и поставщики уходили очень довольные, обещая прийти снова. У тети Нины, несмотря на жуткий дефицит продовольствия в те годы, холодильник всегда был забит под завязку, а в лоджии, переделанной под кухню, стояли под столом ящики с консервами.


В конце восьмидесятых я со своими сыновьями приезжала к ним в гости. Тетя Нина, раздобрев, не влезала в старые платья. Зная, что я немного шью, она запасла к моему приезду несколько отрезов материи, один другого ярче, на синем фоне красные розы размером с блюдце, или на красном фоне желтые огромные ромашки. Фасон всех платьев должен быть одинаков: короткие рукава, V-образный вырез у шеи и вытачки на животе, намекающие, что у хозяйки платья есть не только живот, но и талия. И я весь отпуск шила новые наряды для тети Нины, а мои парни со скукой слонялись во дворе и украдкой курили за гаражом.


Но один раз дядя Митя сумел вырвать гостей для поездки на Цимлянское водохранилище. Мы все, то есть дядя Митя, тетя Нина, мои парни и я, погрузились в машину и поехали рыбачить. В тот день дядя Митя был очень оживлен, предвкушал хорошую рыбалку, но все дело ему испортила жена. Она стояла на берегу в десяти метрах от него и не успевала закинуть свою удочку, тут же клевал очередной бычок. Она невозмутимо вытаскивала одну рыбку за другой, а у дяди Мити ни одной поклевки. Он посматривал в сторону жены и все больше мрачнел. Наконец, не выдержал,  подошел к тете Нине и молча отпихнул ее от клёвого места. Она не спорила, поменялась с ним местами. И стала выдергивать бычков там. А дядя Митя так и не поймал ни одной рыбешки. И это он, заядлый рыбак с многолетним стажем! Возвращались мы домой в полной тишине. Дядя Митя, сидя за рулем, свирепо молчал, метал молнии из-под мохнатых бровей, и мы тоже  не смели вымолвить ни слова. Тетя Нина, поймав мой взгляд в зеркальце заднего вида, усмехнулась и повела глазами на мужа: мол, вот чудик! Ей было весело.


Через несколько дней дядя Митя получил телеграмму о смерти Сашки. Старший сын работал нефтяником где-то в Тюмени. И погиб. Телеграмму отправили Сашкины друзья, спрашивали, ждать ли  приезда дяди Мити на похороны. Он ответил - не поедет. Сидел угрюмо за столом, молчал. Тетя Нина, та еще лягушка-путешественница, с мужем в этом редком случае согласилась. Умер Сашка неведомо как, где и почему, и похоронен невесть кем. Ни живой он был не нужен, ни тем более мертвый не понадобился.


Дети дяди Мити от Риммы, Зина и Сережка, жили по-прежнему в Волгодонске. Зина – в доме матери, Сережка у своих женщин, то у одной, то у другой. С отцом встречались нечасто. Выросли они без него и особой любви к отцу не питали. Взаимно, потому что не интересовался отец их жизнью.

 
Прошло еще лет пять совместной жизни дяди Мити и тети Нины. А потом дядя Митя заболел раком легких. Не прошло для него бесследно непрерывное курение. Тетя Нина ходила к нему в больницу, пыталась накормить его копченой колбаской, но дядя Митя уже не мог есть. Сидел на кровати седой, изможденный и худой старик. И плакал от бессилия…. Над собой плакал, себя оплакивал. Потом он  умер. Не знаю, где его могила. Да и вряд ли она сохранилась без присмотра, потому что  тетя Нина почти сразу же после похорон умотала из города Волгодонска в неизвестном направлении.

 
Да! Тетя Нина, похоронив мужа, занялась наследством, быстро распродала мебель, машину. И продала квартиру! То главное, что имела. Деньги зашила в самодельный пояс, пояс надела под платье.  Привычно погрузила узлы и коробки в контейнер и в очередной раз отчалила на новое место жительства. Ни одна душа в Волгодонске не знала, куда она подалась.А подалась она снова в Сыктывкар, к моей матери. Мама тогда жила со своей старшей дочерью Алкой. Алка была инвалидом, все в доме было подчинено ее болезни, ее желаниям, ее прихотям, а  наша мать служила у нее на посылках. Тете Нине просто не было  рядом с ними места, но она не сразу это поняла.

 
Планы у нее были такие: купить квартиру в Сыктывкаре и дожить здесь те годы, что ей остались – рядом с родней. Но, как оказалось, она запредельно дешево продала квартиру. За каких-то ничтожных семь миллионов по ценам до дефолта. Проучившись в школе всего лишь год, она потом всю жизнь путалась в цифрах. Зарабатывала она, не имея образования, всегда немного, считала рублики и копейки, тысяч в руках держать не приходилось. Сто рублей для нее были бешеными деньгами, а началось время гиперинфляции, время тысяч и миллионов. Считать их тетя Нина так и не научилась. Пробегала она месяц по городу в поисках новой квартиры, и приуныла. Денег ни на что не хватало, даже на комнату.  Моя младшая сестра взяла непутевую тетку за руку и повела в банк. Семь миллионов положили на какой-то очень выгодный счет. Через полгода тетя Нина получила уже десять миллионов.


Тем временем, как и следовало ожидать, произошел конфликт между инициатором Алкой и обиженной тетей Ниной. В результате их ссоры тетя Нина упала мне на голову. Так сказать, я к вам пришла навеки поселиться! Через месяц прибыл и ее заблудившийся контейнер с вещами. Коробки и узлы заняли всю ее комнату. Я помогала ей разбирать их и удивлялась:


-Тетя Нина, зачем вам одной столько стаканов? Их тут, наверно, штук пятьдесят?


-А когда я умру, во что ты будешь на моих похоронах наливать людям компот?


В двух больших полиэтиленовых пакетах у нее хранились лекарства. У нее часто подскакивало давление, и тогда тетя Нина, покопавшись в пакетах, вынимала какое-нибудь лекарство, срок годности которого подходил к концу, и чтобы добро не пропало зря, глотала  его горстями. Увидев такое в первый раз, я пришла в ужас, но тетя Нина отмахнулась от моих предостережений:


-Я столько лет болею, лучше врача знаю, что мне надо и какое лекарство мне пить!


Я умолкала. Переспорить ее было невозможно.


Получив свою минимальную пенсию, она радостно бежала в магазин, покупала продукты. Курочку, маслице, сметанку… все то, что было ни ей, ни мне с детьми в те лютые годы совсем не по карману. Зарплату задерживали всем и надолго. На небольшой пакет продуктов уходила почти вся ее пенсия. Безуспешно пыталась я научить ее счету новых денег. Не научила. Сто рублей для нее были больше, чем одна тысяча.


Прожили мы так с ней около полугода. Наверно, стало ей скучно? Или не нравилось ей, что я ни колбаски, ни курочек не покупаю, решила - жадничаю? Однажды тетя Нина внезапно исчезла. Не пришла домой ночевать. Я обзванивала больницы и морги. Не нашла. Видимо, тетя Нина ушла жить к кому-то из подруг. Одну из них я знала и знала ее адрес. Пошла к ней. Но подружка отнекивалась:


-Не знаю, где она, и знать не хочу! Когда я ей нужна была, она ко мне прибегала хоть днем, хоть ночью, а тут как приехала, ни разу не зашла! Ну и пусть не приходит, а придет – не пущу на порог!


На диване в комнате тети Нины остался забытый пакет с лекарствами, а в нем, кроме многочисленных упаковок с таблетками – конверт с письмом. И я его прочитала, да. Я думала – может, оно наведет на ее след? Письмо было из Магадана! Писала дочка магаданской тетинининой подруги. И писала в ответ на письмо тети Нины. О том, что мама умерла, что она, ее дочка, живет со своей семьей, у нее теперь муж и дети. «Но если хотите приехать – приезжайте. Только здесь все очень дорого….». И дальше шло перечисление цен на картошку, хлеб, молоко, макароны. Но где бы тетя Нина взяла благоразумие? И что ей эти цены? Она заказала очередной контейнер и явилась паковать свои стаканы. Напрасно я взывала к ее разуму:


-Тетя Нина! У вас давление за двести! Какие поездки? Сидите дома. У вас своя отдельная комната, вас никто не обижает…


-Нет. Я уеду. Надо мне снять деньги со сберкнижки.


Получив уже не семь, а десять миллионов, тетя Нина запихала пачки денег в прорезь своего пояса, зашила  сверху нитками и обмотала пояс вокруг живота под платьем. Она не призналась, куда едет. Про письмо из Магадана – молчок! И уехала. И сгинула на бескрайних российских просторах. Теперь уж навек. Почему она удрала и куда?   Видимо, получив после смерти дяди Мити квартиру в собственность, она тут же заболела манией преследования. Сбылась мечта всей ее жизни, наконец-то она стала владелицей собственной квартиры. Но вдруг ее кто-то отнимет? Дети дяди Мити, Зина и Сережка  – запросто! Ведь они  тоже наследники. Она испугалась, что молодежь силой отберет у нее квартиру. Поэтому даже не сообщила детям о смерти отца, похоронила его украдкой, поэтому срочно продала квартиру и уехала из Волгодонска, никому не сказав – куда. А здесь, в Сыктывкаре, когда она поняла, что Тамара и Алка встретили ее без восторга,  перепугалась: вдруг Алка напишет письмо Зинке или Сережке? Наведет их на ее след? Ведь они – ее  троюродные брат и сестра! Тогда тетя Нина списалась с Магаданом и решила махнуть туда. Уж там-то, на краю света, дети дяди Мити ее не достанут?


Я не знаю ничего о дальнейшей жизни тети Нины. Доехала она до Магадана? Или умерла в дороге от приступа гипертонии? Какова судьба тех проклятых денег, вшитых в ее пояс? Послужили бестолковой хозяйке или под влиянием гиперинфляции превратились в жалкие копейки? Или, что очень вероятно, во время очередного броска тети Нины в светлое будущее, она с инсультом очутилась где-нибудь в больничке при железной дороге, а  пояс, набитый миллионами, стал нежданной радостью для какой-нибудь санитарки. Забыта и заброшена могила дяди Мити, а есть ли могила тети Нины – не знаю.

2013