Космический маяк

               
  ПРЕДИСЛОВИЕ            

Правда и вымысел, сказка и быль, фантастика и реальность – как далеки друг от друга, как противоположны эти понятия. И вместе с тем, так близки и похожи.  «Правда нередко бывает удивительней вымысла, - сказал как-то английский писатель Ф.Рафейэл, - зато вымысел - правдивее».
В самом деле, что может быть нереальнее, удивительней, страшнее: земля под ногами вдруг начинает трястись, расступаться, и грозные трещины, провалы поглощают людей, дома, мосты, дороги? А ведь, к сожалению, такова действительность нашей планеты – землетрясения ежегодно становятся трагедией для десятков и сотен тысяч людей в самых разных концах Земли.
Или вот еще, разве это не чудовищная мистика, не ужасная фантастика: тридцатиметровые волны цунами обрушиваются на побережья целых стран и уничтожают все на своем пути? Только в декабре 2004 г.такой гигантский водяной вал полностью опустошил огромные территории на побережьи стран Юго-Восточной Азии.
В тоже время вымысел часто выглядит реальнее. Горы книг, статей, диссертаций посвящены доказательству того, что рассказ об Атлантиде – сказка, миф, блеф. Однако, подводная археология приводит все новые и новые факты былого существования древних цивилизаций, исчезнувших когда-то в морской пучине.
Весь прошедший ХХ-ый век был полон сенсационными открытиями затонувших городов, морских портов, крепостей, храмов и даже целых стран. Следы скрытых под водой Атлантид найдены почти во всех морях, практически на всей шельфовой зоне Мирового океана. Даже обледенелая заснеженная Арктика хранит на своем дне остатки жизни далеких веков.
Так же с летающими тарелками. Трудно найти где-либо серьезного ученого, соглашающегося с существованием инопланетных кораблей, бороздящих сегодня заоблачные просторы нашей планеты. С другой стороны, десятками сообщений о появлении в небе неких Неопознанных Летающих Обьектов (НЛО) пестрят газеты всего мира. И многие из них отражают факты реальных наблюдений. Вряд ли, кто-то будет прав, если без проверки скажет, что они - неправда.
И все же он будет сто раз прав, если просто в них поверит. Ведь правда в том, что жизнь безгранична во времени и пространстве. А раз так, то в том или ином виде могли существовать когда-то, где-то отличные от нашей великие земные и внеземные цивилизации, таинственные страны, исчезнувшие во мгле тысячелетий.
Может быть, одна из них была некой Понтидой, загадочным материком, превратившимся позже в Черное море. Или полярной Арктидой, где ныне громоздятся льды Северного Ледовитого океана. Или, что уж совсем реально, это была Беренгия, через землю которой первобытные люди вслед за мамонтами перешли в свое время в пустынные саванны Америки.
Но почему не предположить, что одна из Атлантид никуда не исчезла, не затонула, а существует в какой-то недоступной человеческому сознанию временной и пространственной точке? Почему бы нашему воображению не представить, что она находится рядом, в загадочном параллельном мире, и ждет пока человечество, наконец, созреет, протрет глаза и ее увидит.
И разве нельзя допустить, что какие-то инопланетные покорители звездных трасс давно уже раздвинули просторы Вселенной и в бесконечных далях новых Галактик обнаружили новые неведомые ранее миры? Может быть, им стало тесно в их необьятном безграничном пространстве.
Но мы еще не готовы к полетам на Альфу Центавра. Нас пока больше интересуют наши собственные проблемы, наши земные тайны.
 Мы оглядываемся назад, стараемся вынуть из прошлого все, что скрыло в нем неумолимое время и что нам так нужно. Земные тайны веков одна за другой отмыкают тугие замки своих тяжелых сундуков, наполненных драгоценными ожерельями событий истории Земли и Моря.
 Мы пристально смотрим вперед, пытаясь угадать будущее. И понимаем, что его не увидим, не вглядевшись, как следует, в прошлое. Только зная, что осталось позади, можно с уверенностью идти вперед. Вот почему так важны для нас следы древних цивилизаций, затонувших в бурном и глубоком потоке времени.
           Однако, никакое прошлое и никакое будущее нас так не занимает, не волнует, не беспокоит, как наше настоящее. Сей момент, сей миг самый для нас главный. Разгадки сегодняшних тайн – нам важнее всего. Мы идем по жизни, смотрим по сторонам и кто с большим, кто с меньшим интересом и вниманием, вглядываемся во все, что нас окружает.
          Вон там, на обочине дороги, лежит камень. Ему миллионы лет. На него ступало копыто двурогого шерстистого носорога и широкопалая ступня доисторического человека. Не исключено также, что загадочные вмятины на камне - отпечаток ноги Пришельца из Космоса, след неизвестной инопланетной цивилизации. Или вон тот простой булыжник – не осколок ли это метеорита-космического маяка, указывавшего путь звездолетам других планет?
В предлагаемой читателям книге сделана попытка показать, что удивительное не где-то там, в заоблачной космической выси, в необьятной дали потусторонних пространств, а рядом с нами, в нашем доме, на нашей улице, в нашей повседневности. Прочитав эту книгу, можно убедиться, что вымысел и правда, фантастика и реальность - только две стороны одного и того же явления, имя которого Жизнь.

СОДЕРЖАНИЕ

КОСМИЧЕСКИЙ  МАЯК
МЫ ПРИДЕМ СЮДА СНОВА
СТАРОЕ  ФОТО
ПАРАЛЛЕЛЬНЫЙ  МИР
ПАДАЮЩАЯ ЗВЕЗДА          
ГЛОБОС
МУРАВЬИ   
СМЕРТЬ ШАХИДА
ПИСЬМО С ДРУГОЙ ПЛАНЕТЫ
               
      
                КОСМИЧЕСКИЙ   МАЯК
    Это случилось много лет назад. Я работал тогда в геофизическом отряде одной большой геологической экспедиции. В тот день меня послали на предварительное обследование одного небольшого нового обьекта. Я довольно быстро справился с делами и пораньше отправился домой. Обратно я решил поехать другим, незнакомым, но, как мне казалось, более коротким путем. 
Нагруженный приборами старенький уазик, грохоча кузовом, медленно катил по разбитой давно неасфальтированной дороге. Этого потрепанного временем и ухабами пенсионера неоднократно собирались отправить под пресс, но каждый раз его спасал безотказный почти безремонтно работавший двигатель-долгожитель.
Вот почему я так удивился, что на сей раз мотор вдруг захрапел, захрипел, чихнул и умолк. «Может, перегрелся?» - подумал я, подергал ключ зажигания, покрутил стартер, потом открыл дверь и спрыгнул на дорогу. И тут же сразу почувствовал что-то неладное. Огляделся. Вокруг широкой сковородой желтела пожухлая степь, еще не начавшая отдыхать от жестокого дневного пекла. Вниз к горизонту уплывало оранжеватое солнце, а ему навстречу поднимался бледный оттиск полумесяца. Ничего необычного глаз не отмечал, но всем своим существом я ощущал сильный наплыв какого-то странного излучения. Откуда оно шло? Я нагнулся, положил ладони на еще горячую суглинистую землю, и мои пальцы вздрогнули, как будто их ударило электрическим током.
Вообще-то я рано открыл в себе удивлявшую всех способность чувствовать всякого рода аномалии. Будучи еще подростком, я точно указывал, где за стенкой у соседей стоит отопительная батарея. Позже юношей я мерил бабушке давление обручальным кольцом на шерстяной нитке, и круговым движением ладоней снимал головную боль.
А в студенческие годы научился владеть так называемой "волшебной палочкой". На преддипломной практике с помощью оструганного ивового прутика я обнаружил под полом Останкин¬ского дворца в Москве старые водосточные трубы. Этот древний дренаж многие годы не могли отыскать археологи и архитекторы-реставраторы.
 Но здесь моих биофизических талантов явно было недостаточно – то, что  ощущали мои пальцы, не походило ни на что, с чем я имел дело раньше. Здесь, безусловно, надо было действовать инструментально. Я распаковал магнитометрическое оборудование, забил в землю щупы-электроды, разложил на траве провода и включил приборы. Счетчики щелкнули, их зашкалило - мощность аномалии была слишком высокой. Но удивительное дело: стоило только отнести хотя бы один прибор в сторону, стрелки сра¬зу же возвращались к нулю. Это могло означать лишь одно - ис¬точник излучения был локальным, почти точечным.
В те годы я был фанатом геозифики, считал ее королевой поисковой геологии, увлекался разными дистанционными методами. Однако, конечно же, я сознавал: наша, геофизиков, роль, хотя и первая, но не основная – мы только обнаруживаем, находим. А вот доставать, добывать мы не можем. И этот случай не был исключением. Никакие самые модерновые пеленгующие методы не могли заменить простого и безошибочного способа - "пощупать" землю руками. Так уж устроен человек...
Значит, нужен был шурф, нужно было бурение – что тут было еще делать без него? Но труднее для меня задачу и придумать было нельзя. Наша экспедиция имела в том году целый ряд срочных "сдаточных" объектов. А на выполнение того заурядного задания, на которое я в тот день ездил, мне даже помощника не дали. И если бы я пришел к начальству с еще новым делом, меня, наверняка, послали бы подальше.
Вот так я стоял, размышлял, но вдруг что-то прервало ход моих мыслей. Мне почудилось: что-то случилось. Я подбежал к приборам. Так и есть - стрелки стояли на нуле. Что за черт? Я  покрутил регуляторы настройки, переключил тумблеры гравиометрии, но ничего не изме-нилось. Аномалия исчезла.
Очень странно. Можно было усомниться в собственных ощущениях, но приборы... Я прислонился к копоту машины, достал пачку сигарет, закурил. Что делать? Наверно, пора сматывать удочки. Я докурил, загасил каблуком окурок, потом подошел к щупам, выдернул один и хотел было уже разобрать про¬водку, но, случайно бросив взгляд на магнитометр, чуть не вскрик¬нул от удивления - стрелка снова подпрыгнула. Источник таинсвенного излучения снова ожил.
Не менее часа просидел я у загадочной аномалии, ведя замеры необычного магнитного поля. Его изменение оказалось строго периодичным: каждые 7,38 минуты исчезало и каждые 1,42 минуты появлялось вновь. Насколько мне было известно, ничего подобного никто никогда в природе не наблюдал, никакие известные магнитные аномалии не вели себя таким вот загадочным образом.
 Это уже могло заинтересовать мое экспедиционное начальство и заставить его выделить мне помощь. Что было еще здесь делать? Я собрал приборы, погрузил их в машину и отправился домой.

На следующее утро в Управлении экспеди¬ции царила обычная деловая суета. В длинных коридорах стоял столбом табач¬ный дым, и громким птичником разносился гул неразборчивых голосов. Поисковики и разведчики, командиро¬ванные и полевики, буровые мастера, крановщики и шоферы гром¬ко обсуждали свои злободневные проблемы, спорили, выбивали у снабженцев тран¬спорт, горючее, буровые инструменты, трубы.
Начальник встретился мне в приемной своего кабинета. Он, как всегда куда-то спешил и мое сообщение о необычной находке выслушал здесь же на ходу и без всякого интереса.
       - Точечная аномалия, говоришь? - произнес он, думая о чем-то своем. И, поглядев куда-то в сторону, добавил: - Никакого промышленного значения не имеет.
Однако, столкнувшись с моим погрустневшим, но настойчивым взглядом и поняв, видимо, что в данном случае так просто от меня ему не отделаться, улыбнулся краем губ:
- Ладно уж, бери КШК и больше ко мне не приставай. Только смотри, на один день. Лабораторию сделаешь на полигоне, Елене Геннадьевне скажи, я велел. Пока!
Копатель шахтных колодцев (КШК), конечно, не очень подхо¬дил для серьезных дел: сил у него маловато и глубины большой он не дает, но настоящего бурового станка все равно не допросишься. Поэтому, давно привыкнув удовлетворяться тем, что дают, я спорить не стал, махнул рукой и пошел оформлять заявку.
На следующий день с буровиками Николаем Сергеевичем и Рудиком мы  приехали к тому таинственному месту. Подкатили КШК к точке бурения, развернули, и вонзили шнек в землю. Сначала лопасти выбросили на поверх¬ность сухую суглинистую почву, потом пошла плотная серая супесь, а за ним темный илистый песчаный грунт. Это был аллю¬виальный песок, принесенный сюда миллионы лет тому назад давно ушедшей отсюда далеко на восток прарекой Ухтой. Здесь в этом песке где-то и лежало загадочное тело с пульсирующим излучением.
Первый шурф не дошел до расчетной глубины. Рабочие нарас¬тили шнек и снова погрузили его в грунт. Однако второй шурф тоже не попал куда было нужно - шнек переуглубился и прошел мимо уровня аномалии.
       - То недолет, то перелет, - огорчился я и стал перекладывать
сеть своих геофизических проводов и щупов. - Сейчас новую подсечку сделаем.
       - Это тебе не окуня ловить, - заворчал Николай Сергеевич. - Мы так с твоими  артиллерийскими пристрелками ничего тут не заработаем. Давай последнюю точку, и кончаем эту волынку.
Я опять переставил приборы, установил измерительный зонд и наметил ось новой разбурки.
Но и третий шурф оказался неудачным, хотя прошел где-то сов¬сем рядом.
- Ладно, бери лопату, полезли вниз, - сказал я Рудику, - старый ручной способ вернее.
Мы спустились в шурф, установили крепеж, чтобы земля не об-валилась, и работа закипела. Лопата за лопатой, метр за метром прощупывали мы стенки шурфа. Николай Сергеевич подстраховы¬вал нас с поверхности и оттаскивал ведра с землей.
- Кладоискатели! – недовольно сказал он. - Зря время только теряем.
        Проработали мы около часа и ничего не нашли. Потом собрались уже из шурфа вылезать, как вдруг Рудик закричал:
- Есть клад!
Я быстро повернулся к Рудику и ткнул свой ломик в стенку шурфа - туда, где торчала его лопата. Ломик звонко стукну¬лся о что-то твердое. Мы стали осторожно расчищать участок расположения таинственного тела черенком лопаты, чтобы не по¬царапать, прощупывали его края и окапывали со всех сторон.
 - Сергеич! - крикнул я. - Спусти-ка нам сюда пару досок.
Получив сверху доски, я воткнул их в песок и сказал Рудику:
               - Давай, подкапывай снизу. Потихоньку только.
Прошло еще несколько минут, и загадочный предмет в стенке шурфа зашевелился. Потом он потерял равновесие, качнулся, выскользнул на доски и почти бесшумно рухнул на утоптанное дно шурфа.
 - Эй, что там? - закричал сверху Николай Сергеевич.
          Я не ответил, снял рукавицы и медленно одними пальцами стал очищать упавшее тело от влажного глинистого песка.
Это был обыкновенный камень, ничем особенным не отличав-шийся от простого булыжника. Подняли его наверх, рассмотрели внимательнее. Твердая темно-коричневая многогранная поверх¬ность неправильной формы, вес - килограммов восемь-десять.
         - Чухня какая-то, - ругнулся Рудик.- Целый день потеряли из-за такой ерундовины.
         - Не скажи, - возразил я. - Разве не чудо - одиночный камень в сплошном песке. Сколько и кто бы тут ни бурил, всегда шла только глина или песок. А камень первый раз встретился. Откуда ему тут быть? Очень странно...
         - Хватит, кончайте треп, поехали, - заторопился Николай
Сергеевич, - надеюсь, никто не собирается пачкать нашу КШК
этой булыгой?
         - Не только собираюсь, но сейчас это и сделаю, - ответил я, - и вы довезете меня с ним до полигона, где мы его сдамим на исследование. Еще посмотрим, что это за простая булыга...
До полигона мы добрались поздно вечером. Сбросили камень во дворе лабораторного корпуса и поехали в поселок по домам.

В девять утра я был уже на полигоне. Заведующая лаборато¬рией Елена Геннадьевна сама взялась провести все необходимые опыты.
- Просквозим ваш камень ультразвуком, изотопом, рентгеном, - сказала она, - и загадки никакой не будет, узнаем точно, что это у него там внутри.
Я затащил камень в операторскую, а сам вернулся в ка¬бинет заведующей. Сел за стол у окна и, чтобы отвлечься и укоротить ожидание, стал заниматься обработкой полевых материалов, скопи-вшихся за последнюю неделю. Но делать ничего не мог. Походил по комнате, вы¬курил сигарету, опять сел. Поймал себя на мысли, что волнуюсь точно так же, как тогда в больнице, возле рентгеновского кабинета, где решалась судьба отца...
Мучительно долго тянулось время.
Наконец дверь операторской открылась, и вышла Елена Геннадьевна.
- Ну что, нашли что-нибудь? - бросился я к ней.
Она посмотрела на меня долгим изучающим взглядом, потом присела на край стола и косо усмехнулась:
- Ну, и что, шутничек, долго будем шуточки разыгрывать? Вроде бы серьезный человек, геофизик...
              - Что такое? В чем дело? – не понял я.
       - А в том, что в вашем камне ничего нет. Ровным счетом ни-че-го!
       - Как так ничего? - воскликнул я. - Откуда же тогда магнитно-гравитационное излучение, да еще такое сильное?
       - Вот этого я не знаю, -  Елена Геннадьевна пересела в кресло за свой рабочий стол и сказала с улыбкой. – А не пригрезилось ли вам что-то? Или, может быть, вы с друзьями вчера лишней бутылкой побаловались. Со своей же стороны повторяю: ни рентгенологическое, ни изотопное, ни ультразвуковое обследование ничего не обнаружило. Камень однороден во всем его объеме. Никаких включений там нет, тем более, каких-то там приборов-излучателей.
Я насупился, поник головой, огорченно поджал губы. Долго молчал. Поднял голову.
    - Вот невезуха! - сказал я, потом опять помолчал и с надеждой спросил: - Но,   может быть, плотность какая-то особая, а? Состав хими-ческий или физический необычен?
    - Камень, конечно, для своих размеров несколько тяжеловат, -
ответила задумчиво Елена Геннадьевна. Потом с насмешкой добавила: - Вы что же, предполагаете, что этот камень - метеорит? И у вас, наверное, есть какая-нибудь захватывающая дух гипотеза?
Я усмехнулся, на мгновение задумался, потом взял из угла комнаты стул, подсел к столу и неожиданно спросил:
        - Вы когда-нибудь видели, как на побережье работает морской маяк?
    - Ну конечно, горит-горит, затем гаснет на время, потом опять зажигается. Кажется, это для того, чтобы мореплаватели не спутали его с уличным фонарем на набережной. - Она улыбнулась и внимательно пригляделась ко мне. - А-а-а, теперь я понимаю
причину вашего волнения. Вы большой научный фантаст, точнее, фантазер. Ну, конечно же, вы предполагаете, что это космический маяк, не так ли?
 - Вот именно! - Я достал из бокового кармана куртки сложенную гармошкой длинную узкую перфоленту, развернул ее и вытянул на столе. - Это сейсмограмма, которую я снял в поле. Смотрите, с какой строгой периодичностью повторяются пики и паузы излучения. Прямо какой-то "пульсар" или радар. Но и этого мало: в каждом периоде интенсивность поля изменяется по какому-то необычному закону. Видите, вверх-вниз, сначала плавно растет, потом| падает. То ли синусоида, то ли что-то другое. А вот рядом прослеживается еще один сигнал, уже другой частоты и силы. И тоже пульсирующий.
       - Что же это значит? - спросила посерьезневшая Елена Геннадьевна, внимательно разглядывая зубчатые графики.
       - А то, что перед нами не просто маяк или дорожный знак, вероятно, указывающий звездолетам направление движения. Это еще и информационный пункт, сообщающий путникам необходимые сведения! Может быть, именно так космонавты на ходу "заправляются" знаниями об окружающих звездах, планетах и так далее.
       - В общем, информационно-заправочная станция обслуживания в космосе, - снова усмехнулась Елена Геннадьевна, - и это в простом-то кремнистом камне. Ничего более солидного ОНИ придумать не могли. Такая наивность!
       - Не верите, - огорчился я. - Но почему внеземные цивилизации должны обязательно быть похожими на нас и строить всякие сложные и громоздкие молибденово-титановые межпланетные сооружения? Почему не наоборот, чем выше уровень развития цивилизации, тем она проще?
        - Ах, оставьте, - отмахнулась Елена Геннадьевна. – Неужели вы всерьез думаете, что все эти ваши сигналы что-то означают?
        - Как хотелось бы это узнать, - вздохнул я. – Но, увы, наверно, это невозможно. Кто мы такие? Мы - неандертальцы, которым попала в руки напечатанная в типографии книга. Вот мы смотрим на нее и догадываемся: систематическое расположение знаков что-то означает. Но что? Прочесть ничего мы не можем, не пришло еще нам время быть грамотными.
Елена Геннадьевна встала из-за стола и, глубоко погрузив руки в карманы халата, стала медленно расхаживать по комнате. После долгого молчания она остановилась передо мною и сказала решительно:
- Когда мало знаешь, то много предполагаешь. Нам даже минералогический состав камня неизвестен. Надо хотя бы геохимическое и физическое обследование провести, а потом уж фантазировать. Давайте-ка, начнем со статистической нагрузки. Помогите поставить объект на установку.
Прошли в операторскую. Я поднял камень, подтащил его к стоявшей в середине зала станине, уложил под пресс и закрепил струбцинами.
        - Давление давайте постепенно, - попросил я Елену Геннадьевну.
- На всякий случай поставим опыт на программное управление, - ответила она, - пусть нагрузка растет автоматически. А сами от греха подальше уйдем.
Мы вышли из лаборатории и направились к лесу. Прошли по хоро-шо утоптанной дорожке к сложеной из двух бревен скамейке, сели. Елена Геннадьевна с хитрецой взглянула на меня и сказала:
- Я бы в ваших фантазиях пошла дальше. Почему не предположить, что этот камень - послание из Вселенной, инопланетный привет в метеоритной упаковке, письмо в каменном конверте. Разве не эффектно?
-  Вы зря смеетесь, - ответил я. –  Ведь, действительно, вполне может быть, что потенциально возможные инопланетяне никогда и и не собирались посещать Землю сами. Они могли неким узконаправленным лучом, вроде лазера, "зарядить" камень-метеорит  прямо со своей планеты. Или... Еще смелее: этот простой булыжник и есть форма существования самой инопланетной материи. Почему не пред¬положить, что какая-либо высокоразвитая цивилизация (или даже то, что осталось от нее после ее гибели) существует лишь в виде та¬кого вот мощного магнитно-гравитационного поля, посылающего информационные сигналы во Вселенную? Возможно? Конечно! Мы еще ничего не знаем.
Я замолчал.
В этот момент воздух разорвал оглушительный взрыв. Деревья на опушке леса склонились почти до земли, сверху градом посыпа¬лись сухие ветки, листья. Мы с Еленой Геннадьевна бросились к полигону. Сюда же, к зданию лаборатории, где вылетели все стекла в окнах, со всех сторон бежали люди.
- Никого не пускайте, - громко крикнул я, вырвав¬шись вперед. Всех обогнав, я вошел в здание и закрыл дверь на засов. Взглянул на контрольные приборы у входа в опера¬торскую - слава богу, никакого опасного излучения в помещении не было. Я с волнением распахнул дверь и замер - под прессом установки статических испытаний, куда я десять минут назад своими собственными руками положил камень, было совершенно пусто. Не веря своим глазам, я подошел к станине, потрогал ее руками. Камень исчез.
Опустошенный и разбитый, как после тяжелой болезни, я вышел на улицу. Небольшая толпа работников полигона потя¬нулась ко мне, ожидая объяснения. Я повернулся к Елене Геннадьевне, развел недоуменно руками и пошел в сторону леса.
Что я мог им сказать? Что мы – неандертальцы?



                МЫ ПРИДЕМ СЮДА СНОВА               

          Спасаясь от погони, человек бежал  по мелкой морской лагуне. Это была плоская широкая прибрежная низменность, вытянутая вдоль моря и отделенная от него невысокими песчаными дюнами. Через редкие узкие проливы-гирла морская вода во время штормов прорывалась в лагуну, быстро испарялась, оставляя вместо себя плотный густой соляной раствор.
         Человек бежал, тяжело передвигая ноги в воде, доходившей ему до колен. Его ступни проваливались в толстый слой вязкого донно¬го ила. Но не только это замедляло его бег, еще большее затруднение представляло то, что человек был хромой. Он сильно припадал на правую ногу и, если бы не большая толстая палка, служившая ему опорой, он давно бы свалился в грязную горько-соленую воду.
          Его преследовал гигантский двурогий носорог. На спадающей складками коже зверя грязными лохмотьями висела грубая серая шерсть. Безобразная угловатая морда с короткой толстой шеей завершалась двумя огромными кривыми рогами.
         Несмотря на грузное телосложение, внешнюю неуклюжесть и неповоротливость, носорог развивал бешеную ско¬рость. Несколько раз  он почти настиг человека, но тот успел с удивительной ловкостью отпрыгнуть в сторону и увер¬нуться от удара острых рогов. При этом громадная многотонная туша носорога по инерции проносилась мимо. Потеряв цель, он замедлял бег, останавливался в недоумении и, поняв, что потерял добычу, раздраженно бил по дну закованными в копыта трехпалы¬ми ногами.
          У носорога были далеко расставленные друг от друга маленькие злобные глаза, которые плохо видели. Однако благодаря отличному слуху и обонянию он быстро находил свою жертву, разворачивался в нужном направлении и стремительно бросался вперед.
         Все было ничего до тех пор, пока преследователь и преследуе¬мый бежали по илистому мягкому дну. Носорог увязал в нем, и бы¬стро разворачиваться ему было трудно. Но потом вязкий ил сменил¬ся скользкой глиной, и зверь стал намного быстрее делать свои пово¬роты, а движения человека, наоборот, перестали быть такими лов¬кими, как прежде. Его ноги скользили по глине, разъезжались в раз¬ные стороны, палка плохо втыкалась в грунт и уже почти  не помогала. Увертываться от свирепого зверя становилось все труднее и труднее.
         И вот наступила развязка. В какое-то мгновение человек по¬скользнулся, потерял равновесие, не удержался и, взмахнув руками, свалился в зловонную сероводородную жижу. Он хотел подняться, но, повидимому, подвернул больную ногу и стал совсем беспомощ¬ным. Барахтаясь в воде, он тщетно пытался встать. Наконец человек совсем отказался от этих попыток, встал на четвереньки и пополз в сторону от стре¬мительно приближавшегося к нему носорога. Однако скорости их, конечно, были несоизмеримы. Зверь настиг его и со всего размаха вонзил свои рога.
         Но тут произошло нечто совершенно непонятное - рога носо¬рога воткнулись не в человека, а в глину, в дно. И вовсе не потому, что он промахнулся, а потому, что человека на этом месте вдруг не оказалось. Нет, он не отпрыгнул в сторону, не отполз и не отбежал. Он просто-напросто исчез. Как?
        В этом-то и была неразрешимая загадка финала тех драматических событий, которые произошли полтора миллиона лет назад на топкой морской лагуне.
       Погоня ископаемого носорога-эласмотерия за первобытным человеком длилась всего около двух коротких часов. Зайдинский же шел по их следам уже более пяти долгих лет.

        Все началось с того жаркого июльского дня, когда старший научный сотрудник Геологического института Зайдинский при¬ехал на электричке в Вилбирск обследовать один крупный изыска¬тельский котлован. Обьект находился далеко от города и Зайдинскому пришлось подьезжать к нему на попутной машине по пыльной проселочной дороге.
       Котлована пока еще не было. Взрывники добуривали последние шпуры, закладывали в них камуфлетные заряды, протягивали про¬вода. Зайдинский прошел в прорабскую-укрытие и стал ждать.
Раздался оглушительный взрыв. Земля дрогнула, прорезалась сетью трещин, раскололась на части, и рваные глыбы скалы взлете¬ли высоко в воздух. Белая известковая пыль покрыла все вокруг и заскрипела на зубах. Выброшенная порода неровными пирамидами легла на бровку котлована.
Зайдинский пошел за бульдозером, перемещавшим горы камней, лез по откосу, спускался на дно котлована, отбирал образцы для анализа, обмерял мергелевые и гипсовые прослои. Это были ископаемые лагунные отложения плеоценового возраста - бывшие илы, пески и глины, за сотни тысяч лет превратившиеся в твердую скалу.
Бульдозер громко урчал на косогоре. Его гусеницы месили толс¬тый слой пыли, оставляя в ней запутанные пунктиры широких линий. Неожиданно бульдозерист остановил машину и спрыгнул на землю.
- Сюда! Быстрее! - закричал он.
  Зайдинский был к бульдозеру ближе всех и поэтому подбежал пер¬вым. На плоских слоистых мергелевых глыбах виднелись какие-то странные, расположенные парными рядами углубления.
- Понимаешь, их тут полным-полно, - возбужденно говорил бульдозерист,  я-то сначала думал, что это от гусеничных траков моего бульдозера, а потом вгляделся  - совсем другие они, эти следы...
Зайдинский поднял валявшиеся неподалеку обломки камней, прило¬жил их друг к другу, потом несколько раз поменял местами, добавил еще пару небольших обломков и вдруг замер от удивления. Перед ним были окаменевшие отпечатки человече¬ских ступней.
Бросив все другие дела, Зайдинский полез на другую сторону котлована, внимательно осматривая каждый кусок скалы. Там он обна¬ружил и другие отпечатки - глубокие круглые, собранные по три вместе. Это были следы крупного непарнокопытного животного. Строго симметричными парами они почти всюду сопровождали следы человека.
С этого момента и начались долгие кропотливые исследования. Кроме первого котлована были сделаны десятки других шурфов и раскопов. Геологи перерыли всю бывшую лагуну, перевернули горы грунта, изучили почти каждый квадратный метр древней зем¬ли. Вся грунтоведческая лаборатория была завалена глыбами мергеля, из¬вестняка, доломита. Тысячи круп¬ных и мелких камней, на которых сохрани¬лись загадочные следы. Зайдинский собирал их по частям, по крупицам и складывал вместе, как детские кубики, как мозаику. Потом он на компьютерной модели изучал схемы перемещения следов на местности, строил пространственные муляжи.
Постепенно шаг за шагом была полностью восстановлена до мельчайших подробностей картина погони носорога за человеком и найдено то самое место, где преследование закончилось трагиче¬ским и таинственным финалом.
И вот пришло это важное и, казалось бы, решающее открытие. Поздно вечером, когда Зайдинский уже ложился спать, ему позвонил домой Кир Зотов, его старый добрый знакомый, в Палонтологическом институте возглавлявший группу поиска.
- Привет, следопытам! – сказал он. – Еще не спишь? И не будешь. Реконструировали мы твоего чуду-юду. Собрали по косточкам. Экземпляр, надо признаться, впечатляющий – рост, фигура, вес, все. Выставим в Палеонтологическом музее – пусть поражает воображение посетителей.
Зотов помолчал немного, потом продолжил:
- Но выявились странные вещи, объяснить их пока не могу.
Понимаешь ли, твой зверюга отдал концы как раз в тот момент,
когда воткнул рога в землю. Он не успел и шага сделать в сторону,
как упал замертво в воду. Это мы установили точно.
- Что же с ним могло случиться, - удивился Зайдинский, -  разрыв
сердца, инфаркт миокарда?
- Не знаю, не знаю, - ответил Кир, - возможно, он был
убит...
- Чушь какую-то ты порешь! Не мог же его прикончить своей
деревянной палкой этот загнанный усталый человек?
- Кстати, относительно этого... - Зотов понизил голос. -
Если говорить точнее, твой Хромой не был человеком.
- Ладно, хватит меня разыгрывать, - возмутился Зайдинский, - у меня у самого столько загадок - голова пухнет от них, а ты еще
добавляешь. Давай-ка упрощать, а не усложнять.
- Да ты не кипятись, послушай спокойно. - Кир сделал небольшую паузу и продолжал: - Наш антрополог подробно изучил вопрос, сопоставил формы ступни сотен ископаемых архантропов. Не буду тебя посвящать во все эти хиромантические хитрос¬ти. Скажу проще: большой палец нашего Хромого оттопыривается куда больше, чем у всех известных до сих пор питекантропов и синантропов. Хромой был, по-видимому, чем-то средним между при¬матом и человеком или еще чем-то неизвестным.
- Но, позволь, - возразил Зайдинский, - в этом районе в те времена никаких сплошных лесов не было, а обезьяны тогда все-таки еще лазали
по деревьям.
- Ладно, не будем упражняться в антропологии, - сказал Зотов. - Мы с тобой далеко не Дарвины. Но, без шуток, не попахивает ли тут самой
настоящей Нобелевкой? Ведь, кто знает, может, этот Хромой и есть то самое заветное трижды таинственное промежуточное звено меж¬ду древней человекообразной обезьяной и современным гомосапиенсом. Ведь сколько лет уже его найти вожделеет целая армия ан¬тропологов.
Вот так все усложнилось и запуталось. Находка носорога не только не помогла раскрыть тайну, а, наоборот, задала новые, еще более трудные загадки. Особенно огорчало исчезновение останков Хромого. Куда же он делся? Не мог же он со своей простой деревян¬ной палкой совершить некий фантастический полукилометровый прыжок? Не мог он ни раствориться, ни испариться, ни взлететь в воздух... Хотя кто его знает.

И вот снова ( в какой уж раз!) поехал Зайдинский в Вилбирск, вы¬шел на окраину и направился к местам своих полевых исследований, с которыми было столько связано и которые теперь, отслужив свое, были забыты и заброшены. Он хо¬дил между раскопами, отгороженными невысокими заборчиками, между ящиками с мергелевыми и доломитовыми об¬разцами горных пород. И снова, как и рань¬ше, возник перед ним тот древний плеоценовый пейзаж.
Над гладкой поверхностью лагуны висел тяжелый утренний ту¬ман, поднимавшийся высоко к подернутому облаками белесоватому небу. Всюду была вода, мертвая сульфатная вода, не остав¬лявшая места ни для чего подвижного и живого.
И только вдали на востоке высилась длинная гряда известняковых гор, заросших невысоким кустарником и травой. Они тянулись параллельно берегу моря и зеленой полосой обрамляли мрачную матовую черноту замершей лагуны.
 Но вот за горами загорелась ранняя утренняя заря. Сквозь решето кустарника робко пробился красный луч света. Потом низкое солнце вырвалось из-за горизонта, ударило в глаза и разлетелось маленькими осколками по волнистой поверхности воды. Первобытный человек (или кто он там был) бежал навстречу рассвету. Пытаясь скрыться от погони, он бежал к спасительной земной тверди, к свежести кустов и трав, бежал туда, к Вилтерским горам.
 Но не добежал. Как и его преследователь, шерстистый носорог.
           С тех пор прошли десятки, сотни тысяч лет. Здесь все измени¬лось: море безвозвратно отступило далеко на запад, морская лагуна исчезла, на ней выросли мощные слои песка и суглинка, нанесенные ветрами и потоками талых и дождевых вод.
Только Вилтерское нагорье, сглаженное временем и превратившееся в невысокие плоские холмы, осталось от того древнейшего периода истории Земли. Только они еще как-то обознача¬ли границу лежавшей когда-то рядом морской лагуны. Ну, конечно, только где-то в них и должна была быть разгадка тайны.
          И так же, как тогда, в тот страшный час, неяркое утреннее солнце поднималось над холмами и длинные бледные тени деревьев вытягивались к западу.
Зайдинский присел на край большого угловатого камня, лежавшего под густым развесистым дубом. Солнечные зайчики пры¬гали по земле, и, подражая им, шустро бежали друг за другом впе¬регонки бойкие неотвязные мысли. Но вот одна из них, неожидан¬ная, ясная и простая, вдруг остановилась, вытеснила и заслонила все остальные. Кажется, и раньше она приходила ему в голову, но именно сейчас обозначилась наиболее четко и ярко: кроме первобытного человека и шерстистого носорога, был тогда на морской лагуне и кто-то третий.
Кто это был - рыжий саблезубый тигр, черноволосый мохна¬тый мамонт, коротконогий горбатый зубр? А может быть, это был соплеменник Хромого, сильной рукой натянувший тугую тетиву ивового лука?
Зайдинский встал и направился к берегу протекавшей неподалеку   речки, которая уходила вдаль к холмам. Здесь, в низовьях, она была мелкой и тихой. На берег из воды выползали длинноногие го¬ленастые камыши. Собравшись вместо, они косой стаей убегали к самому краю долины.
Зайдинский пошел вверх по течению. Постепенно река делалась все быстрее, долина сужалась, берега приближались друг к другу, ста¬новились круче и обрывистее. Здесь речной поток стал глубоко врезаться в современные покровные отложения и обнажил древние ископаемые слои.
Зайдинский замедлил шаг, потом совсем остановился.
Вот оно, это обнажение! Еще в начале работ, при геологической съемке района, он обратил внимание на крутой каменистый обрыв с необычным слоистым сложением. Еще тогда его заинте¬ресовали странные черные включения в верхней части откоса. Что-то важное и таинственное почудилось ему в них. Но в те дни, когда работы на этом объекте было ужасно много, и поджимали сроки сдачи отчета, задумываться над своими ощущениями было некогда.
Зайдинский приблизился к обрыву и стал внимательно разглядывать неровные скалистые слои. Его взгляд пробежал по желтовато-коричневым буг-ристым прослоям глинистого сланца, темно-серым изломам доломита и вдруг споткнулся об острые прямоугольные выступы того самого необыч¬ного черного камня.
          Он подошел еще ближе, и ему показалось, что на обрыве выри¬совывались какие-то крупные, переплетающиеся друг с другом та¬инственные знаки. Это была не латынь, не кириллица, не иероглифы, не один из известных шрифтов. Беззвучно шевеля губами, он то ли прочел, то ли почувствовал (или ему это только показа¬лось?) буквы, которые складывались в загадочное словосочетание:
 М ы   п р и д е м   с ю д а  с н о в а.

                Г Л О Б О С               
Они вышли из дома раньше назначенного времени. Перед ними была Америка, одноэтажная и небоскребная, тихая и шумная, разноголосая и многоцветная. Она шелестела листвою вермонтских лесов и грохотала поездами нью-йоркской подземки, розовела скалами Большого каньона и сверкала яркими огнями Лас Вегаса. 
Они шли рядом друг с другом, болтали на разные темы, обсуждали последний футбольный матч, новую кинокартину, а больше молчали, погруженные каждый во что-то свое.
Мысли Стариона крутились вокруг былых событий проходившей жизни, вокруг утекавших лет, вокруг радостей и горестей сегодняшнего дня. Он был одинок, как бывают одиноки старики, давно потерявшие своих жен. Сын? Тот был далеко, хотя и был близко. Он жил своей семьей, своими делами, своей жизнью. Навещал отца? Увы, даже не звонил.
Взять, хотя бы, последнюю неделю – за семь прошедших дней не удосужился даже ни разу позвонить. Старион ждал до среды, а в четверг решил: ну, ладно уж, чего там, сам позвоню, не переломлюсь. И позвонил сыну на работу, а в ответ услышал:
- Сейчас никак не могу говорить, у меня люди. Я тебе вечером из дома позвоню.
И он сидел перед мертвой безмолвной коробкой, смотрел на черные глухонемые цифры и ждал, ждал. До 9 часов вечера, потом до 10 и 11, глаза уже слипались, а звонка так и не было. И бессонной ночью он снова и снова пережевывал мысленную жвачку.
А ведь понимал, что обижаться на сына пустое дело. Все равно, что злиться на свою спину за ее сутулость или на свой нос за его кривость. Но никакие самоуговоры не помогали, и Старион все грустил, печалился, тосковал.
Но вот сквозь пелену печали, сквозь мрак грусти пробился яркий луч света. Он зажег веселые огоньки в его глазах, растянул губы в улыбке, распрямил плечи. Этим  «светом в окошке» был повившийся вдруг в его жизни внук. Маленькое нежное существо заполнило всю Старионовую жизнь. Не было ничего  важнее, чем посидеть у его постели, помочь помыться, поесть, отвести в детский садик, взять из школы.
А какая была радость пойти с мальчиком в зоопарк, в цирк, покатать его на пони или хотя бы покачать на качелях в городском парке. Как хорошо было снова ощущать себя востребованным, нужным.
Но, увы, быстро пролетело время. Внук вырос, изменился. Он уже не просился, как раньше, на руки, перестал, затаив дыхание слушать сказки Пушкина, на уличном переходе вырывал руку из дедушкиной ладони.
 А главное, у мальчика появились новые, свои собственные, интересы, столь отличные от тех, что были прежде. Он уже с неохотой садился с дедом собирать игрушечный звездолет и не рвался идти с ним на детскую площадку. Вот и сегодня Старион с трудом уговорил внука провести вместе этот важный для всех день.
  В отличие от деда голова Мальчиона никаких грустных мыслей не прокручивала. Вернее сказать, в ней вообще никаких мыслей не было. Только какие-то мимолетные мыслишки и мелкие сиюминутные желания. Например, в данный момент он хотел, чтобы дед свернул с дороги в сторону Лас Вегаса.
           - Ты же обещал мне показать новые шоу, - сказал он. – Я, кажется, целых три еще не видел. Говорят, они очень интересные.
           Дед остановился, достал из кармана информационник, нажал кнопку, посмотрел на часы - было уже почти 11.
- Ого-го, сколько времени! – воскликнул он. – К сожалению, мы ни  в Диснейленд, ни в Лас Вегас не успеваем. Придется идти прямо в Обсерваторию, иначе опоздаем. - Старион извиняюще взглянул на внука, потрепал его по волосам и прибавил шаг.
- Ты же обещал, что мы куда-нибудь сходим в этот день, - захныкал Мальчион, - Ты же обещал.
- Мы и пойдем, обязательно пойдем. Только после Этого. Не обижайся, ладно? – дед ласково обнял внука за плечи и быстро потянул за собой.
Они шли по большому пешеходному траку, где постепенно стало появляться все больше и больше народа. Люди выходили из домов, поднимали головы вверх, потом взглядывали на часы и торопливо направлялись к дороге. Все шли в одном направлении – туда, где должно было произойти Это.
Старион тоже время от времени внимательно смотрел на небо, плотно затянутое густыми темными облаками. Впрочем это было не небо. Это был потолок, прозрачный пластиковый колпак, отделявший рукотворный мир людей от враждебной cтихии страшных газовых бурь и диких пылевых смерчей, бушевавших в безжизненной атмосфере Глобоса.
Он прилетел сюда, на эту планету, с одной из последних строительно-монтажных экспедиций, когда основные работы по обустройству колонии были уже позади. В течение  десятков лет вместе с другими колонистами Старион обихоживал и обживал новую Землю. Это была тяжелая трудоемкая работа по преобразованию безжизненной поверхности мертвой планеты в почти настоящий шар Земной. На ней появились такие же  моря и реки, горы и леса, страны и города, как на Земле. Была воссоздана земная атмосфера, земное притяжение, земной климат, при этом неодинаковый в разных частях планеты. Все делалось для того, чтобы прибывающие на Глобос колонисты чувствовали себя здесь как дома. Так, русские, приезжая в Новую Россию, поселялись в домах с видом на Волгу, канадцы могли по-прежнему любоваться Ниагарским водопадом, а жители Нового Рио-де-Жанейро подниматься к висящему над городом гигантскому Христу.
Африка, Австралия, Евразия, Америка, Северный и Южный полюс – целый земной глобус был воссоздан на Глобосе. Отсюда и название. Правда, из-за меньших по сравнению с оригиналом размеров все на новой Земле оказалось уменьшенным и сжатым по высоте и ширине. Причем, настолько, что, например, от Нового Лос-Анджелеса до Нового Нью-Йорка неторопливым шагом можно было дойти всего за пять-шесть часов.   
О том, как создавалась колония землян, Старион мнократно с подробностями рассказывал своему внуку, но тот каждый раз слушал его вполуха. Для него это была всего лишь одна из тем школьного учебника, за которую не хотелось получить двойку на уроке глобографии. Он здесь родился и вырос, для него все окружающее было своей, привычной, родной природой. Ему и в голову не приходило задумываться над тем, что окружавшие его горы и леса, холмы и перелески были сделаны не из настоящих, а искусственных материалов.
 Ничего другого он никогда не видел. Ему ни разу не приходилось ощущать, как горит лицо на зимнем морозном ветре и облезает кожа под палящими лучами летнего солнца. Он никогда не видел алых облаков на закате солнца и мерцающих звезд на ночном небе. Хотя нет, неправда, он видел их. Но только на экране, на дисплее, на мониторе или на книжной бумаге и живописном холсте.
- Ты же обещал, деда, - снова заканючил Мальчион, - давай, все-таки пойдем сначала в Лас Вегас. А потом уже на Это твое представление. Успеешь ты Его посмотреть.   
- Никак нельзя, Мальча, - дед снова нежно прижал внука к себе. – Мы ведь ждали Этого уже несколько лет. Разве можно пропустить? Если  пропустим, придется опять долго-долго ждать.
- Ну, и что? – не унимался внук. – Не будешь ты ничего ждать. Подумаешь, какое дело, посмотришь потом на экране, не один раз будут всюду показывать. Или возьмешь у кого-нибудь видеомем. Если хочешь, вместе посмотрим.
- Конечно, - снова стал обьяснять Старион, - можно посмотреть и позже. Пойманное сегодня изображение никуда не денется. Но ведь это будет только образ. Вживую посмотреть на Землю можно только сегодня, и только в полдень. Именно в этот момент раздвинутся облака Глобоса и Главный телескоп выхватит из Космоса кусочек мироздания с нашей родной Землей. Это же так здорово! Ты сам почувствуешь.
- Все равно, это будет тоже изображение, - не унимался Мальчион. – Телескоп покажет ту же картинку, которую ты потом сможешь у себя дома разглядывать сколько хочешь.
«Какой умный и развитой мальчик, – подумал дед. – Так хорошо во всем разбирается, так много знает и понимает».
Но как ему обьяснить, что сегодня произойдет не простое, а особое Событие? Что это будет не обычное астрономическое наблюдение за Землей, а специальный, долгожданный, сеанс встречи с ней. Сегодня соберутся ветераны колонии, чтобы всем вместе увидеть родную Землю, понастальгировать, вспомнить былое. Нет, внуку этого не понять. Только тот, кто прожил жизнь, может почувствовать тоску по тому, что было близко и дорого с детства. Только у того, кто понимает, что ему никогда-никогда не дано вернуться, щемит глаза и ноет сердце.
- Если бы я знал, что ты меня обманешь, - продолжал капризичать Мальчион, - ни за что бы с тобой не пошел.
- Как тебе не стыдно, - укорил внука дед. – Когда это я тебя обманывал? Ты же  знаешь, я для тебя ничего не пожалею. И сегодня тоже – вот только закончится Это и пойдем с тобой в Диснейленд. Разве я отказываюсь от своего обещания? – Старион посмотрел вдаль и добавил: - Ну вот, мы уже пришли, вон обсерватория уже видна. Совсем близко.
Впереди за развилкой дороги показалось большое синее здание из стеклометалла.  Со всех сторон к нему шли люди, время от времени они останавливались, задирали вверх головы и внимательно вглядывались в темно-серую поверхность пластикового купола.
Старион с мальчиком тоже вошли в здание. Они поднялись на лифте к выходу на крышу и оказались в открытом сверху просторном круглом зале, сплошь уставленном стойками с длинными тубусами-окулярами. Каждый такой наблюдательный прибор был толстым видеокабелем подключен к большому общему Главному радиотелескопу, нацеленному на клубящиеся над головой темные облака. Именно на полдень сегодняшнего дня выпадал этот редкий случай счастливого совпадения наибольшей близости Земли к Глобосу и обещанного Бюро прогнозов разрыва облаков в этом районе планеты.
Возле индивидуальных телескопических устройств толпились группы людей, в основном пожилых. Это были бывшие рабочие, инженеры, строители, монтажники - эмигранты первой волны, основавшие когда-то эту далекую колонию. Они еще помнили, как пахнут весной липы Подмосковья, и как стучит дождь-проливняга по крышам Лондона. Они давно не виделись и теперь, встретившись, обменивались рукопожатиями, хлопали друг друга по плечу, обнимались и целовались. Потом подходили к накрытым для них столикам и брали себе кто чашку кофе, кто кружку пива. Громкий гул голосов заглушал размеренный стук больших настенных часов, обратным счетом показывавших сколько еще осталось минут до Того момента.
Еще издали Старион увидел своих старых друзей и направился к ним, таща за руку недовольного внука. Но тот тоже заметил своих сверстников, крутившихся возле игровых автоматов, среди них были и его одноклассники.
- Деда, - повеселел Мальчион, - можно я пойду поиграю с ребятами? - спросил он.
- Хорошо, но только так, чтобы я тебя видел. Далеко не уходи.
Мальчик быстро убежал, а Старион, присоединившись к группе пожилых колонистов, сразу же погрузился в дружескую атмосферу легкого трепа, в котором обсуждение последних  новостей беспорядочно перемешивалось с воспоминаниями о прошлом и спорами о предстоящих выборах в Совет колонии. Чем больше проходило времени, тем все чаще друзья отрывались от беседы,  поглядывали на стенные часы и всматривались в облака над головой.
Наконец, часовые стрелки начисто выстригли циферблат и соединились на цифре «12». Шум в зале почти совсем стих, кружки говорунов распались, и каждый  из них приблизился к своему наблюдательному прибору. Воцарилась тишина, прерываемая лишь редкими глухими покашливаниями. 
Шло время. Первые быстрые минуты сложились в недолгую пятиминутку, а та сначала неторопливо, а потом все медленнее и медленнне стала подтягиваться  к 10, потом к 20 и 30 длинным и нудным минутам ожидания. Задрав головы, люди пристально, до боли в глазах, всматривались в плотную тьму облаков, с тревогой и надеждой выискивая в их черноте хоть какую-нибудь прогалинку.
- Глядите, глядите, - зазвучали вдруг чьи-то взволнованные голоса, - вон там на юге, смотрите! Кажется, там появился просвет!   
Все бросились к наблюдательным приборам, прильнули к окулярам. Но сразу же в разных концах зала холодным душем посыпались отрезвляющие обьяснениия:
- Ничего это не просвет – просто след от луча телескопного прожектора.
Снова потянулись они, эти нудные минуты томительного ожидания. Только через час щелкнул динамик громкоговорителя, и на большом экране, где должно было появиться долгожданное изображение пейзажа с Земли, возникло крупное усатое лицо директора Бюро Прогнозов. Оно было очень хмурым и очень озабоченным.
- Я вынужден всех нас огорчить, - сказал директор, нервно перебирая лежавшие перед ним бумаги. – Наш долгосрочный прогноз погоды в этом районе планеты оказался неверным. Он основывался на уверенности в образовании здесь газовой воронки с центробежными силами растягивания. Они должны были разорвать облачный слой атмосферы, создать окно для визуальных исследований и прямых оптических наблюдений. Но, увы, этого не произошло. Неожиданно с северо-запада сюда передвинулись большие массы газов,  сформировавших обширный устойчивый циклон с плотной малоподвижной облачностью.
Мертвая тишина нависла над головой. Глухая тягостная тишина. Грусть, печаль. Лишь тихий шепот-ропот слабой волной прокатился по притихшему залу. Вслед за этим все зашевелились, заохали, заахали, откуда-то донеслось женское вхлипывание:
- Я так надеялась на встречу с дочкой, - заплакал старушечий голос, - хотела внуков увидеть, могилу мужа, свой дом родной.
Эти  причитания перекрыл сердитый мужской бас:
- Что за дела такие? Почему ошиблись, почему просчитались, не доглядели? Чем раньше думали?
Ему откликнулся другой голос, еще более резкий и возмущенный:
- Это безобразие! Почему так плохо работает служба погоды? Неужели, теперь снова следующей связи с Землей придется ждать много лет?
Безучастный ко всему Старион стоял у стены, опустив голову и ссутулив плечи. Как обидно, именно сегодня в день смерти матери, он так надеялся, хотя бы виртуально, побываать на ее могиле.
Потом он почувствовал, как что-то мягкое и теплое прижалось к его локтю. Мальчион, внучок, хорошо, что ты есть. Он притянул к себе внука, обнял. А тот приник к нему, ласково и нежно, как когда-то в его малышовом детстве.
- Не горюй, деда, не грусти, увидишь ты еще свою Землю, - сказал внук и, достав с ящичка на стене бумажную салфетку, протянул деду. – И не плачь, не надо.
 Старион вытер набухшие слезами глаза и направился с внуком к лифту. Они спустились вниз, вышли на улицу и направились в сторону дороги. В это время на поясе Стариона зазвонил мобильник.
- Привет, папаня, - услышал он голос сына. – Я знаю об этой досадной промашке Бюро прогнозов. Но ты не тушуйся, держи нос морковкой. Наша контора по программе «Искусственный климат» разрабатывает пушку для разрыва газовых облаков. К седующему сеансу связи с Землей она должна быть готова.
- Спасибо, сынок, - ответил Старион и, оглянувшись вокруг, сказал себе:
         «Действительно, чего это я нос повесил? Ведь еще не вечер.- Потом подумал и добавил: - Тем более, и не ночь».               
               
                МУРАВЬИ
 
Натрудившееся за день утомленное солнце упало на жесткую подушку серых облаков и ушло на ночлег куда-то далеко за почерневшую кромку лесного массива.
Сергей Кузьмич вышел из дома, сладко потянулся и расправил плечи, согнувшиеся под весом младшего внука. «Тяжелеет мальчишка», - подумал Сергей Кузьмич и устало опустился на деревянную скамейку, прислоненную к стене.
Дом его дочери стоял на опушке леса, дышавшего влажной свежестью и хвойным ароматом. Этот сосново-елочный рай резко отличался от его оренбургских степных перелесков, слабо сопротивлявшихся свирепой летней жаре. От нее Сергей Кузьмич и удрал сюда в спасительную архангельскую прохладу. Правда, днем особенно долго наслаждаться ею не удавалось – все время уходило на внука.
Сергей Кузьмич откинулся на спинку скамейки, вытянул ноги и положил пятки на стоявший рядом камень. Хорошо!
Хотя, конечно, этот лес ни в какую не мог сравниться со снящимся по ночам сосновым бором его смоленского детства. Но здесь тоже на полянках в пожухлой траве золотились головки прижимающихся друг к другу рыжиков, и на опушке чернели мясистыми ягодами колкие ежевичные кусты. А над кронами деревьев весело гонялись друг за другом быстрокрылые синицы, и суетливые белки прыгали с ветки на ветку.
Однако, никто из них так не вкалывал целый  день, как эти маленькие черные муравьи-трудяги, сгибавшиеся под тяжестью своих непомерных нош. Куда и зачем тащили они все эти травинки, хвоинки, кусочки листьев, комочки земли?
А-а, вот что было их домом, их крепостью, их городом, их страной. Большой муравейник прижимался к стволу высокой развесистой сосны. Геометрически правильной пирамидой с ровными треугольными гранями-стенками высился он над всеми кротовыми бугорками, мышиными норками и прочими следами зверьковой и насекомовой жизни. Почему с заходом солнца так заспешили муравьишки в свой дом, кто их там ждал, какие тайны хранились за его стенами?
Но вот уже почти совсем стемнело. Синицы перестали кружить над деревьями, белки угомонились, и за последними муравьями наглухо захлопнулись ворота их города. Мир умиротворился.
«Надо и мне на покой собираться», - подумал Сергей Кузьмич, зевнул, потянулся, развел в стороны руки. Но вдруг будто что-то толкнуло его в бок. Он повернулся к лесу и замер от удивления: там, где только что заходило солнце, опять появился свет. Сергей Кузьмич протер глаза, но ничего не изменилось -  горизонт становился все ярче и золотистее. Неужели уже утро, неужели пришло время рассвета? Но почему с запада? А, может быть, это луна?
  Вопрос повис в воздухе... над дальней кромкой леса, но уже через пару минут на его месте появился ответ, отсвет. Это была крупная ярко светящаяся точка. Она была намного больше самой яркой звезды и походила на осколок солнца,  разбившегося вечером при падении на горизонт.
Вскоре точка стала расти и превратилась в кружок, быстро сменивший свой огненный золотой цвет сначала на желто-красный, а потом на оранжево-серый. И вот уже перед изумленным взглядом Сергея Кузьмича предстал совсем близко в небе странный дискообразный предмет со стальным отблеском ровной гладкой поверхности. Он завис над лесом, а потом медленно и бесшумно пошел на посадку.
«Летающая тарелка!», - ахнул Сергей Кузьмич и стал вспоминать, что же он знает об этих таинственных НЛО - Неопознанных Летающих Обьектах. Оказалось, почти ничего. Кроме того, что они, возможно, посланцы других Миров, Пришельцы  из Космоса. Так ли это? Еще мгновение – и он станет единственным на Земле обладателем ответа на этот вопрос.
Летающая тарелка бесшумно приземлилась, слегка примяв высокую траву и мелкий кустарник. С четырех сторон на ее пологих скатах открылись круглые люки, и из них выкатились небольшие зеленые шары. Коснувшись земли, они тут же превратились в человечков – у них появились туловища, руки, ноги, а на головах выросли тонкие усики-антенны. Инопланетяне выстроились в стройную колонну, постояли пару минут и зашагали.
Что было делать? Первое, что пришло Сергею Кузьмичу в голову, это бежать к телефону, куда-то звонить, кого-то звать. Кого? Дочь, работавшую этой ночью в больнице или дежурного из поселковой Управы? А, может быть, срочно вызвать милицию, пожарную команду, скорую помощь?   
Нет, он должен все сделать сам. Незачем кому-то отдавать свалившуюся с неба честь встретить Гостей из Космоса. Это ему, простому инженеришке из Смоленска, судьба доверила произвести первый в истории человечества Контакт с другой цивилизацией. Его имя, возможно, войдет потом во все школьные учебники, как имя Юрия Гагарина. Никого не надо звать. Он вполне способен и сам достойно встретить инопланетян, произнести приветственную речь, пригласить гостей в дом, посадить за стол. Очень кстати он только сегодня сварил борщ – свое коронное блюдо, производящее по словам дочкиных друзей потрясающее впечатление своим незабываемым кисло-сладким вкусом и непреходящим густо-красным свекольным цветом.
Правда, в отношении речи у Сергея Кузьмича сразу же появились некоторые сомнения. На самом-то деле оратор он был никудышний, а, если сказать точнее, совсем никакой. Да и откуда, спрашивается, у него, рядового инженера с «Электротехнического завода им. Ильича», мог быть опыт произнесения речей? Если и был, то совсем крошечный, совсем несерьезный: ну, кажется, пару раз он делал в цеху сообщения на политзанятиях, а еще как-то  выступал на профсобрании по поводу квартальной премии. Разве это опыт? А тут, такая ответственность - гости с другой планеты!               
  И все-таки надо было сосредоточиться, собраться с мыслями, найти хоть какие-нибудь приветственные слова. Сергей Кузьмич напрягся, наморщил лоб, и, наконец, несколько звонких фраз все же повисли у него на отклеившемся от нёба языке.
- Дорогие друзья, Братья по разуму! – скажет он. - В этот великий торжественный час, когда после долгих поисков наконец состоялась историческая встреча наших двух Цивилизаций, я призван...
Неожиданно стройный ряд этих высокопарных слов опрокинулся, поник - убийственно простой вопрос оборвал гладкий ход мыслей Сергея Кузьмича: на каком языке говорить с инопланетянами? Не на русском же?
В школе он учил французский, но кроме “mercy” и “la table” ничего в голове не осталось. Нет, французский не годился.
Ну, конечно, нужен был этот самый распространенный - английский. Но отношения и с ним у Сергея Кузьмича были, мягко говоря, непростые, а признаваясь откровенно, даже отвратительные. Он его «сдавал» в институте и пытался изучать самостоятельно, но толку было мало – с приезжавшими недавно к дочке американскими гостями разговора почти не получилось.      
Пока Сергей Кузьмич размышлял о превратностях своего взаимодействия с неподдающимися иностранными языками, колонна зеленых человечков уже почти совсем приблизилась к дочкиному дому. Надо было срочно поднатужиться и наскрести для приветствия хотя бы несколько английских слов. Сергей Кузьмич снова натрудил голову, все-таки что-то из нее выудил, положил на язык и в порыве самоотверженности собрался уже открыть рот. Но вдруг замер в растерянности: инопланетяне шли вовсе не к нему. Они шли мимо. Куда?
Удивительно – они шли к лесу.
Он бросился за ними вдогонку, закричал что-то по англо-русски, однако пришельцы не только не отозвались, но даже головы к нему не повернули. Такое пренебрежение, такое неуважение! К нему, Человеку, представителю высшего Разума на этой планете!
И куда же они могли идти еще?  Сергей Кузьмич проследил направление движения инопланетян и открыл рот от изумления. Инопланетяне двигались к муравейнику!
Они близко подошли к нему, остановились, стали в полукруг и, склонившись над пирамидой муравьиного дома, направили на него свои усы-антенны. «Бип-бип» - понеслись от них позывные сигналы. «Пиб-пиб» - пропищал отклик.
«Неужели, - взорвался обидой Сергей Кузьмич, -  эта старая куча грязного лесного мусора может представлять какой-то интерес, а какие-то жалкие мурашки для Них важнее меня, Венца творения, Вершины мироздания?».   
После долгого тягомотного бипиканья инопланетяне наконец закончили свое  пустопорожнее занятие, отошли от муравейника, снова построились в колонну и пошли обратно. Сергей Кузьмич кинулся им наперерез. 
- Ошибка, мистейк ! - вскрикнул он.
Но инопланетяне, как и прежде, не обратили на него никакого внимания. Они явно пренебрегали им и шли мимо. 
Когда они были совсем близко, Сергей Кузьмич вдруг подумал, что надо рассмотреть пришельцев повнимательнее. Он достал из бокового кармана куртки очки, нацепил их на нос и напряг зрение. И тут ахнул от изумления – на инопланетянских головах-шарах не было ни глаз, ни рта, ни носа, ни ушей. «Так вот оно что, - хлопнул себя по лбу Сергей Кузьмич, - никакие они вовсе не братья по разуму, никакие не гуманоиды».
 Его догадка тут же обрела конкретику: ну, конечно, это просто механические безмозглые автоматы-роботы. Или вообще даже бестелесные голографические изображения. И посланы они на Землю не для исторического Контакта с человечеством, а для того, чтобы пролезть в людские тайны, завладеть промышленными секретами фабрик и заводов. Коварные же муравьишки, подлые твари, соглядатаи, работают на их вражескую планету, шпионят, воруют чужие «now how». Недаром они шныряют повсюду, во все щели влезают, даже на кухне по полкам бегают. Бывает, и в рукав или за шиворот заберутся. Да еще больно кусаются, гады.
           «Тьфу!», -  Сергей Кузьмич сплюнул в сторону накопившуюся во рту желчь, встал со скамейки и, проводив презрительным взглядом исчезавшую в небе летающую тарелку, направился к дому. Пора было уже ему наконец-то спать ложиться, завтра опять надо будет рано вставать.