Малолетка отрывок из романа

           Тюрьма давно ждала Сашку. Путь, на который стал он,  вряд ли мог не привести его за решётку. Но судьба ли виновна в том? Может, и сам он где-то виновен? Ведь упорно отворачивался от другой дороги, по  которой шагали гурьбой его сверстники – кто в училище, кто в школу.  Их он, конечно, видел -  чистенько одетых, откормленных и не обделённых  лаской и заботой родителей. Но издевательство мамочки с ранних лет оглушило его душу ещё незрелую и принудило думать, что он на этой земле  лишний.  Участие добрых людей трогало его до слёз, но не спасало, а только напоминало о его непутёвой судьбе. Был он оглушён с  детства суровостью жизни и, оглушённый, шёл уже как в тумане, не замечая выхода из  тупика. Как ему очнуться? Как выйти на свет?
 
           В карантинной камере было тридцать  человек.  Нары в два яруса,  слабый  свет  от лампочки над  дверью, унылые взгляды присутствующих, причём, каждый  занят был только собой - предстоящим следствием, судом. Никто ни с кем не сходился, опасаясь  «наседки». В душу старался никто ни к кому не лезть, но если нужно было кому выговориться, слушали внимательно и старались дать совет.
           Сашкино внимание привлёк сокамерник, который не выпускал из рук старенькую гитару, бесподобно играя на ней  и хрипловатым голосом напевая. Его слушали, грустя и почёсываясь, а иные вытирали  слёзы.  Одна  песня  понравилась всем особенно, и он исполнял её, отвечая на просьбу, по  десять раз  за  сутки.  Эта  песня  была  о китайском болванчике. Сашка услышал  её впервые.  «О китайском болванчике,  что качает своей головой, на затёртом диванчике я пою, омываясь слезой…» Печальная мелодия и хриплый голос обвораживали Сашку, как и остальных слушателей. Песня на  время  уводила всех из   действительности, как бы разрушая  тюремные  стены.
            Простуда дала о себе знать. Кашель, боль в груди привели Сашку в тюремную больницу.  Разболелся он очень серьёзно, таблетки не сбивали температуру. Зато тюремный пожилой врач был добр к нему, и, выздоравливая, Сашка, попросил листок бумаги и  написал стихотворение. Это был его первый стихотворный опыт.

                «Лепило» - тощий Колечка -
                В больничке врачевал.
                Я там лежал на коечке,
                И он меня спасал.

                Носил свои таблеточки,
                В зад толстый шприц  вгонял,
                И с лаской малолеточкой
                Меня он называл.

                Все дни, как сына, баловал
                Седой старик меня.
                Вовеки Колю старого
                Не позабуду я.
   
Выздоровевшего Сашку отправили в камеру  для малолеток.  Десять  подростков не дружелюбно встретили его.  Один из них, долговязый, как видно,  вожак,  взяв бесцеремонно  Сашку за подбородок, спросил:
            - Кто, откуда и за что?
             Сашка  отдёрнул голову, в руках держа  подушку, матрац, полотенце и кружку. Подростку его движение  явно не понравилось. Он убрал  руку, но хмыкнул  и  повернулся  к пацанам.  А Сашка прошёл  и  кинул  матрац  на свободные нары. Потом сел и, глянув  на долговязого, сказал:
            - Легавые надоели с допросами, и ты мозги клепаешь.
             Долговязый опешил. Остальные прекратили игру в карты и посмотрели на новенького.  А один, черноволосый и коренастый, спросил:
            - Что сказал?
- Что слышал.
             Сашка заметил, что в сторонке от этой сплочённой шайки сидят четверо, и их лица в процессе разговора светлели. Тут Сашкин матрац развернулся, и сокамерники  не могли  не увидеть ватные брюки, телогрейку и немало продуктов – то, что ему было передано тётушкой Анной.
             - Чего с ним разговаривать! - встал коренастый  и подошёл к новенькому.
           Минуя Сашку, он потянул руку к передаче.
- Клешню-то убери, паскуда! - заорал Сашка на всю камеру, коренастый невольно отпрянул. - Только притронься… - А дальше послышался  такой  отменный  мат,  который  присутствующие вряд ли слышали. -  Домашняк  долбанный, -  заключил  Сашка трёхэтажную брань. - Отпрянь, башку каблуком расшибу!
           Он засучил рукава,  и все  увидели  солидные наколки. Четверо подростков встали и подошли к Сашке, явно дав понять, что они будут на его стороне.
            - Я вроде пошутить хотел, - буркнул коренастый, с презрением глянув на струсившего и примолкнувшего долговязого; переваливаясь, отошёл в сторону.
            В атмосфере унылой камеры витала   новость:  смена  власти.  Один  из примкнувших к Сашке  – далеко не хилый пацан – вдруг ухватил долговязого за шиворот и, придавив его локтями к стене, заорал:
           - Скидывай сапоги мои, падла! 
            И тот, не говоря ни слова, стал стягивать с ног хромовые  сапоги.  Четверо  пацанов присели вокруг Сашки.
           - За что сидишь? - один из пацанов обратился к нему.
           - Подрезал одного, такого, как вон тот, - громко сказал Сашка, кивнув на долговязого.
            - Чего ты на меня киваешь? - голос прорезался у скинутого с трона главаря. -   На вора ты  в законе замахнулся,  поплатишься.
            - Кому гонишь! - расхохотался Сашка. - Кто это узаконил  малолетку? Воровские  сходки обходятся без сопливых.
            Так как бывшие шестёрки долговязого предпочли продолжить игру в карты,  не  прореагировав на выпад новичка, то  диалог на этом закончился. Сашка тут же  затеял пиршество, пригласив и союзников и бывших врагов. Долговязому он тоже протянул кусок колбасы с хлебом. Скорчив непонятную гримасу, тот  еду принял.