Сослуживцы

Полтора года назад я написал небольшой рассказ про  механика подводной лодки, на которой служил – Сайпулаева. А сегодня, перебирая старые фотографии,  нашел несколько вырезок из газеты «Боевая вахта», выпускаемой издательством Тихоокеанского флота. В ней фотографии моих сослуживцев – и Сайпулаева, и замполита Кудлаева, о котором я немало рассказывал в других своих произведениях о флотской жизни. И на одной фотографии два моряка из экипажа нашей лодки – старшины первой статьи Изотов и Рогозин, победители социалистического соревнования. Вот о них и пойдет мой рассказ.

Как известно флотскому офицеру, у доктора, вернее, начальника медицинской службы, на подводной лодке нет подчиненных. Вернее, есть, но только половина, ибо этот подчиненный называется химик-санинструктор.  За организацию химической службы на субмарине отвечает старпом, так что вот мы с ним и делили одного подчиненного на двоих. Но,  честно говоря, я даже и не припоминаю, чтобы мой химик-санинструктор выполнял какие-то обязанности по химической службе.  Потому что он был постоянно рядом со мной.

На подводной лодке 611 проекта, в те годы считающейся большой,  рабочее место врача в офицерской кают-компании. Обеденный стол в любой момент можно переоборудовать в операционный, вместо обычных светильников под подволоком висят софиты, бестеневые лампы. И хотя операции на подводных лодках бывает очень редко, но все для них приспособлено. Здесь, в кают-компании,  я вел прием всех заболевших, и рядом со мной находился химик-санинструктор.

Будучи единственным офицером во втором отсеке, я был командиром отсека.  А три человека – химик-санинструктор, электрик, отвечающий за аккумуляторные батареи в трюме отсека, и шифровальщик, рабочее место которого в каюте командира лодки, выполняли по моей команде, которые я получал из командного пункта,  все необходимые действия.  Но прежде чем я впервые вышел в море на своей субмарине, к которой был приписан, я успех сходить в море на других. Но вот первое дежурство в медсанчасти береговой базы  я выполнил на пару со своим полуподчиненным химиком-санинструктором Николаем Изотовым.

Хочу рассказать о нем, ибо мы очень много времени проводили вместе, и я кое-что узнал о его жизни. Уроженец Донбасса, он до призыва на военную службу работал на шахте. Невысокий крепыш, с хорошим здоровьем, он просто был обязан попасть на подводную лодку.  Хотя он никогда до этого в жизни не видел моря, да еще пришлось ехать к нему  через почти всю страну, но военная служба на субмарине  ему пришлась по душе. Пройдя курсы по специальности в учебном отряде, он неплохо освоил свои обязанности, но попал служить на подводную лодку, которая стояла в ремонте.  Моим предшественником в должности начальника медицинской службы был Муратов, как и я, выпускник Хабаровского медицинского института, где была военно-морская кафедра. Вот Муратов и был первым начальником молодого матроса Коли Изотова, который  прослужил до моего появления на подводной лодке целый год. Так что я шел с ним на дежурство  в медсанчасть в полной уверенности, что если что, Изотов мне поможет.

Дежурство включало в себя службу по оказанию медицинской помощи всем нуждающимся в вечернее и ночное время. Военные моряки-подводники народ крепкий, так что дежурство было легким. Это потом, через три с лишним года, когда я стал дежурить в травмпункте гражданской больницы, нагрузка была большой.  Так что ночь обещала быть спокойной. Я лег на топчан в комнате приема больных и заснул. А Коля составил стулья и расположился рядом с тумбочкой, где стоял телефон.

Ночью я проснулся от трели телефонного звонка в коридоре. Причем довольно продолжительной. Удивился – почему Изотов не берет трубку телефона. Выхожу и застаю такую картину.  На тумбочке звонит телефон, а Коля, положив руку под голову, спокойной спит, хотя буквально в 20 см от его головы звонит телефон. И так громко храпит, что чуть не заглушает звук телефонного звонка. Взяв трубку, я ответил, одновременно другой рукой расталкивая своего химика-санинструктора. Я уже не помню, по какому поводу был звонок, но то, что мой полуподчиненный обладает ужасно громким храпом, понял сразу.

Этот храп не раз доставлял неприятности Николаю.  Дважды он, получая звание старшины первой статьи, был разжалован в старшие матросы, потому что стоя на посту, умудрялся спать. Именно стоя спать, и так храпел, что дежурный по береговой базе, видя стоящего у трапа матроса с винтовкой, не мог не услышать раздававшийся на несколько десятков метров богатырский храп часового.  Конечно, это являлось серьезным нарушением военной дисциплины, за что и следовали наказания в виде снижения звания. Небольшим оправданием могло служить лишь то, что лодка находилась у родного причала в береговой базе, куда попасть постороннему было трудно.

И во время выходов в море Изотову приходилось страдать от храпа. Как я уже написал, наша лодка стояла в капитальном ремонте с модернизацией. Впервые на субмарины этого проекта были установлены кондиционеры в два отсека – второй и четвертый, в которых стояли аккумуляторные батареи в трюме.  Сказать, что эти кондиционеры очень уж улучшали обитаемость в этих отсеках, я бы не мог. Но зато между установленным кондиционером и корпусом лодки появилось закрытое пространство. А так как на подводной лодке даже не у всех офицеров есть своя койка, то что говорить о личном составе, т.е. матросах и старшинах. Изотов попросил строителей, которые сооружали во втором отсеке новые перегородки, соорудить ему топчан за кондиционером. И там он спал вместе с шифровальщиком. На его беду, его топчан соседствовал с переборкой, за которой была каюта старпома. И  своим храпом мешал тому спать.  Так что я не раз  видел ночью сидящим где-нибудь своего Изотова, которого разбудил старпом и выгнал со своего места. И лишь когда старпома не было в каюте, Николай мог поспать.

Второй удивительной способностью моего химика-санинструктора я был поражен не меньше, чем его громким храпом.  Но вначале небольшое отступление. По уставу азартные игры на подводной лодке запрещены. В том числе игра в карты. Так что остаются четыре игры – нарды, шашки, шахматы и домино.  Мне по моему заказу сделали небольшие нарды, которые умещались в портфель, так что я м играть сам и  давать  поиграть другим офицерам. А так как я  разукрасил доску, нарисовав там якорь, парусный корабль, подводную лодку и надводный корабль, то поиграть в такие нарды хотели очень многие. В том числе и выходящие с нами в море офицеры штаба бригады и эскадры. А так как я часто выходил в море на чужих подводных лодках (в эскадре был большой недокомплект офицеров м/с, а выход в море без врача был запрещен), то в мои нарды играли почти все мои начальники, включая командира 6 эскадры контр-адмирала Сысоева, Героя Советского Союза.

Тайком мы, несколько офицеров, играли преферанс, но это бывало нечасто, ибо все, кроме меня, стояли вахты, и собрать минимум троих в одном месте было непросто. В шахматы я играл с командиром БЧ-1, он единственный, кто неплохо играл в эту игру. А шашки считались игрой для недоразвитых, и не пользовались популярностью среди офицеров. Вот  матросы играли в шашки.  Но  в домино играли все.  По вечерам, после ужина, в кают-компаниях для офицеров и для мичманов,  играли многие. Я не любил эту игру, хотя мой химик-санинструктор пытался дать мне уроки. Сам он играл очень хорошо. Когда на руках у игроков оставалось по 3-4 кости, он уже знал, у кого какие. Как это получалось, не пойму, ведь на костяшки домино крап не нанесешь. Но больше всего поражало, когда после партии кости бросали на стол,  и требовалось подсчитать, сколько у кого очков. Николаю было достаточно одного взгляда, чтобы назвать точные цифры.  Пытались пересчитывать, но вскоре убедились, что Изотов всегда называл правильно.

Я всегда считал, что мой полуподчиненный химик-санинструктор, который активно мне помогал во время приема пациента, по контроле за санитарным состоянием на лодке и в казарме, при сопровождении нуждающихся на консультацию в гарнизонный госпиталь, на своем месте. Поэтому и ходатайствовал о присвоении ему очередного воинского звания. Так что уволился в запас Николай Изотов старшиной первой статьи, максимально возможной в его должности химика-санинструктора.  Изотова сменил настоящий специалист, фельдшер по образованию Ибрагимов из Киргизии, с которым мы прослужили вместе год, и наша с ним фотография на заставке к повествованию.

А вот Рогозин оставался служить, когда я уволился в запас. Тогда он уже был старшиной первой статьи, но мог стать и главстаршиной, потому что должен занять более высокую должность – командира отделения электриков, к этому он уже был подготовлен. Хотя его служба началась с инцидента. Как это произошло? Рогозина, только что окончившего учебный отряд, прислали на нашу лодку продолжать службу. Вернее, только начать,  начать на практике, а не в учебных классах, где он проходил курс молодого бойца. И в первый свой выход в море поставили на пост в боевой рубке. Он все знал, что ему предстоит сделать, если поступит команда. Где,  какие переключатели, тумблеры, щитки распределения. Не знал только одного – что из верхнерубочного люка в подводном положении на него может капать вода.  И когда это случилось, он поступил так, как сделал бы нормальный мужчина – чуть потуже закрутил кремальеру на люке. Капать перестало. Но когда лодка всплыла,  и командир стал отдраивать люк,  он не смог этого сделать.  Как, почему, он уже сто раз это делал, и сам он этот люк перед погружением задраивал как обычно.  Молодой матрос признался, что подкрутил потуже кремальеру, чтобы вода не капала.   Он не подумал, что на глубине на люк давит давление большее, чем на поверхности. Каждые десять метров глубины – одна дополнительная атмосфера. Вот и пришлось погружаться, там, на глубине, чуть отдать кремальеру, и только после этого всплыть и открыть люк, дать свежий воздух в подводную лодку.

Виноват вроде матрос, правда? Но по какой статье его наказывать? Все, что положено по должностным обязанностям, он выполнял. А что подкрутил кремальеру – так чтобы не капало. И командир приказал мне разобрать этот случай на комсомольском собрании, потому что я был комсоргом на подводной лодке.  Я решил подойти к этому вопросу не тривиально. Посчитал, сколько потребовалось электроэнергии и сжатого воздуха, чтобы проделать маневр погружения и всплытия, и сколько это все стоит.  Получилось 900 рублей. А матрос получает на курево и другие расходы в месяц 2,8 рубля. Сколько лет надо платить матросу за зря израсходованные из государственной казны деньги? Желающие могут подсчитать сами.  Вот об этом я и рассказал на том комсомольском собрании. И еще добавил, что если бы это случилось во время войны, когда лодка длительное время пряталась на глубине от кораблей противника, и всплыла, практически израсходовав все запасы сжатого воздух, её ждали большие неприятности.  Снова нырять на глубину невозможно, не такой возможности. Тогда на примере Рагозина и поняли моряки, что мелочей на подводной лодке не бывает. И лучше всех это понял сам провинившийся матрос.  И дальше служил очень ответственно, рос и как специалист, и как маленький командир над своими немногочисленными подчиненными-матросами, по сути дела, салагами.

Сейчас, просматривая свои немногочисленные фотографии времен флотской службы, вспоминая своих сослуживцев по подводной лодке, я думаю,  хорошо, что я послужил на ней. Служба сделала из меня, вчерашнего студента медицинского института,  настоящего моряка, ставшего членом особой касты – подводников.  Такими членами были все, с кем я служил вместе – и командир, капитан 2 ранга  Василий Сергиенко, старпом, капитан-лейтенант, потом капитан 3 ранга Валерий Янин, замполит и механик, капитан-лейтенанты,  ставшие капитанами 3 ранга, Кудлаев и Сайпулаев,  помощник командира старший лейтенант Зуб,  начальник БЧ-4 РТС капитан-лейтенант Воронин, другие офицеры, мичманы, старшины и матросы, с которыми мы на нашей подводной лодке, старушке, ведь она была в строю больше 15 лет, погружались в пучину Тихого океана, моля Бога, чтобы всплыть.  Мне пришлось плавать и на других субмаринах 4-й и 19-й бригад 6-й эскадры подводных лодок Тихоокеанского флота, и это была школа жизни. Такую же школу прошли все, служившие на кораблях и подводных лодках всех флотов Советского Союза,  которые имеют полное право именовать себя братишками.  Ведь слово брат в любой семье на третьем месте после слова мать и отец.